ло!  А может,
Полина вернулась за кастрюлей, как обещала, а в дверях ее настиг убийца? Или
уже была ранена, но надеялась, что Лида ей поможет?
     В полной темноте,  нащупав  дверь в коридорчик, Лида замерла, И тут  же
услышала,  как  наверху,  над  самой  головой,  скрипнула  половица,  старая
деревянная ступенька прогнулась под подошвой башмака, вот еще короткий скрип
- кто-то  осторожно спускался по  лесенке, приближаясь к Лидочке  и полагая,
видно, что ей от него не сбежать!
     Лида рванула на себя дверь - та не поддавалась!
     Оказывается, она попала в ловушку... Уже было слышно сдавленное дыхание
человека, который спускался по лесенке. Он настолько приблизился к Лиде, что
ей было слышно, как толчками к нему в легкие прорывается воздух.
     Ручка  двери  повернулась  вниз,  дверь  послушно  и  почти   беззвучно
отворилась вперед, и  Лидочка сразу же захлопнула ее за спиной. Буквально  в
тот же момент преследователь тяжело и гулко ударился в дверь, но Лидочка уже
бежала налево, ее  голые ступни стучали по гулкому полу буфетной. В столовой
она  налетела на  угол  стола  и  было  очень больно.  Пришлось  на  секунду
остановиться, чтобы сообразить, где же дверь в гостиную. И тут она услышала,
как хлопнула дверь сзади  -  значит, преследователь открыл ее и  его тяжелые
шаги, уже не скрываясь, забухали по полу.
     Лидочка превозмогла кошачье, инстинктивное и опасное желание спрятаться
под большим  столом  и затаиться там.  Различив высокий  прямоугольник белой
двустворчатой двери, она  ринулась  к ней, и ей даже повезло - она  толкнула
нужную правую половинку и оказалась в гостиной.
     Преследователь  топал  за ней,  тоже ударился об  угол  стола,  и стол,
тяжело царапая по  паркету ножкой, проехал к двери; на пол упало и разбилось
чтото стеклянное.
     Ах, насколько лучше быть  преследователем, особенно  в темноте, в доме,
полном лестниц,  дверей, перекодов и тупиков! Ведь  ты смотришь перед собой,
ты все  время видишь  свою  жертву, ты  соизмеряешь свои усилия  с  усилиями
жертвы. Тебе не  надо  ломать голову над проблемой  - прятаться  или бежать?
Лидочка не  могла даже 0бернуться,  чтобы  посмотреть, кто за  ней гонится и
быстро ли он ее настигает.
     Как бы уже почувствовав прикосновение когтей убийцы к горлу, к волосам,
Лидочка помчалась вперед, выскочила к темной парадной лестнице, пробежала по
узкому коридорчику, что вел в южный жилой флигель.
     Сзади,  но  уже  на  большем  расстоянии  (кролик обретает  способность
определять расстояние до  смертельной  опасности),  грохнула -  вдребезги  -
фаянсовая  ваза,  такая  большая,  что Трубецкие ее  нс  смогли  вывезги,  а
крестьяне и реквизиторы  -  украсть. Грохот  прокатился  по всему дому, и  в
значительной  степени  из-за этого столкновения замедлилась резвость убийцы.
Скорее всего это и спасло Лидочку.
     Она достигла конца коридора и тут же поняла, куда бежать.
     Направо, теперь налево... в маленький коридорчик - и  вот белая  дверь.
Добежав, Лидочка,  чуть  не  падая,  хотела постучать в нее,  но  дверь сама
открылась ей навстречу.
     В  комнате горела лампа на большом письменном столе. И хоть свет ее был
закрыт от глаз круглым зеленым абажуром,  Лидочка зажмурилась - так это было
ярко.
     В  комнате,  не успев погасить  скорость  бега,  она  уткнулась  носом,
ударилась ладонями,  чуть  не сшибла  с ног  Александрийского, который стоял
недалеко от двери. Он  открыл ее навстречу бегущим  Лидочкиным  шагам, будто
был  уверен,  что Лидочка  бежит именно  к нему и нуждается  в его  помощи и
защите.
     Александрийский отступил на шаг под ударом Лидочки, но удержался и даже
смог  обнять ее  за плечи,  защищая и останавливая. За это мгновение Лидочка
уже поняла, что ей надо  делать, -  она вырвалась из рук Александрийского  и
обернулась к открытой двери, ожидая, что там появится лицо убийцы. За дверью
была лишь темнота. Лидочка захлопнула дверь.
