ического или
физического здоровья.
     Поэтому мы решили, что" приступая к феноменологическому
описанию галлюциногенного измерения, следует для начала отыскать
какой-нибудь сильный ДМТ-содержащий туземный галлюциноген, а потом
объективно исследовать вызываемые им экстатические состояния,
характерные для шаманов. Для этой цели мы проштудировали литературу
по триптаминовым галлюциногенам бассейна Верхней Амазонки и
выяснили, что здесь широко известна аяхуаска (Аяхуаска - термин,
общеупотребительный в бассейне Верхней Амазонки. Он относится не
только к изготавливаемому там галлюциногенному напитку, но и к
главной его составляющей, водной лиане Banisteriopsis caapi. Эта
произрастающая в джунглях лиана, часто достигающая гигантских
размеров, измельчается в порошок и варится с каким-либо
ДМТ-содержащим растением (как правило, это Psychotria viridis или
иногда Diploterus cabrerena). Затем водный экстракт путем
дальнейшего кипячения общается. Аяхуаска. которую еще называют
натема, йаге или пилде, - наиболее широко распространенный среди
встречающихся в экваториальной части Нового Света галлюциноген.
используемый в шаманской практике.), или йаге - отвар из
Banisteriopsis caapi с добавками ДМТ, а также несколько
ДМТ-содержащих составов для вдыхания через нос. Имелся, правда, еще
один ДМТ-содержащий галлюциноген, но на его применение был наложен
строгий запрет.
     У-ку-хе изготавливают из смолы деревьев вирола, относящихся к
роду Myristicaceous, которую смешивают с золой других растений. Из
этой смеси скатывают шарики и принимают их внутрь. К рассказам о
приготовлении этого фантастического растительного препарата наше
внимание привлек тот факт, что индейцы племени витото, обитающего в
бассейне Верхней Амазонки (единственного племени, владеющего
секретом производства у-ку-хе), ведут беседы с неким "маленьким
народцем" и черпают у него свою мудрость.
     Этот "маленький народец" - единственная связь между темой
контакта с иными мирами и более традиционными историями о странных
проделках лесных эльфов и фей. Распространенные во всем мире
предания о "маленьком народце" подробно исследовал У.-Е. Эванс-Вентц
в своей книге "Вера в фей в кельтских странах" - первом труде по
кельтским обычаям, оказавшим влияние на поиски исследователя НЛО
Жака Валле, да и на наши тоже. Упоминание о "маленьком народце"
наводило на некоторые мысли: когда я сам еще в Беркли пробовал
курить синтезированный ДМТ, у меня возникало видение, будто я
залетал в пространство, населенное веселыми, самопроизвольно
изменяющимися механическими созданиями, похожими на гномов. Десятки
этих дружелюбно настроенных фрактальных существ, напоминающих
подскакивающие яйца Фаберже, окружали меня и учили утерянному языку
истинной поэзии. Если судить по эмоциональному воздействию их
эльфовского лепета, они, похоже, болтали на зримой, пятимерной
разновидности экстатического ностратического языка (Гипотетическая
макросемья языков, включающая ряд языковых семей Евразии и Африки
(индоевропейские, карельские, семито-хамитские, уральские, тюркские,
монгольские тунгусо-маньчжурские и др.). - Прим. ред.). Вокруг меня,
журча, лились ниспадающие зеркальные реки расплавленного смысла.
Такое случалось со мной несколько раз.
     Именно это преображение языка и сделало мои видения такими
яркими и запоминающимися. Под воздействием ДМТ речь перешла из
слышимого состояния в видимое. Синтаксис стал отчетливо зримым.
Подыскивая параллели для этого понятия, я вынужден обратиться к
чудесной сцене из диснеевского варианта "Алисы в Стране Чудес", где
Алиса встречает гусеницу, сидящую на шляпке гриба и курящую кальян.
