сти месяцев была ненормальной, что  ни о чем не могу думать,
что нахожусь в тысячах миль от собственного дома. С пониманием я смотрела на
одинокого лебедя, тихо плавающего по озеру.
     На одиннадцатый день, когда я стояла на перекрестке, тупо глядя на огни
светофора, смутно сознавая,  что в них  кроется какой-то  смысл, о котором я
позабыла,  на  мой берег  накатила волна. Я физически почувствовала, как она
зародилась где-то в затылке и ласково заплескалась, набегая на берег и  неся
легкую пену. Затем она осела,  ушла в  песок  и на  берегу осталась мысль. Я
неожиданно вспомнила, что  означают  огни  светофора.  В  витрине  газетного
киоска я прочитала заголовок, сообщавший,  что звезда выпала из окна! Как же
такая большая вещь, как звезда, попала в окно? На берег мягко набежала новая
волна, и я  вдруг  осознала,  что речь  идет о  голливудской звезде. "Смерть
торговца", -- прочитала я на рекламном щите у входа  в кинотеатр. Иссушенный
берег смотрел  на щит,  смутно  гадая,  из  какой же страны  этот  торговец:
наверное,  уроженец страны Торго, где-нибудь в Азии. Набежала новая волна, и
я  вспомнила когда-то прочитанную пьесу и из  какой страны этот коммивояжер.
Спасибо  волнам.   Они   вспоминали,  сопоставляли   и  делали   интуитивные
умозаключения, чего не умел иссохший берег.


        Подпольный умелец
     Волны сопровождали меня по улицам, часто  приходили  на помощь в парке,
но  не желали появляться в кабинете у аналитика. Бесплодные попытки получить
от  меня хоть  какой-нибудь  ответ  на бесконечные  вопросы  доводили его до
крайней степени  раздражения. Уставившись  на него, иссохший  берег  пытался
хоть что-нибудь выдавить из себя, но тщетно, волны предавали его. И вдруг, в
один  прекрасный день,  аналитик  задал  мне  очередной вопрос, и  на  берег
нахлынула волна. Я впитала ее и передала смысл аналитику. В юности, сообщила
я, у меня была мечта написать роман, но я убрала ее в одну коробку со своими
детскими игрушками. Аналитик чуть не подпрыгнул, услышав связную речь, и тут
же предложил написать что-нибудь.
     -- Что написать?
     -- Роман. Все что угодно.
     Купив запас  бумаги,  я вынула  портативную  машинку, которую таскала с
собой  по всей  стране,  и уселась  перед ней. Я  не  надеялась,  что у меня
что-нибудь получится. В голове не было никаких  мыслей,  и сиди я хоть целый
день, вряд  ли  удастся  сочинить  и абзац.  Так  я  сидела,  тупо  глядя на
клавиатуру, и вдруг,  к моему изумлению, на берег накатила волна  и оставила
на нем мысль.  Совершенно  потрясенная,  я стала печатать и обнаружила,  что
сочиняю с той же скоростью, что печатаю, а печатаю я со скоростью шестьдесят
слов  в  минуту.  Так  я  проработала  два  часа, затем  остановилась, чтобы
прочитать свое сочинение. Смысл с трудом доходил до меня, но я уловила,  что
речь  идет о мужчине  и женщине, о  каких-то ее знакомых, которые собираются
что-то  сделать с мужчиной. Я  отнесла рукопись аналитику,  и тот  пришел  в
восторг.
     --  Весьма  вразумительно  изложено,  --  одобрил  он,  --  и не лишено
выдумки. А как же разрешится ситуация, в которой оказались герои?
     Поскольку у меня было очень смутное представление о том, что  произошло
с  моими героями,  то с  таким  же  успехом  меня можно  было спросить,  как
разрешится полет межконтинентальной ракеты.
     -- Пока не знаю, -- уклончиво ответила я.
     Аналитик еще поулыбался,  перечитав листки,  и сунул их  в  ящик стола.
Негодующая волна  обрушилась на  берег. Я потребовала  вернуть  первую главу
романа и получила ее обратно.
     Воодушевившись,  я  каждый  день  посвящала  два  часа  своему  роману.
