все стали повторять, а потом выстроились в цепочку и
поползли к главному пошептаться о чем-то своем наедине, чтобы другие не
слышали. Поговорив с ним несколько секунд, каждый протягивал руку и
складывал что-то в широкую чашу, а в ответ человек в шапке рисовал в
воздухе пальцами одну и ту же фигуру. После все по очереди отползали
куда-то налево и исчезали в темноте. Наконец, в очереди остался один я и
решил тоже подползти к человеку в шапке.

- Что привело тебя ко мне, сын мой?

- Честно говоря, не знаю, как это все получилось.

- Зачем же пришел ты сюда нарушать наш покой и тишину?

- Никак не могу понять, куда я попал и что будет дальше.

- Дальше опять будет борьба добра со злом, но победит все же добро. А попал
ты сюда по велению свыше, и служишь проводником Жребия.

- Какой же жребий выпадет мне дальше?

- Частично это зависит от твоего согласия, но в конечном счете Жребий
всегда выпадает, куда нужно и кому нужно.

- Я согласен на любой жребий, лишь бы моим близким было хорошо.

- Такие люди нам нужны. Что ж будем считать, что мы обо всем договорились.
Время от времени мы будем встречаться и обсуждать детали нашей работы.

И тут я заметил поразительное сходство человека в шапке с ваганьковским
графом и чиновником из министерства, которого мы встретили на улице. В этот
момент граф дунул на свечу, комната погрузилась во мрак, моя спутница
схватила меня за руку и потащила куда-то вправо. Я только успел заметить,
что в противоположную сторону исчезали люди из очереди. Значит, у меня
особое задание. Может быть, я уже продался дьяволу, или этот момент еще не
наступил?

Каждому хочется кушать, да еще если дома голодная семья, пойдешь на все
ради куска хлеба. Пока вроде я никого не убил, не ограбил, и то слава Богу!
Конечно, убийцей и вором как-то не хочется быть. Если уж продаваться, то
честно и по-дороже, чтоб уж уважали твой труд, и ты мог бы сам что-то
решать. Вот один мой дружок устроился недавно в одну контору, так его там
все по имени-отчеству называют, в гардеробе пальто подают, по праздникам -
подарки всякие, все время советуются с ним по всяким важным вопросам, но уж
он-то не халтурит, пашет на всю железку, и очень доволен таким
соответствием его сил, способностей и зарплаты. Все честно!

Но мне-то попалось явно что-то темное. Вечно я влипаю в дурацкие истории.
Кто, например, мне поверит, что Пушкина видел? Поддал хорошо, скажут, и
уснул рядом с памятником. Ну ладно, а Чайковский? - И про него туда же,
"все спьяну", и не докажешь им ничего.

- Докажешь, докажешь, - прошептала моя герцогиня. - Очень скоро всем все
докажешь, не волнуйся, мой милый.

Все-таки приятно слышать такую уверенность от любимой женщины. Жена такого
не скажет! "Какая от тебя польза, кусок идиота!"

Наконец, после долгой винтовой лестницы и запутанных переходов мы очутились
на крыше дома у Никитских ворот. Над Москвой начинался рассвет. Внизу,
вдоль тротуара, поехали уборочные машины. На скамейках досыпали редкие
бомжи. Спортсмен легкой рысцой шуршал по гравию Суворовскиго бульвара.
Прогудел первый пустой троллейбус в сторону Арбата. Небо было таким же
высоким и ясным, как вчера вечером, только теперь уже над Кремлем вначале
розовым, а потом красным и желтым.

- Ты сегодня родился заново, мой милый, - и она поцеловала меня в щеку.

- Пора уже домой, дорогая!

- Да, вид у тебя помятый, но ничего, зато не зря съездил. Вот и солнце,
скоро детям в школу.

Моя машина стояла внизу у подъезда. До дома я доехал довольно быстро, улицы
были еще свободными. Бак оказался полным, когда я успел его заправить, не
пойму. В кармане я обнаружил стодолларовую бумажку. Вот жена-то обрадуется!


4. Задание колдуна

Если Вам приходилось когда-нибудь возвращаться рано утром в родной дом, Вы,
конечно, поймете мои чувства. Я медленно въехал в наш маленький дворик.
Собаки, узнав знакомую машину, радостно подбежали ко мне, помахивая
хвостами. Заперев дверь, я посмотрел на окна нашей квартиры. Занавески не
шевелились, но я знал, что там, под теплыми утренними одеялами, спит моя
семья. Из соседнего подъезда вышел, зевая и потягиваясь, утренний
физкультурник делать зарядку. Молодец, встал в такую рань! Было часов шесть
утра.

