ний с Богом, тип вмещающий, то
Иаков - это тип мужской веры, веры инициирующей, веры,
стремящейся к действию, веры, поспешающей к действию прежде
разумения.

Первый шаг Иакова - это стремление к первородству, вопреки
реальному положению вещей. Он был младшим по рождению, а
стремился стать старшим. Он стремился получить благословение
Божие, связанное с первородством. Само по себе это стремление -
стремление к большей близости к Богу. Но достигает он этого не
внутренней отданностью, а внешними действиями, хитростью,
коварным штурмом. Он еще не ведает, что благословение Божие - это
не разрешение на внешний успех жизни, благополучие жизни.
Благословение Божие всегда связано с особыми испытаниями. Человек,
получающий благословение Божие, закаливается, как металл особой
прочности в раскаленной печи, он подвергается особым испытаниям,
которые круто меняют всю его жизнь. Достаточно вспомнить
благословение Авраама, Моисея, Марии, Иова, Павла

122

и многих других. До благословения Божьего нужно дорасти, дозреть.
Иаков стремится к благословению, но не стремится к зрелости. Это
очень детская, инфантильная позиция. Напоминает детей, которые,
чтобы приобщиться к взрослому миру, начинают курить и отравляться.

Иаков покупает у брата своего Исава первородство за чечевичную
похлебку. По сути, он покупает право на особые испытания в жизни.
Вместе с Ревеккой, матерью своей, они обманывают слепого престарелого
отца, и вот Иаков - обладатель благословения. Благословения,
полученного обманом, а не по праву. По тому, как Исав описан в Библии
(дремучий, диковатый охотник), он тоже не заслуживает благословения.
И наверное, Иаков мог бы заслужить рано или поздно благословение
праведной жизнью, но он поспешает. И для него действительно
начинаются испытания. Он вынужден отправиться в изгнание,
опасаясь гнева старшего брата. Иакову является видение, в котором он
все-таки получает благословение Божие. Он видит лестницу. Лестница
символизирует восхождение, медленное восхождение, шаг за шагом,
ступень за ступенью. Он начинает свое восхождение. Он полюбил
Рахиль и работал за нее семь лет у ее отца, а в брачную ночь получил
вместо нее ее старшую подслеповатую сестру. Он работал еще семь лет
за Рахиль, а когда получил ее, то долго не мог иметь от нее детей,
подозревая, что она бесплодна. Восхождение Иакова происходит очень
медленно. Ему приходится изживать свою молодую поспешность, свою
незрелую веру. Каждое его действие встречает препятствие. На пути к
примирению со  старшим братом - ночная борьба с ангелом, с Богом.
Иаков не равнодушен к Богу, но он и не доверяет Богу. Внутри его
происходит это борение, он не может отступить от Бога, но и не может
уступить. Он не отпускает Бога, но и Бог не отпускает его. Богу нужно
доверие, отданность, а не насилие. Это борьба Божьей требовательности
с человеческим упорством. Бог не может принять человека, как
бодливого

123

козленка. Ему нужен доверительный собеседник в духовном диалоге. А
Иаков никак не может перерасти это состояние. Он, как бодливый
козлик, трясет судьбу, как грушу. В ночной борьбе он получает
отметину на всю жизнь, становится хромым, что несколько умеряет его
резвость, он не может уже так стремительно передвигаться. И он
получает новое имя Израиль - "боровшийся с Богом". И ему, как и всему
человечеству, предстоит еще долгое эволюционное восхождение от
богоборчества к любви, от тягания с Богом к вниманию Его
откровениям. Следующий архетип - Моисей - символ служения. Он
был призван вывести евреев из египетского плена, и не просто
физически спасти, а вывести людей из состояния тупого рабства,
сытого унижения, из состояния бессмысленного размножения и
бессодержательного существования. Он был призван расширить
богочеловеческое общение, перевести это общение с уровня отдельных
личностей на уровень целого народа, приучить множество людей к
возможности богочеловеческого взаимодействия. Ему была дана
трудная задача. Это было все равно что вырыть колодец в пустыне. "Я
так хочу", - сказал Господь. И Моисей положил свою жизнь на
осуществление этого желания. Моисей - это первый образ в истории,
когда человек подарил Богу всю свою жизнь. Ему было трудно это
сделать. Он все время спорил с Богом о целесообразности того или иного
шага. Он говорил: "Что я скажу евреям, чтобы убедить, пойти за мной?
Что я скажу фараону?" Он сетовал на упорство и глупость евреев, когда
водил их сорок лет по пустыне. Он все время спорил с Богом - а нужно
ли это, а стоит ли, а правильно ли это? Спорил, но делал, преодолевая
себя со скрипом. Он умер на пороге земли обетованной в знак того, что
слишком много сомневался, слишком держался за здравый смысл. Бог
словно просил его: "Протяни руку в неизвестность, сквозь здравый
смысл". Моисей протягивал с робостью, но тут же его одолевали
сомнения, и он убирал руку, и вновь протягивал,

