употреблять вещи. Потребность, которая освещает нам путь, постепенно дает нам способность распознавать (le discernement), позволяющую нам видеть различия там, где совсем недавно мы их не замечали; и если мы расширяем и совершенствуем эту систему, то лишь потому, что мы продолжаем так, как природа заставила нас начать.
Значит, философы не придумали ее; они нашли ее, наблюдая природу, и, если бы они наблюдали лучше, они и объяснили бы ее гораздо лучше, чем они это сделали. Но они думали, что она принадлежит им, и обращались с ней так, как будто она на самом деле принадлежала им. Они внесли в нее произвол, абсурд и чрезвычайно злоупотребляли общими идеями.
При помощи какого
приема создается
эта система
К сожалению, мы думали, что узнали эту систему от них, тогда как мы узнали ее от лучшего учителя. Но так как природа не дала нам заметить, что именно она обучила нас этой системе, мы считали, что мы обязаны знанием ее тем людям, которые не упускали случая показать, что нашими учителями были они. Таким образом, мы смешали уроки философов с уроками природы и плохо рассуждали. После всего сказанного нами ясно, что образовать класс определенных предметов - это не что иное, как дать одно и то же название всем тем предметам, которые мы считаем сходными; и когда из этого класса мы образуем два или больше, мы еще не делаем ничего другого, как выбираем новые названия, чтобы различать предметы, которые считаем различными. Исключительно благодаря этому приему мы устанавливаем порядок в наших идеях; но следует хорошенько усвоить, что с его помощью мы сделаем только это, и ничего более. В самом деле, мы совершили бы грубую ошибку, вообразив,

будто в природе имеются виды и роды, потому что виды и роды есть в нашем способе постигать. Общие названия, собственно, не являются названиями какой-нибудь существующей вещи; они выражают только намерения ума, когда мы рассматриваем вещи в отношениях сходства или различия. Нет никакого дерева вообще, яблони вообще, груши вообще, есть только индивиды. Значит, в природе нет ни родов, ни видов. Это так просто, что люди считают бесполезным это замечать; но нередко самые простые вещи ускользают как раз потому, что они просты; мы относимся с пренебрежением к наблюдению вещей, а это одна из основных причин наших неправильных рассуждений и наших заблуждений.
Она не создается по природе вещей
Мы различаем классы не по природе вещей, а по нашему способу постигать. Вначале мы поражаемся сходству и похожи на ребенка, который принимает все растения за деревья. Впоследствии потребность наблюдать развивает нашу способность распознавать, и, оттого что тогда мы замечаем различия, мы образуем новые классы.
По мере совершенствования нашей способности распознавать, классы могут множиться, и, так как нет двух индивидов, которые не различались бы в чем-либо, очевидно, что имелось бы столько же классов, сколько индивидов, если бы для каждого отличия создавали новый класс. Тогда не было бы порядка в наших идеях и путаница занимала бы место света, который мы могли бы пролить на них, если бы обобщали при помощи метода.
До какого предела
мы должны разделять
и подразделять
наши идеи
Таким образом, есть предел, после которого нужно остановиться; ибо, если важно делать различия, еще важнее не делать излишних различий. Когда
делают недостаточно различий и есть вещи, которых не различают, остается по крайней мере что различать. Когда делают излишние различия, то все смешивают, потому что ум запутывается в многочисленных различиях, необходимости которых он не чувствует. Могут спросить, до какого предела могут умножаться роды и виды. Я отвечаю или, скорее, отвечает сама природа: до тех пор пока не будет достаточно классов, чтобы руководить нами в употреблении вещей, имеющих отношение к нашим потребностям; справедливость этого ответа ясна, потому что только наши потребности побуждают нас различать классы и мы не думаем давать названия вещам, с которыми