Медленно понимаюсь пешком на третий этаж, осторожно открываю замок и...в
лицо ударяет родной запах котлеток и хлеба. Все конечно, еще спят, хотя
скоро уже всем надо просыпаться. Я сбрасываю с себя холодную одежду и
забираюсь к жене под одеяло. Она спит, как всегда, на боку, свернувшись
калачиком, укрывшись одеялом до ушей, на улице только косичка и холодный
нос. Я прижимаюсь ногами к ее горячей попе. Она мычит.

- Какая ты тепленькая!

В ответ опять мычание. Тогда я кладу ледяную руку на ее теплое плечо. Она
вздрагивает и пытается сбросить мою руку. Ладно, пускай поспит еще
чуть-чуть. Я ложусь на спину, вытягиваю ноги и закрываю глаза. Господи, как
хорошо дома на родной кроватке! Постепенно тепло волнами захлестывает меня,
и я засыпаю так крепко, что еле слышу будильник, торопливые сборы в школу,
звяканье ложек в чашках, хлопанье дверей в ванне и туалете (раз сто), и,
наконец, последний хруст запирающего дверь ключа. Можно еще поспать...

На самом деле все было, к сожалению, совсем не так. Когда я открыл дверь, в
лицо неожиданно ударил холодный утренний воздух, теплом даже и не пахло.
Войдя внутрь, я остолбенел. Вместо родной квартиры со всей обстановкой
кругом были лишь голые стены. Пройдя по комнатам, я обнаружил открытые
окна, сквозняки и даже выкрученные лампочки. Куда же делись дети, жена?
Конечно, они могли пойти ночевать к родственникам, я бросился к телефону,
но провод был оборван, и трубка куда-то делась. Ну хорошо, если они у
родственников, то оставили хотя бы записку, или жена обиделась на меня, что
я не пришел ночевать, и решила мне отомстить таким образом? Но где же тогда
вся мебель? Где пианино "Родина", которое продал мне один друг, уехавший в
Америку, где стенка, кровати, картины, игрушки, так любовно расставленные
по разным углам? На месте холодильников и шкафов на стенах кухни остались
незакрашенные квадратные следы - это я во время последнего ремонта
поленился их отодвинуть.

Даже обои были оборваны везде, где только можно. Может быть, жена решила
сама сделать новый ремонт? Откуда она тогда взяла деньги? Может, в конце
концов, я ошибся адресом? Но почему же тогда ключи подошли? Я решил
осмотреть все более внимательно.

Но и смотреть было особенно нечего - потолок, пол и голые стены. В ванной
все осталось по-старому - раковина, трубы, ванна, но ни полотенец, ни
зеркал, ни всех наших вещей не было. В туалете, пожалуй, было меньше всего
изменений, только бумага кончилась. Китайские акварели из старого календаря
настраивали на философский лад. Оставалась кладовка. А может, все эти
метаморфозы связаны с моими ночными приключениями? Может, это проделки
двойника?

За семью я особенно не волновался - если бы что-то случилось, здесь была бы
уже милиция, родственники, раз все тихо, значит они просто ночуют в другом
месте. По-позже позвоню им. Я открыл дверь кладовки, и меня ожидал новый
сюрприз. Хотя чему было удивляться после вчерашнего?

Вместо кладовки за дверью сразу начиналась черная винтовая лестница. Вот уж
о чем я никогда раньше не знал, так это о том, что из нашей кладовки можно
попасть в какое-то другое место. Дом у нас кирпичный, построен недавно,
когда же успели сделать потайную лестницу? Может быть, так захотели соседи?
Придется спуститься вниз и узнать, что же находится в конце этой лестницы.

