Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
а, самая
младшая в семье, была определена в частную школу, находившуюся в ведении
католических монахинь. Семья Батлеров переехала из южной части Филадельфии
на Джирард-авеню, поближе к аристократическому кварталу; там уже
зарождалась интенсивная "светская" жизнь. Батлеры не принадлежали к
избранному кругу, но у главы семьи, пятидесятипятилетнего подрядчика,
"стоившего" почти что полмиллиона, нашлось много друзей в мире
политическом и финансовом. Да и сам он был уже не прежний "неотесанный
детина", но плотный человек с красноватым, слегка обветренным лицом,
седовласый, сероглазый, с широкими плечами и могучей грудью - типичный
ирландец; богатый жизненный опыт придал его лицу спокойное, умудренное и
непроницаемое выражение. Большие руки и ноги напоминали о днях, когда он
еще не носил прекрасных костюмов английского сукна и желтых ботинок, но
ничего "простецкого" в нем не осталось, напротив, держал он себя с большим
достоинством. Правда, говорил Батлер по-прежнему с ирландским акцентом, но
всегда живо, любезно и убедительно.
Он один из первых заинтересовался строительством конных железных дорог
и, так же как Каупервуд и множество других, пришел к заключению, что это
дело с большим будущим. Наилучшим доказательством служила прибыль, которую
приносили купленные им акции и паи. Батлер действовал через маклеров, так
как не успел вступить в эти предприятия в период их организации. Он скупал
акции всех конно-железнодорожных компаний, считая, что перед любой из них
открываются прекрасные перспективы, но больше всего ему хотелось целиком
заполучить в свои руки контроль над одной или двумя линиями. В
соответствии с этим замыслом он подыскивал надежного молодого человека,
способного и честного, который действовал бы по его указаниям, делая все,
что ему прикажут. Кто-то рекомендовал ему Каупервуда, и он вызвал его к
себе письмом.
Каупервуд не замедлил откликнуться, так как много слышал о Батлере, его
карьере, связях и влиянии. Однажды в феврале сухим морозным утром
Фрэнк-отправился к нему. Впоследствии он не раз вспоминал эту улицу -
широкие кирпичные тротуары, мостовую, слегка припорошенную снегом, чахлые,
оголенные деревца и фонарные столбы. Дом Батлера, хотя и не новый, - он
отремонтировал его после покупки, - был неплохим образцом архитектуры
своего времени. Пятидесяти футов в длину, четырехэтажный, он был сложен из
серого известняка; к парадной двери вели четыре широкие белые ступени.
Окна с белыми наличниками имели форму широких арок. Изнутри они были
завешены кружевными гардинами, и красный плюш мебели, чуть просвечивавший
сквозь кружево, выглядел как-то особенно уютно с холодной и заснеженной
улицы.
Нарядная горничная-ирландка открыла дверь Каупервуду; он вошел и дал ей
свою визитную карточку.
- Мистер Батлер дома?
- Не могу сказать, сэр. Я сейчас узнаю. Возможно, он вышел.
Через несколько минут Фрэнка провели наверх. Батлер принял его в
комнате, несколько напоминавшей контору. Там стояли письменный стол,
деревянное кресло, кое-какая кожаная мебель и книжный шкаф. Все эти
предметы были разрознены и расставлены так, как не расставляют мебель ни в
конторе, ни в жилой комнате. На стене висели картины: одна - написанная
маслом, что-то совершенно невообразимое! - темная и мрачная; на другой - в
розовых и расплывчато-зеленых тонах изображался канал с плывущей по нему
баржей и, наконец, несколько неплохих дагерротипов родных и друзей.
Каупервуд обратил внимание на прекрасный, слегка подцвеченный портрет двух
девочек. У одной волосы были рыжевато-золотые, у другой каштановые и,
должно быть, шелковистые. Это были миловидные, здоровые и веселые девочки
кельтского типа; их головки почти соприкасались, глаза в упор смотрели на
зрителя. Фрэнк полюбовался ими и решил, что это, наверное, дочери хозяина
дома.
- Мистер Каупервуд? - встретил его Батлер; он как-то странно растягивал
гласные, да и вообще это был человек медлительный, важный, вдумчивый.
