шее отождествление с образом Виолетты!


        "20. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. НОЧЬ"

   Все двери в длинном коридоре закрыты.
   Пассажиры разошлись наконец по своим каютам.


        "21. КАЮТА КУФФАРИ. НОЧЬ"

   У матери и дочери общая каюта. Обе лежат в своих постелях,  но  еще  не
спят. Ильдебранда  с  разметавшимися  по  подушке  черными  волосами  и  с
открытыми глазами о чем-то тревожно думает. Девочка, слегка приподнявшись,
спрашивает:
   - Мама, а ты любила эту... Тетуа?
   В блеснувших глазах певицы промелькнуло что-то вроде страха.
   Не дождавшись ответа,  девочка  откидывается  на  подушку  и  закрывает
глаза.


        "22. КАЮТА БРАТЬЕВ РУБЕТТИ. НОЧЬ"

   Обоих старичков уже одолевает сон.  У  первого,  лежащего  на  постели,
выскальзывает из рук раскрытая книга. Второй сидит на стуле со  смычком  и
скрипкой в руках; он неподвижен, словно восковая фигура.


        "23. КОРИДОР. ДВЕРИ КАЮТ. НОЧЬ"

   Сэр Реджинальд, идущий  по  коридору  решительным  шагом,  вдруг  резко
останавливается.
   Из его каюты выходит матрос; надвинув на лоб бескозырку, он взлетает по
железному трапу и исчезает из виду.
   Когда растерянный баронет  протягивает  руку,  чтобы  постучать,  дверь
каюты  открывается,  и  из-за  нее  выглядывает   горничная   -   стройная
негритяночка; вздрогнув от неожиданности,  она  замирает  на  пороге  и  с
трудом выдавливает из себя:
   - Good evening, Sir... Good night, Sir [Добрый вечер, сэр...  Спокойной
ночи, сэр (англ.)]. - Затем, повернувшись, тихонько уходит.


        "24. КАЮТА СЭРА РЕДЖИНАЛЬДА. НОЧЬ"

   Охваченный странным волнением,  с  замирающим  сердцем  сэр  Реджинальд
заходит в каюту. Оглядевшись,  он  подкрадывается  к  широкой,  наполовину
раскрытой  двухспальной  кровати  и,  потянув   носом   воздух,   начинает
истерически смеяться. В состоянии какой-то лихорадочной взвинченности,  не
сняв даже пальто, он опускается в кресло и ждет.
   На полу, рядом с туалетным столиком, стоят сапожки жены. Подобрав  один
из них, сэр Реджинальд нежно гладит  его  и,  нервически  хихикая,  громко
говорит:
   - Ну что, удачный у тебя сегодня вечерок, а? Я чуть не налетел на этого
типа, когда он выходил из  нашей  каюты.  Ну  расскажи,  расскажи...  Хоть
стоящий попался?
   Костяшками пальцев он стучит в дверь, возле которой стоит  кресло.  Это
дверь ванной.
   - Вайолет! Отвечай!..
   Дверь распахивается, из нее  выходит  леди  Вайолет  и  направляется  к
постели.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. О, я  чувствую,  что  сегодня  сразу  усну  -  так  спать
хочется.
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Довольно! Я хочу  знать  все!  Ты  этого  типа  еще  на
пристани приметила, не так ли?
   Леди Вайолет в своем длинном  белом  пеньюаре  и  в  кружевном  чепчике
похожа на маленькую  девочку.  К  тому  же  среди  подушек  ее  дожидается
плюшевый медвежонок. Она берет его в руки и  целует,  как  обычно  девочки
целуют любимую куклу.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Реджинальд, будь паинькой, я спать хочу!..  Этот  человек
приходил чинить лампу. Там что-то испортилось...
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Какая недостойная ложь, Вайолет...
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Но ты же знаешь, как я боюсь темноты!
   Взяв в руки шнур с выключателем, она гасит свет.  Лишь  за  занавесками
голубовато мерцают иллюминаторы...