     - Скорее! - прохрипела она, потому  что от напряжения не могла говорить
иначе. - Заприте! Он там!
     - Лидочка, -  сказал Александрийский. Он уже стоял рядом,  отстраняя ее
от двери. - Успокойтесь, садитесь!
     - Нет, заприте, заприте! Вы ничего не понимаете!
     -  Ничего  не понимаю? Совершенно точно,  - согласился Александрийский,
по-вольтеровски  улыбаясь.-  Но  польщен  таким поздним,  а  вернее  ранним,
визитом.
     Лидочка нащупала задвижку - закрыло дверь на нее.
     - Пускай, - сказала она, - пускай только попробует!
     Никто в дверь не ломился.
     - Что случилось? - спросил Александрийский. - На вас лица нет. - Тут он
увидел, что Лидочка босая. - Сейчас же идите на ковер! Вы же простудитесь!
     - Вы ничего не понимаете!
     - Всему следует искать самые элементарные  об®яснения. Я бы сказал, что
некто очень  страшный попытался  войти  к вам в комнату и  посягнул  на вашу
девичью  честь,  -  Александрийский продолжал  улыбаться,  и  Лидочке  стало
противно, что по ее виду можно подумать такое...
     Он,  наверное,  думает,  что  я   сама  кого-то  пригласила,   а  потом
испугалась. Он же старый, ему все кажется смешным...
     - Вы ничего не понимаете! - сказала еще раз Лидочка и перешла на ковер,
ступням стало теплее.
     - Куда уж мне, - сказ.ал Александрийский.  -  Я бы  пожертвовал вам мои
шлепанцы, но они, к сожалению, на мне.
     - Он ее убил! - сказала Лидочка. - Понимаете, он ее убил, а потом хотел
убить меня, потому что я зидела.
     - Что видела? - спросил Александрийский.
     - Марта ушла, я одна была, я думала, что это Марта вернулась, а это она
лежит, вернее сидит, на полу...
     Рассказывя,  Лидочка понимала,  что Александрийский ей  верит или почти
верит,  но,  даже  веря  ей,  слушает  это  как  историю,  приключившуюся  с
молоденькой  девчушкой, у  которой  действительность  и  ночное  воображение
настолько перепутаны, что она и  сама не знает, где  же проходит грань между
ними.
     -  Вы уверены, - сказал он, когда Лидочка 8 нескольких сбивчивых фразах
рассказала  о том, как нашла Полину и как потом  за ней гнался убийца,  - вы
уверены, что эта женщина была мертва? И тем более убита?
     - Но я же ее трогала!
     - Вы трогали ее в темноте? Не зажигая света?
     - Я видела - у нее глаза были открыты...
     - И вы ни разу не видели вашего преследователя?
     - Я слышала. Этого достаточно. Я  ничего не придумываю! Да он же вазу в
коридоре свалил!
     - Это не вы?
     - Это он, честное слово - он.
     - Этот грохот и заставил меня подняться, - сказал  Александрийский. - Я
сидел работал - не спалось. И тут услышал страшный грохот... потом появились
вы! И знаете... - улыбка вдруг стала смущенной-может быть, неверное, тусклое
освещение в комнате было тому виной. -  Такая  тишина  и пустота, словно уже
наступил  конец света. И вдруг  - грохот, топот и  влетаете вы,  как летучих
конников отряд!  И  жизнь  вернулась. Но не успел я обрадоваться этому,  как
обнаруживается, что и вы -  черный посланец, дурной гонец, таким  еще не так
давно отрубали  головы...  Не  сердитесь,  милая  Лида, сейчас я  отправлюсь
вместе с вами, мы поднимемся и обнаружим, что никакой Полины в вашей комнате
нет, что вам все померещилось.
     - Вы так говорите, будто я ребенок, а людей не убивают.
     - Людей у нас убивают. И  слишком  много, и,  боюсь, будут  убивать еще
больше. Но не  так, Лида, а по правилам убийства. Книга убийств именуется  у
нас Уголовным кодексом, а сами основания для убийствстатьями.
     Александрийский запахнул халат и сказал:
     -  Вам  придется взять  мои  ботинки.  У  меня небольшая ступня.  Я  бы
пожаловал вам шлепанцы, но для  меня надевание ботинок  - операция сложная и
длительная, я с трудом нагибаюсь.
     Лидочка послушно  надела  ботинки. Время двигалось медленно - профессор
все никак не мог завязать  пояс, Лидочка смотрела  на  его  длиные,  тонкие,
распухшие в  суставах пальцы -  как  они неуверенно двигались. И она поняла,
что профессор был старым и больным человеком.