Фрэнк обратил внимание на его крепкую фигуру, могучую, как старый дуб,
закаленный дождем и ветрами. Кожа на его лице была туго натянута, да и
весь он был какой-то подтянутый и подобранный.
- Да, - ответил Фрэнк.
- У меня есть к вам дельце - насчет покупки акций, и я подумал, что
лучше вам прийти сюда, чем мне ездить к вам в контору. Здесь мы можем
поговорить с глазу на глаз, кроме того, и годы мои уже не те.
Он поглядел на гостя, чуть сощурив глаза.
Каупервуд улыбнулся.
- Я к вашим услугам, - учтиво отозвался он.
- В настоящее время я заинтересован в том, чтобы выловить на бирже
акции некоторых конно-железных дорог. В подробности я вас посвящу позднее.
Не выпьете ли чего-нибудь? Утро сегодня холодное.
- Благодарю вас, я никогда не пью.
- Никогда? Нешуточное слово, ежели речь идет о виски! Но так или иначе
- это похвально. Мои сыновья тоже капли в рот не берут, и меня это очень
радует. Так вот, я хочу выловить на бирже кое-какие акции, но, скажу вам
правду, мне еще важнее найти смекалистого молодого человека, вроде вас,
скажем, через которого я мог бы действовать. Вы же сами знаете, что одно
дело всегда тянет за собой другое, - и Батлер посмотрел на своего гостя
испытующим, но в то же время благожелательным взглядом.
- Совершенно верно, - согласился Каупервуд, приветливо улыбнувшись в
ответ на взгляд хозяина дома.
- Н-да, - задумчиво произнес Батлер, обращаясь то ли к Каупервуду, то
ли к самому себе, - толковый молодой человек мог бы быть мне очень полезен
в делах. У меня двое сыновей, неглупые ребята, но я бы не хотел, чтоб они
играли на бирже, да если бы и захотел, не знаю, может, они бы и не сумели.
Но дело тут, собственно, не в этом. Я вообще очень занят, и, как я вам
говорил, мои годы уже не те. Я теперь не так уж легок на подъем. А будь у
меня подходящий молодой человек (кстати, я все разузнал о вашей работе),
он мог бы выполнять для меня разные небольшие поручения по части паев и
займов - они давали бы кое-что нам обоим. У меня частенько спрашивают
совета по тому или иному вопросу молодые люди, которые желали бы вложить
свой капитал в дело, так что...
Он замолчал и, как бы поддразнивая гостя, стал смотреть в окно, хорошо
зная, что заинтересовал Каупервуда и что разговор о влиянии в деловом мире
и о коммерческих связях еще больше его раззадорит. Батлер дал ему понять,
что главное в этих делах - верность, такт, сметливость и соблюдение тайны.
- Что ж, если вы справлялись о моей работе... - заметил Фрэнк,
сопровождая свои слова характерной для него мимолетной улыбкой и не
договаривая фразы.
Батлер в этих немногих словах почувствовал силу и убедительность. Ему
нравились выдержка и уравновешенность молодого человека. О Каупервуде он
слышал от многих. (Теперь фирма называлась уже "Каупервуд и Кь", причем
"компания" была чисто фиктивная.) Он задал Фрэнку еще несколько вопросов
относительно биржи и общего состояния рынка, осведомился, что ему известно
насчет железных дорог, и наконец изложил свой план, заключавшийся в том,
чтобы скупить как можно больше акций коночных линий Девятой, Десятой,
Пятнадцатой и Шестнадцатой улиц, но, по возможности, исподволь и не
вызывая шума. Действовать тут надо осторожно, скупая акции частью через
биржу, частью же у отдельных держателей. Батлер умолчал о том, что он
намерен оказать известное давление на законодательные органы и добиться
разрешения на продолжение путей за теперешние конечные пункты, чтобы,
когда наступит время приступить к работам, огорошить железнодорожные
концерны известием, что крупнейшими их акционерами являются Батлеры, отец
или сыновья, - дальновидный план, направленный на то, чтобы в конечном
счете эти линии оказались целиком в руках семейства Батлеров.
