что  такое!  --  вконец разозлилась  я, залезая  в
постель. Много  о себе  воображает это Нечто! Всюду сует свой нос, все хочет
сделать по-своему, мотивы ему выкладывай! Просто оно хочет лишить меня моего
привычного  окружения,  вот  чего  добивается  Нечто.  Для этого  и  аппарат
наладило. Не успела оглянуться, как оно опять обвело меня вокруг пальца.
     Выкурив две  сигареты, я вспомнила, что шизофрения была  все-таки не  у
кого-то, а у меня. А это полный  психический разлад, и пока я не узнаю,  чем
он был вызван, есть смысл ладить с Нечто на его условиях.


        Учебники
     Но что же раскололо мой разум? Не выяснив этого, я не смогу планировать
свою будущую  жизнь. Ибо  чем бы я ни  занималась, какой бы духовный  мир ни
выстроила для себя, я буду часто задумываться: хорошо ли это для меня, то ли
я делаю, или остается вероятность, что, проснувшись поутру, я  снова увижу у
своей кровати Операторов? Они  явились  без  предупреждения,  и  накануне их
прихода я была не менее разумна, чем сейчас.
     Какую  ошибку я допустила в прошлом? Какое чудовище я пыталась запереть
в подсознании?  Почему оно выжидало, пока не выбрало момент  для  нападения?
Почему оно предпочло до  поры до времени смириться с  клеткой, вместо  того,
чтобы  разгуливать  на свободе, скрыв  под  маской свою  сущность  (аналитик
называл  подобное  замаскированное чудовище  сублимацией,  имея  в виду  мое
сочинение,  представлявшее   собой,  по   его  мнению,  не  что  иное,   как
сублимированное  половое влечение).  Мое  чудовище  предпочло  оставаться  в
запертой клетке, пока не достигло таких  гигантских размеров,  что  разнесло
клетку и вломилось в мой разум.
     Мои   мысли  постоянно  возвращались  к   одному  любопытному  моменту.
Крючколовство. Без  сомнения,  можно было  провести  четкую  параллель между
уловками  Мак-Дермота,  Гордона   и  Босвела  и  профессиональной  сноровкой
Западных  Парней.  Ясно, откуда  Нечто  черпало материал для своего сюжета о
крючколовах. Все  эти размышления натолкнули меня на мысль,  что  неплохо бы
написать об Операторах и их деятельности, поскольку,  возможно, ключ к тому,
что  тревожит  мое  подсознание, отыщется в  их разговорах,  которые вляются
символическим языком подсознания.
     Я припасла бумаги и погрузилась в работу. В  отличие  от  шизофреников,
прошедших шоковую  терапию,  у которых галлюцинации  стерты  из  памяти, мои
воспоминания  об Операторах  были  предельно четкими. Помимо того, что Нечто
определенно  настояло  на  дальнейшем  пребывании  в Калифорнии,  оно  также
выказало   заметную  склонность   к   бумагомаранию,  а   поэтому  оказалось
расторопным  соавтором, и повествование об Операторах ложилось на бумагу без
всякого усилия.
     Работу за машинкой я чередовала с походами в библиотеку за  литературой
о   шизофрении.  Не   понадобилось  много  времени,  чтобы   выяснить,   что
исследователи  в области  психиатрии  все еще бродят в  тумане,  окутывающем
причины болезни, а практики отважно ныряют  в озеро догадок относительно тех
же причин.
     Такое смятение умов  легко объяснимо. В отличие от  других  психических
заболеваний,  когда у пациентов  наблюдаются  почти идентичные эмоциональные
комплексы,  у шизофреников они не имеют  ни малейшего сходства. Что особенно
загадочно,   шизофрения   с   одинаковой   частотой   поражает   как   людей
уравновешенных, так и  людей  с  неустойчивой  психикой. Болезнь не выбирает
между  экстравертом и интровертом; между мужчинами и женщинами; между расами
и  национальностями;  между религиозными конфессиями; между  людьми  разного
социального положения и благосостояния. Она бесстрастно метит свои жертвы, к
какой бы из многочисленных придуманных  теоретиками групп населения  они  ни
принадлежали.  Пожалуй,  только  в  одной  области болезнь  в  какой-то мере
проявляет свое пристрастие: большинство жертв находятся в возрастной  группе
от  двадцати двух  до  тридцати двух лет. С другой стороны,  шизофренников с
избытком    хватает    среди   сорока-,    пятидесяти-,    шестидесяти-    и
семидесятилетних, да и среди детей и подростков показатели тоже неплохие.
