А.Н.Леонтьев
   "ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ.СОЗНАНИЕ.ЛИЧНОСТЬ"


   ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
   Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас
я не могу считать ее законченной - слишком  многое  осталось  в  ней  не
эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее  опубли-
ковать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.
   Попытки разобраться в методологических проблемах психологической нау-
ки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических  ориен-
тирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близоруки-
ми.
   Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях
кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и  ес-
тественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических
знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим  сам
предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая  необ-
ходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздают-
ся голоса, открыто призывающие в психологию "варягов": "придите и княжи-
те нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем  теоретическим  труд-
ностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное  ускорение  развития
психологических исследований - под прямым давлением требований жизни.  В
результате противоречие между громадностью фактического материала, скру-
пулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных  лаборатори-
ях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического  фундамента
еще более обострилось. Небрежение и скепсис  в  отношении  общей  теории
психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для сов-
ременной американской психологии (и не только для нее!), стали  барьером
на пути исследования капитальных психологических проблем.
   Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью,  выз-
ванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и амери-
канских направлений произвести в психологии  долгожданную  теоретическую
революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к
бочке с порохом; затем  стало  казаться,  что  не  бихевиоризм,  а  геш-
тальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психоло-
гическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский,  "атомис-
тический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдиз-
ма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая  позволяет
поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизнен-
ной. Другие буржуазно-психологические направления были,  пожалуй,  менее
претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклек-
тической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер -  психо-
логи, ищущие репутации "широких умов".
   По совершенно другому пути шло развитие советской психологической на-
уки.
   Методологическому  плюрализму  советские  психологи  противопоставили
единую  марксистско-ленинскую  методологию,  позволяющую  проникнуть   в
действительную природу психики, сознания человека. Начались  настойчивые
поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе  марк-
сизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой  ос-
нове положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конк-
ретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые  под-
ходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно  быстро  вы-
вести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высо-
кий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным  приз-
нанием в дореволюционной России. В  психологии  появились  новые  имена:
Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.
   Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы  -
борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против иде-
алистических и механистических, биологизаторских концепций,  выступавших
то в одном, то в другом обличье.  Развивая  линию,  противостоящую  этим
концепциям, нужно было вместе с  тем  избежать  научного  изоляционизма,
равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду
с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология  -  это  не  от-
дельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий
собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психо-
логии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология
выполняет идеологическую функцию, служит классовым  интересам  и  что  с
этим невозможно не считаться.
   Методологические и идеологические вопросы оставались в центре  внима-
ния советской психологии, особенно в первый период ее развития,  который
ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям  книг,
как "Мышление и речь" Л.С.Выготского и "Основы общей психологии" Л.С.Ру-
бинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие  годы  внимание  к
методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это,
конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше  обсуж-
даться или о них стали меньше писать. Я имею в  виду  другое:  известную
методологическую беспечность  многих  конкретно-психологических,  в  том
числе и прикладных, исследований.
   Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том,
что постепенно произошло нарушение внутренних связей  между  разработкой
философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся  иссле-
дований. Философским вопросам психологии (как и философской критике  за-
рубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг,
но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких  психологи-
ческих проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление  как
бы разветвленности: с одной стороны - сфера философской  психологической
проблематики, а с другой стороны - сфера специально психологических  ме-
тодологических вопросов, возникающих в  опыте  конкретных  исследований.
Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области
научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о  разработке  на
марксистской философской основе специальных проблем методологии психоло-
гии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мыс-
ли в ее, так сказать, "внутреннее хозяйство".
   Поясню свою мысль на примере одной  из  труднейших  проблем,  издавна
стоящих перед психологическим исследованием, - речь идет о проблеме свя-
зи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд  ли
нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и
что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологи-
ческими. Но что значит изучать их в единстве?  Для  конкретно-психологи-
ческого исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в  том,  что
никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологи-
ческих процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, ко-
торые возникают при таком прямом сближении, хорошо  известны:  либо  это
гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая  к  пониманию  психики
как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма
с вытекающим из него сведением психологии к физиологии;  либо,  наконец,
это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия,  кото-
рая допускает действие нематериальной психики на материальные  процессы,
протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения
попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие  все  те  же
альтернативы.
   Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для  психологии  со-
вершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что  психо-
лог должен постоянно иметь в виду работу  морфофизиологических  механиз-
мов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не  обраща-
ясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психо-
логическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и  их
констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь
дело с разными формами движения, но  это  необходимо  ставит  дальнейшую
проблему о тех содержательных переходах, которые связывают  между  собой
эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего  методологи-
ческой, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил,  в  ре-
зультаты, накопленные конкретными исследованиями  на  психологическом  и
физиологическом уровнях.