- Я буду счастлив сотрудничать с вами, мистер Батлер, любым угодным вам
образом, - произнес Каупервуд. - Я не скажу, что у меня уже сейчас большое
дело, это еще только первые шаги. Но связи у меня хорошие. Я приобрел
собственное место на нью-йоркской и филадельфийской биржах. Те, кому
приходилось иметь со мной дело, по-моему, всегда оставались довольны
результатами.
- О вашей работе мне кое-что уже известно, - повторил Батлер.
- Очень хорошо. Когда я вам понадоблюсь, вы, может быть, зайдете в мою
контору или напишете мне, и я приду к вам. Я сообщу вам свой секретный
код, так что все вами написанное останется в строжайшей тайне.
- Ладно, ладно! Сейчас мы больше не будем об этом говорить. Скоро мы
вновь встретимся, и тогда в моем банке вам будет открыт кредит на
определенную сумму.
Он встал и взглянул в окно. Каупервуд тоже поднялся.
- Кажется, отличная погода сегодня?
- Прекрасная!
- Ну, я уверен, что со временем мы с вами сойдемся ближе.
Он протянул Каупервуду руку.
- Я тоже надеюсь.
Каупервуд направился к выходу, и Батлер проводил его до парадной двери.
В эту самую минуту с улицы вбежала молодая, румяная, голубоглазая девушка
в ярко-красной пелерине с капюшоном, накинутым на рыжевато-золотистые
волосы.
- Ах, папа, я чуть тебя с ног не сбила!
Она улыбнулась отцу, а заодно и Каупервуду, сияющей, лучезарной и
беззаботной улыбкой. Зубы у нее были блестящие и мелкие, а губы, как
пунцовый бутон.
- Ты сегодня рано вернулась. Я полагал, что ты ушла на весь день.
- Я так и хотела, а потом передумала.
Она прошла дальше, размахивая руками.
- Итак, - продолжал Батлер, когда она скрылась, - подождем
денек-другой. До свиданья!
- До свиданья!
Каупервуд спускался по лестнице, радуясь открывавшимся перед ним
перспективам финансовой деятельности, и вдруг в его воображении возникла
только что виденная им румяная девушка - живое воплощение юности. Какая
она яркая, здоровая, жизнерадостная! В ее голосе звучала вся свежесть и
бодрая сила пятнадцати или шестнадцати лет. Жизнь била в ней ключом.
Лакомый кусочек, который со временем достанется какому-нибудь молодому
человеку, и вдобавок ее отец еще обогатит его или по меньшей мере
посодействует его обогащению.
12
К Эдварду Мэлии Батлеру и обратился Каупервуд почти два года спустя,
когда подумал, что он мог бы достигнуть весьма влиятельного положения,
если бы ему поручили распространить часть выпущенного займа. Возможно,
Батлер и сам заинтересуется приобретением пакета облигаций, а не то просто
поможет ему, Фрэнку, разместить их. К этому времени Батлер уже проникся
искренней симпатией к Каупервуду и в книгах последнего значился крупным
держателем ценных бумаг. Каупервуду тоже нравился этот плотный,
внушительный ирландец. Нравилась ему и вся история жизни Батлера. Он
познакомился с его женой, очень полной и флегматичной ирландкой. Она была
весьма неглупа, терпеть не могла ничего показного и до сих пор еще любила
заходить на кухню и лично руководить стряпней. Фрэнк был уже знаком и с
сыновьями Батлера - Оуэном и Кэлемом, и с дочерьми - Норой и Эйлин. Эйлин
и была та самая девушка, с которой он столкнулся на лестнице во время
первого своего визита к Батлеру позапрошлой зимой.
Когда Каупервуд вошел в своеобразный кабинет-контору Батлера, там уютно
пылал камин. Близилась весна, но вечера были еще холодные. Батлер
предложил гостю поудобнее устроиться в глубоком кожаном кресле возле огня
и приготовился его слушать.
- Н-да, это не такая легкая штука! - произнес он, когда Каупервуд
кончил. - Вы ведь лучше меня разбираетесь в этих вещах. Как вам известно,
я не финансист, - и он улыбнулся, словно оправдываясь.
