волнующий запах.

Ужин давали в корабельном ресторане, украшенном зеркалами в деревянных
оправах. Меню на четырех страницах включало неведомые блюда. Шипучий
лимонад извергался из стакана облачком холодных щекотящих пузырьков, и еще
было два эклера с шоколадным кремом. Потом я сожрал целую миску пьяной
вишни до судороги во рту, когда тяжелый язык уже еле поднимался, прижимая
очередную косточку к распухшему небу.

Вид вкусной еды после месяца в пионерском лагере мутил голову. Остановиться
было невозможно. Малосольные огурчики, свежий мягкий хлеб с хрустящей
корочкой, жареная картошка, салат...

Верхняя палуба отбрасывала свет на черные теплые волны, вдалеке горы Крыма
сливались с небом и морем, береговые огни плавно переходили в звезды, и
горизонт можно было определить только по мигающему маяку. Наверное, отсюда
я бы уже не доплыл до берега, и как страшно, когда вода такая
черная-черная, и со дна всплывают к поверхности колючие скользкие твари и
затягивают вниз, опутывая руки и ноги холодными щупальцами. И всегда,
заплывая на глубину, я ждал эти холодные щупальца, присоски, акульи зубы и
прочую склизкую дрянь. Особенно страшно было купаться ночью голым, когда,
казалось, рыбы должны были обязательно напасть на открытый и беззащитный
кусочек тела, который от холода совсем морщился и убегал внутрь моего тела.

Оксана танцевала, обнявшись без всякого стеснения с каким-то матросом, чуть
не падая вниз. На танцах в пионерлагере мы с завистью смотрели на старших
пионеров, которые приглашали девиц из средних и своих отрядов и запросто
обнимали их так, будто играли в пионербол. Стоит, например, какая-нибудь
девчонка одна, подходишь к ней, - и смело сразу берешь ее за талию, а она
кладет руки тебе на плечи, и ты чувствуешь ее тело сверху до низу, -
представлял себе я. Пора было уже спать, я спустился в каюту, разделся,
открыл зеленый иллюминатор и тут же уснул на своей верхней полке,
охваченный первыми морскими впечатлениями. Во сне я случайно ударился
головой о стенку, поглядел вниз и похолодел: на нижней полке лежала
совершенно голая Оксана.

Сон тут же пропал, мысли мчались, спотыкаясь о непонятно почему мешающий
лежать на животе орган. Она, конечно, была не совсем голая, но только чуть
прикрылась простыней, под которой легко угадывались все тонкости ее
горячего тела.

Я решил тут же скинуть с нее простынь. Важно было только не разбудить при
этом бабушку, спящую на другой нижней полке совсем рядом. Оксана лежала с
закрытыми глазами.

Взглянув по сторонам, я обнаружил тяжелое одеяло и бросил его вниз с таким
расчетом, чтобы оно стянуло с горячей незнакомки последнюю защиту. Стащить
простынь руками я боялся, ведь бабушка может проснуться в любую минуту.
Естественно, фокус с одеялом не удался, я позорно промахнулся, и одеяло
упало в проход. Вот беда-то! Других предметов под рукой не было. Между тем
шов посреди трусов больно врезался в меня, и я быстро сдвинул его в
сторону. Оксана тем временем повернулась лицом к стенке, укрывшись тонкой
простынкой почти до ушей. Это было почти поражение. Как же теперь
перевернуть ее на спину, не дотрагиваясь до нее руками? Ведь так мне
совершенно ничего не было видно! Я уткнулся в свою подушку, лихорадочно
пытаясь что-либо придумать. Может, затаиться и подождать, пока она сама
перевернется? Но тогда можно проспать этот момент, и будет поздно. Может,
позвать ее, она не поймет во сне, кто ее зовет, и, может быть, ляжет потом
на спину, но тогда может проснуться и бабушка.

Тогда, набравшись храбрости, я решил слегка толкнуть ее за плечо, а потом
быстро вскочить назад на свою полку. Она проснется, ничего не поймет, и
опять уснет, но уже, вероятно, лицом ко мне. Я тихо спрыгнул с полки,
присел на корточки в проходе, чтобы меня было меньше видно, и стал тихонько
трясти ее за плечо. Она не шевелилась. Спит как убитая! - обрадовался я.
Вдруг, вся еще во сне, она перевернулась на другой бок, свесила руку вниз и
наткнулась как раз на мою коленку. Ее рука скользнула вдоль моего бедра.
Простыня сдвинулась вниз, и я впервые в жизни увидел так близко женские
груди, блестящие коричневым шоколадом в сумраке душной каюты. Она даже
пододвинулась к краю постели, ее грудь оказалась совсем рядом с моими
глазами. Все это происходило как во сне, по крайней мере, глаза у нее были
закрыты и дыхание было ровным и спокойным. Валерка бы не поверил, что мне
так повезло!