Ощущение было странным.  Волны не помогали мне, да и  вряд ли бы смогли с их
медлительностью. Слова приходили из ниоткуда, словно соскакивая на бумагу  с
кончиков  пальцев.  Мне  не требовалось остановок для обдумывания, иссохшему
берегу это было  не под силу,  он не смог даже  запомнить, что каждый день в
два часа я должна садиться за машинку. Об этом мне напоминала волна, и когда
бы я затем ни взглянула на часы, чтобы удостовериться, что пришло мое время,
часы показывали  ровно два,  ни  минутой раньше, ни минутой позже.  Где-то в
глубине песчаного  берега  были  установлены  часы  и  работали синхронно  с
комнатными.
     Вот я  уже за машинкой, пальцы  на клавишах, и пошла работа. Я почти не
понимала, о  чем  пишу,  и не помнила  уже написанного,  стоило мне  закрыть
машинку. Пальцы  как будто сами знали, по каким буквам ударять, а я была  ни
при чем. Видимо, пальцами управлял нижний  слой, он же посылал волны, следил
за часами и писал роман без всякой поддержки со стороны иссохшего берега.
     В тот  день, когда должна была  начаться одиннадцатая глава,  я  решила
предварительно прочитать предыдущие десять. Видно, волны освежили мой берег,
и сюжетная  линия стала ему более понятной, вызвав у меня чисто читательский
интерес и желание узнать, чем же все закончится. Продолжая думать об этом, я
напечатала   очередную   главу  и  стала  ее   читать.  К  моему  удивлению,
обнаружилось, что я сочинила не одиннадцатую, а заключительную главу романа.
Многие из героев уже поседели  и постарели, а один из персонажей, только что
родившийся в десятой главе, достиг вполне зрелого возраста в заключительной.
     С  некоторым сомнением я сообщила о случившемся аналитику,  словно речь
шла о колдовстве. Но он ничуть не удивился.
     -- Ваше подсознание, без сомнения, уже продумало книгу до конца и знает
все, что произойдет. Такое случается и с профессиональными писателями.

     Роман  объемом около  шестидесяти  тысяч  слов был  создан за  тридцать
часов.  Неплохо  для  дилетанта.  Вряд  ли  бы  у  меня  получилось лучше  в
нормальном  состоянии,  если также  учесть, что мне потребовалось бы пятьсот
часов. Когда роман был закончен, последняя глава ловко встала на свое место,
логически завершив ход событий.


        Нечто
     Спустя  месяц   вместо  волн  появилось  Нечто,   приводившее  меня   в
замешательство.   Когда   я  вышла   на  улицу  и  направилась   в   магазин
самообслуживания, Нечто велело  мне вернуться домой.  Я послушалась, хотя  и
удивилась. Дома я обнаружила, что оставила кошелек на кухонном  столе. Когда
я выбрала необходимые продукты и подошла к кассе, Нечто подсказало вернуться
вглубь магазина и словно подтянуло  меня к  одной из полок, где я обнаружила
вещь,  которую изо дня в день забывала купить. Нечто уговорило меня свернуть
в  переулок,  что  было мне совсем не по  пути.  Я свернула и  через квартал
обнаружила  мастерскую по ремонту  пишущих машин,  что было  как раз кстати.
Как-то  Нечто настойчиво  убедило  меня  немедленно  повернуться и  пойти  в
обратном  направлении,  откуда  я  только  что  шла.  Не успела  я  пройти и
квартала, как увидела под ногами долларовую бумажку.
     Я регулярно  ходила  к  мануальному  терапевту,  ставя  ему  в  заслугу
избавление от головных болей. Нечто стало настаивать на прекращении визитов.
Призадумавшись, я поняла,  что мой бюджет не выдержит  дальнейшего  лечения.
Однако, опасаясь  возврата  болей,  я решила продолжать сеансы. На следующий
день  я вышла  на  знакомой автобусной остановке и вдруг  обнаружила, что не
могу  вспомнить  адрес мануального  терапевта. Я блуждала по окрестностям  в
надежде увидеть знакомый дом, но  не  могла  припомнить, как он выглядит.  Я
решила справиться в телефонной книге, но стоило мне подойти к будке, как имя
терапевта  выскочило  из  головы.  Взвинченная  и  расстроенная, я вернулась
домой, в страхе, что Операторы вот-вот снова появятся в моей жизни. Только я
переступила  порог,  как тут же вспомнила имя  и адрес  врача и внешний  вид
здания, где  находился кабинет, и сообразила, что  несколько  раз  проходила
мимо него.  Не раздеваясь, я снова отправилась к терапевту. Стоило мне выйти
на улицу, как из  головы  тут же  вылетели имя, адрес и даже номер автобуса.
