зраненные люди
все же сумели выбраться на берег. Каким образом ни один из них не был утащен
на дно, остается для меня загадкой  и по сей день  видно  Бог  действительно
бережет пьяниц.
  На   следующее  утро,  перейдя  реку,  мы  занялись  пострадавшими.  Их
состояние было ужасно: у одного начисто откушены  четыре  пальца на  руке, у
другого  изодрано в  клочья и буквально размочалено все  предплечье. К своим
ранам  они  отнеслись со  свойственным неграм апатичным  равнодушием,  в них
набилась  грязь, еще немного -  и началось бы нагноение. Я промыл, очистил и
перевязал  страшные следы крокодильих  зубов  и  затем занялся  вождем. Надо
сказать, что он переживал свою рану более эмоционально, чем остальные, и все
время возмущался, что им занимаются не в  первую  очередь.  Когда  перевязка
закончилась,  вождь,  видимо полагая, что я  изнемогаю  от благодарности  за
оказанную мне честь, попросил сделать ему какой-нибудь подарок.
  Похоже, что в селении Мкамбы вообще был сильно развит дух простодушного
стяжательства. Так, человек,  пришедший утром в лагерь звать нас на помощь и
затем проводивший обратно - мы еще не знали бродов в этом  месте  Руфиджи  -
потребовал  у  меня  плату за свои труды. Я  расплатился с ним,  но  не  тем
способом, каким  ему хотелось, и  наш провожатый удрал в деревню, держась за
щеку.
  К  моему удивлению, все участники  ночного побоища  поправились. Я  был
почти  уверен,  что  им не миновать  заражения крови,  но когда  через  пару
месяцев вернулся  в эти края,  застал Мкамбу и  его  собутыльников  в добром
здравии.
  Через несколько дней в лагерь прибыл  Мак-Нейл. Фридлендер отправился в
низовья Руфиджи, а мы решили  перебраться к  Лухембело - одному  из притоков
Руахи. Наш новый лагерь расположился у деревни вождя Мбатанги.
  Первые известия, которые мы здесь услышали, касались  леопарда-людоеда.
Страшный зверь навел ужас на всю округу, и многие  селения опустели - жители
бежали от  "пятнистой смерти". Уже  девять человек из деревни  Мбатанги были
убиты  леопардом.  Как  сейчас вижу старого вождя  сидя  на корточках  перед
хижиной он рассказывал:
  - "Бвана, леопард  очень, очень свиреп. Он лежит в засаде  у тропы,  по
которой женщины идут вечером  за водой,  и  когда видит, что их  не охраняет
вооруженный мужчина, прыгает сзади на  одну из них  и  хватает  ее. Если  же
кто-нибудь из  охотников сопровождает  женщин, зверь  не нападает.  Однажды,
леопард обознался: не заметив копья, он прыгнул на моего сына, вот на этого,
и уже вонзил в него зубы, но тут увидел, что  это мужчина, соскочил на землю
и убежал, хотя мой сын не  успел ударить его копьем". Парень,  о котором шла
речь,  стоял  рядом. Четыре страшных шрама  -  память  о  клыках  леопарда -
тянулись по его плечу и спине, подтверждая правдивость рассказа.
  - "Бвана, мы перепробовали все виды ловушек" - продолжал старик.
  - "Но зверь хитер, он не попадался ни разу".
  Я  попросил показать мне тропы, по которым  леопард  ходит  чаще всего.
Оказалось, что он почти всегда пользуется одной и  той же дорогой - высохшим
руслом маленькой речушки.  В  моем багаже имелся большой стальной  капкан, и
случай был самый  подходящий. Я установил капкан в русле, тщательно присыпал
его песком, положил сверху приманку и ушел,  заравнивая собственные следы. И
уже на второй день страшный  "чуи"  попал в ловушку. Это оказалась маленькая
старая  самка. Все  когти старой  дамы были стерты почти до  основания,  а в
пасти нехватало многих зубов.
  По случаю поимки леопарда в деревне устроили большой праздник.  Тропы в
джунглях вновь  стали безопасными, и Мбатанга разослал  по всем направлениям
гонцов  с радостной  вестью. Не  прошло и недели, как  в  покинутые  селения
вернулись жители.
  3 августа мы  с Мак-Нейлом  убили слона. Часть  мяса  взяли наши  люди,
часть  жители  деревни, но не меньше тонны оставалось на месте и должно было
стать  добычей хищных  зверей и птиц. По предложению Мак-Нейла  мы поставили
капкан  возле разлагающейся  туши,  ограничив подходы  колючим  кустарником.
