чтобы  удобнее  было  следить  за  мельканием
колесных спиц, которые, вращаясь, словно сливаются.
   Сидящая  рядом  Миранда  вдруг  замечает,  что  карман  пиджака  у  Лео
оттопырен.
   - Лео, что у тебя в кармане?
   Он оборачивается к ней и отвечает по-детски серьезно:
   - Камни.
   Затем и в самом деле достает из кармана пригоршню камней  и  показывает
их отцу и брату.
   - Но зачем ты таскаешь их в кармане? Они же тяжелые...
   - Они мне нравятся.
   Он произносит это очень уверенно. И  снова  опускает  камни  в  карман,
приводя в замешательство синьора Амедео, видящего в этой причуде  один  из
явных признаков душевной болезни. Амедео тут  же  спешит  как-то  развеять
возникшее у всех неприятное впечатление.
   - А помнишь, Лео, как нас с тобой однажды заперли на кладбище?
   Лео тотчас же утвердительно кивает.
   - Мы держались за руки, и ты ревел.
   - Молодец! У тебя память получше, чем у меня. А ведь нам было тогда лет
восемь.

   Он хватает брата за руки и сжимает их в порыве  родственных  чувств.  А
Лео с довольным видом продолжает вспоминать:
   - Я тебе говорил: "Давай свистеть, чтоб не было так страшно".
   - Папа, а вы видели блуждающие огни? - спрашивает братишка Бобо.
   - Какие там блуждающие огни! Ведь мы от испуга себя не помнили!..

   Бобо свешивается с высокого облучка.
   - Папа, небось вы со страху полные штаны наложили?
   - А ты, дорогой мой, веди себя прилично, не то...
   Дедушка поднимает руку и кричит:
   - Эй, Мадонна!
   Извозчик оборачивается.
   - Стой! Тпру!
   - Что случилось? - спрашивает Амедео.
   Лео уже привстал. За него отвечает Миранда:
   - Лео хочет сойти. Ему надо.
   Лео слезает. За ним дедушка.
   - Пойду и я отолью.
   Дядюшка Лео переходит на  другую  сторону  дороги.  Озирается,  выбирая
укромное местечко. Старик тоже сходит с дороги и  останавливается  у  края
оврага в нескольких шагах от сына.

   Амедео тем временем беседует с извозчиком.
   - Славная у тебя лошадка, право, славная. Сколько ей?
   Мадонна знает про свою лошадь все, что можно знать о  лошади,  и  готов
говорить о ней часами.
   - Три года и два месяца. У  нее  один  только  недостаток:  не  выносит
паровозного гудка. А мне, черт подери, приходится целыми днями  торчать  у
вокзала, чтоб поймать седока. Что тут поделаешь? Каждый раз,  как  загудит
поезд, кидаюсь к ней и держу под уздцы!

   Дедушка трогает Лео за плечо,  чтоб  вернуться  к  пролетке,  но  вдруг
замечает, что сын обмочился.
   - Лео! - В голосе его одновременно изумление и укоризна.
   Лео оборачивается. На лице у него улыбка.
   - Готово!

   Сидящие в пролетке тоже  видят,  что  произошло.  Однако  Бобо  все  же
считает своим долгом объявить об этом во всеуслышание:
   - Папа, дядюшка Лео напрудил в штаны!
   Дедушка подходит к пролетке и, усаживаясь, говорит:
   - Он забыл расстегнуть брюки...
   - Ничего,  -  отзывается  Миранда.  -  Мы  попросим  нашего  арендатора
одолжить ему пару брюк.
   Синьор Амедео сквозь зубы изрыгает проклятие или скорее горькую жалобу,
словно в ответ на  успокоительные  заверения,  полученные  от  больничного
привратника:
   - Нормальный! Черта с два!