"Who R U" - вопрошает гусеница, выписывая свой вопрос дымом над
головой. Льюиса Кэрролла и его созданную в прошлом веке повесть о
самопроизвольно изменяющейся стране чудес всегда подозревали в
поистине психоделической изощренности. Под руками диснеевских
мультипликаторов похожее на синестезию смещение чувственного
восприятия преувеличивается и становится буквальным. То, что
намеревается сообщить гусеница, не слышимо, но видимо, оно парит в
воздухе; это зримая речь, средой для которой служит имеющийся под
рукой дым, а его у гусеницы хоть отбавляй. (То, что фильм Диснея
может служить иллюстрацией для данного понятия, не так уж и
удивительно, как это может показаться на первый взгляд. Стоит только
припомнить тщательно поставленные танцы восточных грибов в
^Фантазии", чтобы задать себе вопрос: уж не вдохновлялись ли
некоторые члены диснеевской съемочной группы шаманскими снадобьями?
В конечном счете "Фантазия" была очень серьезной и изысканной
попыткой сделать синестезию темой развлечения для зрителей. Ходят
упорные слухи о том, что многие европейские мультипликаторы, которых
Дисней привлекал к своим экстравагантным проектам, были знакомы с
психоделическими переживаниями. Среди чешских мультипликаторов,
присоединившихся к группе Диснея как раз в то время, возможно, были
люди, знавшие о способности кактуса пейота и его химического
составляющего, мескалина, вызывать видения.)
     Однако из этого не следует, что ДМТ можно считать всего лишь
стимулом для возникновения внутренних мультиков. Ощущение от встречи
с ДМТ бывает до того странным, что волосы встают дыбом, и настолько
сильным, что его с трудом можно перенести, не подвергая категории
сознания постоянной переоценке. Иногда меня спрашивают, опасен ли
ДМТ. Правильный ответ таков: он опасен только в том случае, если вы
боитесь умереть от удивления. Волна изумления, сопровождающая
исчезновение границы между нашим миром и другой средой, о которой мы
и не подозреваем, бывает настолько огромной, что, надвигаясь на нас,
она сама по себе становится экстазом.
     Ощущение, вызванное этими странными опытами с ДМТ (будто ты и
вправду попадаешь в иное измерение), стало главным фактором
повлиявшим на наше решение сосредоточить внимание на триптаминовых
галлюциногенах. Прочитав все, что удалось достать по психоактивным
триптаминам, мы наконец наткнулись на исследование
ботаника-первопроходца Ричарда Эванса Шульца. Должность профессора
ботаники в Гарварде, которую занимал Шульц, позволила ему посвятить
жизнь сбору и каталогизации всевозможных психоактивных растений. Его
статья "Вирола - галлюциноген перорального применения" стала
поворотным пунктом в наших поисках. Нас восхитило его описание
использования смолы деревьев Virola theiodora в качестве
перорального активного ДМТ-содержащего снадобья, а также тот факт,
что использование галлюциногенов, судя по всему, было ограничено
очень малым географическим районом. Шульц вдохновенно описывал
галлюциноген у-ку-хе:
        Потребуется дальнейшая полевая работа в местах коренного
    обитания индейцев, чтобы достичь полного понимания столь
    любопытного галлюциногена,,. Интерес к этому недавно открытому
    галлюциногену выходит за рамки исключительно антропологии и
    этноботаники. Он имеет прямое отношение к некоторым
    фармакологическим вопросам, и, если рассматривать его в
    совокупности с другими растениями с психомиметическими
    свойствами, обусловленными присутствием триптаминов, этот новый
    галлюциноген перорального применения ставит проблемы, на которые
    необходимо обратить внимание и которым нужно, по возможности,
    дать объяснение с позиций токсикологии,

     Взяв за основу статью Шульца (R. Е. Schultes, "Virola as an
Orally Adnlinistered Hallucinogen", in the Botanical Leaflets of
Harvard University, vol.22, No.6, pp.229-40), мы решили забросить
свои занятия и карьеру и на свой страх и риск отправиться на
Амазонку, в окрестности Ла Чорреры, на поиски у-ку-хе. Нам хотелось
выяснить, не станут ли те, в высшей степени странные измерения,
которые открывались нам в ДМТ-трансе, еще более доступными, если
использовать сочетания ДМТ-содержащих растений, изобретенные
шаманами Амазонки. Именно об этих шаманских таинствах я и размышлял,
когда расставался с мыслью о грибе строфария, найденном на пастбище
близ Флоренсии. Я был преисполнен решимости ринуться на поиски
экзотического, так мало известного витотского у-ку-хе. Разве мог я
тогда вообразить, что вскоре после прибытия в Ла Чорреру мы и думать
забудем о поисках у-ку-хе?
