слышал, Лариса Михайловна. Но поймите же  - мы на работе, мы не
играем в  бирюльки. К  сожалению,  нам  известно,  что  гражданка Иваницкая,
надеюсь не по своей воле, оказалась втянута в  грязные интриги наших врагов.
Так что  шутки  в сторону, Лариса Михайловна.  Или  вы  нам помогаете и этим
помогаете  Иваницкой, к которой  я отношусь с симпатией. Или мы с вами будем
вынуждены говорить иначе.
     Лариса  Михайловна  поддерживала   Лидочку,  ведя   ее  по  коридору  к
туалетной, а враги шли сзади и громко разговаривали.
     -  Вы слишком  либеральны, -  сказал  президент.- С  ними  так  нельзя,
товарищ комиссар.
     - Дурак,  - ответил Алмазов. - Зато она  сама оделась, а  теперь как ей
доказать, что она больная?
     Лидочка понимала,  что этот  разговор ведется специально, чтобы она его
слышала  и  трепетала. А ей  было  все  равно.  Даже интересно - что же  они
подозревают?  Будь  она здоровой,  испугалась бы куда больше  - а сейчас она
боролась с кашлем и головной болью и в конце концов не выдержала и, повиснув
на руке Ларисы Михайловны, зашлась в приступ?
     Краем глаза Лида увидела, как приоткрылась дверь в девятнадцатую палату
и оттуда выглянула Марта.
     Лицо у нее было жалкое и испуганное, а из-за ее плеча выглядывал Максим
Исаевич. Дверь захлопнулась...
     Пока Лидочка была в туалетной, где докторша помогла ей привести себя  в
порядок, остальные молча стояли снаружи.
     - Что с ним? - спросила Лида шепотом.
     - Ума не приложу! - слишком громко ответила докторша.
     - Все  в порядке? - спросил Алмазов  с издевкой, когда женщины вышли из
туалетной.  -   Полегчало?  Тогда   я   предложу   вам  совершить  маленькое
путешествие.
     - Я ее одну не отпущу, - сказала Лариса Михайловна.
     - Ради Бога, - сказал Алмазов. - Мы же не садисты. Если ваш медицинский
долг  велит вам сопровождать ваших  пациентов - сопровождайте.  Только чтобы
потом не плакать.
     Филиппов рассмеялся высоким голосом.
     - Скажите ему, чтобы перестал вилять хвостом, - сказала Лидочка.
     Президент осекся - с надеждой посмотрел на Алмазова.
     - Я прослежу за этим, - Алмазов засмеялся. - Да  не обращай внимания, -
сказал он Филиппову, - не  обращай.  У тебя тоже будут  маленькие радости. А
теперь ведите Иваницкую на первый этаж.
     Путешествие по  лестнице, а потом по нижнему коридору было долгим. Лида
шла и гадала - куда ее ведут. Оказалось - к Александрийскому.
     - Может, вы вернетесь? - предложила Лида Ларисе Михайловне.
     - Ничего подобного, - ответила та. - Вы у меня не единственный пациент.
     Она тоже догадалась, куда они идут.
     Дверь к Александрийскому была раскрыта. В дверях стоял рабфаковец Ваня.
Везет же Марте с любовниками, подумала Лидочка. А на вид - фанатик физики.
     - Как он? - спросил Алмазов.
     - Терпимо, - сказал Ванечка.
     Александрийский  сидел в  кресле, закутанный  в плед  и  схожий с очень
старой вороной - никакого Вольтера в нем и не осталось.
     Он неуверенно повернул голову в сторону Лидочки.
     - И вас привели, - сказал он.
     -  А чего вы  ожидали,  Павел  Андреевич?  -  удивился Алмазов, входя в
комнату. - Мы же не дети, мы занимаемся серьезными делами.
     Он оглядел комнату.
     - Уютно, - сказал он, - мебель княжеская. Мне  такую пожалели. Придется
поговорить в президиумео кураторах надо заботиться.