        "25. КАЮТА ГРАФА ДИ БАССАНО. НОЧЬ"

   Граф ди Бассано, все еще охваченный экстазом идолопоклонничества, никак
не  может  успокоиться  и  лечь  в  постель.  Он  рассматривает  альбом  с
фотографиями. Снимки, на  которых  запечатлена  божественная  Тетуа,  этот
преданный ее обожатель комментирует ужасно нудными восхвалениями.
   ГРАФ ДИ БАССАНО. Феномен вокала... божественный голос...  сто  певиц  в
одной...  (Подходит  к  своеобразному   домашнему   алтарю,   на   котором
расставлены фотографии, гипсовый бюст певицы и прочие  реликвии.)  Сколько
эпитетов, сколько слов... Сколько историй написано о тебе. Но ни  одна  из
них не может передать, какой ты была на самом деле. (Нежно проводит  рукой
по свежему цветку, красующемуся в центре алтарика.) Твой  любимый  цветок.
Ты, как и прежде, будешь получать его каждый день. Никто и никогда не  мог
разгадать тебя, любимая. Кто ты - знаю один лишь я. (Направляется в другой
угол каюты мимо надетых на манекены, словно в музее,  дорогих  театральных
костюмов певицы.) Ты - девочка, вышедшая из моря.  Помнишь  стихотворение,
которое я тебе посвятил? Ты рождена морем, будто богиня.
   С  этими  словами  верный  жрец  культа  Тетуа   включает   портативный
кинопроектор.
   На белом полотняном экране, натянутом среди всех этих  реликвий,  перед
нами проходят кадры из жизни великой певицы.
   Вот Тетуа идет по аллее парка. На ней соломенная шляпа. Приблизившись к
объективу, певица начинает гримасничать и скашивает глаза к носу; вот  она
на козлах экипажа; на лодке с приятельницей и кудрявым гребцом;  за  окном
международного вагона;  отвечает  на  приветствия  толпы,  собравшейся  на
перроне; после представления раскланивается перед восторженной публикой  с
авансцены известного театра.
   Глядя на эти кадры, граф ди Бассано изнемогает от сладострастия.
   Вдруг непонятный шум отвлекает его от этого интимного ночного ритуала.
   Он открывает дверь каюты и, стоя на пороге, спрашивает:
   - Кто там?


        "26. КОРИДОР "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ"

   Дверь каюты графа ди Бассано открывается в коридор, где старая фрейлина
принцессы Леринии делает предупреждающие знаки.
   ФРЕЙЛИНА. Тссс!
   И указывает вперед, в глубину коридора: там принцесса Гогенцуллер  идет
одна по красной ковровой дорожке,  лишь  слегка  постукивая  впереди  себя
палкой.
   Орландо, накинувший перед сном халат, выставляет за  дверь  каюты  свои
ботинки и видит, как к нему приближается эта  исполненная  благородства  и
такая трогательная фигура.
   Он даже слегка выпячивает грудь, когда принцесса,  остановившись  перед
ним, спрашивает по-немецки:
   - Кто здесь?
   ОРЛАНДО. Гм-гм, Ваше высочество... это я... простой журналист...
   Принцесса, улыбнувшись и вперив в пустоту незрячие глаза, роняет:
   - Простите...
   И продолжает свой  путь,  удаляясь  несколько  неуверенной,  но  полной
достоинства походкой.
   ОРЛАНДО (бормочет ей вслед). Спокойной ночи.
   Фрейлина,  поравнявшись  с  Орландо,   говорит   ему   с   подчеркнутой
учтивостью:
   - Благодарю вас.
   Орландо вежливо и понимающе откликается:
   - Да за что же...
   Он провожает глазами обеих женщин, пока те не скрываются за  поворотом.
Затем, посмотрев в противоположную  сторону,  встречается  взглядом  с  ди
Бассано, тоже наблюдавшим за этой сценой из дверей своей каюты.
   Орландо улыбается ему, но граф, не ответив на улыбку, уходит к себе.
   Журналист задерживается на несколько мгновений в коридоре  и,  вертя  в
руках очки, сообщает:
   - Граф ди Бассано. Он у нас... романтик. Большой романтик... Все знают,
что на протяжении многих лет он каждый  вечер  приносил  ей  очень  редкий
цветок... Rubens Pistilla...  Вы  видели  этот  цветок  у  него  в  каюте,
помните? И все-таки я убежден, что он никогда ее не любил. Быть может,  он
влюбился в нее только теперь... после  ее  смерти.  Сомнительный  субъект,
право сомнительный. Он взялся за создание ее музея и под этим предлогом...
ухитрился много лет жить у нее на содержании!  Вот  так!  (Уходит  в  свою
каюту.)


