еть

283

в последний раз на наше место. Я увидел, как разворачивается самолет,
и подумал лишь об одном: на какой стороне ты - на левой или на
правой. Марина, милая, я махал тебе обеими руками, я плакал, ты
видела меня?.."

Марина перестала читать письмо и положила его на стол.

- А ты видела? - спросила я.

- Нет. Я посмотрела на это место, но было уже очень высоко. Я тоже
заплакала. Я думала о нем все время, пока летела над нашей огромной
страной, я вспоминала о нем, когда мы были в Греции... Но тогда, в
самолете, это были не просто мысли, я ощущала в себе его
присутствие... Когда подлетали к Москве, началась гроза, и в наш
самолет ударила молния, самолет качнуло, все испугались,
заахали-заохали, а мне стало интересно - что будет? Эта молния
выбила его присутствие во мне. - Марина налила себе еще кофе и
продолжила свои воспоминания: - Ты знаешь, я не предполагала, что
Россия так огромна, это даже потрясает, в этом есть что-то
мистическое, когда воздушный океан соединяется с лесным океаном на
многие, многие километры. Занавешенная туманом тайга тянется
бесконечно, от нее,  как от гор и морей, тоже веет вечностью.

Марина, очевидно, хотела переменить тему разговора, но я никак не
могла понять, что же ее разочаровало в этом письме, и потому спросила:

- А что он еще пишет?

- Пишет, что теперь он не один, что мы с ним вдвоем и ради меня он
свернет горы. Много пишет о своих картинах. Он сейчас делает целую
серию "Времена года", - ответила Марина как-то безучастно.

- Прочти, мне это как художнице интересно. Марина снова развернула
письмо и стала читать:

"Когда я начал писать "Октябрь", я заменил веревку на своем крестике
на твою серебряную цепочку, теперь

284

все на месте. Но "Октябрь" почему-то не получается, в голове завис. Я
слышу твой голос, наши с тобой разговоры. Кто ты, Марина? Я даже в
мыслях не допускал, что тебя не было со мной раньше, ты ведь та,
которую я искал. А искал ли я тебя? Ты просто была... Марина,
пожалуйста, сходи в лес или парк и поговори со мной, я услышу. И
тогда, я уверен, "Октябрь" получится. А "Ноябрь" я написал очень
быстро. Он сдался во власть декабря, во власть зимы, он, как белый
саван, надел на себя снег. И только три веточки-черточки. Он просит
зиму сберечь то, что еще должно остаться".

Марина перестала читать и сказала:

- Ну и дальше все о картинах, о возможных выставках, тебе интересно?

- Интересно, но достаточно... Ты знаешь, от его письма действительно
веет большим чувством. Может, это твоя судьба?

- Он тоже пишет, что это судьба, - Марина достала из письма
фотографию. На ней был улыбающийся Николай, а на голове у него
стояла живая, очень красивая по цвету курочка, он даже не
придерживал ее рукой. - За два месяца до нашей встречи он был у
матери вместе со своим братом. Выпили и начали фотографироваться.
Николай поймал курочку во дворе и поставил ее себе на голову, как он
пишет, для красоты. Он считает, что это предзнаменование нашей с
ним встречи.

- Действительно, забавно, - сказала я и спросила: - но мне кажется,
что тебя что-то разочаровало в этом письме, или это не так?

- Да, это так... Он хотя и спрашивает, кто я, но это не значит, что он
хочет ответа на этот вопрос, потому что все остальное в письме - это
рассказ во вдохновенной форме о самом себе. Я даже предвижу, если он
приедет, мы будем заниматься его делами, жить его успехами и
неуспехами... Тогда, в Благовещенске, когда я пришла к нему в
мастерскую вместе с местной журналисткой, чтобы

285

привлечь его к участию в предвыборной кампании, он у

них довольно известный художник, я действительно была поражена его
работами. Но это было во многом от неожиданности, увидеть где-то в
Амурском крае художника, работающего на хорошем европейском
уровне. И еще он нас так здорово встретил. Мы с ней тогда немножко
замерзли, он налил нам дорогой водки, угостил черной и красной икрой,
чаем с лимонником. В его уютной мастерской играла хорошая музыка. И
когда я стала говорить о своем впечатлении от его картин, он так на
меня смотрел, что стало понятно - между нами возникнут глубокие
отношения. И поначалу действительно было какое-то подобие
творческого диалога, мне показалось, что ему интересно и то, что я
делаю, о чем думаю, что пишу. А сейчас, когда я прочитала его письмо,
поняла, что он меня любит в контексте своего искусства. Он меня
воспринимает как Ассоль, которая ждет его на берегу, когда он
приплывет со своими картинами. Причем Ассоль, которая не только
ждет, но и подготавливает почву для его будущих выставок. Он хочет
на будущий год устроить выставку в Париже вместе с другими
благовещенскими художниками.