     -  Пойдем, покажите  мне сцену  преступления,  как говорит  моя  старая
подруга Агафья Кристи. Не знакомы?
     -  Нет,  я не слышала  о такой  подруге. - Зачем он  говорит о каких-то
подругах?
     - Разумеется, мы  должны были первым делом позвюнить  в Скотленд-Ярд, -
продолжал Александрийский, направляясь наконец  к  двери. Халат  у него  был
темно-вишневый, бархатный,  чуть  вытертый на локтях, с  отложным  бархатным
воротником  - дореволюционное создание, похожий был  у папы. - Но у  меня  в
комнате нет телефона, а в Москве нет Скотленд-Ярда. Впрочем, если  вы правы,
мы позвоним  в МУР из докторского кабинета,  и с рассветом примчатся  бравые
милиционеры. Сколько сейчас времени?
     Лидочка поглядела  на  свое запястье -  часов не было, часы остались  в
комнате. Александрийский заметил это движение и сказал:
     - Двадцать минут седьмого.
     - Как? Уже утро?  - внутренние Лидочкины часы уверяли  ее, что вокруг -
глубокая ночь.
     - Утро больших приключений.
     - Павел Андреевич, вы мне совсем не верите?
     - Нет, не совсем. Вы ничего не изобрели.
     - Но ошиблась?
     - Возможно.
     Александрийский открыл дверь,  пропуская Лидочку вперед.  Она услышала,
как неровно и мелко он дышит. Как же он будет подниматься на второй этаж?
     Лидочка замешкалась  - ей не хотелось вновь оказываться в  коридоре, но
тут она  услышала голоса.  Слов не разберешь, но по тону  слышно  было,  что
разговор  идет  относительно  спокойный,  без  крика.  И  все  страхи  сразу
испарились - Лида смело пошла вперед.
     Александрийский последовал за ней.
     В  коридоре горел свет,  на  ковровой красной  дорожке  были  рассыпаны
большие и маленькие осколки большой  китайской вазы, что  недавно стояла  на
невысокой подставке возле зеркала. В центре  этой груды черепков возвышалась
дополнительным холмиком груда  окурков.  Почему-то  Лидочка в первую очередь
увидела  эту  гору  окурков  и  поразилась  тому,  сколько их  накопилось  в
китайской вазе и сколько лет никому не приходило в голову заглянуть в нее.
     Только  после этого Лидочка увидела людей, собравшихся  вокруг останков
вазы. Это были президент Филиппов в ночной пижаме, совсем одетая, будто и не
ложилась.  Марта  Крафт,  а  также докторша  Лариса  Михайловна  и  какая-то
неизвестная Лидочке личность произвольного возраста и серого цвета, очевидно
из отдыхающих, потому что была в халате.
     - Вот и она! - воскликнула Марта при виде Лидочки.
     - Это вы сделали?  - спросил президент. В обычной жизни его волосы были
тщательно уложены поперек лысины, а сейчас он забыл о приличиях, и на голове
образовалось неаккуратное воронье гнездо.
     - Я первый раз это вижу, - сказала Лидочка.
     -  Тогда  об®ясните мне, почему  вы здесь  оказались  в такое время и в
таком виде?
     Еще  за секунду до этого Лидочка намеревалась  сообщить  президенту как
официальному лицу про труп в ее комнате и про то, как ее преследовал убийца.
Но тон  президента и  воронье гнездо на его  голове сделали  такое признание
нелепым и наивным. К тому же он не выносил Лидочку и не  скрывал этого,  так
что любое признание он тут же обратит ей во вред.
     - По той же  причине,  по  которой вы очутились здесь в такое время и в
таком виде, - сказала Лидочка.
     Она не хотела, чтобы ее  слова  звучали наглым вызовом, но именно так и
вышло.  Глаза  президента сузились от возмущения,  он  приоткрыл  рот, вновь
закрыл его - и Александрийский, и Марта поняли, что сейчас могут последовать
совершенно ненужные разоблачения, но не  успели перебить Филиппова, как  тот
закричал так, что было, наверное, слышно в Москве:
     - Это вы позвольте! -  кричал Филиппов. - Это вы поглядите, в  каком вы
виде, и сравните с Мартой Ильиничной, которая вполне прилично одета, так что
я попрошу  без намеков на наши отношения. А вот вы в шесть  утра выходите из
мужской комнаты черт  знает в чем и совершенно не стесняетесь, и  даже бьете
государственные  художественные  ценности - вы не представляете, сколько это
сокровище стоит,  по нему Эрмитаж плакал,  а мы  не отдали, я вас  отсюда за
разврат выгоню, ясно?
