а. Это те самые условия, которые создают так называемую инвариант-
ность зрительного объекта, а именно, наличие таких смещений сетчатки от-
носительно отраженного светового потока, которые создают как  бы  непре-
рывную, управляемую субъектом "смену щупал", являющуюся эквивалентом  их
движения по поверхности объекта. Теперь ощущения субъекта тоже смещаются
на внешние границы объекта, но не по вещи (зонду), а по световым  лучам;
субъект видит не сетчаточную, непрерывно и быстро изменяющуюся  проекцию
объекта, а внешний объект в его относительной  инвариантности,  устойчи-
вости.
   Как раз игнорирование главного признака чувственного образа  -  отне-
сенности наших ощущений к внешнему миру - и создало то крупнейшее  недо-
разумение, которое подготовило почву для субъективно  -  идеалистических
выводов из принципа специфической энергии органов чувств.  Недоразумение
это заключается в том,  что  субъективно  переживаемые  реакции  органов
чувств, вызываемые действиями раздражителей, были отождествлены И.Мюлле-
ром с ощущениями, входящими в образ внешнего мира. В действительности же
никто, конечно, не принимает свечение, возникающее в результате электри-
ческого раздражения глаза, за реальный свет, и только  Мюнхаузену  могла
прийти в голову идея поджечь порох на полке ружья  искрами,  сыплющимися
из глаз. Обычно мы совершенно правильно говорим: "потемнело  в  глазах",
"звенит в ушах", - в глазах, и ушах, а не в комнате, на улице и  т.д.  В
защиту вторичности отнесения субъективного образа  можно  было  бы  сос-
латься на Зендена, Хебба и других авторов, описывающих случаи восстанов-
ления зрения у взрослых людей после удаления врожденной катаракты:  вна-
чале у них возникает лишь хаос субъективных зрительных явлений,  которые
затем соотносятся с объектами внешнего мира, становятся их образами.  Но
ведь это люди с уже сформировавшимися в  другой  модальности  предметным
восприятием, которые теперь получают лишь новый вклад со стороны зрения;
поэтому, строго говоря, мы имеем здесь не вторичную отнесенность  образа
к внешнему миру, а включение в образ внешнего мира элементов  новой  мо-
дальности.
   Конечно, дистантное восприятие  (зрительное,  слуховое)  представляет
собой процесс чрезвычайной сложности, и его  исследование  наталкивается
на множество фактов, кажущихся противоречивыми, а иногда и  необъяснимы-
ми. Но психология, как и любая наука, не может строится  только  в  виде
суммы эмпирических фактов, она не может избежать теории, и весь вопрос в
том, какой теорией она руководствуется.
   В свете теории отражения школьная "классическая"  схема:  свеча->  ее
проекция на сетчатке глаза -> образ этой проекции в  мозге,  испускающем
некий "метафизический свет", - есть не более  чем  поверхностное,  грубо
одностороннее (а следовательно, и неверное) изображение психического от-
ражения. Схема эта прямо ведет к признанию того, что наши органы чувств,
обладающие "специфическими  энергиями"  (что  есть  факт),  отгораживают
субъективный образ от внешней объективной реальности. Понятно, что ника-
кое описание этой схемы процесса восприятия в  терминах  распространения
нервного возбуждения, информации, построения моделей и т.п. не в состоя-
нии изменить ее по существу.
   Другую сторону проблемы чувственного субъективного образа  составляет
вопрос о роли практики в его формировании.  Общеизвестно,  что  внесение
категории практики в теорию познания составляет главный пункт водоразде-
ла между марксистским пониманием познания и пониманием  познания  в  до-
марксовом материализме, с одной стороны, и в идеалистической философии -
с другой. "Точка зрения жизни, практики должна быть  первой  и  основной
точкой зрения теории познания", - говорит Ленин45. В качестве  первой  и
основной эта точка зрения сохраняется и в психологии чувственных  позна-
вательных процессов.