Через несколько минут этого низвержения в Мальстрем у меня закружилась
голова, и я остановился передохнуть. Света на этом уровне было уже довольно
мало. Внезапно порыв сквозняка захлопнул верхнюю дверь, все погрузилось во
мрак и сверху неожиданно загремели чьи-то шаги. Я страшно испугался и
бросился вниз изо всех сил. Пулеметная очередь шагов моего преследователя
сливалась с моими шагами, и у меня было ощущение, будто я стою между двумя
железнодорожными путями, и по ним в разные стороны несутся товарняки. Вот и
попал в родную квартирку! Глубина моего погружения между тем давно стала
ниже подвала и, наверное, теперь уже приближалась к метро. Железные перила
были внизу теплее. Скрипучий голос сверху прокричал:

- Стойте, стойте, дальше нельзя спускаться, там лестница обрывается,
подождите, пожалуйста, меня, я покажу вам правильную дорогу в ...

Я остановился, чтобы услышать конец фразы, но грохот шагов заглушил
последние слова моего охотника.

- Подождите еще минутку, куда же вы так понеслись, я совсем за вами не
успеваю, а мне так нужно вам все объяснить и рассказать.

Может, он знает, куда делась моя семья? Шаги гремели все ближе и реже,
видимо, это был уже пожилой человек, скоро я уже слышал его шумное дыхание.

- Ну вот, осталось четыре ступеньки, слава Богу, огонь не потух от
сквозняка, куда же мы с вами успели спуститься?

Рядом со мной оказался очень странный старик в длинном черном халате с
вышитыми на нем золотыми звездами, знаками зодиака, руническими символами,
прямо как на портьере синей комнаты в Ваганьковском клубе. На голове его
был высокий, наверное, метр длиной, бордовый колпак, тоже украшенный
неведомыми мне рисунками. Лицо закрывала длинная борода, большой нос
сгибался в букву С, а глаза под густыми зелеными бровями отражали дрожащее
пламя свечи. Поднеся огарок к стене, он осветил маленькую деревянную
дверцу, окованную железом в старинном духе.

- Ну вот, все-таки мы с вами во-время остановились.

Пыхтя и звеня какими-то причиндалами, старик выудил из-под полы связку
ключей, долго перебирал ее, щуря глаза, и, наконец нашел нужный ключ.

- Я вам не давал еще этого ключика?

- Да нет, такого мне вроде не попадалось.

- Ах да, я и забыл.

Он повернул ключик в скважине четыре раза, толкнул дверцу и сказал:

- Милости прошу в мой кабинет.

Мы очутились в просторном помещении с арочными потолками, сложенными из
больших камней, в середине которого стоял дубовый стол, заваленный всяким
хламом, напротив стола - камин, который хозяин сразу принялся разжигать.

- Люблю, знаете ли, тепло на старости лет.

Я принялся осматривать комнату, все-таки интересно, как раньше жили люди.
Вокруг стола было расставлено несколько старинных прямоугольных стульев с
высокими резными спинками и подлокотниками в виде львов, на стенах висели
гобелены в темно- красных тонах, в углу, конечно, тяжелый сундук, покрытый
засаленным бархатом, гобелен над сундуком изображал дичь и сцены охоты. В
другом углу тикали высокие напольные часы с большим медным маятником и
двумя цилиндрическими гирями, цифры римские, послушать бы их бой! Напротив
стояла фисгармония с открытой крышкой, двуми бело-черными клавиатурами, на
подставке я заметил открытые ноты, два сильно подтекших подсвечника, и,
наконец, вдоль стены напротив камина до самого потолка простирались книжные
полки. Рядом с полками даже была небольшая приставная лесенка, чтобы
доставать книги сверху. На черном каменном полу в середине лежал рваный
ковер. К счастью, ни телевизора, ни телефона нигде не было. По краю ковра
смешно вышагивала черепаха, высоко поднимая лапы, как на параде, несколько
пауков шевелились в темных местах - вот в такой изысканной обстановке мне
бы хотелось провести остаток своей жизни!

- Да, никто из живущих сейчас на том свете, я имею в виду, на вашем, не
догадывается, что попасть сюда ничего не стоит. Действительно - потайная
дверца, пара ступенек в темноте, ключ - и вы попадаете в совершенно иной
мир. Правда, мало кто к этому и стремится. Вот вы, например, встаете утром
с тяжелыми мыслями о хлебе насущном, где бы чего достать, где бы
подзаработать, как бы сэкономить лишнюю копейку, а потом опять нужда, и
никакой надежды на сытую богатую жизнь. Что же тут хорошего? Только
появилось немного денег, раз - и они уже все потрачены, и снова нужно их
где-то искать, бегать, суетиться, неделю, месяц, десять лет - и всю жизнь,
и что потом?