     - Филиппов! - умоляла его Марта, повиснув на нем, чтобы отделить его от
Лидочки,  к  которой президент  направился  с  целью  изгнать  ее из обители
академиков. - Филиппов, подожди, не трогай Лиду,  она совершенно ни при чем.
Если она была у Александрийского, то она не разбивала вазу, а если разбивала
вазу, то она не была у Александрийского.
     - Не была? Не была? А это что?
     Указующий перст президента уперся в пол. Все посмотрели туда и увидели,
что Лидочка обута в мужские ботинки.
     -  Это  ваши  ботинки,  профессор?  -  с пафосом  воскликнул  президент
Санузии, и профессор, не задумавшись, сразу признался:
     - Мои.
     И сообразив, что такое признание может повредить Лидочке, продолжил:
     -  Но  заверяю  вас, товарищ  Филиппов, что ваши подозрения  совершенно
неуместны.  Мое  состояние,  что  подтвердит  находящийся  здесь  доктор,  к
сожалению, совершенно исключает любое физическое напряжение.
     Так что  присутствие Лидии в моей комнате  об®яснялось вполне невинными
платоническими причинами.
     - В шесть утра! Ха-ха-ха, я смеюсь, - сказал президент.
     -  Как  лечащий врач, я  должна сказать, - вмешалась в  разговор Лариса
Михайловна,  -  что  профессор Александрийский болен ишемической болезнью  и
имеет аневризму сердца, так что любое физическое  напряжение опасно  для его
жизни.
     Лариса Михайловна  очень волновалась, щеки ее  пошли красными  пятнами,
она выражалась канцелярским языком, который ей казался  более убедительным в
разговоре  с  таким  человеком, как президент  Филиппов, и, как ни  странно,
именно этот стиль возымел действие, президент спохватился и сказал:
     - Я вам, Пал Андреевич, не  ставлю  в вину  и к вам  отношусь  со  всем
уважением. Но наши с вами девушки...
     - Наши коллеги, - терпеливо поправил его профессор.
     - Вот именно, они не вызывают доверия.
     - Филиппов! - воскликнула Марта Ильинична.
     - Не о тебе, не о тебе, - отмахнулся президент.
     И тут наступила  пауза,  потому что оказалось, что больше подозреваемых
нет.
     Президент,  почувствовав,  что  следствие  зашло  в  тупик,  спросил  у
Александрийского:
     - А она у вас давно?
     - Почему вы спрашиваете? - удивился Александрийский.
     -  А потому что если недавно, то она могла свалить вазу, а потом  к вам
убежать.
     - Вы ошибаетесь,  - сказал  Александрийский  твердо, но, конечно же, не
убедил этим Филиппова.
     -  Тогда  все  по палатам, - приказал  президент,- Я тушу свет. Все  по
палатам!
     - Я провожу Лидочку, - сказал профессор,
     - Она сама дойдет.
     - А я провожу,-сказал профессор не улыбаясь,- потому что мне надо будет
забрать мои ботинки, которые я ей одолжил.
     Все снова посмотрели на ботинки, которые свидегельствовали о Лидочкином
моральном падении. Потом докторша взглянула на  профессора и  взгляд  ее был
так  красноречив, что Лидочка не  сдержала улыбки. Во  взгляде докторши было
неистребимое желание немедленно  уложить  рискового  профессора  в  постель,
смерить ему артериальное давление и дать таблетки.
     Страшный риск, на который пошел профессор, поддавшись  соблазну, привел
в панику Ларису Михайловну.
     -  Вы с нами дойдете  до комнаты  Лидочки,  -  сказал  Александрийский,
который тоже прочел немой  вопль  во взгляде  докторши.  - Вы  поможете  мне
подняться по лестнице, а я потом соглашусь смерить давление.
     - Честное  слово?  -  Покрытое  пушком  доброе лицо  докторши  залилось
счастливым румянцем. - Честное слово? - с придыханием спросила она.
     - Честное слово!
     "Какой умница!  - сообразила Лидочка. - Теперь  докторша  волей-неволей
попадет в комнату и сама увидит Полину".
     - Спокойной  ночи,  -  сказал президент,  подтягивая  резинку  пижамных
штанов, - отдыхайте, товарищи. Я пошел к себе.