   Лео с невозмутимым видом пересекает дорогу. Подходит к пролетке. Прежде
чем занять свое место, обращается к Бобо:
   - Да, ты прав. Отсюда действительно видно море. Длинная синяя полоска.
   Влезает и садится на место. Пролетка продолжает свой  путь  по  дороге,
привольно бегущей по гребню холма.

   Мы вновь видим все семейство в  просторной  кухне  крестьянского  дома.
Длинный стол беспорядочно заставлен  посудой:  здесь  только  что  кончили
обедать.    Амедео    без    пиджака,    но    в    шляпе    беседует    с
крестьянином-арендатором. Это невысокий человек;  его  иссушенное  солнцем
лицо избороздили глубокие морщины, но глаза  хитро  поблескивают.  На  нем
грубая вязаная безрукавка и полотняные рабочие брюки.
   - Сам знаешь, Мизинец, земля никогда не подведет.
   -  Так-то  оно  так.  Но  вот  ежели,  к  примеру,  побьет  градом,  то
прости-прощай винная ягода.
   - Да ведь сильный град выпадает не каждый год.
   - А хоть и в этом году: такая сушь и жарища, что сам господь бог небось
поджарился на небесах. Коли засуха не кончится, то  заместо  винограда  мы
соберем жареные каштаны.

   Под портиком, также без пиджака, сидит дядя Лео и  смотрит  на  залитое
зноем гумно, где играет мальчик лет трех в трусиках и майке.

   Мальчик наклоняется над кирпичом. Пыхтя, пытается его поднять. Волосы у
него рыжие и лицо тоже рыжее от  веснушек.  Наконец  ему  удается  поднять
кирпич. Однако, когда  он  встает  со  своей  ношей,  у  него  сваливаются
трусики. И он не может  идти,  потому  что  запутался  в  них.  Приходится
опустить кирпич на траву и подтянуть трусики. Затем малыш вновь нагибается
за кирпичом.

   Дедушка с извозчиком Мадонной разлеглись на заднем сиденье  пролетки  -
лошадь они выпрягли и пролетку поставили в тень у сеновала. Неподалеку  от
них в плетеной соломенной корзине лежит на спине восьмимесячный  младенец.
Несмышленыш вперил в небо широко раскрытые  глазенки  и  дрыгает  ножками,
должно быть, отгоняя кусающих его мошек.

   В конюшне Бобо с братишкой дразнят  осла.  Ручкой  метлы  они  легонько
стукают его между задних ног. И хохочут. Осел брыкается  все  яростнее.  В
распахнутую низенькую дверку,  выходящую  на  гумно  позади  конюшни,  они
видят, как шествует мимо наседка с цыплятами. Бобо локтем толкает брата.
   - Пошли погоняемся за ними!
   Они выбегают во двор. Каждый хватает по четыре цыпленка.

   Миранда с женой  крестьянина,  толстой  женщиной  в  платке,  стоят  на
огороде возле курятника. Крестьянка вручает  хозяйке  корзину  с  десятком
свежих яиц.
   Миранда идет через гумно, посреди которого малыш все еще топчется подле
кирпича, пытаясь его  поднять.  Она  останавливается  около  сидящего  под
портиком Лео и показывает ему лукошко с яйцами.
   - Лео, хочешь выпить свежее яичко?
   Лео глядит на корзинку. После некоторого раздумья берет яйцо.
   - Может, потом и выпью. А пока положу в карман.
   Миранда с некоторым замешательством возражает:
   - Нет, в карман лучше не класть. Оно может разбиться.
   - Ну тогда подержу в руке.

   Из кухни под портик выходят Амедео с Мизинцем.
   - Ну я пойду прогуляюсь по усадьбе. Кто со мной? - Он  кладет  руку  на
плечо брату.
   Но Лео не отвечает. Он молча показывает Амедео яйцо.
   - Что ж, если тебе больше нравится здесь - сиди. - Потом берет  яйцо  и
тоже молча его разглядывает. Наконец изрекает: - Вот и я всякий раз, когда
вижу яйцо, готов часами на него глядеть... А, Миранда? И все потому,  что,
сколько ни ломай голову, ни за что не поймешь, как  это  природа,  так  ее
разэдак, умудряется достигать такого совершенства в своих творениях!
   - Да нет, дорогой мой, все потому, что природу создал бог, а  не  такой
болван, как ты!
   - Ладно, ладно! Ты только и думаешь, как бы шпильку подпустить!