124

и вновь убирал. Потому Бог и не смог вложить свой дар, ответный, в его
руку, потому и умер он на пороге земли обетованной. Но все же Моисей
- это первое ответное слово в богочеловеческом диалоге. Авраам - это
внимание и доверие. Иаков - сомнение и рвение. Моисей - это робкое
первое слово "да"!

Следующий архетип - царь Давид - символ первой любви человека к
Богу. Первый опыт любви, правда любви несколько лихорадочной, то
есть очень неровной, непостоянной, любви, состоящей из взлетов и
падений.

Путь Давида от простого пастуха до помазанника в знак
избранничества и до воцарения после смерти Саула - это пламенная
влюбленность в Бога, когда ему силой вдохновения удается многое из
неправдоподобного - победить Голиафа практически безоружным, не
возненавидеть Саула за все его козни и предательства; его псалмы -
это гимны влюбленного.

Но после его воцарения, как после свадьбы, начинаются недоразумения
- Давид то отступает, следуя за своим человеческим эгоизмом, то
вновь воспламеняется любовью; но с годами его сердце, его душа будто
холодеет, стареет и дряхлеет, он все чаще подвержен приступам
эгоизма. У него не хватает уже сил построить величественный храм. И
все же Давид - это символ влюбленности в Бога, символ
харизматического избранничества, избранничества по любви и в то же
время символ неустойчивой любви, любви еще очень юной. В псалмах
Давида много стенаний, и они не всегда отражают страх перед
внешними врагами, это еще и враги внутренние, то есть его собственные
эгоистические импульсы и желания, которые обступают его, воюют
против его влюбленности в Бога. Давид в нашей судьбе, судьбе наших
личных взаимоотношений с Богом должен означать то, что
влюбленность - это еще не любовь, а только обещание, устремленность
навстречу. Чтобы влюбленность выросла в любовь, ее нужно
утверждать не

125

день и не два, а всю жизнь. Любовь - это не устремленность навстречу,
а встреча, встреча реальная, когда встретившиеся призваны много
давать друг другу и многое принимать друг от друга. А этому нужно
еще научиться.

Следующий архетип - пророк Иов - символ послушания.

Если придерживаться образа диалога для обозначения
богочеловеческих взаимоотношений, то пророк Иов открыл следующую
необходимую составляющую участия человека. Итак, напоминаю,
Авраам - внимание и доверие; Иаков - сомнение и рвение; Моисей -
слово; Давид - чувство, Иов - это ответственность, умение держать
ответ, насколько человек принимает Бога. Ответственность Иова- это
ответ не столько количественный: "да" или "нет", сколько качественный:
если "да", то насколько глубоко, широко, высоко это принятие Бога, есть
ли ему предел, ограничение.