203
202
 

ничего не намереваемся делать. Это верно по крайней мере тогда, когда люди ведут себя естественно. Правда, когда они отходят от природы, чтобы стать плохими философами, они полагают, что с помощью различий, сколь тонких, столь и бесполезных, им удалось объяснить все, и они все смешивают.
Почему виды должны смешиваться
Почему они
смешиваются
беспрепятственно
В природе все отчетливо; но наш ум слишком ограничен, чтобы отчетливо видеть ее в подробностях. Тщетно мы анализируем: всегда остаются вещи, которых мы не можем подвергнуть анализу и которые по этой причине представляются нам лишь неясно. Искусство классифицировать, столь необходимое для того, чтобы составлять точные идеи, освещает только основные пункты; промежутки остаются в тени, и в этих промежутках смешиваются срединные классы. Например, дерево и куст - два вполне различных вида. Но дерево может быть меньше, а куст - больше, и можно найти растение, которое не есть ни дерево, ни куст или одновременно есть и то и другое, т. е. такое растение, которое мы затрудняемся отнести к какому-либо классу. Это не бывает помехой, так как спросить, дерево или куст это растение, на самом деле не значит спросить, что оно собой представляет; это значит только спросить, должны мы дать ему название дерева или название куста. Ведь неважно, что ему дают скорее одно название, чем другое; если оно полезно, мы будем им пользоваться и назовем его растением. Подобные вопросы никогда бы не ставились, если бы не предполагалось, что как в природе, так и в нашем уме имеются роды и виды. Таково злоупотребление классами; его нужно знать. Нам остается рассмотреть, насколько простираются наши знания, когда мы классифицируем вещи, которые изучаем.
Мы не знаем сущностей тел
Так как наши ощущения - это единственные идеи, которые мы имеем о чувственных предметах, мы видим в предметах лишь то, что представляют нам ощущения; сверх этого мы ничего не замечаем и, следовательно, ничего не можем знать.
Значит, невозможно ответить тем, кто спрашивает: "Каков носитель качеств тела? Какова его природа? Какова его сущность?" Мы не видим этих носителей, этой природы, этой сущности; тщетно пытались бы нам их показать - это означало бы взяться показывать цвета слепым. Это слова,
204

идеи которых у нас вовсе нет; они означают единственно, что под качествами есть нечто, чего мы не знаем.
Мы имеем точные
идеи лишь постольку,
поскольку мы
убеждаемся только в том, что наблюдали
Анализ дает нам точные идеи лишь постольку, поскольку " показывает в вещах только то, что можно в них увидеть, и нам нужно приучить себя видеть только то, что мы видим. Это нелегко для большинства людей, и даже для большинства философов. Чем более невежественны люди, тем больше им не терпится судить; они думают, что всё знают прежде, чем что-либо наблюдали; они сказали бы, что знание природы есть своего рода порицание, которое делается при помощи слов.
Идеи,
будучи точными, не являются полными
Точные идеи, получаемые путем анализа,  не  всегда  являются  полными идеями; они даже не могут быть полными, когда мы имеем дело с чувственными предметами. В этом случае мы открываем только некоторые качества и можем знать только часть их.
Все наши
исследования
производятся
при помощи одного
и того же метода,
и этот метод -
анализ
Мы будем изучать каждый предмет тем же самым способом, каким изучали бы эту равнину, которую видели из окна нашего замка; ибо в каждом предмете, так же как в этой равнине, есть главные вещи, с которыми все остальные должны соотноситься. Именно в таком порядке нужно их брать, если мы хотим составить себе точные и хорошо упорядоченные идеи. Например, все явления природы предполагают протяженность и движение; значит, всякий раз, когда мы захотим изучать некоторые из них, мы будем рассматривать протяженность и движение как основные качества тела.
Мы видели, как анализ позволяет нам узнать чувственные предметы. Мы видели также, что идеи предметов, которые он нам дает, отчетливы и соответствуют порядку вещей. Вспомним, что анализ должен быть совершенно одинаковым во всех наших исследованиях, так как изучать различные науки - значит не изменять метод, а только применять один и тот же метод к различным предметам, т. е. поправлять то, что уже сделано; и очень важно сделать это правильно один раз, чтобы всегда делать это правильно. Вот как в действительности обстояли дела, когда мы начинали. С детства мы всё приобретали знания; значит, мы, не ведая того, следовали хорошему методу. Нам оставалось
205