В этот момент бабушка чихнула, Оксана завернулась в простынь и снова
повернулась к стене, я вздрогнул и пулей вылетел из каюты, подтягивая
трусы. Писать хотелось страшно, я еле сдерживался. Шлепая босиком по гулким
лестницам, я, наконец, выбрался наружу и нашел рядом укромное местечко.
Танцы давно кончились, пассажиры разошлись по каютам, наверху было тепло и
легкий ветерок наполнял ноздри соленым запахом моря. Не успел я перевести
дух и обдумать случившееся, как вдруг в тишине ночного моря откуда-то
донесся пронзительный крик, будто где-то дико мяукнула и захохотала большая
кошка. Потом все опять стихло. Корабль легко резал черную воду, оставляя за
собой длинную белую полосу.

Иногда ночью в московской квартире я слышал такие вопли, вскакивал с
постели, смотрел в окно на темную улицу, ища бандитов, но ничего не было
слышно, скоро крик повторялся, но на улице опять никого не было видно, и
милиционеры не бегали под окнами. Потом я догадался, что это вопили дикие
мартовские кошки, гоняясь друг за другом, только было очень странно, что их
крики так похожи на крики нашей воспитательницы из продленки, когда она
собирала детей на обед в школьном дворе.

На верхней палубе прямо надо мной хлопнула дверь, кто-то тяжелый стал
спускаться вниз по лестнице. Вспомнив, что на мне только одни трусы, я
решил вернуться в каюту, тем более что уже скоро начнется рассвет, и мне
страшно хотелось спать. Койка Оксаны была пуста. В иллюминатор смотрела
какая-то рыба и что-то пережевывала. Я залез наверх и тут же уснул...

Утром в ресторане мы оказались с Оксаной за одним столиком.

- Куда же ты убежал, миленький, я так хотела...

"Что кончить?" - подумал я, заливаясь краской. На завтрак давали кусок
ветчины, сыр, пол стакана сметаны, творог с клубничным джемом, глазунью из
двух яиц и кофе с миндальным пирожным. "Может быть, это она о завтраке?" Но
ее ветчина лежала нетронутая, я жадно глядел на нее, и потом она все-таки
отдала ее мне.

За соседними столиками сидело довольно пестрое общество. Я разглядел
две-три семейные пары, несколько пенсионеров с внуками. Оксана вертелась в
разные стороны, делая вид, что делает это с безразличием, но видно было,
что она кого-то ищет.

- Ты знаешь этого мальчика? - она указала на сидевшего рядом черноволосого
парня лет двенадцати, немного старше меня, который надувался уже второй
бутылкой лимонада. Было видно, что пить газировку с такой скоростью ему
нелегко, газ бил в ноздри, глаза слезились, но он не сдавался и вливал в
себя остатки "Буратино". Оксана фыркнула:

- Надулся как индюк.

У парня лимонад лился уже из ушей. На днях рождения это было обычное
соревнование перед тихими нарядными девочками. Очередной спортсмен
заглатывал полный стакан пузырчатого напитка, торжествующе оглядывал всех
присутствующих, тут шипучая волна докатывалась до его глаза, появлялись
слезы, и вся публика начинала торжествующе хлопать в ладоши и реготать,
подбадривая очередную жертву углекислого газа.

- Он из пятой каюты, - солидно ответил я.

- А с кем он там едет?

"Кто это ей нужен, и так уже нашла себе кавалеров с пол-корабля". Оксана
опустила кончик языка в чашечку, пытаясь достать им кусочек сахару.

- Наверное, со своим папашей, который не дает ему ключ от каюты, а ведь ему
уже, наверное, очень хочется отлить часть лимонада.

Оксана невинно посмотрела на меня, дотрагиваясь под столом своей коленкой
до моей ноги. В нашей каюте досыпала моя бабушка, и туда возвращаться не
хотелось. Честно говоря, после такой бурной ночи я был не готов к новым
приключениям, и лучше было бы полежать на солнышке где-нибудь на верхней
палубе, тем более, что корабль стало покачивать сильнее, и внутри меня
пробуждалось неприятное чувство приближающейся рвоты.