     Алмазов   сбивал  с   толку  -  он  умел  менять  тон  и  улыбку  столь
стремительно, что за ним не уследишь - он всегда опережает тебя.
     -  Проходите,  Иваницкая,  садитесь на стул. Как  вы  себя  чувствуете,
профессор? Присутствие доктора не требуется?
     - Обойдусь, - сказал  профессор  и спросил  у  Лидочки:  -  Как вы себя
чувствуете? Вам надо лежать.
     - Кому  лежать, а  кому стоять,  где лежать и  стоять,  с  кем лежать и
стоять - решаем здесь мы!
     - Решает Господь Бог, - сказал Александрийский.
     -  Все  его функции на  земле взяло  в  руки  наше ведомство, -  сказал
Алмазов совершенно серьезно. -  Итак, все  посторонние, покиньте  помещение.
Лариса Михайловна и Филиппов - вы останетесь в коридоре и  следите  друг  за
другом -  чтобы  не  подслушивать!  - Алмазов опять  рассмеялся. -  Ванечка,
побудьте на улице, у окна, чтобы никто не приблизился.
     - Слушаюсь, - сказал Ванечка. - Одеваться?
     - Оденься, может, потом придется погулять по парику.
     Когда комната опустела. Алмазов подошел к двери и плотно ее закрыл.
     - Ну вот, - сказал он, - теперь остались только свои. Замечательно... -
Он широко взмахнул руками, как бы  ввинчивая себя в кресло, впрыгнул в него,
он был игрив. - Я собрал вас,  господа, для  пренеприятного известия - к нам
едет ревизор. Ревизор - это  я, поросятушки-ребятушки. А вы будете  говорить
мне правду. Первое, что  мне нужно: узнать, как в вашем дуэте распределяются
роли и кто кроме вас здесь работает.
     Лидочка начала чихать - ее зябко трясло, Алмазов терпеливо ждал.
     Потом сказал только:
     - Ну, сука!
     - Вы не имеете права!
     -  Помолчите, профессор,  вы мне  уже  надоели  - вы  слишком типичный.
Честно  говоря, мне жалко Иваницкую. Она  хороша собой, она молода, я был бы
рад  взять ее  себе, но  боюсь,  что не рискну.  Мне  надоела  ваша подружка
Альбина - она  обливает меня слезами и  соплями, ну сколько можно!  Пришлось
даже  показать ей  сегодня приговор по ее супругу - по крайней мере  она  не
выйдет из комнаты.
     - Ой! - сказала Лидочка. - Как вы смели так сделать?
     - Не жалейте ее, она слабый человечек, и у нее не было выхода. Она была
обречена с самого  начала.  Выход,  который я  ей предложил,  - наилучший. Я
освободил ее от мужа, от чувства вины перед ним.  Она  боялась, что я сдержу
свое слово и освобожу ее мужа, больше всего остального. Потому что ее муж по
правилам  игры, в которую  она играла, должен задушить ее,  как изменницу. А
она очень  хотела  жить. Теперь же она  порыдает еще недельку и  найдет себе
нового мужчину  и новую жизнь. Я к ней замечательно отношусь и надеюсь,  что
именно так и  случится. Если  правда... - Тут Алмазов сделал долгую паузу  и
совершенно неожиданно закончил фразу так: - Если вы, конечно, не потопите ее
как члена вашей контрреволюционной группы.
     - Как так? - не понял Александрийский.
     - Иваницкая, - обратился Алмазов к Лидочке,- скажи, деточка, как к тебе
попал мой револьвер? Мой револьвер?
     Лидочка  ожидала  такого удара.  Несмотря  на  болезнь,  на  истеричное
состояние,  она  поняла,  что именно в револьвере  и  заключается главнейшая
угроза.  Это  вооруженный  заговор,  это  кража  оружия...  Лида  в   панике
обернулась  к  профессору.  Неужели  они  сделали  тут  обыск  или  запугали
профессора?
