Конвенции здесь не создают и не отменяют фактические утверждения  о  том,
что является возможным (или сами фактические возможности): конвенция  членов
языкового  сообщества  может  выражаться  лишь  в  выборе  одного  языкового
выражения скорее, чем другого, для высказывания истины на  основании  фактов
относительно возможных миров. Можно сказать, что  "женатых  холостяков"  или
"круглых квадратов" не существует в силу конвенции, но это  будет  означать,
что в соответствии с соглашением не может  существовать  языковое  выражение
"женатый  холостяк"  или  "круглый  квадрат",  а  не  что  невозможно   быть
одновременно женатым и холостым или круглым и квадратным  в  соответствии  c
соглашением. Последняя невозможность не может быть конвенциональна.
   Таким образом, аналитичность определяется  Льюисом  (вслед  за  Карнапом,
связывавшим аналитичность, в духе лейбницевской традиции, с методом описания
состояния) как истинность во всех возможных мирах. Аналитическая  истинность
высказывания для агента А зависит как от фактов в возможных мирах, так и  от
языка L, который А использует. L зависит от конвенции, которую разделяет  А.
И эта конвенция - не что иное, как регулярность в поведении,  поддерживаемая
заинтересованностью участников языкового  общения  во  взаимной  координации
своих действий и  их  ожиданием,  что  другие  будут  выполнять  свою  часть
соглашения, т.е. поступать так же27.
   Вместе с тем привлечение технического аппарата возможных миров  несколько
усиливает модальность ситуации: в каком отношении вообще  можно  говорить  о
конвенциональности  там,  где   истинность   выражения   устанавливается   с
необходимостью?
   Вообще говоря, семантическое  понятие  аналитичности  часто  уравнивается
(или смешивается) с эпистемологическим понятием априорности и метафизическим
понятием необходимости. Понятие априорной истины - в том виде, как оно  было
введено Kaнтом, -  представляет  собой  такую  истину,  которая  может  быть
известна независимо от опыта. Необходимая истина, однако,  является  истиной
несколько иного вида, а именно такой, которая не  могла  бы  быть  ложью.  С
определенной точки зрения представляется интуитивно  ясным,  что  многое  из
того, что случается, могло бы и не  случиться;  и  в  этом  смысле  то,  что
истинно, не является необходимо истинным, и этот факт, собственно, не  имеет
отношения к состоянию нашего знания. При  этом  допущение  о  том,  что  все
необходимое известно а priori, или  что  все  известное  а  priori  является
необходимым, является подлежащим обсуждению тезисом, а не эквивалентностью в
определении.   Например,   Крипке   резко   разделяет    эпистемическую    и
метафизическую истину: он утверждает, что существуют контингентные априорные
истины (истины о состояниях дел, которые не основаны на опыте), равно как  и
необходимые   апостериорные   истины   (необходимые   истины,   которые   мы
обнаруживаем через опыт).
   Одна из причин смешения необходимой и априорной истинности состоит в том,
что, начиная с Лейбница, необходимое принято объяснять как нечто истинное во
всех возможных мирах. С такой точки зрения,  умозрительно  рассматривая  все
возможные миры, мы  должны  быть  способны  видеть,  необходимо  ли  истинно
суждение, и знать это а priori. Однако можно было бы предположить, наоборот,
что если нечто известно а priori, это должно быть необходимо истинно, потому
что,  будучи  истинным  а  priori,  это  было  известно  без   обращения   к
фактическому миру.  Если  бы  истина  зависела  от  некоторой  контингентной
особенности мира, то это не могло бы быть известно  без  обращения  к  миру;
фактический мир мог бы быть одним из миров, в которых  проверяемое  суждение
было бы  ложно.  Это,  однако,  предполагает,  что  любой  способ  знания  о
фактическом мире без обращения к миру  является  способом  знания  обо  всех
возможных мирах. Если мы теперь раскроем термин  "аналитически  истинный"  в
его обычном понимании, как "истинный в силу (своего) значения", то  с  такой
точки зрения оказывается, что все аналитические истины  необходимо  истинны,
но  не  наоборот.  В  этом  отношении  модель  Льюиса  также   рассматривает
аналитичность как нередуцируемый признак  и  не  выходит  из  круга  критики
Куайна.