     Почему-то каждый ученый начинал свой трактат о шизофрении в  негодующем
тоне,  бичуя  болезнь  как  самую  мучительную, самую  необъяснимую и  самую
загадочную  среди остальных  нарушений психики. Мне неясно, почему подобного
рода  вступление  стало  почти  ритуальным, тем  более,  что  каждый  охотно
подбрасывает собственную идею в огромный котел догадок и предположений. Одни
уверены,  что болезнь  -- следствие неразрешенных  эмоциональных конфликтов,
даже   если  невозможно  определить  суть   конкретного  конфликта.   Однако
большинство   ученых,  повергнутые  в  смятение  молниеносной  скоростью   и
неразборчивостью,    с   которой   шизофрения   одинаково   проглатывает   и
уравновешенных, и неуравновешенных, с неменьшей уверенностью утверждают, что
причины  болезни  имеют  не  эмоциональное,  а  органическое  происхождение.
Шизофрения,  по их предположениям,  вызывается  попаданием в кровь  ядовитых
веществ,  образующихся  в  результате  нарушения эндокринной  системы.  "Это
дисфункция гипофиза", -- утверждают одни.  "Все дело в дисфункции щитовидной
железы",  --  возражают другие. "Вовсе нет, --  настаивают третьи.  -- Здесь
замешана дисфункция надпочечников".
     Такой  же  разнобой наблюдается и в методах  лечения. Одни уверены, что
только  шоковая терапия,  с первых  дней  болезни и до выздоровления,  может
спасти больного.  Нет,  возражают другие, шоковая  терапия не излечивает,  и
если  она  не  принесла  облегчения  на   начальных  этапах,  ее  дальнейшее
применение является издевательством  над больным  и,  возможно, наносит вред
его здоровью.  А  третьи  считают,  что  никто  не верит в  целительную силу
шоковой  терапии, а ее длительное применение лишь  помогает сделать пациента
покорным, чтобы он  не доставлял  хлопот персоналу больниц. (Тем более,  что
администрация,  как  правило, испытывает трудности при  наборе людей на  эту
тяжелую и низкооплачиваемую работу).
     Есть  свои  поклонники  и  у  транквилизаторов.  Бывали  случаи,  когда
успокоительные   лекарства  творили  чудеса,  излечивая  больных  в  течение
нескольких недель. Но тут же возникали  возражения: эти  средства хороши для
тревожных состояний, но  не  годятся  для  прочих больных,  а  их длительное
применение опасно.  Широкое использование психотропных  средств в  больницах
играет  ту же роль, что  и  шоковая терапия:  сделать  из  шумного, буйного,
неуправляемого сумасшедшего тихое,  покорное существо, удобное в  обращении,
но ничуть не просветлевшее разумом.
     Обнаружилось много  интересного материала относительно  лечения словом.
Большинство шизофреников  не  воспринимают этот метод  терапии. Больной, как
правило, упорно смотрит сквозь психиатра отсутствующим взглядом. Однако, как
отмечают многие психиатры, у склонных к беседе больных наблюдается необычная
способность  читать  чужие  мысли,   что   приводит  собеседника   в  полное
замешательство.   В   переводе   на   язык   психиатрии   это   звучит   как
"сверхъестественная  способность  шизофреника  чувствовать не оформленные  в
словах  и лишь частично  осознаваемые психиатром  ощущения". С  ликованием я
читала многочисленные  описания  этого же явления, поражающие  разнообразием
ученого  глубокомыслия.  Пальму  первенства  я  отдала  следующему  пассажу:
"Реактивность  шизофреника  в  отношении  эмоциональных стимулов, являющихся
подпороговыми для перцептивного аппарата нешизофреника". (Эк, завернули! Что
до меня, то это не что иное, как  приспособление Нечто. Привинтил к аппарату
--  и  считывай чужие мысли. Лично мне  все  ясно, как  Божий  день). Тем не
менее, приятно было узнать,  что подобный  талант  демонстрировали  и другие
шизофреники. Таким образом, явление обретало  характер  нормы,  хотя бы  для
нас, шизофреников. По крайней мере, никакого колдовства.