     - Не смотрите, не смотрите, - усмехнулся Алмазов. - Подсказки не будет.
Где револьвер?
     - Какой  револьвер?  -  спросила  Лидочка,  стараясь  выглядеть невинно
оскробленной.
     -  Послушайте, граждане, - сказал Алмазов. - То, что сейчас происходит,
- часть неофициальная, так сказать, дивертисмент. По сравнению с  тем, в чем
я вас подозреваю  и буду  обвинять, - это пустяк.  Но я хотел  бы,  чтобы вы
поняли всю важность этого  пустяка для вас лично. Для  вас обоих. Альбиночка
рассказала мне, что вы,  будучи у меня  в комнате, куда  были ею приглашены,
увидели кобуру с револьвером,  которую я легкомысленно, скажем как последний
дурак,  оставил  висеть  на стуле. Несмотря  на просьбы и мольбы Альбиночки,
которая боялась, что подозрение падет на нее,  вы взяли этот револьвер, а я,
виноват, не спохватился до сегодняшней ночи.  Должен отдать вам должное - вы
не производите впечатления преступницы, хотя я отлично знаю, что  это совсем
не аргумент в юриспруденции.
     Алмазов  замолчал и задумчиво почесал  ровный  пробор,  словно исчерпал
известные ему слова и теперь вынужден искать новые.
     "Господи,  маленькая  мерзавочка! - думала  Лида. -  Зачем же  ей  было
обвинять меня - единственного человека, которому она сама верила... а верила
ли? Я же  вчера ее  перепугала, потому  что не вернула оружие. И она поняла,
что ей  предстоит допрос, - и Алмазов, конечно же,  доберется до правды... и
тогда она придумала почти правду, в  надежде, что он поверит...  и чего же я
сержусь на это существо? За что? Что она могла сделать?.."
     - Вы не хотите мне отвечать, - вздохнул Алмазов. - И не надо. Считайте,
что  все обошлось, я вам поверил и сам решил нести ответственность за потерю
именного  оружия.  Ради  ваших  прекрасных  глаз  я  готов  пойти на  плаху.
Верьте... а я вам расскажу другое. И может быть, вы умеете складывать два  и
два  -  и  когда  сложите, сообразите,  что  вам делать  дальше.  Только  не
вздыхайте и не делайте вид, что вам плохо. Вы меня внимательно слушаете?
     Алмазов говорил с  легким южным акцентом - нет,  не  одесским, а скорее
ставропольским или ростовским.
     Конечно  же,  он  не  из  Москвы,  думала  Лидочка, он  приехал,  чтобы
завоевывать мир, - он Растаньяк, он  покровительствует актерам или актрисам.
Лидочка поглядела на  профессора,  тот сидел,  прикрыв  веками  глаза,  лишь
пальцы, лежавшие на пледе, порой оживали и вздрагивали.
     -  Я  буду  предельно  откровенен.  Я  приехал  сюда   для  переговоров
деликатного свойства с  доктором  Шавло,  Матвеем Ипполитовичем.  Суть этого
разговора  -  обороноспособность  нашей   социалистической   родины.  Матвей
Ипполитович был  готов приложить свои  усилия для того, чтобы Советский Союз
вышел вперед  в развитии особенной бомбы. Я думаю, вам, Павел Андреевич, нет
нужды это 0б®яснять.
     -  Такую  бомбу сделать нельзя,  - сказал Александрийский, не  открывая
глаз.  - Это  вздор, авантюра... вы лучше  бы  посоветовались  с  серьезными
учеными.
     - Так, значит, Шавло беседовал с вами об этом?
     - А разве я спорю с этим заявлением? Он говорил, и я осмеял его.
     - Я спрошу об этом его самого.
     - Спросите.
