мир, еще более чарующий, чем он ожидал. Дейв и по сию пору не
вернулся из того первого путешествия.
     Только два года назад мы смогли начать претворять свои планы в
жизнь. В конце августа 1969 года я по воле рока превратился из
контрабандиста, перевозящего гашиш, в беженца: одна из партий,
которую я переправлял из Бомбея в Эспен, попала в руки американской
таможни. Мне пришлось уйти на дно и скитаться по Юго-Западной Азии и
Индонезии - в первой я осматривал руины, во второй ловил бабочек.
Потом пришел черед моей японской эпопеи. Однако вряд ли все это дало
мне перевес в опыте по сравнению с остальными. И все же даже новый
статус нарушителя закона не умерил моего страстного стремления на
Амазонку. Я по-прежнему мечтал попасть в зеленый мир властелинов
лиан.
     Наконец Ванесса, Дейв и я собрались в Виктории, в Британской
Колумбии. Там мы три месяца прожили в обшитом досками доме, который
снимали у семейства сикхов, - просматривали статьи, писали письма и
поддерживали постоянную связь с Деннисом, жившим тогда в Колорадо.
Работая на будущее, мы накапливали сведения о почти мифическом мире,
который никто из нас никогда не видел.
     Пока я жил в Канаде, после долгой борьбы с раком умерла моя
мать. Ее похоронили, и вот наконец остров Ванкувер остался далеко
позади, затерянный в снежном вихре, как будто пространство,
раздвигаясь, все дальше отделяло нас от него. Постепенно наше
путешествие стало вырисовываться: одно за другим рушились
препятствия, мешавшие нам проникнуть в так давно предвкушаемый
волшебный мир, пока не наступил этот безмятежный миг, наш первый
день на реке. Из моего дневника:
    6 февраля 1971 года
        Наконец-то мы освободились от пуповины, соединявшей нас с
    цивилизацией. Сегодня утром под изменчивыми небесами, какие
    обычно бывают над Амазонкой в сухой сезон, мы тронулись в путь.
    Мы - часть флотилии торговцев бензином и фруктовой водой,
    которые направляются в Ла Чорреру и наверняка подбросят нас до
    Эль-Энканто, что на Рио-Кара-Парана. Приближаясь к абсолютному
    географическому центру тайны, я, как всегда, склонен
    поразмышлять о смысле этого поистине странного поиска. Мне
    трудно передать словами ту насыщенную субстанцию, из которой
    состоят мои ожидания. Теперь уже можно почти не сомневаться:
    если мы будем столь же упорно стремиться вперед, как это было до
    сих пор, то в конце концов достигнем желанной цели. Мы так давно
    к ней идем, и понять это так трудно, Прогнозы, какими мы станем
    или что будем делать, когда закончится наша экспедиция,
    неосознанно опираются на ту посылку, что пережитое нас никак не
    затронет, посылку, которая является заведомо ложной, однако
    сейчас мы едва ли можем представить себе нечто иное.
        Позже: через два часа после выхода из Пуэрто-Легисамо
    встречный ветер заставил нас причалить к перуанскому берегу,
    чтобы дождаться там более тихой погоды. Сразу вырисовывается
    особенность нашего речного путешествия: следовать фарватеру -
    значит рыскать поперек реки, обычно вблизи одного из берегов.
    Земля скрыта густым пологом джунглей, напоминающим Центральный
    Серам или побережье Амбона, - настоящие венерианские леса. Скоро
    все наши сны и явь заполняют глухой стук двигателя, воркованье
    голубей (часть нашего груза) и гладкая коричневая поверхность
    Путумайо, похожей на священный Ганг.
        Соло пристально наблюдает за мной.