- Кстати, тут есть одна моя подружка, может, пойдем, поиграем у нее в
карты? - Оксана сняла одну туфлю и кончиками мокрых от жары пальцев
дотронулась до моей икры. В карты я играл плохо, но решил согласиться,
думая, что подружка Оксаны тоже будет ничего.

Вот во что я любил играть, так это в шахматы! Но девчонки не играют в
шахматы. Обычно на пляже или в скверике я находил каких-нибудь старичков
(другие встречаются реже), согнутых в симметричных позах над блестящими
лакированными фигурками, через несколько минут мне становилось ясно, что я
могу каждого из них обыграть, и я терпеливо усаживался рядом с ними,
дожидаясь, когда меня пустят "на победителя". В душе мне был неприятен и
тот, кто двигал белыми, и его противник, но я предвкушал поражение их
обоих, их растерянный вид, трясущиеся руки, долгое бесполезное обдумывание
в однозначных позициях и глупые коментарии, оправдывающие их ошибки. "Вот
мерзкий, противный мальчишка, ах ты говнюк!" - наверное, будут они
вспоминать свой проигрыш за ужином, когда настроение уже испорчено с утра.
А я бы улыбался, ел мороженное и гордо молчал в течении всей игры.

Самое ужасное, что часто после двух или трех партии между собой, когда
терпение мое уже подходило к концу, пора было уже идти домой, а мне все так
и не удавалось сыграть с ними ни одной партии, эти старые пердуны вдруг
собирали фигуры в отдельную коробочку, аккуратно складывали газетки,
заботливо подстеленные на скамеечки, и уходили прочь, а я оставался с
носом, так и не обыграв ни одного из них!

Оксана дернула меня за руку, и мы оказались на палубе под сильным ветром,
кидавшем в лицо теплые капельки моря. Она посмотрела на солнце, ветер
плотно облепил платьем ее фигуру, и я снова, как тогда ночью, увидел ее
красивую грудь. Край глубокого выреза зацепился за запретную точку, и
казалось, еще чуть-чуть - и на улице окажется все, что только можно. Мы
нырнули в коридор. Она повела меня, как бы случайно, только от узости
коридора, касаясь меня своими качающимися бедрами, к каюте своей подруги.

Она сидела одна на разобраной постели в изумрудном открытом купальнике и
расчесывала длинные черные волосы. Заметив меня позади Оксаны, она фыркнула
и принялась хохотать радостным бархатным смехом. Я покраснел от смущения -
все-таки разница в росте сильно действует, а я был почти на голову ниже их
обеих, но подружка Оксаны внешне мне тоже понравилась. Наконец, бросив
расческу и распустив волосы, она ласково улыбнулась, протянула ко мне руку
и сказала:

- Меня зовут мадемуазель Полина, я так вас ждала, идите же ко мне скорее!

Оксана тоже развеселилась, уселась на другую койку, а Полина потянула меня
за руку к себе. Я сел на разобраную постель и уставился на маленький
столик, где валялись карты, пытаясь определить вид игры.

- Во что будем играть? - осведомился я, нахмурив брови. Они снова
зареготали.

- В маленького кругленького дурачка, - сказала Полина, - тебе раздавать.

Я принялся медленно раскладывать карты. Девицы терпеливо следили за моими
неумелыми движениями.

- Только мы играем на крупный интерес, - сказала изумрудная русалка. Она
подмигнула Оксане. - Первый разочек сыграем просто так, а потом уже
всерьез.

- Какой же интерес? - спросил я.

- Интерес будет для первого и последнего выходящего. В первой партии -
поцелуй, во второй партии - час наедине в запертой каюте, а в третьей -
целая ночь.

- А что надо делать наедине? - наивно поинтересовался я.

- Ну и кавалер нам сегодня попался, не то что в прошлый раз! - и они опять
засмеялись как резаные.

- Веселенькое дело, а что я скажу ночью бабушке?

- Скажешь, что тебя попросили сменить капитана, - сказала Оксана, давясь от
нового приступа хохота. Полина на этот раз не смеялась, а вся залилась
густой краской, даже коричневый загорелый живот стал еще темнее.

- Вы просто издеваетесь надо мной, - обиделся я.