лишь это отметить, что мы и сделали; впредь мы сможем применять этот метод к новым предметам ("Курс занятий", Предварительные уроки, § 1; "Об искусстве мыслить", ч. I, гл. 8; "Трактат об ощущениях", ч. IV, гл. 6).
ГЛАВА  V ОБ ИДЕЯХ ВЕЩЕЙ, НЕ ДОСТУПНЫХ ЧУВСТВАМ
Как следствия позволяют нам судить
о существовании
причины, о которой
они не дают нам
никакой идеи
Наблюдая чувственные предметы, естественно восходят к предметам, которые недоступны чувствам, так как по тем следствиям, которые видны, судят о причинах, которых не видят.
Движение тела - это следствие, значит, есть и причина. Несомненно, что эта причина существует, хотя ни один из моих органов чувств не позволяет мне ее заметить: я называю се силой. Это название не позволяет мне лучше узнать ее; я знаю только то, что знал до этого,- что движение имеет причину, которая мне неизвестна. Но я мог бы о ней говорить; я считаю ее более сильной или более слабой в зависимости от того, сильнее или слабее само движение; и я до некоторой степени измеряю ее, измеряя движение.
Движение происходит в пространстве и во времени. Я воспринимаю (apercoit) пространство, глядя на чувственные предметы, которые его заполняют; я воспринимаю время в последовательности моих идей, или моих ощущений; но я не вижу ничего абсолютного ни в пространстве, ни во времени. Органы чувств не могли бы раскрыть мне, каковы вещи сами по себе: они показывают мне только некоторые из отношений между ними и некоторые из отношений, в которых они находятся ко мне. Если я измеряю пространство, время, движение и силу, которая производит движение, это значит, что результат моих измерений - только отношения, так как искать отношения или измерять - одно и то же.
Поскольку мы даем названия вещам, идеи которых имеем, предполагается, что мы имеем идеи всех вещей, которым даем названия. Это заблуждение, от которого нужно себя уберечь. Возможно, название было дано вещи лишь потому, что мы уверены в ее существовании; слово сила - доказательство этому.

Движение, которое я рассматривал как следствие, на моих глазах становится причиной, как только я замечаю, что оно есть везде и что оно порождает все явления природы или способствует их порождению. Тогда я могу, наблюдая законы движения, изучать вселенную, как из окна я изучаю равнину,- метод является тем же самым.
Как они позволяют
судить
о существовании
причины, которая
не доступна чувствам,
и как они дают нам
ее идею
Но хотя во вселенной все чувственно воспринимаемо, мы видим не всё, и, хотя искусство приходит на помощь органам чувств, они всегда слишком слабы. Тем не менее, если мы наблюдаем хорошо, мы раскрываем явления, мы видим, что они, как ряд причин и следствий, образуют различные системы, и составляем себе точные идеи о некоторых частях великого целого. Так, например, современные философы сделали открытия, которые не считались бы возможными несколько столетий тому назад и которые дают основание предполагать, что можно сделать и другие открытия ("Курс занятий", "Об искусстве рассуждения", "Современная история", последняя книга, гл. 5 и след.). Но так как мы решили, что движение имеет причину, поскольку оно является следствием, мы будем считать, что вселенная также представляет собой причину, потому что она сама - следствие; эту причину мы назовем богом.
С этим словом дело обстоит не так, как со словом сила, идеи которой мы совсем не имеем. Правда, бог не доступен чувствам; но он запечатлел свои черты в чувственных вещах; мы видим в них бога, и наши чувства поднимают нас до него.
Действительно, когда я замечаю, что явления рождаются друг из друга, как ряд следствий и причин, я непременно вижу первую причину; и именно с идеи первой причины начинается идея, которую я создаю себе о боге. Так как эта причина является первой, она независима, необходима, она есть всегда и охватывает в своей безграничности и в своей вечности все, что существует.
Я вижу порядок во вселенной; я замечаю этот порядок повсюду в частях, которые я знаю лучше всего. Если я сам обладаю разумом, я приобрел его лишь постольку, поскольку идеи в моем уме соответствуют порядку вещей вне меня; а мой разум является лишь копией, и очень слабой копией, разума, устроившего вещи, которые я постигаю, и вещи, которых я не постигаю. Значит, первая причина