        "27. КАЮТА ОРЛАНДО. НОЧЬ"

   Орландо закрывает дверь и направляется к письменному столу, заваленному
листками  бумаги,  собирает  их,  садится  и  говорит,  время  от  времени
заглядывая в листки и читая:
   - Это  так,  ничего...  просто  записи,  которые  я  делал  для  своего
дневника...  "Я  все  пишу,  рассказываю,  но  о  чем  все-таки   я   хочу
рассказать?.. О морском путешествии? Или о путешествии по жизни? Но о  нем
ведь не расскажешь...  его  совершаешь,  и  одного  этого  уже  довольно".
(Оторвав взгляд от текста.) Банально, да? Об этом уже  столько  писали.  И
лучше, чем я! (Резко поднимается, с яростью в голосе.)  Но  ведь  все  уже
сказано! И сделано тоже все! (На тумбочке рядом с  фотографией  Гарибальди
стоит бутылка. Он наполняет стакан раз, потом другой.) А вот о том, что  я
только что просадил в карты  двести  пятнадцать  франков,  не  сказал  еще
никто! И заплатить их надо, не сходя с парохода!
   С полным стаканом он  проходит  в  ванную;  после  минутного  колебания
выплескивает вино в раковину  и  разглядывает  свое  отражение  в  большом
овальном зеркале. Затем возвращается в каюту  и,  закрыв  за  собой  дверь
ванной, со вздохом произносит:
   - Пожалуй, хватит пить!
   С минуту он ходит взад-вперед по  каюте,  как  зверь  в  клетке,  потом
плюхается в кресло.
   И снова обращается к зрителям:
   - Ну ладно, до завтра... завтра состоится традиционный... -  Здесь  его
одолевает зевота, сулящая наконец приход желанного сна.  -  ...простите...
завтра капитан... поведет пассажиров осматривать судно.
   В заключение своей речи он машет нам на прощание  рукой,  и  жест  этот
исполнен такой же сердечности и теплоты, как и его лицо, его улыбка.


        "28. КОТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ "ГЛОРИИ Н.". ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ"