- Не бери в голову, давай, начинай!

Довольно быстро я понял, что во всех партиях я останусь дураком. Они просто
разыгрывают, кому я достанусь. Девицы невинно щебетали о новых купальниках,
подкидывали под меня невесть откуда взявшиеся сильные карты, и я
стремительно набирал в свою колоду всякую дрянь. Зачем надо было браться за
эту дурацкую игру, ведь еще в пионерлагере я часто кукарекал на тумбочке,
ползал под кроватью и кричал маленьким луноходиком.

Целоваться пришлось с Оксаной. Она загадочно взглянула на меня, откинула
свои каштановые волосы, покорно опустила руки и закрыла глаза.

- Я готова. - Она сжала губы, чтобы опять не рассмеяться.

- Только пусть Полина отвернется.

Полина уставилась в илюминатор, закрыв лицо сбоку левой рукой, но сквозь
пальцы она, конечно, могла все видеть.

Я весь покраснел и стал приближаться к мокрым дрожащим губам Оксаны. В
голове зазвенело, корабль перевернулся и поплыл под воду, дыхания опять не
хватало, Оксана обняла меня за шею своей горячей рукой, и я опять
почувствовал легкий приступ морской болезни.

- Ну хватит, хватит, а то вы что-то увлеклись! - ревниво заявила Полина. Я
уселся на место. Полина достала из чемодана кулечек маленьких соленых
орешков, высыпала половину и протянула их мне. Эти орешки очень странные -
съел один, уже хочется следующий, и так до тех пор, пока они все не
кончатся, потом хочется пить, а потом - снова орешки, потом - снова пить, и
опять орешки.

- А вы слышали сегодня ночью какие-то крики? - спросила Полина.

- Такой крик может быть только если тебе очень хорошо, - мечтательно
протянула Оксана. "Странно," - подумал я.

- Мне соседка за столом сказала, что ночью в какой-то каюте долго
веселились, потом вопили как резаные, а потом выяснилось, что из другой
каюты пропали драгоценности - цепочка, серьги и еще что-то, - сказала
Полина.

- Может быть, там тоже играли в дурака? - ляпнул я без всякой задней мысли.

Девицы переглянулись и озабоченно уставились на меня.

- Что ты об этом знаешь?

- Ничего, только я тоже слышал вопли какой-то кошки, кажется, у моего
соседа есть черная кошка, он выпускает ее ночью погулять по палубе.
Говорят, в трюме водятся здоровые крысы, но кошка еще никого не поймала, -
сказал я, умолчав о ночном походе в туалет и о тяжелых шагах по лестнице,
спугнувших меня.

Тем временем я снова остался дураком, и мне предстояло уединиться на этот
раз с Полиной. Она прятала глаза.

- Ну, Оксана, ты иди наверх позагорай, а мы тут с моим кавалером поговорим
дальше.

Разочарованная Оксана поднялась, накинула на плечи полотенце и вышла из
каюты. Честно говоря, Оксана была мне как-то ближе, роднее, но Полина мне
тоже нравилась.

- Хочешь еще орешков?

- Нет, теперь я выпил бы лимонаду, - низким басом ответил я.

- Тогда расскажи, что ты заметил ночью после того, как убежал от нее. "Она,
оказывается, все ей уже рассказала, вот сплетница," - подумал я про Оксану.

- Я совсем даже не убегал от нее, просто бабушка проснулась.

- Глупенький, она тут же заснула опять...Ну ладно, ты, наконец, напился или
нет? - она придвинулась ближе ко мне, так что ее горячее блестящее бедро
прижалось ко мне. Я не знал, что делать, но на всякий случай решил обнять
ее за талию. Ее изумрудный купальник едва прикрывал ее большие груди,
который почти касались моей руки, а из-под маленьких трусиков выбивались
черные курчавые волосы.

- Поцелуй меня, милый мальчик!

Дальше я помню плохо. Вначале мы целовались, Полина гладила меня по спине,
потом погасила свет, завесила темным иллюминатор, толкнула меня на спину и
легла сверху, впившись губами в мой рот. Нейлон купальника царапал мне шею,
потом вдруг на мгновение она остановилась, расстегнула застежку, и я
почувствовал ласковое прикосновение ее нежной кожи. Руки Полины все искали
и метались по моему телу, я не мог оторваться от ее губ, потом я вдруг
ощутил, что ее курчавые волосы щекочут мне живот, мурашки побежали по моей
коже, а Полина уже пыталась стянуть с меня плавки, я запутался и никак не
мог их стащить, Полина морщилась и улыбалась, и тут в дверь постучали...