- Но это уж он, наверное, загнул, - сказала я недоверчиво.

- Да дело не в том, загнул он или нет. Я его порыв приняла за интерес
ко мне как личности. Но он любит свое вдохновение, которое я в нем
пробудила, я для него как ветер, который раздувает паруса его корабля.
Главное для него - это то, на что способен он... Мне это не нужно, мне
не хочется быть приложением к жизни мужчины, мне нужен
творческий диалог. Конечно, я все равно испытываю к нему большое
чувство, но сейчас оно меня больше угнетает, чем приносит радость. Эта
печаль сковывает мое сознание. Я хотела закончить новую статью для
психологического журнала и не могу.

286

- Да, ты его вдохновила, может, он даже испытал такое вдохновение,
которое никогда ранее не испытывал.

- Мне это приятно, конечно, но мне самой нужна помощь и поддержка в
моих делах. Я сама хочу писать книги, и мне нужен человек, который
мог бы мне в этом помочь, - сказала Марина и вдруг неожиданно
добавила: - Давай выпьем сухого вина, того, что привезли из Греции, а
то что-то грустно стало.

Мы выпили красного вина, и Марина развеселилась:

- Я вчера гуляла у Москвы-реки и мне пришла в голову смешная идея,
что для меня наилучший вариант мужчины - это чудовище из
"Аленького цветочка".

- Точно, - ответила я, смеясь, - сидит где-то в кустах, все дает, что
нужно, а ты сиди себе, хочешь - книги пиши, хочешь - рисуй. Правда,
он в конце в царевича превращается.

- А вот это не надо, - сказала Марина, грозя пальчиком, - пусть
подольше побудет чудовищем, пока я всех книг не напишу и не объеду
весь мир.

-Да, смех смехом, конечно,- сказала я,- но у меня тоже не было в
жизни мужчины, который бы проявлял интерес к моим делам, от меня
всегда требовалось участие в решении его проблем, а мне доставались
только крохи с царского стола. А почему так происходит? Неужели
женщины с личностной стороны вообще мужчин не интересуют?

- Мне кажется, - сказала Марина, - женский идеал вообще
человечеством еще не разработан. Даже Дева Мария воспринимается как
"мироточица", как "покров", "матка". В Католической церкви есть такие
монахи-"мариане", с точки зрения психологии - это такое
духовноэротическое отношение к Деве Марии, ожидание того, что
"покроет" некая женственность и спасет. Вот и Николай ко мне так же
относится - одновременно и высоко, и потребительски, ждет, что я
приду, согрею, утешу, вдохновлю

287

и спасу. А просто женщина большинством людей вообще
воспринимается как мать-наседка, к которой можно прийти хоть с
пятью наколками из тюрьмы, с последним приветом, как к существу,
которое никогда не отвергнет, как пуповина, которая соединяет с
нормальной жизнью. Такой выдуманный образ женщины, удобный для
мужчин, впрочем и для большинства женщин тоже, которые режут
ножичком свою картошечку на кухоньке, и ничто не зовет их к
развитию, таких миллионы.

- Выходит, нечего и ждать? - спросила я, допивая бокал сухого вина.

- А зачем вообще чего-то ждать? Нужно самой развиваться.
Откровенно говоря, женственности сейчас еще меньше, чем
мужественности. Посмотришь на фотомодель - тело богини, а душа
крокодила, она продает свою кожу, ноги, зубы, а в глазах голодный
блеск - ищет богатого мужчину, который "упакует" ее в дорогую шубу,
подобно той "брильянтовой" в Греции. Сегодня можно написать такую
Антипесню Песней: "Глазки твои как пулеметы; бедра твои как окопы;
шея твоя как ствол пушки; груди твои как бактериологическое
оружие..."