   Среди куч угля, клубов дыма и раскаленных котлов снуют кочегары; в этом
аду они еще яростно переругиваются.
   ПЕРВЫЙ КОЧЕГАР. Таких, как ты, двадцать на дюжину дают. В гробу я  тебя
видал!
   ВТОРОЙ КОЧЕГАР (перебивая). А ну-ка отвали, а то, не ровен час, в топку
у меня загремишь!
   ПЕРВЫЙ КОЧЕГАР. Да я из тебя сейчас вот этой лопатой  отбивную  сделаю!
Псих несчастный!
   ВТОРОЙ КОЧЕГАР. Ах ты, проклятая рожа!
   Под самым потолком огромного  котельного  отделения  через  открывшуюся
металлическую дверь на узкий мостик  выходят  первые  посетители:  судовой
врач, офицер и обе певицы меццо-сопрано.
   СУДОВОЙ ВРАЧ. Ну вот мы с вами и в  знаменитом  котельном  отделении...
Что такое, что случилось?
   Валеньяни уже ступила на мостик и, хотя с обеих сторон ее  поддерживают
врач и второй офицер, сразу же стала жаловаться на дурноту:
   - Уведите меня отсюда, мне плохо, кружится голова, я сейчас упаду!
   СУДОВОЙ ВРАЧ. Да нет же,  дайте  мне  руку,  и  не  нужно  ничего  себе
внушать, синьора.
   В мрачной глубине гигантского  котельного  отделения,  двумя  десятками
метров ниже, черные от  копоти  кочегары  непрерывно  поддерживают  жаркий
огонь, все  подбрасывая  и  подбрасывая  уголь  в  топки.  Кто-то  из  них
запрокидывает голову  и  смотрит  на  мостик,  где  уже  собралось  немало
пассажиров. Его любопытство передается остальным кочегарам; в конце концов
они сбиваются в кучу на виду у артистов и почтительно стягивают  с  головы
грязные береты.
   Певцы стоят вдоль поручней мостика и сдержанно отвечают на приветствие.
Слов не слышно из-за ужасного грохота - приходится кричать.
   Второй офицер пытается что-то объяснить Орландо:
   - Вон под тем большим котлом и еще вот под этим топку никогда не гасят!
   ОРЛАНДО. Сколько же часов они здесь проводят?!
   ПАРТЕКСАНО. Они так привыкли к этой обстановке, что на  свежем  воздухе
им не по себе. (Усмехается.)
   Из  глубины   котельного   отделения   кто-то   обращается   к   группе
экскурсантов. Это Паскуале.
   - Господин капитан, мы все очень просим...
   Подобная смелость не нравится капитану, и он раздраженно кричит:
   - Что там еще?
   ПАСКУАЛЕ. ...чтобы синьора Куффари спела.
   Ильдебранда Куффари, отрешенная, величественная, в  надвинутой  на  лоб
шляпке, стоит как раз рядом с капитаном.
   КАПИТАН. Кричи громче!
   ДРУГОЙ КОЧЕГАР. Мы хотим послушать, как поет синьора Куффари!
   Теперь уже практически все кочегары собрались под мостиком, на  котором
стоят певцы.
   Эта просьба вызывает замешательство.
   КАПИТАН. Ты что, совсем спятил?
   КОНЦЕРТМЕЙСТЕР. Это же невозможно!
   ОРЛАНДО. Да вы ее здесь и не услышите.
   Но  кочегары  понимают,  что  такой  случай  больше  не  повторится,  и
настаивают.
   ВТОРОЙ КОЧЕГАР. Прекрасная синьора, спойте нам что-нибудь!
   ТРЕТИЙ КОЧЕГАР. Уж будьте так добры, синьора, уважьте нас!
   На мостике растерянно молчат. И в то же время певцы  польщены  просьбой
кочегаров. Куффари колеблется.
   Лепори уже представляет себе, какую овацию ему здесь устроят.
   Но первым ломает лед необузданный Фучилетто: он исполняет вокализ.

   Музыкальная фонограмма

   Довольные кочегары аплодируют.
   Сияющий Фучилетто выдает еще одно коротенькое соло.
   И снова из чрева котельного отделения до мостика доносятся восторженные
аплодисменты.
   Здесь же, на мостике, аплодирует Партексано.
   Теперь  демонстрирует  свой  лирический  тенор  Сабатино   Лепори;   он
удостаивается аплодисментов самого капитана.
   КАПИТАН. Ух ты! Вот это дыхание! Браво!
   Фучилетто, надеясь еще раз сорвать аплодисменты, с  жаром  подхватывает
мелодию.
   Сама Куффари уже готова  сдаться.  Она  смотрит  на  своего  белокурого
секретаря, словно ища у него поддержки. Но петь пока не решается.
   Зато Руффо Сальтини, опередив ее, вдохновенно поет дуэтом с Валеньяни.
   Партексано восхищенно аплодирует и кричит:
   - Браво! Замечательно!
   И тут  Куффари  не  может  больше  сдерживаться;  набрав  полную  грудь
воздуха, она "на раздутых парусах" вступает в состязание.
   Перед  зачарованными  кочегарами  разыгрывается  целый  спектакль:   за
Куффари следует Фучилетто, за  Фучилетто  -  Лепори,  за  Лепори  -  опять
Куффари, за ней - Руффо Сальтини,  а  потом  Валеньяни,  снова  Фучилетто,
Лепори, Куффари...
   Это настоящий праздник.  От  пылающих  топок  к  мостику  несется  буря
аплодисментов, кочегары хлопают в ладоши и машут  беретами.  Ликование  не
прекращается  до  тех  пор,  пока  певцы  гуськом  не  уходят  с  мостика,
перекинутого на головокружительной высоте.