Яростный визг и вопли, раздавшиеся около полуночи, известили нас, что капкан
сработал.  Мы напряженно  прислушивались,  пытаясь определить, кого поймали.
Мак-Нейл  считал,  что  это  лесная  свинья   -  они  при  случае  не  прочь
полакомиться  падалью  я  же думал,  что в капкан попалась  гиена.  Осталось
пойти и проверить, кто из нас прав. Тем временем звуки прекратились.
  Сделав  факелы  из  сухой  травы,  мы  отправились  к туше,  но даже  с
расстояния  в  несколько  метров не  могли разглядеть  свою добычу. Животное
вместе с капканом спряталось в  колючих  кустарниках,  которыми  мы завалили
останки слона,  и  прыгающий свет  факелов, хотя и придавал нам уверенность,
мало помогал  зрению. Мак-Нейл  продолжал  уверять,  что мы  поймали  лесную
свинью,  и даже  говорил, что  уже видит в кустах  ее белое брюхо.  Я сделал
несколько шагов вперед, услышал  легкий шорох, затем характерный  кашель - и
спас  свою жизнь  лишь прыжком в  сторону, побившим все прежние  рекорды: на
меня кинулся огромный леопард.
  Когда рассвело, мы вернулись с камерой и сделали несколько великолепных
снимков  особенно удался тот, где леопард рычит на стоящего неподалеку негра
(в  кадре  его не видно). Застрелив зверя, мы  увидели,  что капкан захватил
лишь два пальца левой передней лапы.
  На следующую ночь  в капкан  угодила большая  гиена,  но сумела удрать,
оставив в  железных  челюстях  переднюю лапу.  Мне  рассказывали, что бывали
случаи поимки трехногих гиен. Видно, даже потеря одной  конечности не делает
их более  осторожными.  Надо  заметить, что  гиены  вообще относятся к своим
лапам  со  спартанским  пренебрежением  и  почти  всегда, попав  в  ловушку,
предпочитают  отгрызть  одну,  чтобы  спасти остальные три. Львы и  леопарды
никогда не поступают подобным образом.
  Все  притоки Руахи и Руфиджи пересыхают в сухой сезон, так что в руслах
рек остаются лишь  отдельные ямы с водой, и  к этим ямам на водопой сходятся
все обитатели джунглей. Здесь можно встретить любую дичь, кроме слонов - они
сами роют  себе  колодцы. Для этого слон  опускается на колени  и разрыхляет
землю бивнями, а  затем вычерпывает ее хоботом.  Работа  ведется до тех пор,
пока  в  углубление  не  начнет  поступать грунтовая  вода. Готовые  колодцы
достигают  метровой   глубины.  Такое   удивительное  поведение  толстокожих
объясняется,  конечно, не  прихотью,  а здравым смыслом.  Дело в том, что  в
засушливый  период  естественные  водоемы  - ямы  и  пруды  -  кишат  всякой
живностью: мелкой  рыбешкой,  лягушками и,  что  особенно опасно для слонов,
пиявками. Набирая воду в одной  из ям, слон  неминуемо  прихватит  несколько
кровопийц   присосавшись  к   хоботу  изнутри,   они   обрекут  животное  на
невыносимые  муки.  Обезумев от  боли,  слон  колотит  хоботом  по деревьям,
нередко  до тех пор, пока  не оторвет его напрочь. Лишившись  этого жизненно
необходимого  для  него органа, животное  почти всегда погибает. Аналогичные
причины заставляют слонов бежать перед армиями сиафу - странствующих красных
муравьев.
  Здесь  было  очень много  буйволов.  Во  время охотничьих  прогулок  по
окрестностям  я часто встречал их -  то  поодиночке, то небольшими группами.
Однако, к счастью для буйволов, наш  лагерь в то время не нуждался в мясе, и
мы мирно расходились в разные стороны.
  Раньше я видел такое скопление этих  могучих зверей только в Анголе и в
районе озера  Бангвеоло.  Там, в деревне  Ассани,  мы однажды утром заметили
целое  стадо  буйволов,  которые  преспокойно  паслись  в  саду.  При  нашем
приближении животные,  не  торопясь,  двинулись прочь  и скрылись  в  густом
кустарнике.  Я последовал за  ними. Неожиданно  на тропу в двадцати шагах от
меня вышел старый бык, повернулся и замер в угрожающей позе. Я поднял ружье.
Буйвол опустил голову, готовясь к  молниеносной атаке, но 8мм  пуля  ударила
его  в  основание шеи.  Пробежав  несколько шагов, бык  свалился  и,  хрипло
заревев, испустил дух.