Наконец до меня дошло. Я вернулась домой,  тут  же все  вспомнила, позвонила
терапевту и отказалась от его услуг. Да, Нечто умело настоять на своем.
     Как-то я записала на  бумажке  адрес  обувного магазина, где предстояла
распродажа. Где я только ни искала эту бумажку,  все напрасно. Нечто убедило
меня  открыть  дверцу  стенного  шкафа.  Я  с  любопытством  открыла.  Нечто
подсказало надеть плащ.  Я никуда не собиралась, да и дождя  не было. Закрыв
дверцу, я продолжила поиски.  Но  Нечто не  отставало от  меня. Я распахнула
шкаф и напялила плащ, понимая нелепость своего поступка и от того еще больше
раздражаясь. Вконец разозлившись, я  сунула руки в карманы.  В одном из  них
лежала злосчастная бумажка.
     Нечто убеждало меня написать письмо подруге, о которой  я не вспоминала
вот уже несколько  лет. Я не придала  этому  значения.  Но Нечто  продолжало
долбить  свое,  пока я не села за стол и не набросала  коротенькое письмецо,
направив  его по  рабочему адресу подруги.  Ответ  не  заставил себя  ждать.
"Только я распечатала твое письмо, как в комнату входит наш общий знакомый N
(он заглядывает  к моему начальнику каждую  неделю) и спрашивает,  нет  ли у
меня  вестей  от  тебя. Он  пытался  разыскать  тебя и  написать  о каком-то
финансовом  деле. Это  было так удивительно,  ведь я как раз держала в руках
твое письмо. Я дала ему твой адрес.  Ты  так мало написала о себе, что кроме
адреса, я, собственно, ничего и не узнала о твоих делах... "
     Деньги  были на исходе, и я решила  поискать  какую-нибудь  не  слишком
обременительную для моего состояния работу. Только я  направилась на поиски,
как  Нечто убедило  меня  пойти  в  противоположном направлении,  в  сторону
многоэтажного здания в нескольких кварталах от моего  дома. Нечто прямо-таки
втолкнуло меня в  подъезд здания. Я нашла отдел кадров, и заведующая приняла
меня  без всякого удивления.  Только  утром  она позвонила  в  агентство  по
трудоустройству  и  попросила прислать  человека  для работы в регистратуре.
Меня взяли на работу.


        Нечто набирает силу
     Буквально в одночасье у моего Нечто появился  еще один талант, словно к
станку привинтили дополнительное  устройство. Выйдя из лифта на своем этаже,
я только повернула в  холл, как Нечто, словно наслав на меня некое озарение,
предупредило, что  за углом опасность. Действительно, за углом меня поджидал
внимательный глаз  дежурной по  этажу. И  снова словно в  озарении,  я точно
знала,  что она сейчас  произнесет, а также что я ей отвечу, чтобы разрешить
проблему, о которой она собирается мне сообщить. Я пересекла холл и услышала
именно те слова, которых ждала, и ответила так, как подсказало Нечто.
     На следующий день, когда я шла из кухни в спальню, Нечто  опять наслало
на меня озарение, и я почувствовала, что сейчас в дверь постучит горничная и
попросит разрешения войти. В изумлении я приросла к полу. Прошло минуты две,
и  в  холле  послышались  шаги, затем  раздался  стук в  дверь,  и горничная
попросила разрешения войти.
     С  нарастающим беспокойством я все больше убеждалась в том, что заранее
знаю, когда  появится  из-за угла знакомый  человек  и  что произнесет.  Это
смущало  меня,  раскачивало  якорь  моего  спокойствия.  Когда  Нечто  стало
подбивать меня на поездку в Лас-Вегас, я поддалась неохотно. С опаской, но в
какой-то  надежде избавиться от этого назойливого  Нечто, через неделю я все
же прибыла в Лас-Вегас. Зажав в  кулаке пять долларов, я бродила по  игорным
заведениям, опасаясь проиграть их.  Внезапно Нечто  остановило меня у одного
стола с  рулеткой и стало  настойчиво называть номер. Я поставила  доллар  и
выиграла. Не в силах оторвать ноги от пола, я ждала, пока не подоспела новая
подсказка. Снова  выигрыш. Шесть раз я делала  ставку и шесть раз  выиграла.
Когда  Нечто  перестало подсказывать  номера, я  прекратила игру и вернулась
домой с полной сумкой денег.