     Алмазов шагал по комнате - у  него были замечательно начищенные сапоги,
сверкающие сапоги - и вдруг Лидочка поняла,  что сапоги ему чистит  Альбина.
Ночью  он спит  - большой,  мускулистый, крепкий, громко  храпящий... а  она
чистит сапоги.
     - В отличие от вас у меня такое мнение, - сказал  Алмазов,  - что любое
оружие, которое может принести нам пользу, нужно испытать. Любое! И мы знаем
о том, что среди ученых еще есть некоторые сторонники реставрации монархии и
скрытые реакционеры. А также прямые враги!
     - У нас все есть, и троцкисты тоже, - сказал Александрийский, и Лидочка
вдруг  поняла,  зачем он это сделал,  -  он  хотел  знать,  была  ли  Полина
подослана  Алмазовым или  ее появление в жизни  Мати  - просто  несчастливое
совпадение.
     - И троцкисты, - согласился с  некоторым удивлением Алмазов. - И эсеры.
Всякой нечисти хватает.
     Нет, не среагировал.
     Алмазов  остановился  посреди  комнаты.  Лидочке  показалось,   что  он
любуется своим отражением в сапогах. Он несколько раз  качнулся  с носков на
пятки и обратно.
     -  В разгар  переговоров  товарищ Шавло, честный  ученый  и  коммунист,
исчез. Вот так...
     Алмазов  хотел, чтобы  его голос  прозвучал  тревожно, но он был плохим
актером.
     - А что  за спектакль вы устроили?  -  спросил  профессор.  - Зачем  вы
вытащили из постели больную женщину?
     - Потому что вы с ней подозреваетесь в похищении или убийстве Шавло.
     - Этого еще не хватало!
     - Все следы ведут к вам, - сказал Алмазов. - Я уж не говорю о похищении
револьвера.
     Лидочка кинула  взгляд  на профессора. Может быть,  он вернет  Алмазову
этот проклятый револьвер?
     И тут же спохватилась, даже отвернулась к стене, чтобы Алмазов случайно
не прочел ее мысль - признаться в обладании револьвером для  профессора было
все равно  что признаться  в  заговоре  -  Алмазову  только  этого  и  надо:
револьвер  утащила   диверсантка   Иваницкая,  а   нашелся  он  у  вредителя
Александрийского. Обоих к стенке!
     -  Вчера  вечером  Матвей  Ипполитович  сам  сказал  мне,  что  вы  его
преследуете клеветническими обвинениями, -  продолжал Алмазов, не дождавшись
признания.
     - Какими?
     - Вот это вы мне и скажете!
     С трудом, опираясь на ручку кресла, Александрийский поднялся.
     - А с чего  вы решили, милостивый государь, - спросил он, - что  доктор
Шавло убит? Да еще нами?
     - Потому что никто, кроме вас, в этом не занитересован.
     - Ваш Шавло уже добежал до Москвы, - сказал Александрийский.
     - Почему вы решили, что Шавло убежал? - Алмазов был искренне удивлен.
     - Потому что он убил Полину, - сказал Александрийский.
     Лидочка  не думала, что профессор  способен на  такое. Ведь это  донос!
Неужели его желание обезвредить Матю столь велико, что он предпочел забыть о
чести?
     - Какую еще Полину? - поморщился Алмазов. - Она  же уехала. Я сам читал
ее записку.
     - И проверили ее почерк?
     - Зачем?
     - Это почерк  Шавло,  -  сказала  Лидочка,  чтобы  тоже  участвовать  в
раскрытии   -  и  хоть  фигуры  в  этой   комнате  играли  непривычные   для
классического  детектива роли,  все  же  шло раскрытие преступления  - как у
Конан Дойля.
     - Зачем Шавло убывать какую-то официантку?
     - Вы знаете, зачем. Она его шантажировала.
     - Доказательства! - У Алмазова дрогнули уши.