   Малыш  на  гумне  наконец  поднял  кирпич  и  медленно,  но  решительно
направляется к корзине,  в  которой  лежит  его  братик.  Он  явно  что-то
задумал.

   Крестьянка, несущая в подоле только что снятые  с  грядок  баклажаны  и
салат, вдруг испускает громкий вопль и опрометью  бросается  к  корзине  с
младенцем. Оказывается, трехлетний малыш уже собрался обрушить  кирпич  на
голову братца. Испугавшись крика матери, он роняет  кирпич  на  землю.  Он
совсем обессилел, глаза его полны слез.

   Мать грубо хватает его за  руку,  подтаскивает  к  расстеленному  возле
сеновала одеялу и толкает так,  что  он  со  всего  размаха  плюхается  на
одеяло.
   - Ах ты паршивец! - кричит она. -  Ревновать  вздумал!  Насквозь  тебя,
негодника, вижу!
   Малыш широко раскрывает  рот,  зажмуривается  и,  наконец,  разражается
ревом.

   Тем временем Амедео, его жена  и  крестьянин  спускаются  по  тропинке,
ведущей к границам надела. Отец Бобо то и дело останавливается  посмотреть
на посевы и шпалеры виноградных лоз. Мизинец говорит ему:
   - Так ведь крестьяне - мы, одним словом - встаем ни свет ни заря и гнем
спину дотемна, а в городе рабочий разве так надрывается?
   - Это верно. Однако одно дело жить здесь, на  природе,  и  делать  все,
чего захочет твоя левая нога, и совсем другое, когда  у  тебя  целый  день
кто-то стоит за спиной и погоняет.
   - Вы, хозяин, конечно, правы, только  все  равно  у  нас  не  жизнь,  а
сплошное мученье.
   Они доходят до заросшего высокой  травой  небольшого  оврага.  Мизинец,
раздвигая  палкой  траву,  показывает  родник.  Вода  бежит  из-под  земли
непрерывной струйкой. Мизинец наклоняется, находит в траве стакан, наверно
не случайно тут оставленный,  моет  его,  наполняет  водой  и  протягивает
хозяину.
   - Попробуйте сами и скажите, прав я или нет.
   Амедео делает глоток. Держит воду во рту, чтобы прочувствовать ее вкус.
   - Да, ты прав. Легкая, как воздух. Попробуй-ка  и  ты,  Миранда.  -  Он
подает жене стакан. - Сделаем  так.  Наполни  фьяску  [оплетенная  соломой
бутыль, обычно двухлитровая] водой и дай мне, а я  отнесу  в  лабораторию.
Вот увидишь, эта вода помогает пищеварению.  Кто  знает,  может,  мы  даже
сможем ее продавать...

   В этот момент с вершины  холма,  где  стоит  дом,  доносится  отчаянный
вопль. Миранда, крестьянин, Амедео оборачиваются и глядят вверх.

   И видят бегущего к ним вниз по тропинке  братишку  Бобо.  Мать  и  отец
бросаются ему навстречу.
   Мальчик  останавливается  возле  них,  задыхаясь,  весь   в   поту,   и
произносит:
   - Дядя Лео влез на дерево!
   Все поспешно направляются к дому.

   На верхушке высоченного вяза у края гумна  сидит  Лео.  Ухватившись  за
ветки, он раскачивается и вопит во все горло:
   - Хочу женщину! Хочу женщину! Хочу женщину-у-у!
   Голос его разносится по выжженному солнцем  гумну;  внизу,  под  вязом,
растерянно мечутся дедушка, извозчик Мадонна, Бобо и жена крестьянина.