     У этого Нечто необыкновенные таланты. Деньги  были как нельзя кстати, я
была благодарна моему Нечто,  но мой якорь едва держался.  Также  неожиданно
Нечто отвинтило свое удивительное приспособление и прекратило чудеса.


        Мой подсознательный друг
     Ласковые  волны успокаивали  меня,  сочинительство  занимало, но  Нечто
вызывало у меня страх. В нем было что-то  от  колдовства. Эта  повелительная
рука, что  постоянно  подталкивала меня в заранее задуманном  направлении --
чья она?
     Нет повода для беспокойства, заверил меня аналитик. Нечто, как и волны,
исходит  из подсознания.  Во  время  обострения шизофрении  мой  мозг был...
(доктор  поискал  слово)  поврежден,  а сейчас  он приводит себя  в  рабочее
состояние.  На  время  ремонтных  работ  подсознание  помогает  мне  разными
способами, которые кажутся  мне странными, но на самом деле в них нет ничего
необычного. Это чрезвычайные меры. Со временем исчезнут и  Нечто, и волны, и
я  снова  стану самой собой. То,  что мое подсознание  помогает  мне, хотя и
таким  необычным  образом,  уже  само  по  себе  является  добрым  признаком
выздоровления.
     Аналитик  напомнил,  что  даже  во  время  безумия  подсознание  весьма
добросовестно заботилось обо мне. Этот факт произвел на него гораздо большее
впечатление, чем необыкновенные проявления моего подсознания. Представляю ли
я, сколько  людей избавились от шизофрении даже после длительного лечения  и
госпитализации?  Меньше  половины. Знаю ли  я, сколько людей  самоизлечились
внезапно,  без  всякой  медицинской  помощи?  Единицы.  Понимаю  ли  я   всю
неординарность ситуации, когда  больной человек полгода мечется по стране из
конца в конец, без  посторонней помощи, лечения, нормального отдыха и вдруг,
как  по  волшебству, вырывается  из  тисков  шизофрении? Самый  удивительный
случай, прямо ненормальность какая-то.  Когда-то  ненормальной меня называли
Операторы, и  слово  неприятно задело меня. Чтобы отвлечь аналитика от  этой
темы,  я  вернулась   к  своему  Нечто,  которому,   на  мой  взгляд,  слово
"ненормальный" подходило больше.
     Но  аналитик  стоял  на своем:  в  Нечто нет  ничего ненормального, это
просто крайне выраженная и достаточно распространенная форма предчувствия, и
мне встречалось  подобное  явление, но  в  более  слабой форме.  Подсознание
всегда отвечало  за мыслительный процесс, только до болезни оно делало это в
скрытой форме,  а  сейчас открыто.  Нечто обдумывает  вставшую  передо  мной
проблему, принимает решение  и вместо  того,  чтобы послать  в  мозг  мысль,
посылает настойчивые  импульсы предпринять  необходимое действие. Если бы  я
полностью выздоровела, то назвала бы Нечто наитием.
     Написанное по наитию  письмо  подруге, о  которой не вспоминала годами,
было   результатом    взаимодействия   определенных   событий,   вычисленных
подсознанием.  Моя подруга часто встречает одного из моих  друзей (о чем  на
сознательном уровне я забыла). Тот много путешествует и должен мне некоторую
сумму  (что  помнит  подсознание).  Письмо  дает  желаемый  результат.  Друг
возвращает долг. Мое подсознание также запомнило место, где лежала бумажка с
адресом, и заставило меня надеть плащ. Оно же подтолкнуло меня к зданию, где
я  нашла работу. А как  же объяснить  то, что  я  заранее знала, о чем будет
говорить человек? Ах, это! Телепатия  вообще мало изучена, но все  признают,
что  она  существует.  А  как же  шесть  выигрышей подряд в Лас-Вегасе?  Это
объяснить  труднее,  согласился аналитик, хотя встречаются  и более странные
явления.  Мой  случай  не такой  уж исключительный. Возможности  подсознания
ошеломляют, к сожалению, человек мало о них знает.
     Иссохший  берег с изумлением  воззрился на аналитика.  Что он  говорит?
Разве подсознание может думать? Оно же бессознательное. Аналитик  насмешливо
парировал: а кто же озвучивал голоса, выпустил  на сцену  Операторов, создал
сложный мир Операторов и Вещей? Кто подсказал мне слова, с помощью которых я
улизнула из  психиатрической  больницы?  Кто спас меня  от кугуара,  а затем
убедил покинуть мое жилище в горах?