        "29. ТРЮМ "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ"

   Экскурсия по судну продолжается.
   В трюме парохода среди куч сена лежит огромное животное - носорог;  ему
явно нездоровится. Приставленный к нему служитель  прерывающимся  от  слез
голосом уныло рассказывает на непонятном  языке  свою  жалостную  историю.
Гости сгрудились вокруг загородки.
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Этот служитель - турок. Он очень привязан к животному.
   Директор "Ла Скала", обмахиваясь платком, замечает:
   - Ну и вонища!
   ОФИЦЕР ЭСПОЗИТО. Он говорит, что с самого отплытия носорог не  съел  ни
травинки! Совершенно отказывается от пищи!
   Служитель,  стоя  на  коленях  рядом  с  животным   и   не   переставая
всхлипывать, говорит,  что  носорогу  нужен  свежий  воздух.  В  разговор,
смеясь, вступает судовой врач:
   - Ну да! Только кто рискнет прогуляться с ним по палубе?
   ДИРЕКТОР "ЛА СКАЛА". А как же вы его лечите?
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Позавчера служитель  заявил,  что  зверюга,  видите  ли,
влюблена.
   ОФИЦЕР ЭСПОЗИТО. Да, это правда. Он страдает от любовного томления и от
ностальгии.
   ДИРЕКТОР "МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА". Интересно, что за ностальгия у носорога!
   КОНЦЕРТМЕЙСТЕР. Как его зовут? Есть у него какая-нибудь кличка?
   ФУЧИЛЕТТО. Вы только посмотрите, он же совсем  скис!  Друзья,  вы  что,
никогда его не моете? Эй, приятель, тебе плохо, да?
   ПАРТЕКСАНО. Ну как, синьора, голова у вас перестала кружиться?
   Валеньяни уже успела стать предметом его неусыпного внимания.
   А репортера больше интересует состояние животного.
   ОРЛАНДО. Похоже, ему так же худо, как мне было вчера вечером. Может, он
пьян?
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Все  животные,  оказавшись  на  судне,  страдают  от
килевой и бортовой качки. К тому же они очень плохо  переносят  разлуку  с
соседями по клетке.
   Между Куффари и ее секретарем назревает ссора.
   КУФФАРИ. Ты просто глуп! Я хочу уйти. Уведите меня отсюда.
   СЕКРЕТАРЬ КУФФАРИ. Как тебе угодно... (Офицеру.) Простите...
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Слушаю вас...
   СЕКРЕТАРЬ КУФФАРИ. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы нас отсюда вывели.
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА (Орландо, с которым он только что  беседовал).  Прошу
прощения... (Секретарю Куффари.) Я сам вас провожу.
   Капитан между тем рассказывает гостям историю носорога:
   - Я уже говорил, что мы погрузили это милое существо в Генуе  и  должны
доставить его в Амстердам... С этими толстокожими на борту всегда  столько
хлопот...
   ПАРТЕКСАНО. Но этот такой хороший!
   КАПИТАН. А вы помните, синьор Партексано, как мы везли слона?
   ПАРТЕКСАНО. Нет...
   КАПИТАН. Кажется, я тогда командовал "Алкионом"?
   ПАРТЕКСАНО. Не могу знать...
   КАПИТАН. Нет-нет! Судно называлось "Город Брешиа". Так  вот,  во  время
плавания какому-то мышонку пришла  в  голову  идея  нанести  визит  нашему
слону. И эта громада пришла в такой ужас! Слон порвал  цепи  и  сбросил  в
море двоих матросов.
   Он заразительно смеется; все смеются вместе с ним.
   Невесело, кажется, одному только носорогу. Вид у него такой несчастный.
   РУФФО САЛЬТИНИ. А что, здесь тоже есть мыши?
   КАПИТАН. Увы, милая синьора, мыши -  наши  неизбежные  спутники...  Они
любят путешествовать по морям.
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Но носорог вроде бы относится к мышам спокойно.
   КАПИТАН. Между прочим, этот носорог - самка.
   РУФФО САЛЬТИНИ. И что из того?
   КАПИТАН. Самки терпимее самцов и спокойнее.
   Фучилетто всяческими гримасами и причмокиваниями  пытается  привлечь  к
себе внимание животного.
   Служитель-турок выглядит еще более жалким и несчастным, чем носорог.
   ФУЧИЛЕТТО. Ну конечно! Носорог влюбился. И вот вам результат!
   В этот момент к загородке приближается девушка, которую прошлым вечером
во время прогулки по верхней палубе Орландо принял за прекрасное видение.
   Музыкальный критик в очках с толстыми линзами изрекает:
   - Любовь - как уничижение, как декаданс...
   ФУЧИЛЕТТО. Да ну! Скажете тоже! Когда я влюбляюсь, откуда  только  силы
берутся, я прибавляю в весе, меня становится вдвое больше... Любовь -  это
здоровье!
   Орландо заметил девушку; она заметила его. Их взгляды встретились.  Оба
улыбаются. Орландо просто тает от удовольствия. Облокотившись о  загородку
и подперев щеку ладонью, он бормочет:
   - Интересно, кто она?..
   А девушка  (ее  зовут  Доротея),  повернув  свое  ангельское  личико  к
измученному носорогу, шепчет:
   - Он влюблен. Бедненький...