   Дедушку, правда, все происходящее не слишком тревожит.  То  и  дело  он
отрывает взгляд от Лео и рассудительно говорит Мадонне:
   - Требование вполне нормальное! Ему же сорок два года! Черт возьми,  да
я в его возрасте!..
   Мадонна, по-видимому, не разделяет  этого  мнения,  но  молчит.  Старик
вновь смотрит на сына и, внося свою лепту в общие уговоры, взывает к нему:
   - Слезай, Лео! Послушай, что тебе говорит твой папа!
   В ответ с верхушки дерева раздается все тот же дикий вопль:
   - Хочу женщину-у-у-у-у!
   Дедушка кружит по гумну и бормочет, обращаясь скорее к самому себе, чем
к остальным:
   - Ну где я ему возьму женщину?!

   Между тем уже подоспели Амедео, Миранда и крестьянин.
   Первую информацию они получают от извозчика.
   - Он полез вверх быстро, как кошка. Мы в это время запрягали лошадь.
   - Святая мадонна, только бы он не надумал броситься вниз!
   - Миранда, иди в дом и сиди там! Нечего устраивать здесь театр!
   Бобо подходит и начинает карабкаться на дерево.
   - Папа, можно я за ним полезу! - кричит он отцу.
   Отец вне себя от ярости.
   - Немедленно отойди от дерева, пока я уши тебе не оторвал!
   Бобо быстро спускается и удирает.
   Амедео обращается к крестьянину:
   - Мизинец, сбегай-ка за лестницей.
   Крестьянин направляется к дому, а Амедео заходит в сарайчик, где сложен
инструмент. Запершись там, он дает выход своему неистовому,  исступленному
гневу: бьет себя по  щекам,  топчет  шляпу,  колотится  головой  о  стену,
изрыгая поток проклятий.
   - Так-растак-перетак! Сумасшедшие должны сидеть в сумасшедшем доме!..
   Потом поднимает с земли шляпу, отряхивает ее, нахлобучивает на голову и
выходит из сарая совершенно успокоившись.

   Мизинец уже принес лестницу и приставляет ее к толстому стволу вяза. Он
лезет вверх, и все не отрывают от него глаз.
   Достигнув  последней  перекладины,  он  обращается  к   Лео   негромко,
проникновенно:
   - Послушайте, синьор Лео, слезайте,  не  то  у  вас  может  закружиться
голова.
   Но Лео продолжает вопить. Теперь к нему взывает Амедео:
   - Лео! Ну поразвлекся, и хватит. Слезай скорее, мы  сейчас  будем  есть
арбуз.
   Бобо бежит и подбирает посреди гумна камень. Показывает его отцу.
   - Папа, дядюшка бросается камнями!
   В этот  момент  воздух  со  свистом  разрезает  другой  камень.  Амедео
продолжает уговаривать брата:
   - Ну, Лео, перестань. Еще немножко, и ты размозжил бы голову  отцу.  Ну
подумай, что ты делаешь... - Потом оборачивается к извозчику:  -  Мадонна,
подгони сюда лошадь. А ты, Миранда, позови детей... Давай, папа,  сядем  в
пролетку и сделаем вид, что уезжаем!

   Мадонна подает пролетку. Все влезают и занимают места в том же порядке,
что и раньше. Амедео вновь взывает к брату:
   - Лео, давай спускайся. Уже поздно, пора ехать домой.  Видишь,  мы  уже
сели в пролетку!

   Лео перестает кричать. Смотрит вниз на гумно.  И  вроде  бы  собирается
слезать, но нога его скользит по тоненькой веточке. Тогда он  ставит  ногу
на прежнее место. И вновь начинает вопить:
   - Хочу женщину-у-у-у-у-у!