     Наша новая находка - произрастающие там в изобилии
псилоцибиновые грибы и та странная сила, которая, казалось, клубится
вокруг окутанных туманами изумрудных пастбищ, где мы их обнаружили,
- полностью затмила галлюциноген индейцев витото.
     Первое предчувствие, подсказывающее, что Ла Чоррера - место, не
похожее на другие, появилось у меня по прибытии в Пуэрто-Легисамо,
откуда нам предстояло отправиться на Рио-Путумайо. Добраться до него
можно было только самолетом, поскольку через джунгли туда не вела ни
одна дорога. Это южноамериканский прибрежный городишко, именно такой
гнетущий и тоскливый, какой рисовался нам в воображении. Уильям
Берроуз, который в поисках аяхуаски оказался в этих краях в
пятидесятые годы, описывал Пуэрто-Легисамо как "местечко,
выглядевшее так, будто оно пережило потоп". К началу семидесятых оно
мало изменилось.
     Едва мы успели разместиться в гостинице и вернуться после
ритуальной регистрации иностранцев, проводящейся в пограничных
районах Колумбии, как хозяйка гостиницы доложила, что поблизости
живет наш соотечественник. Казалось невероятным, что американец
может жить в столь захолустном городишке, затерянном в джунглях
Колумбии. Когда сеньора заметила, что эль сеньор Браун совсем старик
и к тому же чернокожий, мы ощутили еще большее замешательство. Это
возбудило мое любопытство, и я немедленно отправился к нему с
визитом в сопровождении одного из сыновей хозяйки. Не успели мы
выйти за дверь, как мой провожатый сообщил мне, что человек, к
которому мы собираемся зайти, "mal у bizarre" (Дурной и странный
(исп.)).
     "El Senor Brown es un sanguinero" (Сеньор Браун - убийца
(исп,)), - добавил он. Убийца? Что же это получается - я собрался в
гости к убийце? Это казалось не слишком правдоподобным. Я ни на
минуту не поверил. "Un sanguinero, dice?( Неужто убийца? (исп,))"
     Страху что каучуковый бум, обрушившийся на индейцев Амазонки в
начале века, может вернуться, воспоминания стариков и страшная
легенда для молодых индейцев. В округе Ла Чорреры численность
индейцев витото неуклонно снижалась - с сорока тысяч в 1905 году до
приблизительно пяти тысяч в 1970-м. Я и представить себе не мог, что
человек, с которым мне предстояло встретиться, имел реальное
отношение к тем далеким событиям, и предположил, что сказанное
означает, что вот-вот я увижу местное пугало, человека, обросшего
нелепыми россказнями.
     Вскоре мы добрались до ветхого, ничем не примечательного
домишки с маленьким двориком, прячущегося за высоким дощатым
забором. Мой спутник постучался и что-то прокричал. Вскоре появился
молодой человек, похожий на моего провожатого ., и открыл калитку.
Мой эскорт испарился, и калитка закрылась за моей спиной. В самом
сыром и низком углу двора возлежала большая свинья. На веранде,
улыбаясь и жестами приглашая меня подойти, сидел очень тощий и очень
старый сморщенный негр; это и был Джон Браун. Не часто доводится
встретить живую легенду, и, знай я тогда больше о человеке, лицом к
лицу с которым меня свела судьба, я проявил бы к нему больше
почтения и испытал бы большее изумление.
     "Да, - сказал он, - я американец". И еще: "Да, черт побери, я
старик, мне стукнуло девяносто три. Моя история, сынок, длинная, ох,
какая длинная". - Он надтреснуто рассмеялся - так шелестит тростник
на крыше, когда пошевелится тарантул.
     Джон Браун, сын раба, покинул Америку в 1885 году, чтобы больше
никогда туда не вернуться. Он отправился на Барбадос, потом во
Францию, был матросом торгового флота, видел Аден и Бомбей. Где-то в
1910 году прибыл в Перу, в Икитос. Там стал десятником в печально
известном Доме Арана - силе, стоявшей за безжалостной эксплуатацией
и массовым истреблением индейцев Амазонки во время каучукового бума.