     Ведомое остается позади. Ширь реки. Сейчас тайна заключается в
самой необычности этих мест. Водная гладь. Пятидневный спуск по
Рио-Путумайо приведет нас к устью Рио-Кара-Параны. Там стоит миссия,
которая называется Сан-Рафаэль. Мы ищем доктора Альфредо Гузмана,
который в одной из статей упоминается как владелец подлинного
образца у-ку-хе, предмета наших поисков. Гузман - антрополог,
изучает быт индейцев витого вверх по течению от Сан-Рафаэля в
деревушке с очаровательным названием Сан-Хозе-дель-Энканто. Эта
деревушка расположена у начала старой дороги сборщиков каучука,
которая ведет через джунгли к Ла Чоррере. Гузман не только может
облегчить наши поиски, но и помочь нам нанять носильщиков для
перехода по суше. Но до встречи с этой личностью еще много дней,
     Тем временем тесный мирок торговой посудины "Фабиолита" стал
нашим миром, как и ее цель - продажа пластиковой обуви, консервов и
рыболовной лески обитателям группок поднятых на сваи домишек,
несколько раз на день появляющимся на берегу. Мы причаливаем,
швартуемся, и, пока шеф нашей посудины торгуется с колонистами, я
беру сачок для ловли бабочек и бреду в джунгли в надежде укрыться от
кусачих мух, которые кишат у причала.
     Иногда завязываются долгие ожесточенные споры, в которых
принимают живейшее участие все присутствующие. Иногда на нас
снисходит молчание, длящееся по нескольку часов, и каждый, удобно
устроившись, созерцает извивы берега или клюет носом на грани I
сиесты.
    7 февраля 1971 года
        Воскресенье, Вчера вечером мы прибыли в безымянное местечко
    и в первый раз за все пребывание на Амазонке развесили гамаки и
    противомоскитные сетки. В восемь утра мы снова на реке - под
    льющими дождь свинцовыми небесами. Приближение к тайне
    выражается во множестве настроений. Воздух восхитительно насыщен
    кислородом, а ароматы, долетающие из проплывающих мимо увитых
    лианами лесов, меняются с частотой и утонченностью сонаты. День,
    как обычно, отмечен краткими остановками для полицейского
    досмотра да все более пустынными берегами. Сегодня утром после
    сорокаминутного плавания мы миновали мелкое углубление в
    глинистом берегу на перуанской стороне реки. Там вокруг выхода
    соли собрались тысячи попугаев. Их пронзительное многоголосье и
    радужно-зеленое оперение только усилили впечатление, что мы
    плывем в водном мире Венеры. Мы пришвартовались напротив соляной
    жилы, и несколько членов экипажа переплыли реку, чтобы наловить
    попугаев и добавить их и к без того обширному зверинцу нашего
    торговца. Не считая нашей обезьянки, звериное население этого
    корабля дураков насчитывает двух собак, котенка, американского
    тапира, петуха, свинью и голубей в клетке. Сегодня полнолуние, а
    завтра мы прибываем в Эль-Энканто. Там, если наши планы
    сбудутся, мы повстречаемся с доктором Гузманом. Вот и проявилась
    разделяющая нас напряженность: Ванесса и Соло, у которых,
    казалось бы, так мало общего, выглядят задушевными друзьями.
    Может быть, причина в том, что Ванесса на меня в обиде? Все это
    довольно неприятно. Деннис очень спокоен. Дейв паникует, хватит
    ли наших запасов еды: он хронический паникер. И сама наивность.
    Похоже, он думал, что стоит только снять обувь, подойти к
    брату-индейцу и сказать, что хочешь познать тайны леса, как тебе
    тут же ответят:
        "Пойдем, сын мой, пойдем с нами, и ты познаешь тайны леса".
    Теперь, оказавшись лицом к лицу с джунглями Амазонки, он
    выглядит слегка ошеломленным. Звери Соло каждый час падают за
    борт. Капитан нас ненавидит, потому что приходится
    останавливаться и вылавливать из реки намокших обезьян.

     Этой ночью мы остановились на ночлег на перуанском берегу.
После наступления темноты все собрались вокруг костра. Разговор
вертелся вокруг ожидаемого полного затмения Луны. Мы обсуждали
вероятную судьбу экипажа "Аполлона-14", который этой ночью
возвращался с Луны. То были последние новости, которые мы получили
перед отплытием из Пуэрто-Легисамо.