- А живот как нейтронная бомба, - добавила я, смеясь.

- Точно! Но несмотря на это, женщины сейчас более жизнеспособный
элемент, образовался даже некий "подвид" умных женщин, который
будет способствовать возникновению своеобразной "утробы", в которой
может вырасти что-то настоящее. Но сейчас ее пока нет. А чтобы
выжить в таких условиях, трудно оставаться мужчиной, поэтому
половина из них ведет себя как слабые женщины. Мужчина по природе
своей должен проникать, а очень сложно проникать в то, чего нет, -
нет соответствующей реальности, поэтому и бизнес сейчас "сопливый" -
сегодня есть, а завтра нет.

- Да, все очень легко рушится, и трудно на кого-либо рассчитывать.

288

- А я и не рассчитываю. Я надеюсь только на себя. Я поздний ребенок,
родители меня заведомо обрекли на трудность жизни, я привыкла к ней
и не жду помощи. Да и тебе неоткуда ее ждать. Твоя мама помогает нам
выжить, но не жить. Мне кажется, сейчас дается последний шанс,
чтобы выбраться из ситуации, на которую обрекла советская власть.
Нужно делать свой бизнес.

- Это надо было делать в девяносто первом году.

- Да, конечно, тогда было проще, но есть еще возможность, последняя,
я хочу ею воспользоваться. Я позвоню сегодня Игорю и приму его
предложение - все-таки иностранная фирма, порядка больше.

- Да ты что?! Ты это серьезно? А как же философия, психология?

- Чтобы заниматься философией, нужен хотя бы "ручеек", пусть
тонкий, но ручеек, как в России в конце прошлого века. Одной очень
сложно. Тем более что философия - это не женская сфера. Здесь тоже
действует "женское проклятие", сюда тоже, как на Афон, не пускают,
просто не так грубо, но по смыслу точно так же. Я имею в виду не
конкретные журналы или издательства, а само отношение. Мужчины
очень ревнуют, интеллект - это их последний оплот. И потом смешно
звучит - философ Курочкина Марина.

- А мне не смешно, у меня ассоциация с курочкой, которая снесла
золотое яичко, то есть произвела что-то совершенно необыкновенное и
ценное. И это не только мое мнение. Григорий Соломонович считает тебя
своей ученицей. Сколько раз ты по радио выступала! Тебя печатают в
"Московском психологическом журнале", в "Книжном обозрении", а как
тебя хвалили за статью в журнале "Знамя", ты что, забыла? Тебе даже
предложили там работать, писать рецензии.

- За копейки скручивать мозги в трубочку, сосредоточиваясь на чужих
мыслях. Нет, не хочу, мне это скучно. Они напечатали мою статью, и на
том спасибо.

289

- Но ты же хотела писать книги! Бизнес отнимет все время, блокирует
всякую возможность!

- Чтобы писать книги, нужны условия. Это статьи можно писать в
промежутках между попойками соседей. А для писания книг нужна
тихая квартира в центре либо загородный дом. Чтобы сделать эту
квартиру тихой, нужно уменьшить ее в два раза, сделать навесные
потолки, утолщить стены, пол. Писать книги в квартире, где соседи все
время стучат, орут, где лают собаки Фика и Кака, - невозможно!

В этот момент снизу, как нарочно, раздался пьяный голос соседа
Абдурахманова - мы с Мариной рассмеялись.

- О? Голоса канализации, - воскликнула я. Раздался истошный голос
соседки, уже который год она упрекала мужа за то, что он пропил ее
обручальное кольцо.

- Проснулся именной клоп Абдурахманов, - продолжила я шутливым
тоном. - Он войдет в историю как выпивший из Мариночки двести
грамм крови. Призовет его апостол Петр и спросит: "Что сделал ты,
Абдурахманов?" И ответит он: "Всю жизнь всех кусал, не давал
дремать".

Я включила магнитофон, чтобы не слышать их голосов, и мы
продолжили разговор.

- Знаешь, дело даже не в тишине, - сказала Марина, - я чувствую,
что меня вытесняет это пространство, мне хочется какой-то новой
динамики, я думаю, мои мысли от этого станут легче и элегантней.

- Но может, есть какой-то другой способ, ведь сегодня идти в бизнес -
все равно что идти на войну, это так же опасно.