     С сеньором Брауном я провел в тот день несколько часов. Это был
необычный человек - одновременно близкий и призрачно далекий, живой
осколок истории. Он был личным слугой капитана Томаса Уиффена из
Четырнадцатого гусарского полка, британского авантюриста,
исследовавшего окрестности Ла Чорреры этак году в 1912-м. Браун, чье
имя упоминается в малоизвестном сейчас труде Уиффена "Исследование
Верхней Амазонки", был последним, кто видел французского ученого
Эжена Робушона, пропавшего на Рио-Какете в 1913 году. "У него была
жена витото и большая черная собака, которая не отходила от него ни
на шаг", - вспоминал старик.
     Джон Браун говорил на языке витото и в свое время прожил с
женщиной из этого племени много лет. Он отлично знал края, куда мы
направлялись. Об у-ку-хе он никогда не слышал, но в 1915 году
впервые попробовал аяхуаску - это было в Ла Чоррере. Его рассказ о
тогдашнем переживании добавил мне решимости не отступать от
намеченной цели.
     Лишь вернувшись с Амазонки, я узнал, что это был тот самый Джон
Браун, который сообщил британским властям о зверствах каучуковых
магнатов на Рио-Путумайо. Он первым переговорил с Роджером
Кейзментом, в то время британским консулом в Рио-де-Жанейро, который
в июле 1910 года отправился в Перу расследовать эти преступления .
Теперь, когда у всех еще свежи в памяти ужасы истории XX века,
немногие помнят, что еще до Герники и Освенцима Верхняя Амазонка
использовалась как место для репетиции одного из эпизодов полного
механического обезличивания людей, столь характерного для нашего
столетия. Британские банки в сговоре с кланом Арана и другими
попустительствующими сторонами финансировали акции по поголовному
истреблению местного населения и насильственному принуждению, чтобы
заставить индейцев, обитателей внутренних джунглей, собирать
природный каучук. Именно Джон Браун вернулся с Кейзментом в Лондон,
чтобы дать показания Королевской Высшей следственной комиссии.
(Колумбийский историк Джон Эстасион Ривера рассказывает эту историю
по-другому и обвиняет Брауна в убийствах, создавая почву для истории
о "sanguinero")
     Пока продолжались приготовления к спуску по реке, я еще дважды
заходил к нему поговорить. На меня произвели впечатление искренность
Брауна, то, как глубоко он меня видел, и то, как Роджер Ксйзмент, а
с ним и почти забытый мир, знакомый только по кратким упоминаниям на
страницах "Улисса" Джеймса Джойса, ожили и прошли передо мной на его
веранде под нескончаемое бормотанье наших бесед.
     О Ла Чоррере старик рассказывал пространно и красноречиво. Сам
он не был там с 1935 года, но мне предстояло найти ее почти такой,
как он описывал. Истрепанный лихорадкой старый городок в низине за
озером не сохранился, но застенки для рабов-индейцев с изъеденными
ржавчиной стальными кольцами, глубоко вмурованными в сочащийся
влагой базальт, еще можно было разглядеть. Пользовавшегося дурной
славой Дома Арана уже не существовало, да и Перу давно оставило свои
притязания на этот район Колумбии. Но призрак старого города Ла
Чорреры уцелел, как и остатки старой каучуковой дороги - троча, - по
которой нам вскоре предстояло пройти сто десять километров,
отделяющих Ла Чорреру от Рио-Путумайо. В 1911 году почти двадцать
тысяч индейцев отдали свою жизнь, чтобы проложить эту дорогу через
джунгли. А тем, кто отказывался работать, отсекали мачете ступни ног
и ягодицы. И ради чего? Ради того, чтобы в 1915 году смог свершиться
сюрреалистический акт, торжество гордыни, типичное для
техноколониализма, - по всей длине дороги проехал автомобиль. То был
пробег из ниоткуда в никуда.
     Когда я проходил этой мрачной пустынной дорогой, мне часто
казалось, что я слышу рокот голосов или шарканье ног, закованных в
кандалы. Несмотря на невнятные монологи Джона Брауна, я не был готов
к встрече со столь странным окружением. В то утро, когда корабль
отплывал, унося нас вниз по реке, мы по пути на пристань зашли к
старику. Его глаза и кожа блестели. Он был стражем инфернального
мира, что начинался ниже Пуэрто-Легисамо, и сам отлично сознавал
это. Рядом с ним 5 ощущал себя младенцем, и это он тоже знал.