- Я знаю только, что это вопрос влияния и протекции, - продолжал
Каупервуд. - "Дрексель и Кь" и "Кук и Кь" имеют связи в Гаррисберге. У них
там есть свои люди, стоящие на страже их интересов. С главным прокурором и
казначеем штата они в самых приятельских отношениях. Если я предложу свои
услуги и даже докажу, что могу взять на себя размещение займа, мне это
дело все равно не поручат. Так бывало уже не раз. Я должен заручиться
поддержкой друзей, их влиянием. Вы же знаете, как устраиваются такие дела.
- Они устраиваются довольно легко, - сказал Батлер, - когда знаешь
наверняка, к кому следует обратиться. Возьмем, к примеру, Джимми Оливера -
он должен быть более или менее в курсе дела.
Джимми Оливер был тогда окружным прокурором и время от времени давал
Батлеру ценные советы. По счастливой случайности он состоял еще и в дружбе
с казначеем штата.
- На какую же часть займа вы метите?
- На пять миллионов.
- Пять миллионов! - Батлер выпрямился в своем кресле. - Да что вы,
голубчик? Это ведь огромные деньги! Где же вы разместите такое количество
облигаций?
- Я подам заявку на пять миллионов, - мягко успокоил его Каупервуд, - а
получить хочу только миллион, но такая заявка подымет мой престиж, а
престиж тоже котируется на рынке.
Батлер, облегченно вздохнув, откинулся на спинку кресла.
- Пять миллионов! Престиж! А хотите вы только один миллион? Ну что ж,
тогда дело другое! Мыслишка-то, по правде сказать, неплохая. Такую сумму
мы, пожалуй, сумеем раздобыть.
Он потер ладонью подбородок и уставился на огонь.
Уходя в этот вечер от Батлера, Каупервуд не сомневался, что тот его не
обманет и пустит в ход всю свою машину. Посему он ничуть не удивился и
прекрасно понял, что это означает, когда несколько дней спустя его
представили городскому казначею Джулиану Боуду, который в свою очередь
обещал познакомить его с казначеем штата Ван-Нострендом и позаботиться о
том, чтобы ходатайство Каупервуда было рассмотрено.
- Вы, конечно, знаете, - сказал он Каупервуду в присутствии Батлера, в
чьем доме и происходило это свидание, - что банковская клика очень
могущественна. Вам известно, кто ее возглавляет. Они не желают, чтобы в
дело с выпуском займа совались посторонние. У меня был разговор с Тэренсом
Рэлихеном, их представителем там, наверху (он подразумевал столицу штата
Гаррисберг), который заявил, что они не потерпят никакого вмешательства в
это дело с займом. Вы можете нажить себе немало неприятностей здесь, в
Филадельфии, если добьетесь своего, - это ведь очень могущественные люди.
А вы уже представляете себе, где вы разместите заем?
- Да, представляю, - отвечал Каупервуд.
- Ну что ж, по-моему, самое лучшее теперь - держать язык за зубами.
Подавайте заявку - и дело с концом. Ван-Ностренд, с согласия губернатора,
утвердит ее. С губернатором же, я думаю, мы сумеем столковаться. А когда
вы добьетесь утверждения, с вами, вероятно, пожелают иметь крупный
разговор, но это уж ваша забота.
Каупервуд улыбнулся своей непроницаемой улыбкой. Сколько всяких ходов и
выходов в этом финансовом мире! Целый лабиринт подземных течений! Немного
прозорливости, немного сметки, немного удачи - время и случай, - вот что
по большей части решает дело. Взять хотя бы его самого: стоило ему ощутить
честолюбивое желание сделать карьеру, только желание, ничего больше - и
вот у него уже установлена связь с казначеем штата и с губернатором. Они
будут самолично разбирать его дело, потому что он этого потребовал. Другие
дельцы, повлиятельнее его, имели точно такое же право на долю в займе, но
они не сумели этим правом воспользоваться. Смелость, инициатива,
предприимчивость - как много они значат, да еще везенье вдобавок.