     Посреди ночи я проснулся в своем гамаке. Вслушиваясь в кишащую
насекомыми тьму, я натянул башмаки и стал пробираться к отвесному
склону холма, нависавшему над местом нашей стоянки. Оттуда
открывался вид на реку и путь, по которому мы приплыли сюда в
угасающем свете позднего вечера. Сейчас все преобразилось:
     внезапно на джунгли пала призрачная тишина, луна окрасилась в
оранжево-красный цвет, затмение шло своим чередом, приближаясь к
полной фазе. И сама сцена, и ощущение от нее были совершенно
"нездешние". Затерянные в беспредельности джунглей и рек, более
огромных, чем мне когда-нибудь приходилось видеть, мы, казалось,
стали свидетелями рождения иных измерений, столкновения неземных
геометрий, явления властелинов таких мест, о которых человечество не
ведало и не мечтало. Вдали, на расстоянии в несколько миль, из
неподвижно висящего в небе облака лился дождь; рядом со мной черная
листва отсвечивала оранжевыми сполохами.
     В тот миг я не знал, что затмение, которое выгнало меня,
одинокого наблюдателя, из гамака, приглашая полюбоваться этим
призрачным зрелищем, всего через несколько часов вызовет гигантский
сдвиг, который в районе Сан-Андреас-Фолта в Южной Калифорнии обрушит
миллиарды тонн каменных глыб. В адском Лос-Анджелесе едва не
началась паника. Представляю, как всклокоченные горожане, будто
персонажи жестокого мультика, вылупив глаза, вываливаются под
ослепительными огнями на смрадные улицы, спеша излить свою истерику
на слетевшиеся стаи репортеров. Ничего не ведая о мире, скрытом за
лесами и реками, я вернулся к своему гамаку в непонятно приподнятом,
возбужденном настроении - казалось, этот странный миг предвещает
великие события.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПО ПРИЗРАЧНОМУ ПУТИ
    В которой мы знакомимся со странным антропологом и его женой,
расстаемся с Соло Дарком и добираемся до места назначения - Ла
Чорреры.
     На следующее утро, вскоре после рассвета, наше суденышко
покинуло широкое течение Рио-Путумайо и свернуло на Рио-Кара-Парану,
чтобы проделать последние несколько миль до Сан-Рафаэля, где нам
предстояло высадиться на берег. Кара-Парана больше соответствовала
моим представлениям о тропической реке:
     в самом широком месте ее русло не превышало нескольких сотен
футов, берега поросли буйной зеленью, спускающейся к самой воде. Оно
было столь извилистым и прихотливым, что видимость по курсу редко
превышала полмили. К середине утра мы причалили к невысокому откосу,
увенчанному белым флагштоком и несколькими зданиями из рифленого
железа, которые выглядели лишними в этом мире крытых пальмовыми
листьями хижин.
     Это и была миссия Сан-Рафаэль. Нас вежливо, хоть и без особого
энтузиазма, встретил падре Мигель, худощавый кастилец с глубоко
посаженными глазами и едва заметным тремором - следствием малярии,
перенесенной несколько лет назад. Он прожил на Амазонке больше
тридцати лет. По его лицу было невозможно прочитать, что он о нас
думает. На своем веку он повидал много проезжих антропологов,
ботаников и искателей приключений, но я почувствовал, что наши
длинные волосы и раскованные манеры его насторожили. Его
настороженность возросла еще больше, когда я спросил о докторе
Гузмане. По тому, как застыло лицо старого священника, сразу стало
ясно, что мой вопрос попал в больное место. Тем не менее он
предложил подвезти нас вверх по реке до места, откуда начиналась
дорога на Сан-Хозе-дель-Энканто.
     - Да, доктор Гузман наверняка там. Он всего три недели назад
проезжал здесь, собирается возобновить изучение местных наречий. И
жена тоже с ним. - Взгляд священника стал жестким. - Будьте уверены,
вы застанете его дома.
     Дежурная монахиня, ла мадре, как надлежало обращаться в таких
местах к старшей монахине, пригласила нас к столу. Пока мы ели. Ив
более подробно расспросила священника о Ла Чоррере.
     - Да, - подтвердил он, - экспедиции с полным грузом потребуется
пять дней, чтобы добраться до места.
     Мы предупредили, что нам потребуются носильщики для переноски
снаряжения. Падре Мигель сказал, что в Эль-Энканто мы сможем
рассчитывать на помощь, но сейчас, в разгар охотничьего сезона,
мужчины могут не согласиться бросить охоту ради путешествия в Ла
Чорреру. Поскольку на последнем этапе пути в Ла Чорреру мы решили не
обременять себя излишком снаряжения, то после обеда еще раз
перебрали свои пожитки. Пришлось скрипя сердце расстаться со многими
книгами: наша подборка материалов по растениям и психоактивным
веществам уменьшилась до самых необходимых статей; лишние камеры и
снаряжение для ловли насекомых были отданы на хранение - все это мы
сложили в сундук, чтобы оставить в доме священника до нашего
возвращения. Лхаса, щенок Ив, в конце концов осталась с ла мадре -
монахиня так восхищалась малышкой, что мы подумали: грех упустить
такую удачную возможность.