  В середине августа Мак-Нейл возвратился в  Мкалинзо,  чтобы упаковать и
отправить к побережью собранную им зоологическую коллекцию. В это же время в
лагерь  прибыл г.Энгель,  и  мы  вместе  с  ним  отправились на  Улангу.  Во
избежание недоразумений следует пояснить, что  в данном  случае одна и та же
река носит  разные названия на разных  участках:  от верховьев  до слияния с
Лувегу - Уланга, а дальше, до впадения в океан - Руфиджи.
  Мы разбили лагерь у деревни Рупия, и уже на  следующий  день разведчики
из местных жителей принесли радостную весть: они собственными глазами видели
стада слонов на небольшом острове посреди реки. Энгель остался в лагере, а я
вскочил на велосипед и  помчался  к берегу, где  поджидала  большая  лодка с
гребцами. Через  час  мы  высадились  на  острове.  Он был  покрыт густейшей
растительностью,  и  все  -  от деревьев до  слоновой травы - плотно заплели
вьюнки.  Эти  тропические эпифиты  с  виду  напоминают европейские  бобы, но
далеко не  столь  безобидны.  Созревшие  плоды легко  отрываются  и  покрыты
тонкими жесткими волосками, которые  впиваются в  кожу и жгут  хуже крапивы.
При расчесывании зуд только усиливается   единственное спасение  - вода.  Мы
шли сквозь  сплошные заросли по оставленному  слонами  туннелю, и все вокруг
было  густо усеяно жгучими плодами проклятых вьюнков, так что трудно описать
выпавшие нам  мучения. Мне приходилось особенно туго - я был, как  обычно, в
шортах и рубашке с короткими рукавами.
  Когда   мы  добрались  до  слонов,  ветер  уже  известил   их  о  нашем
присутствии, и животные заняли  круговую оборону.  С  какой бы стороны  я ни
подкрадывался  к  стаду, везде оказывалось одно и то же:  из  зелени  серыми
башнями поднимались могучие  головы с огромными настороженными ушами.  Здесь
было пять животных, все -  взрослые самцы. Стрелять слону в лоб рискованно -
даже  крупнокалиберная  пуля  нередко  рикошетирует.  Я  решил забраться  на
дерево, и  мне  удалось  беспрепятственно  осуществить этот  замысел.  Стадо
находилось не более чем в шестидесяти шагах, и  все слоны были видны как  на
ладони  лишь два из них обладали массивными полновесными бивнями.
  Раньше  я  всегда относился с  предубеждением  к  стрельбе  с деревьев.
Во-первых,  сверху  труднее поразить  убойные  места,  а  во-вторых,  отдача
тяжелого ружья может сбросить охотника на  землю - мне приходилось слышать о
таких случаях. Но сейчас  выбирать не приходилось.  Устроившись поудобнее, я
изо всех  сил обхватил  ногами  толстый сук и  поднял  винтовку. Грянуло два
выстрела,  и  оба старых слона один за другим рухнули на колени   остальные,
труся, бросились  бежать в разные стороны.  Прицел оказался настолько точен,
что мне не пришлось больше тратить ни одной пули.
  Вернувшись в деревню, я велел людям дождаться, пока три уцелевших слона
уйдут с острова,  и  затем  отправляться за мясом. Скоро по  реке потянулись
флотилии лодок.
  Поголовье   бегемотов  на  берегах   Уланги  не  достигает  и  половины
количества, виденного  мной на Руахе  об  этом позаботилась  топографическая
экспедиция.  Места  ее  стоянок были легко определимы  по грудам  бегемотьих
черепов с выломанными клыками.
  Двигаясь  вдоль реки, мы  дошли до форта Маханге, сооруженного в 1899г.
Здесь  нас ожидал  очень  приятный  сюрприз. Дело в том, что в  окрестностях
форта - он расположен на гребне узкого горного  хребта - прекрасно вызревают
европейские  овощи, и  благодаря любезности  лейтенанта Зиделя  мы ежедневно
получали к столу несколько огромных кочанов чудесной капусты.
  С большим  сожалением расставшись с этим  гастрономическим  оазисом, мы
отправились  дальше, к большому селению Ифакара, раскинувшемуся на  берегу в
окружении полей и садов. Это необычайно плодородная область. Здесь прекрасно
растет  все  - овощи, фрукты,  рис,  не  говоря уже о  бананах  и  кокосовых
пальмах.