     "Пока, детки, пока", - таково было его краткое напутствие.

ГЛАВА ВТОРАЯ. В РАЙ ДЬЯВОЛА
    В которой выходят на сцену Соло Дарк и Ив и обрисовывается прошлое
каждого члена нашей компании. Философские размышления во время
неспешного спуска по реке Рио-Путумайо.
     Я уже говорил, что в компании нас было пятеро? То есть стало
пятеро, когда мы прибыли в Ла Чорреру, а из Пуэрто-Легисамо мы
отправились вшестером. Мы с Ив жили вместе, насколько могут жить
вместе двое, когда они каждый вечер выгружаются с корабля, чтобы
вместе с четырьмя другими спутниками развесить гамаки между
деревьев. И он тоже был с нами. Он - это Соло Дарк.
     Придется объяснить, что за тип этот Соло. Он был участником
неформальной религиозной группировки, существовавшей в Южной Америке
- в Индии я таких не встречал - и называвшейся Новый Иерусалим. Ее
приверженцы, которые, похоже, питались главным образом фруктами,
являли собой племя, состоявшее большей частью из американцев,
слонявшихся с 1962 или с 1963 года по Латинской Америке, докучая при
этом друг другу, сожительствуя друг с другом, ненавидя друг друга и
плетя интриги. Используя карты для спиритических сеансов, они
общались с созданиями, которых называли Детьми Света. У них была
разработана целая мифология, вращавшаяся вокруг феномена
перерождения. Если их послушать, то все мы - перерожденцы.
     Один из них утверждал, что в прошлой жизни он был Распутиным,
другой, беженец из глубин культа Хари Кришны, носивший белый балахон
и белые же резиновые сапоги, раньше был Эрвином Роммелем.
Вдохновенным лидером всей группы был Соло. Последние четыре года он
прожил с Ив.
     Стоит ли говорить о том, что Соло был странный? Выглядел он
эффектно: бездонные голубые глаза, длинные нечесаные волосы. Он
верил, что в прошлых своих рождениях был какой-нибудь выдающейся
личностью: Христом, Гитлером, Люцифером, - диапазон одновременно
наводящий тоску и легко угадываемый.
     Поскольку мои установки сами не были слишком твердыми, передо
мной встала своеобразная дилемма. Последние три года я то жил как
отшельник, изучая мертвые азиатские языки, то странствовал по
малонаселенным районам Индонезии в поисках чешуекрылых. Мне не были
знакомы правила поведения, которые успели укорениться в среде
наиболее экстравагантных моих собратьев в пост-чарли-мэнсоновскую
эру. "Неужели мы это как-нибудь не утрясем? - думал я. - Или мы
несчастливые хиппи?" Наверное, я слишком долго пробыл в Азии. В
любом случае, очень скоро мне предстояло узнать, что среди
энтузиастов Нового Иерусалима полно странных типов, ужиться с
которыми будет трудно.
     Если Соло не одобрял какой-то ваш поступок, он на миг застывал
с глубокомысленным видом, а потом изрекал что-нибудь. В это
мгновение ему благодаря общению с Детьми Света открывалось, что вам,
к примеру, не стоит чистить фрукты металлическим ножом. Эти тайные
силы повелевали всеми событиями нашей жизни, вплоть до самых
незначительных. Путешествовал Соло в сопровождении целого зверинца:
собак, кошек, обезьян (у него была одна обезьяна, которую он считал
воплощенным Христом). Он настаивал, чтобы все животные питались
исключительно вегетарианской пищей, поэтому они стали болезненными и
рахитичными. Звери так и шарили глазами вокруг, а он говорил мне:
"Вот это - Будда, это - Христос, а вон тот - Гитлер". Нет, до такого
идиотизма, конечно, не доходило; я несколько сгущаю краски, чтобы
передать атмосферу, но все же было ясно: у Соло явно не все дома.
     Таким образом, из Пуэрто-Легисамо мы отплыли вшестером:
Ванесса, Дейв, Ив, Деннис и я, и еще Соло. Шестеро чудаков.
     Впервые наша компания собралась в канун Нового года, немногим
более двух месяцев назад. Тогда мы встретились с Соло и Ив (они в ту
пору еще жили вместе и не собирались к нам присоединяться). Наша
встреча с