Иов был человеком богобоязненным и богопослушным и вследствие
этого достаточно благополучным. И вот сатана, этот "апостол"
отдельного существования твари от Творца, оспаривает перед лицом
Божьим глубину отданности сердца Иова Богу. Сатана утверждает, что
эта отданность имеет свой предел и, как только будет затронута
глубинная воля человека, как только человек будет поставлен на край
бытия, то есть его существование станет безрадостным и болезненным
и у него не будет сил изменить что-либо, он отвергнет Бога. Ведь одно
дело - принятие Бога как благодарность за благодать жизни, за
жизненный успех, за радость и удовольствие. И совсем другое дело -
принятие Бога в скорби, принятие скорби как возможного предела
любви и неисчерпанности отношений при этом. Если человек способен в
скорби своей не перестать любить Бога, принимать Его всем сердцем
своим, то только тогда достоин он быть принятым Богом на равных.

126

И Бог подвергает Иова именно этому испытанию - сначала Иов
лишается своего состояния, потом любимых детей. Иов не отказывается
при этом от Бога- даже не понимая смысла происходящего с ним, он
его не отвергает. "Господь дал. Господь взял", - говорит он. Но круг
страданий его все больше сужается, он заболевает сам так, что у него
начинает гнить плоть. Жена отказывает ему в психологической
поддержке, она говорит в отчаянии: "Скажи Богу слово и умри" (скажи
все, что ты думаешь о жестокости и бессмысленности Божьей воли, и
уйди в небытие). Люди, искавшие его общества, совета и поддержки,
отворачиваются от него. Рядом с ним остаются лишь три его близких
друга, но они остаются не чтобы ему помогать, а лишь растравляют его
муки. Они пытаются внушить Иову, что взаимоотношения с Богом не
могут быть на равных: Бог - это высокое начальство, а человек - это
ничтожный подчиненный. И смысл богочеловеческих отношений не
может быть иным. И если человек так наказан, как Иов, то начальству
виднее - есть за что. Они считают, что Иов поскорее должен принять
такую позицию - и все встанет на свои места. Но Иов не принимает
образ примитивной вины пред Богом, он переживает свою вину пред
Богом, но совсем не такую, о какой говорят его друзья, - он переживает
то, что слишком малы пока пределы души человеческой, слишком
быстро иссякают силы, терпение и любовь. Свобода, данная человеку,
пока лишь декоративные крылья, которые не держат при полете. Можно
ли на таких крыльях взлететь в бурю? Нет, даже в тихую погоду. И
если только будет попутный ветер, можно пристроиться к его мощному
движению и почувствовать ненадолго красоту полета. Бог дарует всякое
движение, а каков ответ человека? Ответный дар?

Только принятие Бога без всяких ограничений, принятие жизни от Бога
в любом обличье, вне зависимости от существующих представлений.

127

Иов - первый, кто прошел через опыт богооставленности. В
мистической практике христианства это закономерный, обязательный
опыт посвященных.

Если человек переживает реальную встречу с Богом, обретает помимо
традиции, в которой он может быть воспитан, опыт личной веры, он в
определенном смысле влюбляется в Бога. Влюбленности свойственна
некоторая неуравновешенность, своего рода эйфория, повышенная
возбужденность, аффектоподобные реакции. Когда это проходит,
человек, если он действительно открывается Богу, переживает
благодать - благодатный дар от Бога, он может при этом разрешить
свои трудности, гармонизировать свои отношения с людьми,
исцелиться от различных болезней. И если после этого человек не
погружается в достаточно ограниченное эгоистическое состояние, а
продолжает утверждать свои отношения с Богом, ищет Бога, познания,
смысла, то он непременно должен познакомиться с опытом
богооставленности, когда Бог оставляет человека без всякой защиты, и
лишенный к этому времени эгоистической защищенности человек
превращается в существо без кожи. Каждый шаг его жизни отзывается
болью, и этой болью измеряется глубина человеческого принятия Бога.

В книге пророчеств Иова все оканчивается хорошо - Бог вознаграждает
Иова сторицей за долготерпение и преданность. В жизни христианских
подвижников часто бывало по-другому.