     Завершив труды, мы погрузили значительно полегчавшее снаряжение
в мощный катер священника - несказанная роскошь в мире, где обычным
средством передвижения служит весельное каноэ. Через несколько минут
мы уже вспарывали бурую гладь реки, распространяя вокруг
расходящуюся волну оглушительного грохота;
     Здесь священник выглядел более человечно и непринужденно, ветер
яростно трепал его коричневую сутану, длинная борода подрагивала в
сверкании брызг и солнечных лучей. Сорок минут стремительной езды -
и мы покрыли расстояние, которое на каноэ преодолевали бы целый
день. Внезапно священник повернул катер под прямым УГЛОМ к течению,
целясь прямо на длинную белую песчаную косу. Мотор заглох, как нам
показалось, в самый последний миг, и в Оглушительной тишине мы легко
скользнули на песчаную отмель. Это место выглядело не менее
пустынным, чем любое другое, которое мы миновали во время этой
бешеной гонки, но священник выбрался на берег и показал нам широкую
дорогу, полузаросшую лианами. Пока мы сваливали свои пожитки в кучу
на прибрежном песке, падре Мигель объяснил, что до деревни всего
полмили.
     - Я уверен, что вас там хорошо примут, - прокричал он с реки,
разворачивая свой катерок. И вскоре исчез из виду. Он уже давно
скрылся за излучиной реки, и звук его мотора затих, а лоснящаяся
вода все еще колыхалась и хлюпала о берег - последний отзвук редкого
вторжения.
     Тишина. Потом, как будто кто-то отдернул занавес, на нас
обрушилась волна резкого стрекотания насекомых. И снова тишина.
Вокруг только джунгли, река, небо - и больше ничего. Мы остались
одни, с нами больше не было опытного старожила - мы осознали все это
в тот миг на песчаной косе, на берегу тропической реки, как две
капли воды похожей на сотни других таких же рек.
     Ощущение остановившегося времени не могло продолжаться долго.
Нужно было найти деревню и сделать все возможное, чтобы переправить
с реки свои вещи. Хорошо бы управиться до темноты, потом будет
время, чтобы поразмыслить о ситуации. Караулить груду снаряжения не
захотел никто, поэтому мы оттащили его от берега и спрятали в
кустах, после чего зашагали по дороге. Ванесса несла свой ящик с
камерами, я - раздвижной фибергласовый сачок для бабочек.
     Дорога была широкая и вполне проходимая - очевидно, за ней
следили. По мере того как мы удалялись от берега, растительность
становилась все менее буйной, и вскоре с обеих сторон потянулись
заросли низкого кустарника. Почва была красная, состоящая из
латеритной глины; на солнце она высохла и растрескалась, образуя
кубические выступы с острыми гранями. Через полчаса пути мы одолели
длинный пологий подъем, и нам открылся вид на группу хижин на песке
под россыпью пальм. Наше внимание сразу же привлек один необычный
дом, стоящий в середине деревни: он не принадлежал к обычной
разновидности крытых пальмовым листом свайных построек. Пока мы
обозревали окрестности, нас заметили:
     люди внизу стали, бегать взад-вперед и что-то кричать. Первого
из тех, кто подбежал к нам, мы спросили про доктора Гузмана.
Окруженные хихикающими и перешептывающимися людьми, мы подошли к
странному дому. Он был сооружен из пальмовых листьев, ловко
переплетенных меж длинных, изогнутых арками шестов. Окон в нем не
было, и он стоял прямо на земле, напоминая буханку черного хлеба. Мы
все признали в нем маллоку - разновидность постройки, традиционную
для индейцев племени витото.