   Выше уже говорилось о том,  что  восприятие  является  активным,  что
субъективный образ внешнего мира есть продукт  деятельности  субъекта  в
этом мире. Но деятельность эта не может быть понята иначе, как реализую-
щая жизнь телесного субъекта, которая прежде  всего  является  процессом
практическим. Конечно, было бы серьезной ошибкой рассматривать в  психо-
логии всякую перцептивную деятельность индивида как  протекающую  непос-
редственно в форме практической деятельности или прямо  происходящей  из
нее. Процессы активного зрительного или слухового восприятия  отделяются
от непосредственной практики, так что и человеческий глаз и человеческое
ухо становятся, по выражению Маркса, органами-теоретиками46. Единственно
осязание поддерживает прямые практические контакты  индивида  с  внешним
вещественно-предметным миром. Это- чрезвычайно  важное  с  точки  зрения
рассматриваемой проблемы обстоятельство, но и оно не исчерпывает ее пол-
ностью. Дело в том, что основу познавательных  процессов  составляет  не
индивидуальная практика субъекта, а "совокупность  человеческой  практи-
ки". Поэтому не только мышление, но и  восприятие  человека  в  огромной
степени превосходят своим богатством относительную бедность его  личного
опыта.
   Правильная постановка в психологии вопроса о роли практики как основы
и критерия истинности требует исследовать, как именно входит практика  в
перцептивную деятельность человека. Нужно сказать,  что  психология  уже
накопила множество конкретно-научных данных, которые вплотную подводят к
решению этого вопроса.
   Как уже говорилось, психологические исследования делают для  нас  все
более очевидным, что решающая роль в процессах восприятия принадлежит их
эфферентным звеньям. В некоторых случаях, а  именно,  когда  эти  звенья
имеют свое выражение в моторике или микромоторике, они выступают  доста-
точно отчетливо; в других случаях они являются "упрятанными", выражающи-
мися в динамике текущих внутренних состояний  реципирующей  системы.  Но
они всегда существуют. Их функция является "уподобительной" не только  в
более узком значении47, но и в значении более широком. Последнее охваты-
вает также функцию включения в  процесс  порождения  образа  совокупного
опыта предметной деятельности человека. Дело в том, что такое  включение
не может осуществится в результате простого повторения сочетаний сенсор-
ных элементов и актуализации временных связей между ними. Ведь речь идет
не об  ассоциативном  воспроизведении  недостающих  элементов  сенсорных
комплексов, а об адекватности  возникающих  субъективных  образов  общим
свойствам реального мира, в котором живет, действует человек. Иначе  го-
воря, речь идет о  подчиненности  процесса  порождения  образа  принципу
правдоподобия.
   Для иллюстрации этого принципа обратимся опять-таки к хорошо и  давно
известным психологическим фактам - к эффектам "псевдоспокического"  зри-
тельного восприятия, изучением которых мы сейчас вновь занялись. Как из-
вестно, псевдоскопический эффект состоит в том, что  при  рассматривании
объектов через бинокль, составленный из двух призм Дове, происходит  за-
кономерное искажение восприятия: более близкие  точки  объектов  кажутся
более отдаленными и наоборот. В результате, например, вогнутая  гипсовая
маска лица видится при определенном освещении  как  выпуклое,  рельефное
его изображение, а рельефное изображение  лица  видится,  наоборот,  как
маска. Но главный интерес опытов с псевдоскопом заключается в  том,  что
видимый псевдоскопический образ возникает только в том случае,  если  он
правдоподобен (гипсовая маска лица столь же "правдоподобна" с точки зре-
ния реальности, как и его гипсовое выпуклое  скульптурное  изображение),
или в случае, если тем или иным способом удается заблокировать включение
видимого псевдоскопического образа в сложившуюся у человека картину  ре-
ального мира.