И наконец, последний архетипический символ богочеловеческих
взаимоотношений - Мария, родившая миру Христа. Образ Марии - это
образ плодотворности взаимоотношений, и не только потому, что она
женщина и физически способна родить. Она очень женственна, потому
что была способна вместить, принять новый, непознанный и пока не
представимый смысл.

Чудо не в том, каким образом произошло зачатие ребенка, а в том, что
человек, женщина по имени Мария,

128

была способна довериться Богу до такой степени, когда теряется
всякий здравый смысл. Чудо в том, что Мария - это первый шаг
человечества к подлинному, богоподобному творчеству. Бог творил мир
из ничего, извлекая из себя различные смыслы, и только после того,
как они были сотворены, материализовал их. Он ощущал, переживал,
насколько они были хороши, и Мария вместила в себя неизведанный
смысл, и, лишь когда он материализовался, она постепенно училась
воспринимать, насколько хорош он.

Богу, чтобы творить мир, достаточно было извлечь из себя
благодатные смыслы - и возникал удивительный мир -
материализованная реальность. Человек должен научиться
богоподобному творчеству, чтобы стать равным в диалоге с Богом.
Человек не содержит в себе благодатных смыслов, но он может их
вмещать, чтобы потом сотворить их, как Бог, из ничего - из одного
лишь благодатного смысла.

Очень часто люди называют творчеством то, что, по сути, творчеством
не является, - искусство составления букета или коллаж. Человек
лучше или хуже манипулирует тем, что ему доступно, - словом,
красками, смыслами, материалами. Это не творчество, не богоподобное
творчество. Мария была первым человеком, вместившим непознанный,
парадоксальный, но благодатный смысл. Она сумела явить этот смысл
миру, и начался новый этап в богочеловеческой истории - стал
возможен диалог, ибо были рождены все его составляющие:

Авраам - внимание и доверие,

Иаков - сомнение и рвение,

Моисей - слово,

Давид - чувство,

Иов - ответственность,

Мария - творчество,

Христос - откровение.

129


Лекция   3
 Четыре пути, или Ключ к самопознанию человека

Человек приходит в этот мир, и первый опыт его познания этого мира -
опыт беспокойства. Нет больше надежного чрева, защищающего его со
всех сторон, нет чувства сытости без усилий, нет комфортной
невесомости. Вместо всего этого - атмосферное давление, земное
тяготение, незащищенность, холод, голод, чувство расторгнутости с
главным (мать. Бог), автономная изолированность. Со всем этим нужно
как-то справиться. Первая реакция - вернуться в состояние прежнего
покоя. У многих людей эта первичная реакция такая сильная, что
сохраняется на всю жизнь как доминирующая, проявляясь на
различных уровнях: при любом беспокойстве, переживаемом в
настоящем, возникает потребность вернуться в "благодатное" прошлое.
Любое прошлое становится в этой ситуации благодатным по одной
простой причине - тогда не было того, что вызывает у меня
беспокойство сейчас. И подчас люди забывают, что тогда не было
именно этого беспокойства, но было другое. То, другое, уже пережито и
забыто, а новое, переживаемое, ощущается как самое главное, самое
опасное беспокойство.

Реакция стремления в прошлое является лишь оттиском той первичной
реакции на фрустрацию, переживаемую при рождении, фрустрацию как
состояние поражения из-за неудовлетворенного желания, желания
вернуть прежний покой. Полностью это желание, конечно,
удовлетворить невозможно - нельзя вернуться вновь в утробу, но
возможно предложить младенцу новую форму покоя - приложив его
сразу к материнской груди, направив тем самым его энергию по
конструктивному руслу - руслу развития. Получивший утешение
ребенок, ребенок, которому продемонстрирована

130

новая форма жизни, получает правильный импульс к развитию. У
ребенка, пережившего фрустрацию, этот импульс в той или иной степени
деформирован. Деформация этого импульса всегда находится в прямой
зависимости от фрустрации, от этой, первой, и от всех последующих.
Это очень важно для будущего человека, поскольку опыт фрустрации -
это всегда опыт обиды, неприятия жизни, пассивное или активное
отвержение, деструктивные реакции. И чем глубже этот опыт, чем
разнообразнее, лучше сказать обширнее, тем меньше энергии тратится
на конструктивные формы активности, на поступательное развитие.