     Аналитику все было ясно, как белый день. Когда я заболела,  подсознание
все взяло на себя.  Оно управляло мной, когда мой разум развалился,  оно  же
ведет  ремонтные  работы. Оно  почувствовало приближающееся  выздоровление и
направило меня к доктору. Там голоса оставили  меня в покое, и я узнала, что
мною  владело  безумие,  а  не  Операторы.  Я должна  помнить  только  одно:
подсознание -- мой истинный друг.
     Но  что же вызывает шизофрению? Сложность заключается в  том, что этого
не знает  никто.  На  сегодняшний  день  это  величайшая загадка медицины  и
психологии.   И  все   же,   все   же   --   аналитик   направил   на   меня
вопросительно-раздраженный  взор. Операторы каким-либо образом выражали свою
озабоченность сексом?
     Нет, они  занимались  бизнесом.  Их бизнес --  управление  Вещами.  Они
отдавались этому делу так же истово,  как монахи  своим молитвам или брокеры
игре на бирже.
     Аналитик вздохнул. И все же, все же -- он взглянул  на часы и  назначил
время  следующего приема,  когда  он  поподробнее  остановится  на  причинах
шизофрении. Правда, их не знает никто, но все же, все же...


        Фрейдопоклонник
     На следующий день я поспешила на прием с большим, чем обычно, подъемом.
Ведь  в  этот  день  аналитик  попытается  определить,  что же  вызвало  мою
шизофрению. И хотя этого не знает никто, по его  загадочно мерцающим  глазам
поняла, что у аналитика есть парочка секретов в запасе.
     Обычно  спокойные  в  кабинете  аналитика,  волны  стали одна за другой
обрушиваться  на  берег,  как только  я  переступила  через  порог. Я  сходу
напомнила, что  доктор  хотел рассказать о причинах моего срыва. Тот  кивнул
головой и сразу ухватил быка за рога.
     Все очень просто. По его мнению, причиной психозов, особенно в Америке,
вляется  неполноценная  половая   жизнь.   Сам  аналитик   был   француз.  Я
поинтересовалась, что же вызывает шизофрению во Франции. Аналитик  глянул на
меня нехорошим  глазом, что происходило всякий раз, когда волна подбрасывала
мне вопрос, а я его задавала. Возмущенный аналитик не мог понять одного: как
это получилось,  что, имея в своем  распоряжении  полных шесть месяцев,  мое
подсознание ни разу не задумалось о сексе, а ведь у него была для этого уйма
возможностей.
     Если у  Нечто и имелось  что сказать по  этому вопросу,  оно  предпочло
промолчать.  Волны  тоже не  торопились  мне на выручку. Иссохший берег тоже
задумался  над проблемой и изумился не меньше аналитика. Надо  признать, что
мое  подсознание  оставалось  равнодушным  и к  массе  других  вопросов. Оно
никогда  не  обсуждало моих друзей или  семью, деньги, замужество, политику,
родителей, смерть или налоги. Оно было занято изучением мира Операторов.
     -- У него, наверное, одноколейный ум, -- заключила я.
     В ответ на вопросительный взгляд  аналитика  я  пояснила,  что говорю о
своем подсознании. Замечание  почему-то вызвало у него раздражение.  Да  уж,
ничего не скажешь, прямо  в точку. Все бессознательные умы --  одноколейные.
Просто  диву даешься, до чего  же они одноколейные. Это и по их отношению  к
сексу видно. Уму непостижимо, почему мое подсознание битых  полгода  болтало
об  Операторах  и Вещах, когда с таким же  успехом могло  все шесть  месяцев
говорить о сексе.
     Мало  того,  что аналитик был французом, он к тому  же был  поклонником
Фрейда. Позднее я пришла к выводу, что классические сторонники Фрейда  очень
напоминают немногочисленную религиозную секту, одержимую своим набором идей.
Занятые сооружением спичечных святынь на безбрежных  просторах  истины,  они
полагают,  что  все вокруг тоже принадлежит  им. По  мнению аналитика, любое
нервное  или  психическое  расстройство  объясняется единственной  причиной:
недостаточно полноценной сексуальной жизнью.
     Мы  обсудили мою сексуальную жизнь.  У  меня она оказалась недостаточно
полноценной. Я поинтересовалась, что можно считать