     Один  из  авторов  посвятил  явлению  несколько  объемистых параграфов,
наглядно демонстрирующих  его собственное  тупоумие: "Шизофреник, понимаемый
как  своего  рода эксперт по вопросам ирреального и неадекватного поведения,
быстро  улавливает  признаки  подобного  поведения  в   других,  особенно  в
психиатрах. Это  свойство объясняется той легкостью  и простотой,  с которой
шизофреник расшифровывает собственные подсознательные  импульсы и вступает в
контакт  с  первичными процессами, управляющими  его id, и т.  д. ". Но меня
абсолютно  покорил заключительный  абзац, где автор  делится ценным,  по его
мнению,  наблюдением   со  своими  коллегами-психиатрами.   "Шизофреник,  --
предупреждает автор,  -- обладает сверхъестественным свойством проверять  на
прочность свои отношения  с аналитиком, прощупывая слабину последнего, что в
известной степени ограничивает возможности терапевтического воздействия".
     Это  звучало  так,  словно значительное число  шизофреников,  полностью
управляя своим подсознанием, отложили на время собственные мозговые вывихи и
занялись подсознанием своих лекарей, чтобы  выявить там  непорядок и смутить
последних  своей проницательностью. Мне не удалось найти ни  одного примера,
когда  шизофренику  удалось  бы  сорвать   банк  в   Монте-Карло.  Да  и  не
удивительно,  вряд  ли  у  находившихся  под  наблюдением больных  был  шанс
подобраться к рулетке.
     Прочитанная  мною   специальная  литература  содержала   очень  скудные
сведения о  случаях  внезапного  выздоровления. Такие  весьма  редкие случаи
отмечены во всех четырех классических типах шизофрении.  Причем по характеру
болезни эти пациенты ничем не отличались  от тех, кому не удалось избавиться
от недуга. Точно так же они  страдали  бредом  и галлюцинациями. И вдруг, по
какой-то  неизвестной  причине,  они словно  выныривали из безумия.  Видимо,
редкие случаи  спонтанного  выздоровления  тоже не  смогли  пролить свет  на
причину болезни. Похоже, к уже существующей загадке: "Почему человек заболел
шизофренией? "  --  добавился  не менее  загадочный вопрос: "Почему  пациент
выздоровел? ".
     В одном из номеров "Тайм"  я  наткнулась на любопытную  заметку. "Отдав
более  полстолетия  ярким   исследованиям  в  области  эмоциональных  причин
шизофрении, знаменитый цюрихский психиатр Карл Густав Юнг  на прошлой неделе
поразил  научный  мир  и  общественность  своим сообщением,  что,  возможно,
причины болезни следует искать в биохимическом отравлении".
     Было  что-то утешительное в том, что  даже  доктор Юнг более не считает
причиной шизофрении нервные срывы (чего все почему-то стыдятся), а напротив,
убежден,  что  болезнь  является  результатом  дисфункции  желез  внутренней
секреции, биохимического  отравления (что  сравнимо с заражением крови  и не
бросает  на  вас  никакой  тени). Утешительно,  но не  в  моем случае.  Само
содержание  моих галлюцинаций указывало  на  то, что  в основе  моей болезни
лежит эмоциональный сдвиг.  Обретя язык  во  время болезни, мое  подсознание
заставило меня в течение полугода  слушать  его росказни о крючколовах. А за
несколько месяцев до срыва этим же предметом было занято мое сознание.
     Я несколько раз перечитала статью о докторе Юнге, и одно его  замечание
задело  какую-то струну в  глубине подсознания.  "Поскольку  нам не  удалось
выявить   какой-либо   психологически  объяснимый   процесс,  отвечающий  за
появление   шизофренического  комплекса,  напрашивается  вывод  о  возможной
токсической причине. То есть  возможно  появление физиологических изменений,
если  клетки  мозга  подвергаются  непосильному  эмоциональному  стрессу.  Я
полагаю,  что  в  этом  направлении  находится  непочатый  край  работы  для
ученых--первооткрывателей".