   На другой стороне, в сфере специально  психологической  проблематики,
внимание стало все более сосредоточиваться  на  тщательности  разработки
отдельных вопросов, на повышении технической вооруженности лабораторного
эксперимента, усовершенствовании статистического аппарата и на использо-
вании формальных языков. Конечно, без этого прогресс в психологии сейчас
попросту невозможен. Но очевидно и другое: что одного этого еще недоста-
точно. Необходимо, чтобы при этом частные задачи не заслоняли собой  бо-
лее общих, чтобы методика исследования не заслоняла собой его  методоло-
гию.
   Дело в том, что психолог-исследователь, взявшись за изучение конкрет-
ных вопросов, неизбежно продолжает наталкиваться на фундаментальные  ме-
тодологические проблемы психологической науки. Только они выступают  пе-
ред ним в скрытом своем выражении, так что решение  конкретных  вопросов
кажется от них не зависящим, требующим лишь умножения и уточнения  эмпи-
рических данных. Возникает иллюзия "деметодологизации" сферы  конкретных
исследований, что еще более усиливает впечатление размыкания  внутренних
связей между общетеоретическими марксистскими основаниями  психологичес-
кой науки и ее фактологией. В результате в системе психологических поня-
тий образуется своеобразный вакуум, в который стихийно втягиваются  кон-
цепции, порожденные взглядами, по существу чуждыми марксизму.
   Теоретическая, методологическая беззаботность иногда сказывается и  в
подходе к решению некоторых чисто прикладных психологических задач.  Она
проявляется прежде всего в попытках некритического применения в  практи-
ческих целях научно не обоснованных методических  средств.  Предпринимая
такого рода попытки, зачастую спекулируют на необходимости теснее связы-
вать психологию с актуальными задачами, которые выдвигаются  современным
этапом развития общества и научно-технической революцией. Наиболее  гру-
бым выражением таких попыток является практика бездумного  использования
психологических тестов, чаще всего импортируемых из США. Я говорю  здесь
об этом только потому, что развитие практики тестирования обнажает  один
из "механизмов", порождающих в психологии антиметодологические  установ-
ки.
   Тестами, как известно, называют краткие испытания, цель которых  сос-
тоит в том, чтобы обнаружить (а иногда и измерить) то или иное предвари-
тельно научно осмысленное свойство или процесс. Когда,  например,  стала
известна реакция лакмуса на кислоту, то появился тест "лакмусовой бумаж-
ки" - изменение ее цвета стало служить простейшим индикатором кислотнос-
ти или щелочности жидкости, смачивающей бумажку; изучение индивидуальных
особенностей восприятия цвета привело к созданию известных таблиц  Штил-
линга, которые по различаемости изображенных на них цифр позволяют  дос-
таточно надежно судить об отсутствии или наличии цветоаномалии  и  о  ее
характере. Такого рода тесты, широко используемые в самых различных  об-
ластях знания, можно назвать "понимающими" в том смысле, что они  опира-
ются на содержательное представление о зависимостях,  которые  связывают
между собой результаты тестирования с изучаемыми свойствами, состояниями
или процессами. Они не эмансипированы от науки и не подменяют собой  уг-
лубленные исследования.
   Принципиально иной характер имеют те тесты, которые  служат  способом
обойти трудности добывания подлинно научных психологических знаний.  Ти-
пичным образцом таких тестов являются тесты умственного развития.  В  их
основе лежит следующая процедура: прежде всего, допускается  существова-
ние некоего "психологического флогистона",  именуемого  интеллектуальной
одаренностью; далее изобретается ряд вопросов-задач, среди которых отби-
раются те, которые обладают наибольшей дифференцирующей силой, и из  них
составляется "тестовая батарея"; наконец,  на  основании  статистической
обработки результатов большого числа испытаний количество правильно  ре-
шаемых задач, включенных в такую батарею, соотносится с возрастом, расо-
вой или социальной принадлежностью испытуемых. Определенный  эмпирически
установленный процент решений принимается за единицу,  а  отклонение  от
него записывается в виде дроби, которая якобы  и  выражает  "интеллекту-
альный коэффициент", присущий данному индивиду или группе.
   Несостоятельность  методологии  такого  рода  тестов  очевидна.  Ведь
единственным критерием, на основании которого вводятся те или иные  тес-
товые задачи, является их валидность, т.  е.  степень  соответствия  ре-
зультатов их решения тем или иным косвенным  же  выражениям  тестируемых
психологических особенностей. Это и вызвало к жизни специальную психоло-
гическую дисциплину - так называемую тестологию. Нетрудно  увидеть,  что
за подобной трансформацией методической техники в  самостоятельную  дис-
циплину кроется не что иное,  как  подмена  теоретического  исследования
грубой прагматикой.