     Внутри, в гамаке, подвешенном меж двух закопченных стоек, лежал
доктор Альфредо Гузман. Лицо его неестественно исхудало, темные
глаза глубоко запали, руки были нервные, костлявые. Не вставая, он
жестом предложил нам сесть. Только опустившись на землю, я разглядел
за гамаком затененную часть маллоки, где сидела полная белая женщина
в брюках цвета хаки, перебирая бобы в отполированном камнями
витотском горшке. После того как все мы расселись, она подняла
взгляд. У нее были голубые глаза и ровные зубы.
     Гузман заговорил, не обращаясь, как нам показалось, ни к кому
конкретно:
     - Жена разделяет мои профессиональные интересы.
     - Какая удача, - откликнулась Ванесса. - Это значительно
облегчает жизнь,
     - Да. - За этим вялым ответом последовала обескураживающая
пауза.
     Я решил перейти прямо к делу.
     -- Доктор, просим извинить нас за то, что мы нарушили ваше
уединение и вторглись в местную социальную среду. Нам вполне понятно
ваше желание работать спокойно и без помех. Но нам необходимо
попасть в Ла Чорреру, и мы надеемся, что вы поможете нам нанять
здесь носильщиков, которые будут нас сопровождать. К тому же мы
прибыли сюда с особой целью. Я имею в виду вироловые галлюциногены,
о которых вы сообщили Шульцу.
     Разумеется, я передаю свои слова в сжатом виде: наша беседа
заняла больше времени и шла не столь гладко. Мы поговорили,
наверное, минут двадцать. К концу разговора мы выяснили, что доктор
Гузман поможет нам подыскать носильщиков и отправиться В путь, но на
это уйдет несколько дней. Еще мы узнали, что Гузман - ярый
структуралист, марксист и шовинист, поборник прав мужской части
населения, что его интерес к витото граничит с манией, а коллеги в
Боготе считают его помешанным. Он не пообещал нам, что мы непременно
найдем у-ку-хе, и сказал, что оно - тайна постепенно вымирающего
племени. После того как беседа закончилась, наша маленькая группа
вместе с десятком селян вернулась к реке, и мы перенесли снаряжение
в ветхую заброшенную хижину на краю деревни.
     Когда мы разбивали лагерь, к нам подошла Анна-Лиза Гузман,
принесла несколько чашек дымящегося кофе и осталась поболтать. В
отличие от ее мужа, наше присутствие, похоже, скорее радовало
женщину, нежели настораживало. Она училась в Лондонской
экономической школе, изучала антропологию, а материал для дипломной
работы собирала в Колумбии, где и встретила пылкого пожилого
коллегу. Теперь, она разрывалась между полным свар и интриг мирком
университета Боготы и деревушкой Сан-Хозе-дель-Энканто. Ее очень
тревожила пагубная склонность мужа жевать коку.
     Как и большинство мужчин племени витото, Гузман не мог жить без
коки, и от постоянного ее употребления у него развилась настоящая
паранойя. По утрам его подбородок всегда украшали пятна коки.
Поскольку к женщинам в племени относились крайне сурово, Альфредо
сказал Анне-Лизе, что для того, чтобы вписаться в местное общество,
ей придется усвоить образ жизни здешних женщин. Это подразумевало,
что она должна толочь камнями корни коки, а также приготовлять коку,
жевать которую женщинам не разрешалось. Мужчины тем временем
полеживают в гамаках и слушают транзисторные приемники. Женщины
вместе с собаками и детьми живут/год домами, мужчины же - в домах. В
пять часов пополудни женщин с детьми и собаками отсылают спать.
Мужчины удаляются в длинный дом, где предаются беседам и жеванию
коки до половины пятого утра. В качестве самой изысканной
разновидности юмора у них ценится пуканье. Существует десять тысяч
способов пукать, и все вызывают буйное веселье.
     Мы жили с этими людьми бок о бок и оставались в столь неуютном
окружении до утра восемнадцатого февраля. Такой срок - почти целая
неделя - потребовался для того, чтобы уговорить двух юношей бросить
охоту и помочь нам перенести пожитки до Ла Чорреры.
     Мы были рады перерыву в нашем путешествии, поскольку плавание
на "Фабиолите" нас изрядно измотало. Каждый день я проводил часть
времени за ловлей насекомых, а иногда писал или размышлял, лежа в
гамаке. Доктора Гузмана за эту неделю мы видели очень редко. Он
относился к нам с такой же скрытой опаской,