   Известно, что если заменить голову человека, сделанную из гипса,  го-
ловой реального человека, то псевдоскопический эффект вообще не возника-
ет. Особенно демонстративным являются опыты, в которых испытуемому, воо-
руженному псевдоскопом, демонстрируется одновременно в одном  и  том  же
зрительном поле два объекта - и реальная голова и ее  выпуклое  гипсовое
изображение; тогда голова человека видится как обычно, а гипс  восприни-
мается псевдоскопически, т.е. как вогнутая маска. Такие явления наблюда-
ются, однако, лишь при правдоподобности псевдоскопического образа.  Дру-
гая особенность псевдоскопического эффекта состоит в том, что для  того,
чтобы он возник, лучше демонстрировать объект на абстрактном, непредмет-
ном фоне, т.е. вне системы конкретно-предметных связей. Наконец, тот  же
принцип правдоподобия выражается в совершенно поразительном эффекте  по-
явления таких "прибавок" к видимому псевдоскопическому  образу,  которые
делают его существование объективно возможным. Так, помещая перед  неко-
торой поверхностью экран с отверстиями, через которые можно видеть части
этой поверхности, мы должны получить  при  псевдоскопическом  восприятии
такую картину: части поверхности, которая расположена позади экрана, ви-
димые через его отверстия, должны восприниматься испытуемым как  находя-
щиеся ближе к нему, чем экран, т.е. как бы свободно висеть  перед  экра-
ном. В действительности же дело обстоит иначе. При благоприятных услови-
ях испытуемый видит - как это и должно быть при псевдоскопическом  восп-
риятии - части поверхности, расположенные за  экраном,  впереди  экрана;
они, однако, не "висят" в воздухе (что неправдоподобно), а воспринимают-
ся как некие объемные физические тела, выступающие через отверстие экра-
на. В видимом образе возникает прибавка в виде боковых поверхностей, об-
разующих границы этих физических тел. И, наконец, последнее: как показа-
ли систематические опыты, процессы возникновения псевдоскопического  об-
раза, а равно и устранения его псевдоскопичности хотя происходят одномо-
ментно, но отнюдь не автоматически, не  сами  собой.  Они  являются  ре-
зультатом перцептивных операций, осуществляемых субъектом. Последнее до-
казывается тем фактом, что испытуемые могут научиться  управлять  обоими
этими процессами.
   Смысл опытов с псевдоскопом заключается, конечно,  вовсе  не  в  том,
что, создавая с помощью специальной оптики искажение проекции демонстри-
руемых объектов на сетчатках глаз, можно при определенных условиях полу-
чить ложный субъективный зрительный образ. Их действительный смысл  сос-
тоит (как и сходных с ними, классических "хронических" опытов Страттона,
И.Колера и других) в открываемой ими возможности исследовать процесс та-
кого преобразования информации, поступающей на сенсорный "вход", которое
подчиняется общим свойствам, связям, закономерностям  реальной  действи-
тельности. Это - другое, более полное выражение предметности  субъектив-
ного образа, которая выступает теперь не только в его изначальной  отне-
сенности к отражаемому объекту, но и в отнесенности  его  к  предметному
миру в целом.
   Само собой разумеется, что у человека уже  должна  сложиться  картина
этого мира. Она  складывается,  однако,  не  только  на  непосредственно
чувственном уровне, но и на высших познавательных уровнях - в результате
овладения индивидом опытом общественной практики, отраженным в  языковой
форме, в системе значений. Иначе говоря, "оператором" восприятия являют-
ся не просто накопленные прежде ассоциации ощущений и не  апперцепция  в
кантианском смысле, а общественная практика.
   Прежняя, метафизически мыслящая психология  неизменно  двигалась  при
анализе восприятия в плоскости двоякой абстракции:  абстракции  человека
от общества и абстракции воспринимаемого объекта от его связей  с  пред-
метной действительностью. Субъективный чувственный образ  и  его  объект
выступали для нее как две противостоящие друг другу вещи. Но психический
образ не есть вещь. Вопреки физикалистским представлениям, он не сущест-
вует в веществе мозга в форме вещи, как не существует и никакого "наблю-
дателя" этой вещи, которым может быть только душа, только духовное  "я".