   Если сам способ отсылки к миру не является конвенциональным,  то  как  мы
можем уйти от жесткого логического детерминизма в трактовке значений? Но,  с
другой стороны, как может быть конвенциональна сама референция?
 
   2.2.2	ИДЕНТИФИКАЦИЯ В РЕФЕРЕНЦИАЛЬНО НЕПРОЗРАЧНЫХ КОНТЕКСТАХ
   Распространение  Т-теорий  на  модальные  и  косвенно-речевые  контексты,
естественный язык в целом обнаружило их ограниченность, состоящую в том, что
стандартная теория оказалась не в состоянии  обеспечить  указание  в  такого
рода контекстах в  силу  нарушения  принципа  подставимости  тождественного.
Контексты с ложной подставимостью тождественного не подлежат квантификации и
определяются как референциально непрозрачные: переменные в  этих  контекстах
находятся не в указательных позициях.
   Основанные  на  корреспондентной   теории   истины   условно-истинностные
концепции значения могут не оперировать понятием "смысл" или "значение", но,
поскольку они стремятся к тому, чтобы  их  положения  давали  знакам  верные
референции  -  а   это   намерение   равносильно   требованию,   чтобы   они
демонстрировали значение выражений,  -  постольку  они  содержат  явную  или
неявную отсылку к "способу, которым дается референт" (Фреге), т.е. постольку
такие  концепции  явно  или  неявно   предполагают,   что   T-теории   могут
предоставлять больше, чем сами по себе  истинностные  условия  выражений,  а
именно, что они могут предоставлять истинностные условия  в  таком  аспекте,
который "показывает" или "отображает" значения выражений.  Для  этого  может
утверждаться, что в то  время,  как  два  выражения  имеют  один  и  тот  же
референт, подобно "Цицерон" и "Tуллий", они имеют  отличные  друг  от  друга
значения,  так  как  выражения  имеют  различные   режимы,   или   алгоритмы
представления, т. е. они представляют референт  "Цицерон/Tуллий"  различными
способами. Поскольку "Цицерон" и  "Tуллий"  имеют  различные  значения,  то,
например, в убеждениях кого-то, кто полагает, что  Цицерон  был  лыс  и  что
Tуллий не был лыс, может не содержаться противоречия.
   Традиционно возникающие в этой связи вопросы таковы:  могут  ли  T-теории
работать с подобными  интенсиональными  контекстами,  т.е.  представляют  ли
теоремы такой теории только  референты  выражений,  или  также  и  значения?
Правая сторона T-предложения отсылает к выражению слева: каков характер этой
отсылки? Простое ли это указание или же эта ссылка может  до  той  или  иной
степени показывать или отображать некоторое значение? Может ли это  значение
быть конвенционально? Если да, то каким образом?
   Предполагается, что способность  T-теории  отображать  значения  является
наиболее важной при обсуждении вопроса о  том,  может  ли  T-теория  служить
теорией значения. Для построения теории значения  на  основе  теории  истины
следует определить некоторые условия  адекватности,  которые  теория  истины
должна рассматривать для того, чтобы функционировать  как  теория  значения,
пригодная для интерпретации  выражений  языка  L28.  В  таком  случае,  если
T-теория  предназначена  служить  теорией  значения,  то  она  должна   быть
T-теорией  такого  вида,  которая  может  отображать  значения  (смыслы).  В
противном случае следует отклонить условия адекватности.
   Адекватная T-теория для агента A будет содержать теоремы (1) - (2), но не
теоремы (3) - (4).