  В районе  Ифакары  было много слонов - их  всегда  привлекают банановые
рощи.  Взгляд  толстокожих  на  пищевую   ценность   бананов  противоположен
человеческому:  слонам  больше всего нравятся  сладковатые  корни  растения.
Поскольку в этой местности уже давно никто не охотился, животные стали очень
дерзкими, особенно по ночам. Нередко слоны приходили на  банановые плантации
даже во время  деревенских  праздников  и преспокойно  кормились, не обращая
внимания  на бой барабанов, огонь и  людские голоса в  сотне метров от  них.
Выдергивая молодые  деревца (хотя  банан -  это,  собственно,  не дерево,  а
трава),  гиганты лакомились  сочными корнями   не обходили  они  вниманием и
сладкий картофель  -  обнаружив посадки, слоны  вспахивали  грядки  бивнями,
затем подбирали клубни и угощались, аккуратно стряхнув налипшую землю.
  Жители  Ифакары  обрадовались  нашему приходу и просили о помощи,  ведь
если не удастся отвадить слонов,  урожай обречен. Вечером, отослав в деревню
всех  людей, кроме оруженосцев, мы с Энгелем расположились в банановой роще.
После ужина прилегли  на походные кровати, поставив в изголовье ружья  мушки
ружей  были  заранее обернуты блестящим белым  коленкором.  Это должно  было
облегчить стрельбу при лунном свете.  Конечно,  в  темноте  невозможно точно
прицелиться, но  все  же такое ухищрение позволяло хоть  как-то пользоваться
прицелом.
  Днем мы организовали цепочку  наблюдательных постов  вокруг  деревни, и
первому,  кто  сообщит  о приближении  слонов, был  обещан  "бакшиш".  Такая
система  уже  не раз доказала  свою  эффективность,  и теперь нам оставалось
только курить и ждать.
  Около  9  часов послышались  быстрые шаги и  из темноты  возник один из
наших разведчиков.
  - Бвана, слоны близко, они еще  не вышли из  леса, но мы  слышим треск.
Вам  лучше побыть здесь еще  немного - когда мы увидим, куда  они  пошли,  я
прибегу и скажу вам.
  Я поблагодарил парнишку, спросил его имя, чтобы утром вручить обещанную
премию, и он помчался обратно.
  Снова  потянулись минуты  ожидания. Мы  напряженно  прислушивались  оба
волновались,  и  разговор не  клеился. Даже треск уголька в костре заставлял
вздрагивать  -  чудилось,  что  это  хрустнула  ветка  под  тяжестью  серого
исполина. Но вот  наконец  явственный топот босых ног по тропинке,  и до нас
донесся шепот:
  - Бвана, можно идти.
  Мы  схватили  винтовки  и,   соблюдая   полную  тишину,   двинулись  за
проводником. Все  вокруг -  рощи,  сжатые  поля,  пустые хижины  -  казалось
призрачным и нереальным в свете луны  расстояния  искажались, и это  внушало
дополнительные опасения.
  Вскоре мы  вышли в высокую траву   длинные  узкие  листья смыкались над
головой, закрывая звезды. Видимость не превышала метра, и у всех была одна и
та же мысль: что будет, если стебли внезапно раздвинутся  и прямо перед нами
встанет огромный противник, готовый к бою? Не один я вздохнул с облегчением,
выйдя на открытое пространство.
  Мы остановились возле маленькой брошенной деревушки на краю поля. Через
несколько минут со стороны травяных зарослей донесся мерный, негромкий шорох
- это шли  слоны, но  мы их не видели. Животные так и не  показались - то ли
почуяли людей,  то  ли отправились пастись в другое место.  Тихо ругаясь, мы
вернулись в свою рощу и одетые улеглись на кроватях.
  - Ну, сегодня они уже не  придут, - со вздохом заметил Энгель, на что я
ответил:
  - Иншаллах! - и вскоре заснул.
  Около  полуночи меня  разбудили  взволнованные приглушенные  голоса   я
уловил  неоднократно  повторявшееся  слово  "тембо".  Так  и  есть  -  слоны
появились вновь, теперь с другой стороны, и уже занялись бананами. Сообщение
принес  гонец со  сторожевого  поста  в соседней  роще.  Протирая глаза,  мы
поспешили за  ним. К счастью,  в  этот  раз путь шел  по открытой местности.
Приблизившись к плантациям, мы остановились. Вокруг было тихо. Подозвав двух
местных жителей, знавших  тут каждую кочку,  я  велел им  обойти рощу  чтобы
проверить, не ушли ли слоны. Крадучись, люди  пошли вперед и скоро исчезли в
тени деревьев.