Правда состоит в том, что действительный и действующий человек при помо-
щи своего мозга и его органов воспринимает внешние объекты;  их  явление
ему и есть их чувственный образ. Подчеркнем еще раз: явление объектов, а
не вызываемых ими физиологических состояний.
   В восприятии постоянно происходит активный процесс "вычерпывания"  из
реально действительности ее свойств, отношений и  т.д.,  их  фиксация  в
кратковременных или длительных состояниях реципирующих систем и  воспро-
изведение этих свойств в актах формирования новых образов, в актах  фор-
мирования новых образов, в актах узнавания и припоминания объектов.
   Здесь мы снова должны прервать изложение  описанием  психологического
факта, иллюстрирующего только что сказанное. Всем  известно,  что  такое
отгадывание загадочных картинок. Нужно найти на картинке замаскированное
в ней изображение предмета, указанного в загадке (например,  "где  охот-
ник" и т.п.). Тривиальное объяснение процесса восприятия (узнавания)  на
картинке искомого предмета заключается в том, что оно происходит  в  ре-
зультате последовательных сличений зрительного образа данного  предмета,
имеющегося у субъекта, с отдельными комплексами элементов картинки; сов-
падение этого образа с одним из комплексов картинки и приводит к ее "от-
гадыванию". Иначе говоря, это объяснение исходит из представления о двух
сравниваемых между собой вещах: образа в голове субъекта и его изображе-
ния на картинке. Что же касается трудностей, которые при этом возникают,
то они относятся за счет недостаточной выделенности и полноты  изображе-
ния искомого объекта на картинке, что и требует многократных "примерива-
ний" к ней образа. Психологическая неправдоподобность такого  объяснения
подсказала автору идею простейшего эксперимента, состоящего в  том,  что
никакого указания на предмет, замаскированный в картинке, испытуемому не
давалось. Испытуемому говорилось: "перед вами обычные загадочные картин-
ки для детей: постарайтесь найти тот предмет, который скрыто изображен в
каждой из них". В этих условиях процесс вообще не мог идти по схеме сли-
чения возникшего у испытуемого образа предмета с его  изображением,  со-
держащимся в элементах картинки. Тем не менее загадочные картинки  испы-
туемыми разгадывались. Они "вычерпывали" изображение предмета из картин-
ки, и у них актуализировался образ этого знакомого им предмета.
   Мы подошли теперь к новому аспекту проблемы чувственного образа  -  к
проблеме представления.  В  психологии  представлением  обычно  называют
обобщенный образ, который "записан" в памяти. Старое,  субстанциональное
понимание образа как некоей вещи приводило к субстанциональному же пони-
манию и представления. Это - обобщение, возникающее в результате  накла-
дывания друг на друга - на манер гальтоновской фотографии -  чувственных
отпечатков, к которым ассоциативно присоединено словонаименование.  Хотя
в пределах такого понимания допускалась возможность трансформации предс-
тавлений, они все же мыслились как некие "готовые" образования, хранящи-
еся на складах нашей памяти. Легко увидеть, что такое  понимание  предс-
тавлений хорошо согласуется с формально-логическим учением о  конкретных
понятиях, но находится в вопиющем противоречии с  диалектико-материалис-
тическим пониманием обобщений.
   Наши чувственный обобщенные образы, как и понятия,  содержат  в  себе
движение и, стало быть, противоречия; они отражают объект в его многооб-
разных связях и опосредствованиях. Это значит, что  никакое  чувственное
знание не является застывшим отпечатком. Хотя оно и  хранится  в  голове
человека, но не как "готовая" ведь, а лишь виртуально - в виде сформиро-
вавшихся физиологических мозговых констелляций, которые способны  реали-
зовать субъективный образ объекта, открывающегося человеку то  в  одной,
то в другой системе объективных связей. Представление об объекте включа-
ет в себя не только сходное в объектах, но и разные как бы грани его,  в
том числе и не "накладывающиеся" друг на друга, не находящиеся в отноше-
ниях структурного или функционального подобия.