- Дети же кушать просят, и зимой без одежды холодно, и гостинец на праздник
нужно.

- Я понимаю, я понимаю. А я вот решил жить один. Все теперь зависит только
от меня, никто не мешает, и я спокойно могу продолжать свою важную работу.
А работа у меня необыкновенная и очень интересная, потому что каждое стоит
на своем месте, место найти легко, и сразу об этом можно все узнать,
возьмем, например, вот эту книгу и раскроем на странице 367.

Старик схватил первую попавшуюся ему на глаза книгу, достал очки и принялся
читать:

- Петровский Евгений Павлович, 1731- 1790 годов, село Бровки Тверской
губернии, крестьянин, женат один раз, четверо детей, любил блины, рыбалку,
хорошо плотничал - этим все сказано, ведь больше про него ничего известно и
не было.

Он прочитал еще несколько подобных кратких биографий. Я слушал, зная, как
нехорошо перебивать старших, и даже поддакнул:

- Да, это очень, очень интересно и важно, ведь каждый из нас умрет, и что
можно будет сказать про него? Вот если бы каждый написал о себе хотя бы
страничку, вам было бы гораздо легче.

- Вот я вас и прошу, голубчик, сделайте милость, напишите мне что-нибудь
про всех ваших, кого знаете, и мне будет хорошо. Начните с раннего детства,
помните ли кого-нибудь? Близкие, детский сад, потом школа...

- Обязательно, обязательно! - с жаром согласился я, чтобы не обидеть
старика, - это действительно очень важно, все эти мелочи, простые и великие
люди, и про каждого, про каждого - хоть два слова, чтобы не забыть, а
сколько я уже забыл, на имена у меня плохая память, что же делать, может,
кто-нибудь другой помнит? Мне тоже надо завести такую большую книгу с
алфавитом, и все туда записывать, записывать, а потом добавлять, что-то
исправлять даже, мало ли какая ошибка выйдет, хочется, чтобы не было
путаницы и ерунды.

- Давайте, давайте, голубчик, и начните прямо сегодня!

- Да?...

- Да, вот возьмите ручку, запасные стержни, книгу заведите по-толще, и
записи делайте аккуратно, чтобы другие могли прочитать. Помнится, в
тринадцатом году, шестого октября, я проснулся очень рано, хотя до этого
поздно лег, потому что был в гостях, и сразу оделся и выглянул в окно. Было
довольно холодно, и я увидел, как из подъезда вышел красивый такой мужчина
в длинной шубе, с усами и в сапогах. Тогда, знаете ли, носили крепкие такие
высокие сапоги из толстой кожи, чтоб ноги не промокали, и вот он вышел из
подъезда, а я пошел выпить чашку чаю, чтобы прочистить с утра горло, за
ночь-то пересохло...

Старик увлекся рассказом, а я, пятясь задом, направился к двери, нащупал
ручку и тихонько вышел на лестницу. Вот так всегда - мечтаешь поговорить,
услышать что-нибудь замечательное, прочитать какую-нибудь новую интересную
книгу, - а потом оказывается, что где-то все это ты уже слышал или читал, и
уже смотришь, сколько страниц и минут осталось до конца, ведь примерно уже
знаешь, чем все это кончится, а Вы, кстати, уже догадались, чем все это
кончится?

Старик всучил мне между делом какую-то толстую книгу "в качестве образца".
Когда я уже приближался по лестнице к свету, на обложке проступили буквы,
написанные от руки синими чернилами: "Книга Учета", и ниже: "Книга
Разврата". Наверное, записи вел какой-нибудь другой придурок о своей
бесценной для человечества жизни. Но о чем еще могут мечтать мертвые, если
не о своем бессмертии в памяти живых?

Я открыл первую страницу, потом перевернул еще несколько. Книга состояла из
разноцветных листков, исписанных разными почерками, видимо, разных авторов,
но старик почему-то сложил все записки в одну кучу. Вернувшись в пустую
квартиру, от нечего делать я принялся перелистывать этот бред.


5. КНИГА УЧЕТА. КНИГА РАЗВРАТА.

    Из рукописей, найденных на месте крушения корабля "Адмирал Нахимов".
                           Записки Багрова-внука.