   Все опять задирают головы вверх. Только дедушка закрывает лицо  руками,
как будто плачет.
   -  Пожалуйста,  без  сантиментов!  -  говорит  Амедео.  Он   встает   и
выталкивает всех из пролетки. - Слезай, Бобо, живее, Миранда...  Послушай,
Мадонна, будь другом, гони в сумасшедший дом и вызови санитаров...

   Все выходят из пролетки и стоят, молча уставившись  на  верхушку  вяза.
Пролетка резко срывается с места и уезжает.
   Солнце уже  садится.  Крики  Лео  постепенно  превращаются  в  какой-то
протяжный вой, которому издалека заливчато вторят собаки.
   Синьор Амедео, дедушка, Миранда, Бобо, его брат, а также  крестьянин  с
женой разбрелись  по  всему  гумну.  Кто  сидит,  кто  стоит.  Все  словно
окаменели от долгого ожидания. Амедео заткнул большими пальцами уши,  чтоб
не слышать этого душераздирающего жалобного крика. Бобо подходит к нему  и
говорит:
   - Папа, папа!
   Отец отнимает руки от ушей.
   - Папа, может, мне съездить за Лисичкой?

   Отец  несколько  мгновений  неподвижно  смотрит  перед   собой,   потом
неожиданно хватает Бобо за руку, зажимает его между ног и  осыпает  градом
ударов по голове, по ребрам, по спине. Братишка разражается своим дерзким,
оглушительным хохотом. Бобо уходит, скуля как побитый пес.

   Наступила ночь. И наконец темноту долины прорезают два тонких  луча,  в
которых пляшут пылинки, - это фары приближающейся санитарной машины.

   Стоящий посреди  гумна  ацетиленовый  фонарь  освещает  Амедео  и  всех
остальных. Услышав шум подъезжающей машины, они приободрились и сгрудились
в ожидании у ворот.
   Машина останавливается рядом с фонарем. Из нее выходят два  санитара  и
маленькая монахиня, почти карлица: росту в ней метра  полтора.  Крестьянин
указывает  на  вяз.  Монахиня-карлица,  не  произнося  ни   слова,   ловко
карабкается по прислоненной к вязу лестнице и исчезает  в  густой  листве.
Мертвая тишина. Все не отрывают  глаз  от  темной  верхушки  вяза.  Сверху
временами доносится голос монахини:
   - Ну, пошли! Слезай, Лео.

   Немного спустя раздается наконец шорох ветвей, и всем становится  ясно,
что ей удалось уговорить Лео.
   Как только его ноги касаются земли, санитары мягко подхватывают его под
руки и засовывают в машину, которая сразу же трогается и  уезжает.  Родные
Лео провожают ее взглядом. По выражению их лиц можно понять: они рады, что
все кончилось благополучно, - но вид у всех измученный.

   Уже глубокой ночью экипаж Мадонны проезжает по безлюдной Главной улице.
Бобо и его брат  спят.  Амедео,  Миранда  и  дедушка  глядят  перед  собой
открытыми, невидящими глазами.



        "12"

   Адвокат, держа руль своего  велосипеда,  стоит  на  аллее  под  конским
каштаном. Внимательно и встревоженно смотрит  он  на  виднеющийся  вдалеке
пляж,  где  сторожа  спешно   складывают   солнечные   зонты;   купальщики
беспорядочной толпой движутся к набережной. Но вот Адвокат  указывает  нам
на небольшое облачко в небе. В голосе Адвоката неподдельное беспокойство.
   - Вон то золотистое облачко не предвещает ничего хорошего!

   Неожиданно налетает порыв ветра, и Адвокат еле успевает подхватить свою
шляпу. Он прислоняет велосипед к стволу  конского  каштана,  нахлобучивает
шляпу поглубже и держит ее обеими руками.
   - Это характерный признак морских смерчей, обрушивающихся  каждое  лето
на берега Адриатики, как правило, между одиннадцатью утра и полднем.
   Ветер развевает полы его легкого пиджака и мешает ему говорить.
   - Каждому морскому  смерчу  предшествуют  глухие  раскаты,  от  которых
содрогается земля и которые происходят...