- Да, это так. Война дерьма страшнее, чем война крови, потому что она
отвратительна. Раньше время было "судьбоносное", как нас учили в
школе, а сегодня оно дерьмоносное, как после долгого запора. Но сегодня
бедность дает чувство отторгнутости, загнанности в своеобразное

290

"гетто". То, что мы с тобой несколько раз съездили за границу,
принципиально не меняет нашу жизнь. Раньше некуда было деться -
Совдепия обрекла на единство с придурками, которое ничего не дает,
кроме взаимного раздражения. Познание Абдурахманова ограничено
наличием колбасы в соседнем магазине и жены Верки, которой можно
задрать юбку, а с помощью чекушки забыться, что ты человек, - вот
такое беспроблемное восприятие. И главное - он любит свое состояние
потрепанного веника. И ты хочешь всю оставшуюся жизнь слушать их
ругань, как они калечат жизнь собственного ребенка? Нужно потратить
целую жизнь, чтобы хоть как-то повлиять на таких людей, чтобы
включить их в свое жизненное пространство, чтобы можно было жить
рядом, и то мне это кажется фантастичным. Раньше им милиция
пальчиком грозила, на работе выговаривали. Вожди после реанимации
залезут на трибуну и говорят им, что жить стало лучше, успокаивали
их, а сейчас они никому не нужны и потому пьют еще больше. Сейчас
задействован быдлоид, русский хам, но ведь есть и русский
аристократизм, но он сейчас совсем не задействован.

- Мне кажется, это сила, которую нельзя победить, по крайней мере
сейчас, - сказала я робко.

- А я и не хочу их побеждать, я просто хочу оставить их в покое, а они
чтобы оставили меня. Жить среди таких людей - это нормально, а
жить бок о бок - это совсем другое. В людях надо воспитывать
уважение к чужой жизни, сейчас это воспитание идет через
отсоединение. Сегодня занятие бизнесом - это строительство новой
жизни.

- Сейчас это не просто строительство, а война. Это крайне опасно.

- Знаю, что опасно. Но у меня накопилась какая-то психологическая
усталость от Совдепии. Одно дело - концлагерь как эпизод, а другое
дело - концлагерь как процесс. У меня такое ощущение, как будто
жизнь, витальность, как пасту из тюбика выжимают. Я понимаю, что

291

Сократа нельзя представить во главе газового концерна. Философия и
бизнес - вещи несовместимые. Но пойми, я же не собираюсь всю жизнь
посвящать зарабатыванию денег. Серьезно заниматься бизнесом для
меня - это все равно что есть из кукольной посуды, я просто хочу вы-
рваться. Нужно выйти из пределов Совдепии. Всякое развитие связано с
покиданием пределов.

- Сейчас хаос, так много неразберихи. Может, подождать, когда
побольше порядка будет?

- В России всегда будет как перед походом, как будто завтра конец
света, поэтому ждать порядка просто смешно. Россия - это вечный
котел неблагополучия. Когда говорят, что здесь особое место, это
означает признание того, что здесь никогда не будет дорог, что это
своего рода черная дыра. Зато не скучно. Здесь как в камере, где свет
никогда не гасят, не заснешь, - вот и вся загадка русской души.
Прекрасное место для мобилизации духа и создания идей. Бытие не
должно быть неизменным, как дерево. Бытие должно быть подвижным.
Человеку нужно переезжать с квартиры на квартиру, иногда в
буквальном смысле. Это полезно... Я живу на краю жизни: меня не
Прельщает власть, тусовка, деньги. Я хочу динамики и новой жизни.
Кто хочет того же, пусть идет вместе со мной. Будешь мне помогать?

От Марины вдруг повеяло такой силой и свободой, что, казалось, ей
тесно не только в четырех стенах, но и на земле.

- Помогать, конечно, буду, но я боюсь, что ты станешь мишенью для
зависти.

Пока мы разговаривали, подошло время обедать. Я стала разогревать
татарское блюдо "Имам упал в обморок" - оно делается из баклажанов,
Марина приготовила его еще вчера, когда к нам в гости приходил новый
знакомый по имени Игорь, который звал ее работать в свою фирму. Я
стала разогревать еду, а сосед снизу включил музыку на всю
громкость, понеслись слова его любимой песни:

292

Ты была кассиршей, Таечка святая, Стала ты банкиршей, Тая
золотая...