206
207
 

разумна; она целиком упорядочение повсюду и всегда, и ее разумность, как ее безграничность и ее вечность, охватывает все времена и все пространства.
Так как первая причина независима, она может то, чего она желает; и так как она разумна, она желает со знанием и, следовательно, с выбором - она свободна.
Будучи разумной, она все оценивает; будучи свободной, она действует последовательно. Таким образом, по примеру идей, которые мы создали себе о ее разумности и ее свободе, мы создаем себе идею о ее доброте, справедливости, милосердии, одним словом, о ее провидении. Такова несовершенная идея божества. Она проистекает и может проистекать только из чувств; но она будет развиваться, по мере того как мы будем все глубже вникать в порядок, который бог внес в свои творения ("Курс занятий", Предварительные уроки, § 5; "Трактат о животных", ч. II, гл. 6).
ГЛАВА VI ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ
Действия и привычки
Движение, рассматриваемое как причина какого-то следствия, называется действием. Тело, которое движется, действует на воздух, который оно разделяет, и на тела, которых оно касается; но ведь это только действие неодушевленного тела.
Действие одушевленного тела также состоит в движении. Будучи способным на различные движения сообразно различию органов, которые ему даны, оно обладает различными способами действия; и каждый вид имеет в своем действии, так же как и в своей организации, нечто характерное для него.
Все его действия доступны чувствам, и достаточно их наблюдать, чтобы составить себе идею о них. Не труднее заметить, как тело приобретает или утрачивает привычки, ибо, как знает каждый по собственному опыту, то, что часто повторяют, делают, не обдумывая, и, напротив, невозможно с такой же легкостью сделать то, чем на некоторое время перестали заниматься. Значит, чтобы приобрести привычку, достаточно что-нибудь делать и переделывать несколько раз, а чтобы ее утратить, достаточно больше этого не делать ("Курс занятий", Предварительные уроки, § 3; "Трактат о животных", ч. II, гл. 1).

 
По действиям тела
судят о действиях
души
Идеи добродетели и порока
Именно действиями души определяются действия тела, и по действиям тела, которые видят, судят о действиях души, которых не видят. Достаточно заметить, что делают, когда желают или боятся, чтобы заметить в движениях других людей их желания или их опасения. Таким образом, действия тела представляют действия души и порой разоблачают даже самые тайные мысли. Этот язык - язык природы; он - первый, самый выразительный, самый правдивый; и мы увидим, что мы научились создавать языки именно по этому образцу. Кажется, что моральные идеи недоступны чувствам; во всяком случае, они не доступны чувствам философов, которые отрицают, что наши знания происходят из ощущений. Они охотно спросили бы, какого цвета добродетель, какого цвета порок. Я утверждаю, что добродетель заключается в привычке к хорошим действиям, тогда как порок состоит в привычке к плохим. А ведь эти привычки и эти действия можно видеть.
Идея
нравственности действий
Но является ли нравственность действий чем-то таким, что доступно чувствам? Почему же она им недоступна? Эта нравственность состоит исключительно в соответствии наших действий законам; но эти действия видны, и видны также законы, ибо они представляют собой заключенные людьми соглашения.
Могут сказать, что если законы являются соглашениями, то они произвольны. Среди них могут быть произвольные, их даже слишком много; но те, которые определяют, являются ли наши действия хорошими или плохими, не произвольны и не могут быть таковыми. Они представляют собой наше творение, потому что именно мы заключили соглашение; однако не мы одни это сделали - вместе с нами их создавала природа, она диктовала их нам, и не в нашей власти было сделать их другими. Так как потребности и способности человека даны, даны и сами законы, и, хотя мы их создаем, бог, который сотворил нас с такими потребностями и такими способностями, есть поистине наш единственный законодатель. Следуя этим законам, соответствующим нашей природе, мы, таким образом, подчиняемся ему; а ведь это то, что довершает нравственность действий.
Если из того, что человек свободен, выносят суждение,