   Ветер обрушивается на Адвоката так яростно, что не дает ему  закончить.
Он несколько секунд молчит, наклонив голову, а потом продолжает все  более
поспешно, ибо на исчерпывающие объяснения времени и впрямь уже нет.
   - Морской смерч - это сильнейший ураган, порожденный перегревом  земли.
Этот смерч может иметь  форму  воронки,  цилиндра  или  спирали.  С-тысяча
девятисотого года по сегодняшний день  на  побережье  Адриатического  моря
обрушилось тридцать два морских смерча. Практически раз в год. Смерчей  не
было только в двадцать втором и двадцать четвертом годах.

   С отчаянием смотрит он, как его велосипед  уносит  ураганом.  Руками  и
ногами он обхватывает ствол дерева, но,  несмотря  на  столь  неудобное  и
чреватое опасностью положение, продолжает:
   - Не знаю, успею ли я  рассказать  все,  что  мне  известно  о  морских
смерчах... Вижу, что ветер усиливается...
   Его с головой окутывает облако песка.

   Километрах в двух от пляжа в воздухе с сумасшедшей  быстротой  кружится
огромная спираль смерча, всасывая в себя с каждым порывом вихря все  новые
массы воды из моря. И вот эта  растущая  на  глазах  спираль  стремительно
приближается к берегу и обрушивается на пляж. Смерч  вздымает  горы  пыли,
вырывает из земли сложенные зонты,  разносит  в  щепки  купальные  кабины.
Затем достигает набережной,  обволакивает  Гранд-отель,  колотит  тысячами
песчинок  и  камешков  в  плотно  закрытые  ставни.  Несется  по   улицам,
переулкам, аллеям, увлекая за собой газеты,  бумагу,  простыни,  накрывает
прижавшиеся к стенам домов  автомобили  с  замершими  внутри  пассажирами,
поглощает брошенный на рельсах посреди улицы трамвай. А затем,  разбившись
на тысячу вихрей, кружит по всему городку.

   Все летит, мелькает в воздухе: шляпы,  цветы,  выдранные  из  цветочных
горшков, целый стог сена,  куры,  которые,  словно  снаряды,  ударяются  о
металлическую сетку  забора  и  застревают  в  ней  головами.  Несчастные,
застигнутые смерчем на улице,  в  отчаянии  обхватывают  стволы  деревьев.
Вопит, вцепившись в чугунную ограду виллы, женщина. Вот  юноша  преследует
свой пиджак, который улетает от него прочь. Какой-то  человек  удирает  от
фруктовых ящиков, которые гонит за ним по  пятам  ветер.  Посреди  Луговой
площади бьет фонтан пыли. Качаются и гудят от ветра колокола собора.

   Бобо хохочет и, распластав руки, как крылья, отдавшись на  волю  ветра,
несется по Главной улице. Он укрылся было в каком-то подъезде,  но  тотчас
вылетает  обратно,  позволив  ветру  доставить  себя   туда,   где   стоит
Угощайтесь. Прислонившись к витрине фотографии "Четыре времени года",  она
борется с юбкой, которую ветер задирает ей на голову.  Бобо  хватается  за
Угощайтесь, как за якорь, и, тесно прижавшись к ней, замирает вне себя  от
счастья.

   Заклинатель Змей с одной намыленной щекой и салфеткой на шее  вместе  с
другими клиентами выглядывает из окон парикмахерской на Главную улицу, где
кружатся клубы пыли. Но вдруг взгляд его привлекает лодка.  Скребя  днищем
по булыжной мостовой, она продвигается  вперед,  словно  ее  несет  мощное
течение реки. Неужели это явь? Нет, не может быть! И он  живо  воображает,
как рассказывает всем об этом случае:
   - Даю честное слово! Лодка!  Посреди  площади!