     - И правильно  сделаете, -  капризно  сказала Марта,  разочарованная  в
кавалере.
     Она первой поспешила к лестнице, и Лидочка сказала ей:
     - Не спеши, подожди нас.
     - Ладно, - согласилась Марта, но Лидочка все равно беспокоилась, как бы
Марта не убежала  в комнату, и не спускала с нее глаз.  Лариса Михайловна  и
Лидочка поднимались медленно, помогая идти Александрийскому.
     Наверху лестницы  Александрийский  прислонился к стене, Лариса оставила
их - побежала к себе в кабинет.
     - Вам плохо? - спросила Лидочка.
     - Сейчас, - сказал Александрийский. - Я иду.
     Лариса Михайловна тяжело выбежала из своего кабинета  и  протянула  ему
стаканчик с мутной жидко" стью. Александрийский послушно выпил,
     - А вы где были? - спросила Лидочка у Ларисы Михайловны.
     - Когда?
     - Полчаса назад.
     - Я навещала профессора Глазенапа, - сказала Лариса, - у него был ночью
приступ почечных колик, А вы меня искали? Вам что-то надо было?
     Лариса  Михайловна всегда чувствовала  себя  виноватой, словно  боялась
потерять место.
     - Пошли, - сказал Александрийский.  - Поглядим, нет ли у вас  в комнате
привидений.
     Они остановились у двери.
     Лидочка  поняла, что  первой  войти должна  она. Ведь она  одна  видела
Полину мертвой.
     Она потянула на себя дверь. Дверь открылась.
     Александрийский положил легкую руку ей на плечо.
     Лидочка нащупала  выключатель - он был справа от двери. Она стралась не
смотреть  под ноги.  Выключатель послушно  щелкнул. Лида  продолжала  стоять
зажмурившись.
     - Ну что ты, - сказала за спиной Марта, - заходи же!
     Лидочка не могла  заставить себя шагнуть, потому что натолкнулась бы на
тело Полины, но глаза приоткрыла.
     Комната была пуста.
     Лидочка так и не могла шагнуть вперед -  она смотрела  туда, где должна
была лежать Полина, она шарила  глазами  по стене,  по полу в поисках крови,
следов борьбы - каких-нибудь следов того, что  здесь  только что лежало тело
мертвой женщины.
     - Я  так больше не  могу.  Это анекдот  какой-то, -  сказала  Марта  и,
отстранив Лидочку, вошла в комнату. - Ты что, привидение увидела?
     - Да, - сказала Лидочка.
     - Ну  что  ж,-сказал  сзади  Александрийский,-  надевайте  ваши  туфли,
отдавайте мои ботинки, встретимся за завтраком.
     -  Да, да,  одну минутку, - сказала Лида. Она с  трудом  заставила себя
миновать то место, где лежало - но ведь лежало же! - тело Полины.
     Лидочка сняла ботинки профессора и повернулась к нему, протягивая их.
     - Честное слово... - сказала она.
     -  Поспите  немного,  - сказал  профессор,  - вы  так  устали. А  перед
завтраком зайдите ко мне, хорошо?
     Исчезновение  Полины  каким-то  образом   способствовало   постепенному
возвращению Лиды в нормальный мир привычных ощущений и логических связей.
     Профессор держал в руке ботинки.
     Лариса Михайловна сказала от двери;
     -  Я  провожу Павла Андреевича, вы не беспокойтесь, это мой долг. А вам
пора спать.
     Дверь закрылась. Марта задрала юбку, стаскивая ее через голову.
     - Как я  устала от  всего! Ноги не держат. - Сквозь ткань юбки ее голос
звучал глухо.
     Лида подошла к двери. Она смотрела на то место, где была Полина. Может,
в самом  деле она была живой и  лишь казалось, что она мертвая? А  потом она
встала  и  ушла... Конечно же,  так и  было!  И  хоть  оставалась неловкость
оттого,  что Лида  потревожила Александрийского, но  лучше  так,  чем  снова
увидеть мертвую женщину. И как только она мысленно произнесла слова "мертвая
женщина", Лидочке вспомнилось собственное прикосновение к ее виску, ощущение
теплой воды - ведь это была  кровь? - Лидочка постаралась  вспомнить, что же
она сделала  потом. Палец - она взглянула  на него  - был чист.  Значит, она
вытерла его? Но ведь она его не  вытирала! Лидочка взглянула вниз - по серой
ткани халатика  протянулась  короткая,  почти  черная  полоса  -  кровь  уже
высохла,  но это был