Марина встала, чтобы плотнее закрыть окно, и увидела коршуна,
который терзал воробья, эта птица уже несколько раз прилетала к
нашему окну, вероятно из Кузьминского парка.

- Опять эта ужасная сцена, - сказала Марина и, распахнув окно,
попыталась прогнать хищника. Когда коршун вместе с воробьем
отлетел в сторону, Марина захлопнула окно и громче включила нашу
музыку. Мы продолжили разговор уже за обедом.

- Материя, - говорила Марина, - помогает человеку зафиксировать
полеты сознания. Но этого недостаточно для развития. Человеку дана
еще и боль, чтобы прожить этот поворот. Я знаю, что буду испытывать
боль.

- Но ты не знаешь степени этой боли, - сказала я, - вдруг случится,
что заболеешь, не дай бог.

- Я так скорее заболею, если оставить все как есть. Во мне сейчас
закручивается новый динамический процесс. Если я буду ему
сопротивляться, я действительно заболею... Прежнее себя исчерпало...
Моя мама, когда еще была жива, рассказывала, что в детстве, если ей
нужно было меня оставить на некоторое время, она давала мне в руки
пуговицу, и я могла, сидя на полу, часами ее разглядывать, она мне
казалась аленьким цветочком. Но я очень любила в детстве и по двору
погонять. Вот и сейчас я хочу внешнего движения. Я научилась жить
свободной при тоталитарном обществе; живя в "камере", я не влипала в
советскую идеологию. Сейчас засовы открыли, и нет нужды сидеть в
кротовой норе. Когда я была в Китае, наш "помогайка" - там так
называют китайцев-экскурсоводов - привел нас в чайную, где на стуле
кто-то оставил книгу с

293

высказываниями Конфуция, я запомнила параграф одного из них и
сверила дома с русским переводом:

Стыдись быть бедным и убогим, Когда в стране есть путь. Стыдись
быть знатным и богатым, Когда в ней нет пути.

- Это верно, - сказала я, поглощая баклажаны, - стыдиться
богатства надо было в советское время, это означало, что не одному
человеку хребет поломал за свою идеологию.

- Сейчас осевое время, и надо эту ось двигать. Все хотят, чтобы все
чудесным образом сделалось. Все сопротивляется новому. Трудно
прыгнуть из социализма в капитализм, как только дело касается
собственной жизни. Сейчас все сетуют, и в этих сетованиях тоже есть
отвержение нового, все сопротивляются: армия - по-армейски,
дворники - по-дворницки, быдло - по-быдлински. У людей нет
желания принимать динамику, люди в основном ищут тихую гавань.
Потребность в динамике задавлена Совдепией. У нас люди тянутся к
свободе из-под палки.

- Если посмотреть, - сказала я, - то подвижники потому и
подвижники, что способны на действия, которые не вписывались в
реальную жизнь.

- Конечно, - согласилась Марина. - Если бы Авраам был человек
упертый, не динамичный, он ни за что бы не решился принести жертву,
потому что традиция, установления противоречили этому. А Христос?!
Он тоже совершал непоследовательные действия. Фарисеи думали:

"Вот, не по-людски, заседал бы в синедрионе, "одежды" бы носил, нам
умные нужны, а Он с кем разговаривает? Ужас какой-то! Зачем
баламутить простых людей?"

- Но я надеюсь, ты не собираешься приносить себя в жертву?

294

- Конечно, нет. Но я осознаю опасность. Меня немного останавливает
то, что я подставлю тебя, - будет целыми днями звонить телефон,
будут ходить разные люди.

- Меня не это пугает, но какой-то голос внутри говорит, что не надо
этого делать... Может, это предостережение?

- Ну хочешь, я сниму квартиру с телефоном, чтобы тебя не беспокоить?

- Нет, я хочу быть рядом с тобой. Я думаю, мне будет

интересно соприкоснуться с совершенно новыми людьми, способными к
такого рода риску. Но я очень боюсь за тебя.

- Понимаешь, для меня это - как сальто-мортале, как переход в иную
жизнь через смертельный прыжок, я хочу окончательно порвать с
советскими установками, с навязанной формой жизни. Это не значит,
что непос