        "30. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. ВЕЧЕР"

   "Глория Н." мощно разрезает морскую гладь. И вновь наступает вечер.


        "31. СПОРТИВНЫЙ ЗАЛ НА БОРТУ СУДНА. НОЧЬ"

   Сначала мы разглядываем спортивный зал через стекла иллюминатора.
   Потом съемка ведется уже в  самом  зале,  где  Орландо  в  костюме  для
фехтования делает, за  неимением  противника,  несколько  выпадов  рапирой
вхолостую.
   ОРЛАНДО. Оп, оп... Берегитесь, синьор! Ага! Касание! Оп! А теперь...
   Но в одиночестве он пребывает недолго. Два  человека  в  черном,  мягко
ступая, проходят в зал, хватают журналиста за плечи и валят его на песок в
секторе для прыжков.
   ОРЛАНДО. Оп! Оп... Кто это? На помощь!
   А это телохранители Великого герцога.
   ТЕЛОХРАНИТЕЛИ. Не шевелиться! Ты зачем сюда забрался? Не двигаться! Так
что ты задумал? (Срывают с Орландо защитную маску.)
   ОРЛАНДО (пытаясь вырваться). Пустите! Мне же больно! Сейчас я  вам  все
объясню. Я журналист...
   В это время в проеме металлической двери показываются две важные  особы
из свиты Великого герцога;  генерал  проходит  вперед,  а  премьер-министр
останавливается на пороге, закрывая дверь своим телом.
   ГЕНЕРАЛ. Что здесь происходит? Ни с места!
   ОРЛАНДО.  Мне  пришлось  прибегнуть  к  этой  уловке...   ой!..   чтобы
встретиться с Великим герцогом. Мне нужно взять у  него  интервью.  Вы  не
можете мне помочь?
   ПЕРВЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Мы  застали  его  здесь,  он  притворялся,  будто
фехтует. Оружия при нем нет, не думаю, чтобы он был опасен, но  непонятно,
что он здесь делает.
   ПЕРЕВОДЧИК. Этот человек утверждает, что он  журналист  и  хочет  взять
интервью у Великого герцога.
   Объяснение это адресовано начальнику  полиции,  стоящему  над  Орландо,
которого все еще прижимают к полу два молодчика в черном.