     Эти строки  пробудили что-то  в  моей  памяти,  я  достала записи бесед
Операторов  и   перечитала  их.  Символические   термины  обрели   ясное   и
безошибочное значение: "решетка" (устоявшееся отношение к окружающему миру),
"Оператор"   (подсознание),   "Вещь"  (сознание),   "якорь"   (эмоциональное
оцепенение,  характерное для  неподвижно сидящих в  углу  или уставившихся в
стену шизофреников). А каково значение терминов "лошадь" и "мустанг"? Может,
это   и  есть  отравляющие  вещества  в  крови?  Меня  очень  заинтересовали
психиатры, подозревающие о взаимосвязи между шизофренией и нарушением работы
надпочечников.


        Мустанг
     Мои знания  о надпочечниках не  простирались дальше  смутных сведений о
том,  что  выделяемый ими  адреналин имеет  какое-то отношение  к дракам,  к
агрессивным инстинктам в человеке. Покопавшись в соответствующей литературе,
я  выяснила, что адреналин  жизненно необходим  организму, что  он  снабжает
человека  и  других представителей животного  мира  мощными  энергетическими
импульсами,  которые,   например,   помогают   медведю  защитить  себя   при
неожиданной встрече с кугуаром или помогают человеку подавить страх при виде
врага с помощью ярости, вызванной выбросом адреналина в кровь.
     Упоминание  о  лошади  и  мустанге  не  давало мне  покоя.  Я  еще  раз
просмотрела  свои записи. Операторы как-то заметили, что  я --  прирожденный
брыкливый  мустанг.  Но  Оператор   по   имени  Берт,   мягкий,   спокойный,
консервативный,  рассудительный  Берт  превратил  меня  в  лошадь,  покорное
животное,  безропотно тянущее  свой  воз.  Как  заметил один  из Операторов,
затеянный ими эксперимент, хотя и не преследовал моих интересов, все  же был
мне на руку: по его завершении я должна была снова стать мустангом.
     Судя  по  тому,  как   складывались  теперь   мои   взаимоотношения   с
окружающими, можно было заключить, что я стала значительно отличаться от той
женщины, какой была до болезни. Во мне теперешней мне особенно  не нравилась
чрезмерная  прямота  высказываемых  мнений   и  возросшая  агрессивность   в
конфликтных  ситуациях.  Например,  я как-то  ввязалась в спор с разносчиком
молока.  Год  назад я  бы  постаралась  уйти  от  подобной стычки. Это  была
ядовитая  на язык личность, тихо ненавидимая всеми жильцами. Однако никто не
хотел  с ним  связываться по одной простой причине: сколько  ни спорь, этого
языкастого  не  переплюнешь.  Кто-то  утром  он  подковырнул  меня  в  своей
неподражаемой манере,  на  что я  спокойно и даже с  каким-то  удовольствием
вышла в прихожую, облокотилась на  лестничные перила и выдала все, что о нем
думаю.  Не  успела  я   как   следует  развернуться,  как  из   всех  дверей
повысовывались головы соседей по этажу, а разносчик, с багровой физиономией,
стал пятиться к выходу. Казалось, он  охотно запустил  бы в меня парой банок
со  сметаной,  однако исчез молча  и без ответных  актов  агрессии.  Тут  же
высыпали соседи и с сияющими лицами  стали выражать свою  признательность, а
одна  соседка  пригласила  меня  на  чашечку  кофе. Жаль  было  только,  что
разносчик  ретировался   прежде,  чем  я   закончила  свой  разнос.  Правда,
впоследствии  мне было стыдно за свое поведение, хоть и одобренное соседями.
Возможно, эта не  свойственная мне  вспышка  была вызвана каким-то  побочным
воздействием перенесенной шизофрении. Я решила извиниться перед разносчиком.
     Прошло два  дня,  а случая извиниться  все как-то не представлялось. На
третий день, отправляясь  на  работу, я  открыла свою  дверь и  увидела, как
поганец отчитывает  пожилую соседку, не давая ей вымолвить и слова. С тем же
спокойствием, облокотясь  на  те  же  перила,  я  начала  с того места,  где
остановилась  в  первый раз, и почти  успела бы разделать наглеца под  орех,
если бы он чуть-чуть подождал. На этот раз он не озверел и не побагровел,  а
просто смылся. Опять я  принимала поздравления, а в глубине души чувствовала
себя базарной торговкой. Однако я заметила, что с тех пор разносчик старался
появляться в доме до моего пробуждения.