  Поднимался свежий ночной ветерок, и мы начали мерзнуть, да и  усталость
брала свое. Было уже ясно, что животные успели уйти дальше. Когда  на другом
конце поля на  миг  послышался  шорох  сухих  кукурузных  стеблей, я  шепнул
Энгелю, что наши разведчики возвращаются несолоно хлебавши.
  И в тот же миг -  я с  трудом верил своим  глазам, таким  невероятным и
захватывающим оказалось это зрелище  -  на  серебристом  фоне жнивья  возник
огромный черный силуэт.  Лунный свет струился  по длинным изогнутым  бивням.
Один  за другим, бесшумно, как призраки, шли за вожаком по полю  еще  четыре
слона. Они направлялись к нам.
  Мы  кинулись  в  сторону и укрылись за покосившейся плетеной изгородью,
где и притаились, стараясь не издавать ни звука. Одним движением хобота слон
мог бы смести наше хлипкое прикрытие и нас вместе с ним.
  Дойдя  до  места,  где  мы  только  что   были,   слоны   остановились,
почувствовав  запах людей. Мы  сидели в десяти метрах со вскинутыми ружьями,
но я не хотел стрелять, поскольку животные  стояли слишком тесной группой, и
большой слон  был закрыт от меня другим, поменьше. Но вот вожак  сделал  шаг
вперед, и  в ночной  тишине  прогремели два  выстрела. Слоны  повернулись  и
отступили в тень, скрывшись  между бананами. Прошла  томительно  напряженная
минута.  Я  думал, что  раненный  вожак собирает силы  для  атаки  и  сейчас
старается поточнее определить наше местонахождение. Однако я  ошибся. Старый
самец  пересек  рощу  и вновь  вышел  на поле  вновь на фоне неправдоподобно
огромного черного  тела сверкнули в лунном свете белые бивни. Мы  опять дали
залп, и слон, по-прежнему безмолвно(беззвучно), опустился  на землю и больше
не шевелился.
  Так  я убил своего последнего  слона в Восточной  Африке. Это произошло
ночью 1 октября 1909г., в 12 часов 40 минут.
  Мы провели в  Ифакаре еще  несколько дней - не хотелось расставаться  с
этим краем, "текущим молоком и медом"  без всякого  преувеличения.  Давно мы
так не роскошествовали. Здесь было  все: бананы и ананасы, папайи и гуайявы,
гранаты, апельсины  и  кокосовые  орехи.  Стоило лишь протянуть  руку, чтобы
сорвать  приглянувшийся  плод. А воды Уланги изобиловали рыбой, и для многих
жителей рыболовство издавна было основным  источником  существования. Каждый
день нам приносили  "мбереге" -  большущую  серебристую  рыбину, похожую  на
карпа, с удивительно тонким и нежным вкусом.
  Все же надо было возвращаться на побережье, и мы пошли, не торопясь, по
течению реки. Стада антилоп по-прежнему бродили по берегам, а за травоядными
следовали хищники.
  На  Уланге я убил  своего первого и единственного льва.  Это был весьма
крупный экземпляр, правда, к сожалению, с не очень большой гривой.
  Лев  только что  загрыз  бородавочника, и довольное ворчание выдало мне
его  присутствие. Первым выстрелом  я ранил  его в плечо. Он упал, но тут же
вскочил и бросился  ко мне  когда нас разделяло около двадцати метров, зверь
прыгнул.  Я отчетливо видел огромные когти на вытянутых вперед могучих лапах
с  растопыренными  пальцами. Но  лев поспешил с первым  прыжком - расстояние
было слишком  велико. Прежде  чем  он  успел  сделать  второй,  тяжелая пуля
ударила его в нижнюю челюсть и навылет прошла через голову.
  Мы  миновали  заброшенный  пост Уланга.  Он уже почти  развалился, и  в
целости было только кладбище. Здесь в течение года умерло пять европейцев из
шести,  составлявших первоначальный персонал   всех  их  скосила  лихорадка.
Только  после  этого  администрация  пришла  к  выводу,  что  климат  данной
местности нездоров, и распорядилась закрыть пост.
  Вскоре я  опять встретился со  львами.  Наш  лагерь был у реки.  Кругом
расстилалась  ровная  высохшая  саванна,  и лишь неподалеку стояла небольшая
рощица - несколько мимоз и акаций среди высокой травы. Там находился пруд, и
к нему приходили на водопой антилопы, привлеченные тенью.
  Как-то в полдень я ув