и,
человеку необходимо научиться "спрашивать себя о себе самом", как
говорил Сократ. Человеку нужно знать мотив и "инструмент" своего
познания, то есть предварительные установки, аксиомы, принципы и
задачи. Иными словами - осмысление своей воли. Как сейчас говорят
психологи, "кто не разговаривает сам с собой, тот шизофреник".

Когда я была маленькой, меня учили ходить на помочах; так вот,
условно говоря, философ должен увидеть свои "помочи", с помощью
которых он научился передвигаться в сфере познания, с помощью
которых сформировалось его мировоззрение. И если он не отбросил свои
"помочи", если они "проступают" в его воззрениях, то он никогда не
испытает радости и восторга перед новой свободой. Истина вечна в
своем развитии, а этап, возведенный в канон, - это предательство
истины. Готовность увидеть новое должна быть и у старца. Открытость
- это когда человек не воспринимает другого как резервуар для своих
мыслей. Взаимодействие - это когда тебе дали то, что тебе важно, а
другому

166

человеку - то, что ему нужно. Необходимо выходить на такой уровень
взаимодействия, когда я даю потребное для твоего развития, а ты
даешь потребное для моего развития.

Прежде всего, если хочешь общаться с человеком, надо показать ему
свое расположение - это как рукопожатие. При общении нужно
стремиться к максимальному уважению и не удовлетворять патологию
своей воли. Есть логия, есть и патология, то есть смысл и нарушение
смысла, причем важно помнить, что патология быстрее
материализуется и более воплощается. Из-за патологии общения диалог
у людей даже не "хромает", он просто не "ночует". Поэтому человечество
в мифах выразило гораздо больше, чем смогло осознать, так как
осознание напрямую связано с самопознанием и со способностью
вступать в диалог. Эта способность - результат длительной эволюции.
Вне ее, вне духовного становления мир не имел бы смысла. "Плодитесь,
размножайтесь", пока не дорастете до чего-то большего, иными
словами, "не грызите" друг друга, а любите, хотя бы таким не самым
сложным видом любви. Но если человек способен только воспроизводить
потомство, то стоило ли ради этого затевать мир? За рождением -
смерть, за рождением - смерть... Бог не мазохист, чтобы все время
чувствовать горечь потери. Ветхий Завет нужно воспринимать как
длящийся процесс адаптации человеческого сознания к Божественному,
это первый шаг от биологии к психологии. Достижение Ветхого Завета
- Бог не объект, а всеобъемлющий Дух, Идея.

Если принять эволюцию как первый закон основания бытия, то вторым
законом следует считать - диалог. Основным мотивом эволюции
является коммуникативная сущность человека. Он создан как существо
коммуникативное, как "телефон" своего рода. Но коммуникативные
возможности человека сильно затруднены, ибо материя груба, свобода
ограниченна. Но это не отменяет того, что человек призван из небытия
к коммуникации с природой, с другими людьми и с Богом.

167

Нарастание диалогичности ведет к тринитарной динамике, и
результатом эволюционного развития человека является тринитарное
сознание. Тринитарная динамика - это третий закон основания бытия.
Тринитарное сознание включает в себя взаимодействие частного и
общего, фрагмента и целого, постепенно осуществляя переход от
психологии к спиритологии. Когда закончится развитие, будет только
динамика.

На интеллектуальном уровне могут быть разработаны представления о
человеке, об истории на основе тринитарного сознания, но само
тринитарное сознание интеллектуально разработать нельзя, потому что
это духовная Целостность. Очень важно не терять ее при исследованиях.
Целостность не запрещает воспринимать частности, но требует
постоянное созерцание себя (целостности) сквозь частности. Созерцание
Троицы дает очень простое и емкое представление об этой Целостности.
Ипостасное мышление проходит через века в виде образов, созданных в
великих произведениях искусства и в философских текстах, если они
представляют собой внутренне диалогичную структуру. Например, для
Сократа познание - это "диалог души с самой собой". В живописи для
меня наиболее полным отображением диало- гического единства
является "Троица" Рублева, в ней пока- зана та реальность, в которой
человек пока не может суще- ствовать, но к которой он должен
стремиться. Проявление внутренней духовной динамики я ощущаю и в
произведени- ях западноевропейской живописи.