209
208
 

что в его действиях часто бывает произвол, следствие будет правильным; но если считают, что всегда бывает только произвол, то ошибаются. Так как не в нашей власти не иметь потребностей, представляющих собой следствие нашей организации, то не в нашей власти быть неспособными делать то, к чему мы предназначены своими потребностями; и если мы этого не делаем, то бываем наказаны ("Трактат о животных", ч. II, гл. 7).
ГЛАВА VII АНАЛИЗ СПОСОБНОСТЕЙ ДУШИ
Именно анализ
позволяет нам
познать наш ум
Мы видели, как природа учит нас производить анализ чувственных предметов и дает нам таким путем идеи всех видов. Следовательно, мы не можем сомневаться в том, что все наши знания происходят из чувств.
Но речь идет о том, чтобы расширить наши знания. Ведь если, чтобы их расширить, требуется умение руководить нашим умом, то понятно, что для того, чтобы научиться им руководить, нужно знать его в совершенстве. Стало быть, речь идет о том, чтобы распознать все его способности, раскрывающиеся в способности мыслить. Чтобы достичь этой цели, а также других, каковы, бы они ни были, нам не следует, как это делалось до сих пор, искать новый метод для каждого нового исследования; анализ должен быть достаточен для всех исследований, если мы умеем его применять.
В способности
чувствовать
обнаруживаются все
способности души
Познает только душа, потому что только душа чувствует, и только на нее возлагается анализ всего, что известно ей благодаря ощущениям. Однако как научится она собой руководить, если она не знает сама себя, если ей неведомы ее способности? Следовательно, нужно, как мы только что отметили, чтобы она себя изучала; нужно, чтобы мы открыли все, на что она способна. Но где мы это откроем, как не в способности чувствовать? Конечно, эта способность раскрывает все способности, которые мы можем познать. Если только потому, что душа чувствует, мы познаем предметы, находящиеся вне ее, то узнаем ли мы то, что происходит в ней, по иной причине? Таким образом, все побуждает

нас подвергнуть анализу способность чувствовать; попробуем произвести этот анализ.
Размышление сделает его очень легким; ведь для того, чтобы разложить способность чувствовать, достаточно последовательно наблюдать все то, что с ней происходит, когда мы приобретаем какое-нибудь знание. Я говорю "какое-нибудь знание", потому что все, что происходит со способностью чувствовать, когда мы получаем множество знаний, может быть лишь повторением того, что происходило, когда мы получили одно знание.
Внимание
Когда перед моим взором открывается равнина, я вижу все с первого взгляда и еще ничего не различаю. Чтобы распознать различные предметы и составить себе отчетливую идею их формы и положения, мне нужно остановить свой взгляд на каждом из них; на это мы уже обратили внимание. Но когда я смотрю на один из них, другие, хотя я их также вижу, по отношению ко мне таковы, как будто я их вовсе не вижу; и кажется, что среди стольких ощущений, возникающих одновременно, я испытываю только одно - ощущение предмета, на котором я останавливаю свой взгляд.
Этот взгляд являе