6 июля 1974 года из Ялты в Стамбул вышел пароход "Адмирал Нахимов". Матрос
в дырявой тельняшке снял конец с огромной чугунной тумбы. За кормой
"Адмирала Нахимова" всплыли несколько больших пузырей, корпус парохода
дрогнул и стал медленно отваливать от берега, упираясь носом в старые
камеры, развешанные вдоль пирса. Затем два черных буксира, выпустив
немилосердно большие клубы дыма, принялись выталкивать бандуру за мол.

Вот она - мечта жизни - белый пароход, три палубы, каюта с двумя
иллюминаторами и все прочее, связанное с Островом сокровищ и Наутилусом.
Солнце лениво подбрасывало куски масла на сковородке залива, масло шипело и
ныряло вглубь, а потом снова всплывало наружу. Прислонившись щекой к
горячим стальным поручням, я прощался с пионерским лагерем "Алушта" и
вспоминал месяц, проведенный в третьем отряде.

Самое сильное впечатление оставил, конечно же, фильм "Золото Маккены" с
индейцами, ковбоями и двумя голыми женщинами. Сеанс проходил в летнем
открытом театре под стрекот сверчков. Черное небо было усыпано тяжелыми
южными звездами. В кармане было еще целых две сосательных конфеты,
сворованные из девчачей палаты. На задних рядах целовались старшие пионеры
с пионерками. Уже через пятнадцать минут после начала сеанса мне страшно
захотелось писать.

- Посторожи место! - сказал я Валерке и побежал к ближайшему кипарису, где
уже стоял такой же товарищ. Крымские горы оглашались дикими криками
индейцев, пальбой и конским топотом. Непонятно было, кто кого любит, но это
было не так важно.

- Некомпанейские вы люди! - фраза, запавшая в память на всю жизнь из уст
плохого, наглого ковбоя Билла, предлагавшего всем купаться голыми.

Хороший, скромный ковбой Джон бросился в ледяное озеро прямо с горы в
штанах и рубашке, чтобы постирать их заоодно, и тут сквозь мутную воду все
мы в первый раз в жизни увидели голую индианку, которая так и липла к
бедному Джону, не давая ему всплыть на поверхность и глотнуть воздуху.
Вначале мне даже показалось, что она хочет утопить или задушить его. У ней
было все видно, и даже спереди! Правда, не очень резко, но волосы внизу
живота все-таки были видны, и она вся прямо извивалась змеей, чтобы
схватить его крепче. Потом, лет через двадцать, я узнал, что Джону в этом
фильме было лет шестьдесят, и меня постигло жестокое разочарование.

Но тогда мы были страшно довольны. Сколько я видел фильмов и картин, где
голых теток показывают сзади - подумаешь! ведь никакой разницы, если
смотреть сзади, не чувствуется, - а вот спереди показывали в первый раз.
Все пионеры затаили дыхание, а она все липла к нему и липла. За день до
фильма мы соревновались - кто дольше просидит под водой, и сейчас я вместе
с Джоном чувствовал, как все плывет перед глазами, начинает звенеть в ушах
и хочется скорее добраться до поверхности.

Еще был классный фильм "Пятьдесят на пятьдесят". Ничего про него не помню,
кроме конца, когда усталый, но счастливый советский разведчик, перебив всех
американских шпионов, идет под дождем из самолета, или это уже было в
"Мертвом сезоне", и сразу так сильно захотелось домой, в Москву.

Раз в неделю мы залезали на горку и подсматривали в девчачью баню, но
ничего не было видно, один пар и визги, хотя мы очень старались.

Правда, однажды я так наелся черешни прямо с дерева за забором, что не
вылезал из сортира целый день. Чуть было не получил холеру. Еще почему-то
очень ценилась на вкус "Детская" зубная паста, которую мы пожирали вместо
обеда целыми тюбиками. Вот и весь пионерский лагерь.

То ли дело плавание на пароходе! Я спустился в нашу каюту, где моя бабушка
уже читала газету. Я решил сразу же пойти исследовать корабль дальше, но
тут в каюту вошла загорелая девица, улыбнулась и сказала:

- Привет, я - Оксана с Одесы.

Она скинула туфли, вскочила на нижнюю койку и принялась запихивать вещи на
антресоли, открывая длинные крепкие ноги, так что я даже успел увидеть
кусочек белых трусиков в самом верху. Это было так сладко и заманчиво, хотя
я из-за своего возраста не мог ей быть особенно интересен, что я прямо
прилип к своему месту.

Дверь хлопнула, и в каюте остался