В картинах Эль Греко есть некая деформация, но это не деформация
авангардистов, которые словно "корежат" на- туру, подобно тому как
грубые крестьянские руки замеши- вают хлеб в примитивной квашне, у
Эль Греко - другое, он очень музыкален, в его работах присутствует не
только пластика движения, но и сам процесс движения; кажется, что
его герои слышат музыку флейты. "Благовещение" Эль Греко - как
танец, настолько в нем много музыки и дви-

168

жения. Мне кажется, что у Эль Греко была благородная душа,
беседующая с Богом.

При созерцании работы Фра Беато Анжелико "Иоанн Креститель" у меня
возникло чувство подвижного покоя. В этой небольшой по размеру
работе нет обычной церковной сусальности. Если бы художник увидел
только трагедию человека, которого он изобразил, то это было бы
"точеч- ное" видение, но он видит объемность, космическую зна- чимость
случившегося, через это он вступает в диалог с Богом.

Дюрер - художник-интеллектуал, через свои портреты он сам смотрит
в мир, взгляд его внимателен и объемен. Когда я была в Дрезденской
галерее, у меня возникло некое волнение, еще до того как я вошла в зал с
его работами. Я не знала, что именно в этом зале Дюрер. Я оглянулась
на одну из его работ и испытала мистическое чувство встречи взглядов.
Книжные репродукции не передают диалогичность его произведений.

Микеланджело для меня в некотором роде "культурист" в живописи, где
мускулы заслоняют содержание, но он гениален в скульптуре, там это
уместно и не только не ме- шает диалогу, а, наоборот, делает его более
объемным. В его живописи я ощущаю больше предвосхищения
тринитарной динамики через интересные позы, неожиданные повороты,
когда человек словно разворачивается к диалогу.

Рембрандт пишет темноту, из которой высвечиваются образы. В этой
темноте много красок, она подобна творческому духу, присутствующему
в утробе, в которой Бог творит жизнь, и эта жизнь "подвластна"
Рембрандту. Но есть что-то "натужное" в его творчестве, чувствуется
натянутость какой-то "жилы". Это похоже на усталость, которая
бывает у роженицы, когда она вытолкнула плод и переживает
освобождение, но еще не испытывает радости от рождения.

В мадоннах Леонардо - "созданный" покой, он рисует женщин, какой бы
он хотел видеть свою мать, это ее идеальный образ. Мона Лиза очень
андрогинна, через нее он

169

пытается нарисовать тот покой, которого хотел бы достичь,
воссоединившись с той женственностью, которая его покинула. Само в
себе это стремление духовное, но языческое по воплощению, по природе.
У самого Леонардо не чувствуется личной религиозной почвы, он
по-язычески ищет духовности, религиозную традицию он использует
как суперобложку, он не понимает материнства Мадонны, вернее, он его
понимает по-язычески. Мне кажется, что Леонардо мог бы быть
хорошим другом, внимательным собеседником, но в нем есть некое
бремя, которое не разрешено, не просветлено.

Если, условно говоря, Леонардо да Винчи "не дописывает"
религиозность, то Рафаэль ее "переписывает", то есть присутствует
некая перенасыщенность, что тоже делает его произведения не слишком
духовными, он "пересахаривает" женские образы. Но "Сикстинская
мадонна" очень хороша, при взгляде на нее с середины зала возникает
совершенно удивительное присутствие невесомости, она будто парит к
вам навстречу, заставляя отбросить и забыть все логические доводы.