     - Пускай он  сам  все это  расскажет,  - вздохнул  Александрийский. - Я
искренне сожалею, что мне пришлось принять в этом участие.
     - Я знаю доказательства, - сказала Лида.
     - Выкладывайте.
     - Я знаю, где он спрятал Полину.
     - Вот это уже становятся интересным. Где же?
     - Сначала он спрятал ее в моей комнате.
     - Не сходите с ума.
     - Потом в погребе... по дороге к тригонометрическому знаку.
     - Что вы несете?
     - Я ее там нашла.
     - Как?
     - Потому что у него ботинки были в желтой глине.
     - Как у вас?
     - У меня? Когда?
     - Вы вчера пришли вся промокшая на маскарада ноги в желтой глине!
     - Да. Я лазила в погреб, там был труп Полины. Потом он его унес.
     - Куда?
     - В пруд.
     -  В  пруд? Мне что,  бригаду водолазов надо вызывать,  чтобы проверить
ваши глупости?
     - А я вам покажу труп!
     - Лида! - крикнул Александрийский.
     - Да, я покажу, куда он ее спрятал. А потом у него  не выдержали нервы,
и он убежал.
     - А револьвер?
     -  Не брала я ваш револьвер! Неужели  вы верите, что  я пришла  к вам в
комнату и угрожала Альбине? Вы сами в это верите?
     - Я верю во что угодно. Пошли!
     - Сейчас?
     - А почему мы должны терять время? Немедленно.
     Алмазов  шагнул  к двери, толчком  открыл  ее -  президент отпрыгнул  в
сторону, Лариса Михайловна стояла поодаль.
     - Быстро, - приказал  Алмазов президенту.  - Любое теплое пальто! Я там
видел на одной  гражданке бурки  -  она в библиотеке сидит.  На полчаса.  От
моего имени - а она пускай почитает газеты, очень полезно.
     Президента как ветром сдуло.
     - Вы намерены идти на улицу? - спросила Лариса Михайловна.
     - А вы тоже бегите, одевайтесь, вы  нам можете понадобиться. Быстро. Ну
вот, - Алмазов улыбнулся, - бегать они  уже научились  - все-таки пятнадцать
лет дрессировки.
     - Почти все дрессировщики плохо кончают, - сказал профессор.
     -  Помолчите,  пророк!  -  отмахнулся  Алмазов.  -  А  вы,   Иваницкая,
расскажите, как вы узнали о смерти Полины.
     Прежде чем Лида успела уложиться со своим рассказом, прибежал президент
с лисьей шубой  и бурками -  такой  шубы Лида раньше даже  не видела.  Затем
вернулась  Лариса  Михайловна. Чтобы не привлекать  внимания, Алмазов  велел
президенту  открыть  заднюю   дверь.  Но  их  все  равно  увидели,  к  окнам
приклеились десятки лиц. Среди них наверняка и владелица шубы.
     Бедненькая, что у нее в душе творится!
     Вся группа остановилась возле погреба, С утра дождь перестал, хотя было
по-прежнему пасмурно  и  дул ветер. В блине  желтой глины, хоть и  оплывшие,
сохранились углубления - следы. Конечно, теперь не догадаешься чьи.
     Алмазов сам  залезал  в погреб,  потом гонял  президента за  переносным
фонарем. Лидочка впервые увидела погреб  при  овете. В грязной  стоячей воде
утонул  широкий, разношенный  туфель  Полины. Алмазов  велел  Ванечке  нести
туфель  с собой,  и тот  нес его брезгливо,  обернув  каблук  в сомнительной
свежести  носовой платок. Потом Ванечка вытащил баул, наполовину наполненный
мокрой одеждой. Лидочку знобило, но было терпимо, только хотелось отдохнуть.
     Процессия спустилась к пруду.
     - Вот здесь он ее нес, - сказала Лидочка.
     Алмазову не надо было показывать на желтое пятно на дорожке.