   (1) "Цицерон лыс" - истинно ТТТ Цицерон лыс
   (2) "Tуллий лыс" - истинно ТТТ Tуллий лыс
   (3) "Цицерон лыс" - истинно ТТТ Tуллий лыс
   (4) "Tуллий лыс" - истинно ТТТ Цицерон лыс
   Если агент A полагает,  что  Цицерон  лыс,  но  не  что  Tуллий  лыс,  то
T-теория,  порождающая  теорему  (3),  будет   неправильно   характеризовать
семантическую компетенцию А. Опасность введения (3) в  семантическую  теорию
для А состоит в том, что это  ведет  к  неправильной  атрибуции  суждения  в
следующем виде:
   (a) А полагает: "Цицерон лыс";
   (b) А полагает, что "Цицерон  лыс"  -  истинно  (из  (a)  и  допущения  о
рациональности А);
   (с)  А  полагает,  что  "Цицерон  лыс"  истинно  ТТТ,  когда  Tуллий  лыс
(посредством гипотезы);
   (d) А полагает: "Tуллий лыс" (из (b), (с), и предположения о  замкнутости
выражения)29.
   Шаг (с) основан на предположении о том, что  А  фактически  принимает  за
истину теоремы T-теории. Это  предположение  исходит  из  того,  что  А,  не
обладая специальными семантическими познаниями, имеет тем не менее некоторые
убеждения (по крайней мере, делает заключения) относительно теорем  T-теории
определенного вида. Поскольку нельзя сказать, что А (не  семантик)  обладает
отчетливым (осознающим себя) знанием относительно таких вопросов, то  отсюда
следует, что А должен обладать некоторым неявным знанием о (3).
   Допущение о том, что введение  (3)  будет  позволять  нам  выводить  (d),
требует обоснования важного предположения,  задействованного  в  приведенном
выше рассуждении.  А  именно,  приписывает  ли  теорема  (3)  агенту  больше
семантических знаний, чем (1)? Ведь утвердительный ответ на  этот  вопрос  в
категориях корреспондентной теории истины означал  бы,  по  сути,  отказ  от
представления об аксиомах и теоремах T-теории как о предложениях, изоморфных
аксиомам и теоремам любой другой науки.
   В самом деле, при рассмотрении предложений других наук  (научных  языков)
способ представления классификаций (законов) не имеет для нас важности в том
смысле, что мы не выводим, например, свойства атомов из названий  элементов.
Убеждение  в  том,  что  свойства   атомов   элемента   не   изменятся   при
переименовании  элемента,  как  не  меняются  они  при  склонении  и  других
изменениях названия  элемента  в  процессе  речи,  характеризует  позитивное
научное знание в его наиболее существенных основаниях. И  если  мы  пытаемся
строить семантическую теорию на таких основаниях,  то  она  не  должна  быть
чувствительна к имени, которое  мы  даем  семантическому  значению,  подобно
тому, как экономические законы не чувствительны к  разновидностям  валют,  а
геологические - к названиям минералов и именам  горных  хребтов.  Поскольку,
далее, теория представляет собой разработанную структуру  с  большим  числом
следствий, постольку эти следствия должны включать как можно больше явлений.
В традиционной теории  истины  к  явлениям  относится  событие,  фиксируемое
Т-предложением; тогда,  если  теория  истины  строится  по  подобию  научной
теории, Т-предложения должны быть доказуемы.
   В рамках условно-истинностной концепции  значения  может  предполагаться,
что T-теории трактуются "дефляционным" способом - так, чтобы они не отсылали
к объекту (предмету) или состоянию дел30. Теория истины, которая приписывает
возможные состояния дел или факты указательным предложениям, назначает  одни
и те же истинностные условия предложениям "Цицерон лыс" и "Tуллий лыс".  Тем
не менее условно-истинностные теории значения вовсе  не  обязательно  должны
иметь  такую  форму:  стандартная  теория  Дэвидсона  отклоняет   реификацию
истинностных условий31. Отсутствие отсылки к вещам не мешает таким  условиям
выполнять свою функцию - сертифицировать истинность предложений.