Сальвадор Дали - трагичен в своем одиночестве, он напоминает
замурованного в башне мальчика, который рисует на бумаге, а затем
делает из этого самолетики и пускает по миру. У него великий
художественный дар и как рисовальщика, и как колориста, некоторые
искусствоведы сравнивают его "Тайную вечерю" с "Троицей" Рублева по
колориту. Колористическая цельность - это единственное, что
объединяет этих художников. В отличие от Рублева у Дали нет
целостного восприятия. Он рисует свое разорванное восприятие, то, что
он видит сквозь решетку башни, у него скорее защита от подлинного
общения. Временами он рисует душераздирающие вещи: становится
жалко не столько мир, сколько его самого.

Модильяни очень созвучен русскому духу, я бы сказала, что он
культурный Венечка Ерофеев. У него "пьяное" видение мира, из-за чего
он не может видеть реальность, его

170

душа страдает, и она не справляется с этим страданием и потому
находится в состоянии опьянения. Он рисует "голубые глаза Родины", в
которые каждый может плюнуть, изображается некая пьяная масса
тела, в которой высвечиваются два озера - глаза. Модильяни я люблю
за страдания.

"Лестница Иакова" из библейского цикла Шагала - "ветхое" сооружение,
на которое страшно вставать, по ней можно подниматься только с
риском для жизни, это не мраморная лестница. Она отображает
характер самого Иакова, который все время рискует. Очень
выразительно и сложно по форме красивое "месиво" Песни Песней. Вся
красота персика ради косточки, вся пышность формы ради скрытого,
нечитаемого смысла.

Можно много говорить о художниках, но я перечислила тех, кто в
большей степени для меня передает образы диалогических устремлений.

Ипостасное миросозерцание - это плод мистического опыта.
Неоднократный мистический опыт дает право предположить наличие
мистической школы. Некое взаимодействие между опытом и Сергия
Радонежского, и Андрея Рублева, и Серафима Саровского
свидетельствует о духовной связи и потому о наличии мистической
школы на Руси. Каждый раз мистический опыт дает некое откровение,
которое позволяет расширить историческое пространство. Когда
мистический опыт входит в исторический пласт, то он на него
воздействует, и именно потому можно говорить о наличии определенной
школы. Русскую мистическую школу сформировал Сергий Радонежский
созерцанием Троицы, именно он внес основной вклад. Ипостасное
миросозерцание - заслуга Сергия и его учеников. Мистический опыт
можно охарактеризовать по тому действию, которое бывает вокруг.
Тринитарное миросозерцание - сокровищница русской души. Сергием
было создано поле или почва, которая дает основание для
динамического единства, в нем заложено нечто, о чем можно сказать,
что, во-первых, это простор и, во-вторых, это простор для

171

диалогического единения, которое в основе своей должно быть
многоэлементно. Это не результат симбиоза, возникшего в силу
необходимости, а устремление объять необъятное; и мы чувствуем его в
созерцании Троицы.

От Сергия до Нила Сорского шло развитие мистической школы, затем
появились иосифляне (последователи Иосифа Волоцкого), которые
отбросили русскую духовность на уровень досергианского времени.
Победа Иосифа Волоцкого - камень, которым был завален гроб Иисуса.
Было объявлено торжество богатой церкви, отказывающейся от
созерцания и идущей на союз с властью, то есть на приспособление
христианских заповедей к политической целесообразности.

Тысячедневное стояние на камне Серафима Саровского было
возвращением не только личной благодати, но и возвращением
исторической благодати русской духовности. Он ввел молитвенное
правило, которое было по силам человеку любого сословия. И как
следствие этого - школа старчества. Можно сказать, что благодаря
Серафиму была снова пробита брешь в небо.