   Диалектичны не только понятия, но и наши  чувственные  представления;
поэтому они и способны выполнять функцию, которая  не  сводится  к  роли
фиксированных эталонов-моделей, соотносящихся с воздействиями,  получае-
мыми рецепторами от единичных объектов. Как психический  образ  они  су-
ществуют неотделимо от деятельности субъекта, которую они  насыщают  бо-
гатством, аккумулированным в них, делают ее живой и творческой. * * * *
   *Проблема чувственных образов и представлений возникла перед психоло-
гией с первых же шагов ее развития. Вопрос о природе  наших  ощущений  и
восприятий не мог быть обойден ни одним психологическим направлением, из
какой бы философской основы оно ни исходило. Не удивительно поэтому, что
проблеме этой было посвящено огромное число работ - теоретических и экс-
периментальных. Их число продолжает быстро возрастать и в  наши  дни.  В
результате ряд отдельных вопросов оказался разработанным чрезвычайно де-
тально и был собран почти необозримый фактический материал. Несмотря  на
это, современная психология все еще далека от  возможности  создать  це-
лостную, не эклектическую концепцию восприятия,  охватывающую  различные
его уровни и механизмы. Особенно это относится  к  уровню  сознательного
восприятия.
   Новые в этом отношении перспективы открывает  внесение  в  психологию
категории психического отражения, научная продуктивность которой  сейчас
уже не требует доказательств. Категория эта, однако, не может быть взята
вне ее внутренней связи с другими основными  марксистскими  категориями.
Поэтому внесение категории отражения  в  научную  психологию  необходимо
требует перестройки всего категориального ее строя. Ближайшие  проблемы,
которые встают на этом пути, суть проблемы деятельности, проблема психо-
логии сознания, психологии личности. Их теоретическому анализу и  посвя-
щено дальнейшее изложение.

   Глава III
   ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ
   1. ДВА ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ - ДВЕ СХЕМЫ АНАЛИЗА
   Последние годы в советской психологии происходило ускоренное развитие
отдельных ее ветвей и прикладных исследований. В то же время теоретичес-
ким проблемам общей психологии уделялось гораздо меньше внимания. Вместе
с тем советская психология, формируясь  на  марксистско-ленинской  фило-
софской основе, выдвинула принципиально новый подход к психике и впервые
внесла  в  психологию  ряд  важнейших  категорий,  которые  нуждаются  в
дальнейшей разработке.
   Среди этих категорий важнейшее значение имеет категория деятельности.
Вспомним знаменитые тезисы К.Маркса о Фейербахе,  в  которых  говорится,
что главный недостаток прежнего метафизического материализма  состоял  в
том, что он рассматривал чувственность только в форме созерцания,  а  не
как человеческую деятельность, практику; что деятельная сторона, в  про-
тивоположность материализму, развивалась  идеализмом,  который,  однако,
понимал ее абстрактно, а не как действительную чувственную  деятельность
человека48.
   Именно так обстояло дело и во всей домарксистской  психологии.  Впро-
чем, и в современной психологии, которая развивается вне марксизма,  си-
туация остается прежней.
   Деятельность и в ней интерпретируется либо в  рамках  идеалистических
концепций, либо в естественнонаучных, материалистических по своей  общей
тенденции направлениях - как ответ  на  внешние  воздействия  пассивного
субъекта, обусловленный его  врожденной  организацией  и  научением.  Но
именно это и раскалывает психологию на естественнонаучную  и  психологию
как науку о духе, на психологию бихевиоральную и "менталистскую". Возни-
кающие в связи с этим в психологии кризисные явления сохраняются и  сей-
час; они только "ушли в глубину", стали выражаться в менее явных формах.
   Характерное для наших  дней  интенсивное  развитие  междисциплинарных
исследований, связывающих психологию с н