     - И где же труп? - спросил  Алмазов, когда  они  дошли до берега пруда.
Здесь   он   задавал  вопросы,   и   все  беспрекословно  подчинялись.  Даже
Александрийский,  который шел,  опираясь на  руку  Ларисы  Михайловны. Когда
останавливались, она мерила ему пульс и один раз дала пилюлю.
     - Да перестаньте с ним нянчиться! - вырвалось у Алмазова, - он здоровей
нас с вами.
     -  К сожалению, даже  вы никогда  не  сможете убедить меня или  другого
честного врача  в  состоянии  сердца  Павла Андреевича, -  сказала  отважная
Лариса Михайловна. Алмазов усмехнулся.
     На плотине Алмазов вышел вперед - он был как пес, почуявший  дичь, - он
махнул рукой, приказывая остальным отстать.
     - Здесь, - сказал он вдруг, отыскав глазами Лидочку. Он как бы назначил
ее помощником по следствию.
     Лидочка молча кивнула.
     - Значит, он  приволок ее сюда...  - Алмазов  велел всем  оставаться на
месте, и сам вышел на плотину, глядя по сторонам, - вот он присел - еще одна
царапина на земле - еще желтое пятно... Алмазов пошел быстрее, как по следу,
потом остановился... Он  уже был совсем  близок к колодцу, в который со всех
сторон круговым водопадиком стекала вода.
     Две  утки,  что  остались  зимовать  на  пруду,  подплыли  к  Алмазову,
уверенные, что он принес им гостинец.
     -  Здесь, -  сказал Алмазов,  показав на  пруд.  -  Надо  пройти сетью.
Филиппов - на полусогнутых - быстро! За сетью!
     - Почему здесь? - спросила Лида.
     С ней Алмазов был согласен разговаривать.
     - Видишь, какие глубокие следы,  их даже размыть  не смогло. Он сюда ее
тащил, вон трава как смята - это же элементарно.
     - Нет, - сказал Ванечка-аспирант, - тут мелко.
     - Зачем же ему было тащить труп сюда, - сказала Лида, - если у ближнего
берега глубже?
     - Справедливо, - сказал Алмазов.
     - Мне бежать или погодить? - спросил Филиппов.
     - Погоди.
     Алмазов метался по берегу, как собака, потерявшая след. Он понимал, что
решение близко, что надо сделать еще усилие...
     -  Стоп!  -  закричал  он  радостно.  Так,  наверное,  кричал  Ньютон в
яблоневом саду. - Ну  и дурачье! Ведь никогда бы не  нашли! Филиппов - нужны
две доски покрепче. Две, понял?
     - А там есть, - сказала Лидочка, - вон плавает.
     - Отставить две доски! Одну доску и крючья - крепкие крючьи.
     - С какой целью, товарищ Алмазов?
     - С целью вытащить труп из этого колодца. И учти, что труп может лежать
довольно  глубоко. Если крючьев не найдешь,  будь готов, что  тебя опустят в
колодец на веревке. Понял?
     Президент с®ежился,  представив себе,  что будет,  если  его  опустят в
колодец. И побежал.
     -  И  он послушно  в  путь  потек, - сказал  вдруг Алмазов, -  и  утром
возвратился с ядом.
     Президента не было долго - минут двадцать. Все замерзли, кроме Лидочки,
у  которой  была  замечательная  лисья  шубка. Алмазов не  спеша  осматривал
местность, порой нагибался, искал в мокрых листьях...
     - Дурак, - сказал он вдруг. - Дурак, если решил ее убить. Мы бы ему все
простили...  за бомбу. Любую  биографию  бы  ему  сделали.  Вы  мне  верите,
профессор?
     -  Верю,  -  сказал  Александрийский.  - Но  и для вас есть пределы, за
которые  вы не станете заходить. Зачем вам рисковать ради абстрактной  бомбы
собственной жизнью?
     - Что