Уходя, Фрэнк думал о том, как удивятся "Кук и Кь". "Дрексель и Кь",
узнав, что он выступил в качестве их конкурента. Дома он поднялся на
второй этаж, в маленькую комнату рядом со спальней, которую он приспособил
под кабинет, там стояли письменный стол, несгораемый шкаф и кожаное
кресло, и стал проверять свои ресурсы. Ему нужно было многое обдумать и
взвесить. Он снова пересмотрел список лиц, с которыми уже договорился и на
чью подписку мог смело рассчитывать. Проблема размещения облигаций на
миллион долларов его не беспокоила; по его расчетам, он должен был
заработать два процента с общей суммы, то есть двадцать тысяч долларов.
Если дело выгорит, он решил купить особняк на Джирард-авеню, неподалеку от
Батлеров, а может быть, еще лучше - приобрести участок и начать строиться.
Деньги на постройку он раздобудет, заложив участок и дом. У отца дела идут
весьма недурно. Возможно, и он захочет строиться рядом, тогда они будут
жить бок о бок. Контора должна была дать в этом году, независимо от
операции с займом, тысяч десять. Вложения Фрэнка в конку, достигавшие
суммы в пятьдесят тысяч долларов, приносили шесть процентов годовых.
Имущество жены, заключавшееся в их нынешнем доме, облигациях
государственных займов и недвижимости в западной части Филадельфии,
составляло еще сорок тысяч. Он был богатым человеком, но рассчитывал
вскоре стать гораздо богаче. Теперь надо только действовать разумно и
хладнокровно. Если операция с займом пройдет успешно, он сможет повторить
ее, и даже в более крупном масштабе, ведь это не последний выпуск. Посидев
еще немного, он погасил свет и ушел к жене, которая уже спала. Няня с
детьми занимала комнату по другую сторону лестницы.
- Ну вот, Лилиан, - сказал он, когда она, проснувшись, повернулась к
нему, - мне кажется, что дело с займом, о котором я тебе рассказывал,
теперь на мази. Один миллион для размещения я, видимо, получу. Это
принесет двадцать тысяч прибыли. Если все пройдет успешно, мы выстроим
себе дом на Джирард-авеню. Со временем она станет одной из лучших улиц.
Колледж - прекрасное соседство.
- Это будет замечательно, Фрэнк! - сказала она и погладила его руку,
когда он присел на край кровати. Но в тоне ее слышалось легкое сомнение.
- Нам нужно быть повнимательнее к Батлерам. Он очень мило со мной
обошелся и, конечно, будет нам полезен и впредь. Он приглашал нас с тобой
как-нибудь зайти к ним, не следует пренебрегать этим приглашением. Будь
поласковее с его женой. Он может при желании очень многое для меня
сделать. У него, между прочим, две дочери. Надо будет пригласить их к нам
всей семьей.
- Мы устроим для них обед, - с готовностью откликнулась Лилиан. - Я на
днях заеду к миссис Батлер и предложу ей покататься со мной.
Лилиан уже успела узнать, что Батлеры - во всяком случае младшее
поколение - любят показной шик, что они весьма чувствительны к разговорам
о своем происхождении и что деньги, по их понятиям, искупают решительно
все недостатки.
- Старик Батлер - человек весьма респектабельный, - заметил как-то
Каупервуд, - но миссис Батлер... да и она, собственно, ничего, но уж очень
простовата. Впрочем, это женщина добрая и сердечная.
Фрэнк просил еще жену полюбезней обходиться с Эйлин и Норой, так как
отец и мать Батлеры пуще всего гордятся своими дочерьми.
Лилиан в ту пору было тридцать два года, Фрэнку - двадцать семь.
Рождение двух детей и заботы о них до некоторой степени изменили ее
внешность. Она утратила прежнее обольстительное изящество и стала
несколько сухопарой. Лицо ее с ввалившимися щеками напоминало лица женщин
с картин Россетти и Берн-Джонса [Россетти Данте Габриель (1828-1882) и
Берн-Джонс Эдуард (1833-1898) - английские художники, принадлежавшие к
декадентской школе прерафаэлитов, стремившейся возродить средневековую
мистику]. Здоровье было подорвано: уход за двумя детьми и обнаружившиеся в
последнее время признаки катара желудка отняли у нее много сил. Нервная
система ее расстроилась, и временами она страдала прис