   Хочу ли я этим сказать, что от  психологических  тестов  нужно  отка-
заться? Нет, конечно. Я воспользовался примером давно дискредитировавших
себя тестов одаренности, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость серьез-
ного теоретического анализа даже и при решении таких  вопросов,  которые
на первый взгляд кажутся узкометодическими.
   Я остановился на тех трудностях, которые испытывает научная  психоло-
гия, и ничего не говорил о ее бесспорных и очень серьезных  достижениях.
Но именно осознание этих трудностей и составило, так сказать,  критичес-
кое содержание данной книги. Оно, однако, не является единственным  фун-
даментом, на который опираются развиваемые в ней позиции. К ним во  мно-
гом привел положительный опыт конкретно-психологических  исследований  -
как моих собственных, так и проведенных другими учеными. Результаты этих
исследований я постоянно имел в виду, хотя прямо  они  упоминаются  лишь
изредка, в качестве беглых иллюстраций; в  большинстве  же  случаев  они
вовсе оставались за пределами изложения. Последнее объясняется необходи-
мостью отказаться от длинных отступлений, чтобы сделать общую  авторскую
концепцию более наглядной и обозримой.
   По этой же причине книга не претендует и на то, чтобы дать обзор  на-
учной литературы по затрагиваемым вопросам. Многие  важные  и  известные
читателю работы в ней не цитируются, хотя и подразумеваются. Так как это
может создать неправильное впечатление, я должен подчеркнуть,  что  если
эти психологические работы и остались неназванными, то  этот  отнюдь  не
потому, что они, на мой взгляд, не заслуживают внимания. Не иначе обсто-
ит дело и с философско-историческими источниками: читатель без труда об-
наружит теоретические рассуждения, за которыми скрывается анализ некото-
рых прямо не называемых категорий домарксистской классической философии.
Все это - потери, восстановить которые можно только в новой,  совершенно
по-другому написанной большой книге. К сожалению,  такой  возможности  у
меня сейчас просто нет.
   Почти всякую теоретическую работу можно прочитать по-разному,  подчас
совершенно иначе, чем она представляется автору.  Поэтому  я  хочу  вос-
пользоваться возможностью сказать в предисловии о том, что на  страницах
этой книги является, на мой взгляд, главным.
   Я думаю, что главное в этой книге состоит  в  попытке  психологически
осмыслить категории, наиболее важные для  построения  целостной  системы
психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и  строе-
нии психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь инди-
видов. Это - категория предметной деятельности, категория сознания чело-
века и категория личности.
   Первая из них является не только исходной, но и важнейшей. В  советс-
кой психологии это положение высказывается  постоянно,  но  раскрывается
оно существенно по-разному. Центральный пункт, образующий как  бы  водо-
раздел между различным пониманием места категории деятельности,  состоит
в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие  пси-
хического отражения и его выражение, или же она рассматривается как про-
цесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия,  раздвоения  и
трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым  момен-
том собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих
позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в  форме
практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предпола-
гает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет  психоло-
гической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе,  чем  она  входит  в
предмет других наук.
   Иными словами, психологический анализ деятельности состоит,  с  точки
зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее  внутренних  психи-
ческих элементов для дальнейшего обособленного их  изучения,  а  в  том,
чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые  несут  в  себе
психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опос-
редствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною  по-
зиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психо-
логии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени  предс-
тавляется делом будущего.
   Еще более трудной в психологии  является  категория  сознания.  Общее
учение о сознании как высшей, специфически человеческой  форме  психики,
возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функциониро-
вание языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Зада-
ча же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограни-
чиваясь изучением явлений и процессов на поверхности  сознания,  проник-
нуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание  нужно  рассматри-
вать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его  об-
разы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое  движением
человеческой деятельности.
   Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию  сознания
как психологическую, а это значит понять те реальные  переходы,  которые
связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное созна-
ние, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного  ана-
лиза тех "образующих" индивидуального сознания, движение которых  харак-
теризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в ос-
новании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена  специ-
альная глава книги. Не мне, разумеется, судить о том, является  ли  этот
опыт удачным. Я хочу только обратить внимание читателя на то, что психо-
логическая "тайна сознания" остается закрытой для любого метода, за иск-
лючением метода, открытого Марксом, позволяющего демистифицировать  при-
роду сверхчувственных свойств общественных объектов, к которым принадле-
жит также и человек как субъект сознания.
   Наибольшие,  вероятно,  возражения  могут  вызвать  развиваемые  мной
взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения.  Я
думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизически-
ми культур-антропологическими концепциями личности  (как  и  с  теориями
двойной ее детерминации - биологической наследственностью  и  социальной
средой), которые наводняют сейчас  мировую  психологию.  Несовместимость
эта особенно видна при рассмотрении вопроса  о  природе  так  называемых
внутренних двигате