     Другой случай  произошел  на работе. Моя начальница,  симпатизировавшая
одному  местному  политику,  с вызовом  спросила,  собираюсь ли  я  за  него
голосовать. На что я не замедлила открыть рот  и изящно отделать упомянутого
политика. После  этого  я  все  ждала,  когда же  меня  выгонят  с работы, а
молочник подольет мне в молоко какую-нибудь гадость.
     Мустанг вернулся. Когда-то, во время оно, я была такой же откровенной и
смелой  в  своих  высказываниях и почти такой же  неразумно бестактной. Но я
ничего  не  добилась  прямолинейностью и бестактностью,  а  потому научилась
держать рот на замке,  скрывать лицо под маской равнодушия и обуздывать свое
негодование.
     Лошадь  и мустанг.  Надо  признать,  что в  последнее время  мустанг не
проиграл,  показав  свой норов.  Начальница после упомянутого случая  хотя и
поглядывала  на  меня  весьма  нелюбезно,  тем  не менее  воздерживалась  от
обсуждений  своего политического фаворита в моем присутствии. А впоследствии
даже старалась угодить мне по мелочам, причем  голос у нее делался  такой же
мурлыкающий,  как у  моих соседей, которые зауважали меня после  расправы  с
молочником. Свои  симпатии выказывали мне  и коллеги по работе,  которым  до
смерти надоела  политическая болтовня начальницы.  Словом, все ворковали  со
мной, оставался неукрощенным  один молочник. Может, мне удастся  заставить и
его  ворковать? Вопрос остался  без ответа, к сожалению, потому что молочник
неожиданно сменил адреса, по которым развозил продукты.
     Надпочечники.  Что   же  происходит,  когда  ваша  здоровая,   активная
надпочечная   железа   автоматически  срабатывает  в  стрессовых  ситуациях?
(Вспомним  медведя,  неожиданно встретившего  кугуара.  Об этом  я  читала в
библиотеке.  Медвежья  железа  начинает  непроизвольно выбрасывать  в  кровь
огромное количество адреналина, от чего медведь приходит в ярость. Кугуару и
одного взгляда довольно, чтобы убедиться, что  противник прямо-таки клокочет
от ярости. Кугуар так же непроизвольно разворачивается, и давай Бог ноги).
     Но что происходит, когда вы произвольно, сознательно управляете железой
и не даете свободно  излиться адреналину,  чтобы привести в действие ваш зык
или  кулаки?  Разве  адреналин  прекращает  выделяться?  Куда  же  поступает
адреналин, если  у  него нет возможности дать выход своей энергии с  помощью
слов, кулаков  или приступа  истерии?  Возможно,  в  моем  случае, не  найдя
прямого  применения,  адреналин   вызвал  то  самое  отравление,  о  котором
догадывался Юнг?
     Операторы не раз  затевали разговор о лошадях и  мустангах. Мустанг был
превращен в лошадь  в  результате "операторского промаха", а потом был снова
возвращен в  свое  "мустанговое естество". Как  заметил  Ники, "эксперимент,
проводится не  совсем в твоих интересах, но  твоя выгода заключается  в том,
что ты снова превратишься в мустанга".
     Если отвечающее за все процессы Нечто творчески проанализировало раскол
в сознании  и наметило  ход ремонтных  работ (вполне  приемлемая  теория для
психоаналитиков,  не занимающихся лечением  шизофреников, и неприемлемая для
психиатров,  занимающихся лечением), то оно искусно  восстановило те каналы,
по которым должен "течь" адреналин.
     Перемещаясь от одного  слушания к другому, я сражалась с Операторами на
их собственном  поле.  Меня убеждали в  необходимости бороться, и когда я не
проявила  необходимой напористости, меня подбодрили и воодушевили неожиданно
появившиеся  на  сцене  Лесорубы. Вынужденная  сражаться  почти  что  против
собственной воли, я вдруг обнаружила, что игра  стоит  свеч. Анализируя свою
шизофрению,  я  воочию  увидела  постепенное   возвращение  мустанга.  После
счастливой  встречи  с  Лесорубами я одолела  Громилу  и  продолжала отважно
сражаться  с  другими  зловредными  Операторами,  пока  Паук  неожиданно  не
выскоблил мне всю решетку, после чего  меня спешно  представили на последнее
слушание и выпустили на свободу.
     Здесь  понятно  даже  символическое значение  решетки.  Построенная  на
иссохшем  берегу