С XIV по XVI век Россия жила Троицей; потом ее отодвинула идея
Третьего Рима; но сейчас орлы без корон - для меня это символизирует
идею объединения Востока и Запада на основе общего взаимопознания.
Нужно создать центр интеллектуального напряжения, который мог бы
дать новую традицию, новый импульс для создания богословия после
Утопии, для создания философии старта и пути, которую я условно
называю метареализмом.                             *    *    * Для меня познание
- это увлекательное путешествие. Языком своего познания я считаю
дискурсивную логику, что означает движение в виде развития
причинно-следственной связи, а также метафору, которая является
своего рода туннелем через гору, но метафору нельзя реализовы- вать,
необходимо войти в контекст метафоры. Способ

172

своего познания я определяю как стремление к объемному видению,
которое включает в себя антиномичное мышление в устремлении к
гармоничному взаимодействию любви, познания и свободы.

Осмысление для западного человека я определила бы как составление
плана. Западный мир чаще прибегает к линейному познанию, когда
избирается определенная плоскость. Для восточного типа познания
характерно наполнение смыслом каждого действия. Это очень
чувственная позиция, но полнота чувств тоже вещь высокая и выводит
в ту область, где нет смерти. Но вхождение в эту область не должно
быть ни одноразовой практикой, ни одноразовым достижением; это не
так, как спортсмен выигрывает Уимблдонский турнир и уезжает до
следующего года. Это качественное переключение, из которого
невозможно вернуться назад. Вопрос в том, как научиться в этом жить
абсолютно без помощи стен "ашрама", то есть поклоняться Богу не "на
горе и не в храме, а в духе и истине". Весь мир в ашрам не превратишь.
Ашрам у Ошо (известного также под именем Багван Шри Раджниш)
напоминает пятизвездочный отель. Конечно, это тоже путь, но все же
это частичное достижение, потому что ашрам является своеобразной
защитой в виде идеально построенной жизни - тишина, никто не
ругается за окном, приятная музыка играет, можно полюбоваться на
водопад. Любая форма защиты - это замкнутость, и научиться
защищаться, не приобретая при этом замкнутого сознания, очень
трудно. Потому Христос и не создавал "ашрамов". Ему негде было
"голову приклонить".

Спасение не в создании нового типа замкнутости, а в том, чтобы
разомкнуть всякую замкнутость беспредельно;

там нет страха, где нет перегородок. Страх возникает из-за перегородок,
потому что за ними - враг. Потому абсурдно, когда сама спасительная
идея используется как ограда.

Мы живем во времена взаимопереплетенности культур и народов. То,
что раньше разделяло людей, -

173

расстояния - теперь легко преодолимо. Не существует более
изолированности культур, в том смысле, что каждый из нас может
познакомиться с любой культурой мира через книги. Разрушена также
стена, охраняющая сакральное знание. То, что раньше читали лишь
посвященные, стало доступно многим.

В этой ситуации легко впасть в соблазн какой-нибудь утопической идеи
или теории какого-нибудь искусственного объединения культур, но
столь же опасно сужение позиции ради достижения неустойчивого
равновесия.

В мире познания существует множество направлений, множество путей.
Необходимость познания заключена уже в самом факте человеческого
существования, пребывания человека в этом мире. Но почему же тогда
при исходной равной потребности к познанию, так различны пути
человеческого познания, так разнятся его результаты? Ответить на
этот вопрос можно, только если перестать исключать из процесса
познания саму ситуацию человека как существа познающего, то есть то
пространство, которое мне бы хотелось обозначить как "Я-бытие".

"Я-бытие" - это пространство не физическое, а пространство
душевно-духовное, пространство жизни конкретного "Я". Можно
сказать, это область самоутверждения "Я", той его самости, которая
дарована человеку в начале жизни, и воплощение ее в соответствии с
той долей разумения, которую это конкретное "Я" вместило.

Личностный центр человека, его воля - это "вещь в себе". Как ей
обнаружить себя, как доказать свое присутствие в этом мире? Ради
этого воля вступает на путь самоутверждения самой себя. Это очень
непростое дело. Всю эволюцию на земле можно рассматривать как
метафору самоутверждения и самообнаружения творческой воли Бога.
Через судьбу "конкретного" познает себя "Целое". Самоутверждение
"конкретного" не праздное занятие, это его призвание. У всех творений
на земле разные возможности самоутверждения, разные призвания.