Итак, рождение человека - это существенное усложнение его мира. Его
первый опыт - опыт беспокойства. Научится ли человек проходить
сквозь беспокойство к новым формам жизни? Научится ли не
расплескивать свою энергию на обиду и другие деструктивные реакции?
Насколько сохранным будет его импульс к развитию, насколько
свободным от саморазрушения? Младенец, лежащий в колыбели, еще не
владеет ни своим телом, ни своим пока еще очень простым психическим
миром, но ему подвластно формирование отношения к этому миру, миру
вокруг него, миру, из которого он не может выйти; он сам формирует
отношение принятия и непринятия этого мира (что принимать, а что
отвергать), отношение доверия и не- доверия на основании имеющегося
опыта отношения к самому себе. И этот опыт он потом понесет по
жизни, этот опыт окажет важнейшее значение в формировании его
характера, его судьбы, этот опыт он передаст своим детям. Этот опыт
продемонстрирует его будущим детям, каков этот мир и стоит ли ему
доверять.

Младенец, лежащий в колыбели, фиксирует не только очевидную
внешнюю форму любви или нелюбви к нему, но и скрытое, зачастую
неясное для самих взрослых содержание этой любви, отражающее
уровень беспокойства самих взрослых, их реакций на это беспокойство,
уровень

131

их самоощущения отверженности в этой жизни. И если концентрация
опыта отверженности у ребенка достаточно велика, происходит
качественное изменение импульса развития. Можно выделить четыре
основных направления в жизни ребенка, каждое из которых редко
существует в чистом виде, однако можно наблюдать преобладание той
или иной тенденции:

1. Эволюция.

2. Приспособление к жизни - конформизм.

3. Приспособление к жизни - революционность.

4. Инволюция - саморазрушение и разрушение жизни, самоубийство и
убийство живого.

Рассмотрим устремленность к приспособлению, или конформизм.

В этом случае мир, жизнь отвергается не полностью, но частично.
Отвергается все, что приносит или усиливает беспокойство,
принимается все, что снимает его, ослабляет. Весь мир, лежащий за
гранью личного покоя, в области беспокойства, нужно избежать,
обмануть, спрятаться от многоликого беспокойства, замаскироваться,
чтобы "оно" не заметило, прошло мимо.

Когда я плавала в Черном море, то видела рыбок, которые
"прикидывались корягами", замечая мою тень, проплывающую над
ними. Конечно, у рыбок это инстинкт выживания. Мне кажется, у
людей часто формируются подобные жесткие конструкции - реакция на
угрозу беспокойства, способ избежать беспокойства - застыть,
"замаскироваться" под что-либо. Эти застылости в поведении человека,
своего рода "маски", с которыми человеку трудно, а порой и невозможно
расстаться. Такой нединамичный способ активности есть результат
травмированного импульса развития, переродившегося в устремление к
приспособлению.

Опыт фрустрации способствует формированию недоверия к миру, опыт
усекновения мира до уровня "тихой

132

гавани", где мне покойно, а значит, противопоставлению "моего" и "не
моего". При приближении "не моего" - реакция застылости,
необходимость построения хорошо укрепленного "герметичного" укрытия
на всякий случай возможной опасности. Вся внутренняя жизнь - это
реакция на внешние маневры "противника", при очень смутном
понимании самого "противника". Это превращается в напряженную
навязчивость. Время от времени тот или иной внешний образ
нагружается бременем "врага". Любое реальное или кажущееся
противодействие может быть истолковано как вражеское проявление,
спровоцировав перенесение всей тяжести такого отношения именно на
этот образ.

Таким врагом может быть конкретный человек или группа людей, чья
"вина" "доказана", может быть другая национальность, если ее
представители заняли, как мне кажется, мое жизненное пространство,
или другая раса, или другая вера, или другой климат, другая
география, погода или кухня - любая мыслимая форма