   Но  и  так  называемые  дефляционные  теории  не  преодолевают   основной
трудности на  пути  отображения  значения.  Фундаментальная  проблема  здесь
состоит  в  следующем:  при  использовании  языкового  выражения  (например,
русского языка) с правой стороны T-предложения то, что утверждается с правой
стороны, не может быть ни больше ни меньше, чем то,  что  утверждается  этим
языковым выражением. Вопрос тогда может быть  поставлен  так:  о  разных  ли
вещах идет речь в предложениях "Цицерон лыс" и  "Tуллий  лыс"?  Поэтому  эта
проблема свойственна не исключительно определенным видам T-теорий, в которых
полагается,  что  правая  сторона  T-предложений  отсылает  к  определенному
состоянию дел; скорее она вытекает  из  того  факта,  что  для  установления
истинностных условий используется некоторый язык, и, поэтому T-теория  может
отображать  не  более,  чем  то,  что  сообщается  выражением  этого  языка,
используемым для установления истинностных условий.
   Но в том случае, если теоремы T-теории являются  частью  языковых  знаний
говорящего,  то  способ,  в  котором  это  знание   выражается,   становится
релевантным. В самом  деле,  если  теоремы  входят  в  языковую  компетенцию
агента, то они могут  быть  помыслены  как  встроенные  в  традиционный  для
рассмотрения в аналитической философии контекст вида "агент  знает,  что..."
При том, что эти контекстные среды непрозрачны,  использование  теоремы  (1)
для характеристики семантических знаний агента  может  быть  адекватным,  но
использование теоремы (3) - нет.
   Поскольку  эта  среда  непрозрачна,  то  теоремы  (1)   и   (3)   (и   их
непосредственно составляющие) не будут просто  указывать  на  референты,  но
скорее будут содержать отсылку  к  интенсионалам.  Так  как  интенсиональные
значения (1) и (3) различны, то теоремы (1) и (3) будут  в  таком  контексте
выражать различные вещи.
   Трудность здесь состоит в том, что поскольку  среды,  вызываемые  обычным
использованием контекстов вида "знает, что", непрозрачны - и, следовательно,
случаи (1) и (3) могут  различаться,  -  то  отношение  "А  знает,  что  b",
используемое в семантической теории, не  является  отношением,  обозначаемым
этим выражением повседневного языка,  но  скорее  техническим  отношением  в
абстрактной  логико-ориентированной  теории  значения.  Оно  отличается   от
обычного отношения "А знает, что b" прежде всего тем, что учитывает "неявное
знание" - знание, которое агент может не сознавать  или  не  признавать.  Не
будучи семантиком,  агент  без  сомнения  не  будет  эксплицитно  признавать
(осознавать) большинство  аксиом  и  теорем  семантической  теории,  однако,
согласно такой теории, агент все же будет  соблюдать  -  и,  таким  образом,
"знать" эти аксиомы и теоремы.  Интенсиональные  обороты,  выражающие  такое
отношение, были подвергнуты Дэвидсоном запрету  для  языка  теории  значения
(например, следующего вида: "Интерпретатор  языка  L  знает,  что  в  данной
теории утверждается, что...")32. Тем  не  менее  нельзя  отрицать,  что  при
наличии таких радикально различающихся типов отношений,  имеющих  одинаковую
форму "А знает, что b", интуиции относительно того, что выражается в обычной
среде, неприменимы к теории значения. Невозможно представить, что  в  среде,
вызываемой техническим отношением, теорема (3) выражает что-либо отличное от
(1). В частности, можно сказать, что агент, неявно знающий (1), должен таким
образом неявно знать (3). Знания (1) и (3) выступают  для  агента  способами
знания друг о друге.
   Предположим, однако, что мы откажемся от понятия неявного  семантического
знания и используем обычное отношение "А знает, что  b"  для  характеристики
семантической компетенции агента. Это позволяет утверждать, что теорема  (3)
выражает нечто отличное от (1). Но поскольку неискушенный в семантике  агент
может произвольно интерпретировать фактически  любое  выражение,  содержащее
семантическую терминологию, то запрет на неявное знание исключит  из  теории
даже выражения вида "x указывает на y" или "x удовлетворяет P".
   Поэтому  семантические  теории  знаний  агента  о  значении  могут   быть
разделены следующим образом:
   а) Теории,  использующие  обычное  отношение  "А  знает,  что  b",  будут
допускать, что теорема (3) выражает нечто иное,  чем  теорема  (1),  но  они
будут неадекватны для обеспечения дифференцированных (пригодных для описания
естественного языка) семантических теорий.