174

"Я-бытие" человека - это область самоутверждения человека, область,
отвоеванная конкретно им у небытия посредством обнаружения и
развития таинственной воли быть, дарованной ему Создателем.

Самоутверждение человека - в данном контексте понятие не этическое,
а онтологическое. Самоутверждение человека - это соучастие человека
в универсальном, или Божественном, акте самоутверждения, который
является первопричиной всякого частного самоутверждения.

"Я-бытие" - это фрагмент целостного Бытия. "Я-бытие" может быть
просто некой частью, а значит, частным явлением, проявлением, как
прообразом, который в очень сильной степени отличается от реальности
задуманного творческой волей Бога. Как если бы Сущее выплеснулось
словно волна, разбитая на сотни тысяч брызг, во множество
существований, имеющих лицо конкретного существа. И если это
существо замкнется на форме своего существования, пренебрегая своей
родственностью с Целым, из лона которого оно было призвано к своему
отдельному существованию, то оно останется сугубо частным явлением,
потерянной частью Целого.

"Я-бытие" может стать явлением уникальным. Уникальное я-бытие -
это такое совершенное состояние самости, которое может стать
ответным откровением Богу, это я-бытие в диалоге со Сверх-бытием.
Если сравнивать частное я-бытие и универсальное я-бытие, то первое
соотносится со вторым, как личинка и вылетевшая из нее бабочка.
Частное я-бытие - это бытие, озабоченное самоутверждением,
сосредоточенное на самоутверждении "вопреки", вопреки всему тому, что
неизменно пытается ему в этом помешать. Поэтому частное я-бытие не
освобождено от найденных в процессе самоутверждения способов
достижения этого самоутверждения. Частное я-бытие не разделяет и не
различает собственно самоутверждение и способы его достижения,
частное я-бытие устанавливает ложную иерархию, когда

175

форма довлеет над содержанием, форма определяет содержание, когда
качество зависит от количества.

Уникальное я-бытие проходит, не ломая, сквозь ту первичную форму
самоутверждения, как сквозь прозрачную завесу, устанавливая иную
иерархию, когда содержание определяет любую форму, качество
порождает количество. Свобода такого я-бытия универсальна, как
свобода духа, "который дышит, где хочет". Уникальное я-бытие -это
полнота самопознания конкретного "я", предельная самореализация.
Частное я-бытие обречено лишь на самопознание своей ситуации в
отрыве от Целого. Уникальное я-бытие познает себя в соединении с
Целым, через диалог с Ним.

Почти четыре столетия тому назад была предпринята первая серьезная
попытка создать в познании принцип субъективной достоверности, то
есть включение в процесс познания представления я-ситуации
познающего, ситуации человека. Это придало новую динамику познанию
(идеализму), открыло новые возможности, как если бы после
наскальных рисунков мы увидели настенные храмовые росписи. Декарт
нашел свой метод "cogito". Но Декарт так рационализировал человека,
что ситуация его существования превратилась почти в математическую
формулу, состоящую из мыслящей субстанции cogito,- неделимого духа
- и делимой субстанции тела. Чувст- венный мир был словно разрезан
надвое, часть его стала, в интерпретации Декарта, модусами неделимого
духа, а часть была приписана к так называемой шишковидной железе,
или некоему вместилищу передаваемых человеческими органами чувств.

Декарт создал определенный контекст для самопознания. Философия во
многом до сих пор живет по инерции декартовского принципа
субъективной достоверности, в русле его контекста самопознания. А как
иначе можно интерпретировать примат интеллигибельности, примат
разумного, сверхчувственного в теории познания Габриэля Марселя,
нашего современника, философа-экзистенциалиста,

176

яркого приверженца идеалистического в