  6.
Дачники "Хватит читать этот бред, пора бы что-нибудь покушать," - подумал я,
захлопывая Книгу Разврата. Хотя можно, конечно, есть и читать одновременно,
заедая, например, прозу легким изюмом, солеными орешками или леденцами
"Монпасье". Леденцы "Монпасье" - это целое детство, разноцветное, прозрачное и
блестящее. Бывали плоские круглые жестяные коробочки, бывали просто маленькие
рассыпающиеся в кармане пакетики по 50 грамм и, наконец, высокие жестяные
банки, полные изумрудной, лимонной и апельсинной прелести. Еще бывали
сосательные конфеты "Взлетные". "Театральные" мне совсем не нравились из-за
мятного привкуса, а "Взлетных" я мог съесть сразу штук двадцать без остановки.

На втором месте, пожалуй, стояли "Апельсинные и лимонные дольки" в чудесной
цилиндрической картонной коробочке с синьорами Апельсинчиком и Лимончиком из
"Чипполино", а также мармелад "Балтика" и "Желейный". Скажу честно, в то время
я презирал шоколад всей душой, считая его чисто девчачьим кушаньем, а вот
мармелад "Балтика" ассоциировался у меня с Революцией, крейсерами "Аврора" и
"Варяг" и героическими революционными матросами.
Все же теперь мое задание становится мне более понятным. Действительно,
Ваганьковское кладбище, Университетская церковь, летописный амбар, Книга Учета
имеют нечто общее. Немного истории, разговоры с дальними родственниками,
рукописи в библиотеках - и можно будет, пожалуй, что-нибудь добавить к этой
книге человеческого разврата, каждому ведь хочется оставить о себе хорошую
память. Все теперь говорят о жизни после смерти, а уж тем более про загробную
жизнь, каждому хочется в преддверии ухода поделиться своими воспоминаниями,
просто поговорить, рассказать замечательный случай из собственной жизни,
пускай не подвиг, не легенду, пусть просто небольшой эпизод, окрашенный цветом
времени. Вот вам и лишний повод повидаться со своими предками, пусть и на меня
посмотрят, если захотят, про наследство, конечно, думать глупо, просто
интересно, как же все-таки я такой получился, откуда взялся, вдруг с Луны
свалился, а Вы-то знаете своего прадедушку? Хорошо бы найти на родословном
дереве какую- нибудь выдающуюся личность, и прямо про нее и начать записки.
Туманное прошлое! Вряд ли оно было хуже, чем сегодня, а может быть, оно было
даже более романтичным, чем наше скучное время.
- Ну что, мой друг, ты готов? - вихрем влетела в комнату моя ваганьковская
подруга, - а то уже так поздно, и мы можем ничего не успеть.
- Дорогая, опять ты меня торопишь, ну хоть сегодня мы можем не спешить и все
сделать спокойно и с удовольствием?
- Какой ты медлительный, вечно везде опаздываешь и ничего не успеваешь! Вон,
смотри, - и она подошла к окну, - Новиковы уже оделись и едут на дачу, а мы
все теряем время, такой чудесный день, солнце, тепло, поедем скорей, ведь нас
уже давно все ждут.
Я тоже выглянул в окно. Был замечательный вечерний час, когда красное солнце
озаряет небо, комнаты и двор нашего дома. Голые деревья набрасывают на воздух
паутину веток, старые листья мечутся по углам и поднимаются ветром почти до
третьего этажа. На улице никого не было видно, будто все вымерли, и лишь моя
подруга из-под земли оживляла пустоту пространства.
- Где же твои Новиковы? И куда вы дели мою семью?
- Подожди еще немного, скоро ты все поймешь. Я вижу, - она подняла с пола
рукописную Книгу Учета, - ты опять занимаешься тут какой-то ерундой, что-то
все пишешь и пишешь, вместо того, чтобы найти себе, наконец, приличную работу
и начать зарабатывать деньги!
- Ну ты прямо как моя жена выступаешь!
- Я ее хорошо понимаю, надоедает ведь всю жизнь перебиваться без денег, ходить
в старье и есть макароны с сосисками.
- Конечно, приятнее жить не как можешь, а как хочется, чтобы все было -
дворцы, путешествия, украшения,