   б) Теории, представляющие техническое отношение  "А  знает,  что  b"  для
допущения   неявного   знания,   могут    обеспечивать    дифференцированные
семантические теории, но в таких  теориях  неясно,  что  теорема  (3)  будет
выражать нечто иное, чем теорема (1).
   Следовательно, такая теория, которая отображала  бы  значение  выражения,
должна состоять:
   а) из теорем T-теории;
   б) из теории выражений, используемых в T-теоремах.
   Очевидно, что такая теория более высокого порядка не является  собственно
T-теорией: это - T-теория, объединенная с  теорией,  обеспечивающей  способ,
которым агент представляет истинностные условия предложения,  т.е.  теорией,
демонстрирующей (хотя и не отображающей непосредственно) значения  выражений
объектного языка. Конвенциональный характер носят,  соответственно,  теоремы
группы б), но не а).
   Постоянство указания, таким образом, обеспечивается с  помощью  некоторой
его  интерпретации.  Инвариантность  интерпретации  сквозь   все   возможные
индивидные события употребления и представляет стабильность языкового  знака
как   конвенциональность,   регулирующую   здесь    способы    представления
истинностных условий. Различные способы представления истинностных  условий,
разработанные с целью обеспечить постоянство указания в  рамках  расширенных
теорий референции К. Доннеланом, С. Крипке, Х.  Патнэмом,  М.  Девиттом,  Г.
Эвансом, Р. Бойдом  и  другими,  нашли  отражение  в  дискуссиях  по  теории
идентифицирующих дескрипций и теории терминов естественных родов.
   Способы  представления   истинностных   условий,   призванные   прояснить
использование понятия конвенции для объяснения значений естественных языков,
могут (и, вероятно, должны) предполагать рассмотрение  системы  языка  в  ее
развитии, что означает применительно к семантической системе  учет  динамики
значений. Следовательно, использование понятия конвенции должно опираться на
генетический анализ значений -  которые  именно  в  силу  этого  могут  быть
описаны конвенционально.
   Позиция Куайна, с которой  полемизировал  Льюис,  состояла  в  следующем:
когда мы говорим о конвенции, то в действительности речь идет о не более чем
о регулярностях, наблюдаемых в нашем  использовании  языка.  Льюис  дополнил
понятие регулярности внеязыковыми факторами - "взаимным ожиданием" и т.д., и
конвенция заработала как понятие, условно говоря,  "формальной  прагматики".
Но в таком случае нуждается в разборе и сам  предмет  регулярности,  включая
происхождение этой регулярности. Так, в частности, если  языковая  конвенция
должна иметь форму тотальной, она не  должна  быть  ограничена  во  времени:
языковые знаки должны  одинаково  интерпретироваться  в  любой  момент.  Это
обстоятельство подчеркнуто Дэвидсоном:
   Регулярность в данном контексте должна означать регулярность во  времени,
а не просто соглашение на данный момент. Чтобы конвенция (в понимании Льюиса
и, я  бы  сказал,  в  любом  понимании)  могла  иметь  место,  нечто  должно
повторяться во времени. Единственным  кандидатом  на  то,  чтобы  быть  этим
"нечто",  является  интерпретация  звуковых  образов  (sound  patterns):   и
говорящий, и слушатель должны регулярно, намеренно и  во  взаимном  согласии
интерпретировать   одинаковые   звуковые   образы   говорящего    одинаковым
способом33.
   Условия истинности связываются Дэвидсоном с интерпретацией, и  эта  связь
признается им  конвенциональной.  Аналитико-синтетическая  дистинкция  может
быть заменена при этом различением концептуальной схемы  и  наполняющего  ее
содержания. В то время как первая модель требует различения в языке  понятия
и содержания, вторая предлагает вместо нее дуализм целостной схемы (языка) и
неинтерпретированного содержания34. Как на наиболее наглядный пример  второй
модели Дэвидсон ссылается на концепцию Сепира - Уорфа, согласно которой язык
производит обработку, организацию и классификацию потока чувственного опыта.

   2.3 ДИСТИНКЦИЯ "СОДЕРЖАНИЕ МИРА VS. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СХ