Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
ься
совсем иначе, и если бы отношения белых с авемба направлялись менее опытными
и твердыми руками, здесь возникло бы не меньше трудностей, чем с матабеле -
на юге.
Внешне авемба сохранили все характерные черты зулусов. Это люди
могучего сложения, с темно-бронзовой кожей и не слишком негроидным типом
лица. С окончанием межплеменных войн их энергия в основном сосредоточилась
на охоте, но поскольку администрация бдительно следит, чтобы к авемба не
попадало огнестрельное оружие, они нередко идут на службу в караваны
европейцев. Это дает им возможность охотиться на слонов, хотя и на вторых
ролях.
В прошлом племенем деспотически управляли великие вожди имена двух
последних - Мамба и Читумакулу. Основным инструментом власти была
невероятная жестокость, проявлявшаяся при малейших признаках ослушания, а
иногда и без оных. Так, например, каждый вождь держал собственную хоровую
капеллу (авемба - очень музыкальный народ). Когда владыка замечал среди
своих подданных человека с красивым голосом, то немедленно приказывал взять
его в число певцов. Затем с новичком заключался своеобразный "контракт": ему
выкалывали глаза. это операция, не влияя на голосовые связки, гарантировала
пожизненное пребывание несчастного на новой должности - убежав, он бы умер с
голоду. Иногда певцам, в виде особой милости, сохраняли зрение и всего лишь
отрубали пальцы рук.
Нередко казни устраивали в профилактических целях. когда Читумакулу
казалось, что где-то зреет недовольство, он приказывал схватить там
несколько первых попавшихся людей. Их убивали или, искалечив, отпускали
обратно - просто чтобы показать, кто остается хозяином страны и всех живущих
в ней.
Но самая страшная участь ждала того, кто осмеливался посягнуть на
святая святых - гарем вождя. Я видел старика, уличенного когда-то в
преступной связи с одной из бесчисленных жен Читумакулу. У этого несчастного
отсутствовали уши, нос, губы и кисти обеих рук. Кроме того, он был
кастрирован. А женщине в подобных случаях отрезали груди.
Вожди авемба обычно не унижались до того, чтобы ходить пешком. Даже в
пределах собственной деревни черный властелин передвигался на носилках. В
путешествиях вождя, кроме охраны, сопровождала домашняя челядь, и в том
числе ослепленные певцы.
По обычаям племени, глава каждого рода рано или поздно должен был
основать новую деревню, в которой, естественно, становился старейшиной. Этим
достигалось заселение завоеванных территорий и, таким образом, постоянное
расширение пределов власти великого вождя.
Надо заметить, что авемба - это единственное мне племя, где принято
соблюдать траур по покойнику. После смерти одного из членов семьи остальные
в течение месяца носят темно-серую повязку из древесной коры.
Смерть великого вождя отмечалась тризной с многочисленными
человеческими жертвоприношениями. Владыку погребали в сидячем положении,
закутанным в набальзамированные покрывала. у ног его клали тела убитых - их
души должны были служить вождю в загробном мире.
После кончины последнего из вождей произошла любопытная история. некий
патер из миссии Каямби, возле Кассамы, попытался установить в Авембаленде
что-то вроде теократического правления. Он объявил себя верховным владыкой и
Божьим помазанником, а всю страну - собственностью миссии. В своих
притязаниях святой отец опирался на поддержку новообращенных членов племени.
История грозила обернуться большим скандалом, но, к счастью, в это время в
Аберкорне еще находился Маккиннон. Действуя, как всегда, спокойно и быстро,
он явился в Кассаму, утихомирил не по разуму усердного миссионера и, не
прибегая к насилию, восстановил порядок в окрестностях.
Отправив из Кассамы посыльного на телеграфную станцию в Аберкорне, я
слег в постель - снова начиналась лихорадка. Через пару дней мне полегчало,
и одновременно пришел ответ, что заказанные грузы еще не получены. Я решил
вернуться в Луитикишу, в лагерь Хэмминга.
Октябрь 1907 года я провел частью в зарослях, скрадывая антилоп, частью
в Луэне, под гостеприимным кровом Осборна. Как-то раз его посетил один
бельгиец, представитель "Концессии Катанга", горевший желанием посвятить
свой отпуск охоте на крупную дичь. Это был очень живой и говорливый
господин. Мы слушали его и поддакивали, пока он не упомянул о своем
намерении поохотиться на слона, вооружившись лишь браунингом - дескать,
мишень велика, промахнуться невозможно. Другое дело птицы: тут уж не
обойтись без ружья.
Осборн поперхнулся пивом и отчаянно закашлялся, а я осторожно
поинтересовался, видел ли мсье Р. африканского слона - живым или мертвым? -
"Конечно", - с энтузиазмом отвечал мой собеседник. - "Я внимательно осмотрел
слона, издохшего в Антверпенском зоопарке." Мне осталось лишь умолкнуть и
поскорее откланяться.
27 октября мы впервые в жизни испытали землетрясение. Около полудня
внезапно поднялся ветер, через пару минут превратившийся в ураган. к
завыванию ветра присоединился глухой, низкий гул - казалось, он доносится со
всех сторон, потом задребезжали стаканы на столе, и мы бросились вон из
дома, сообразив наконец, что происходит. Небо от горизонта до горизонта
затянула черная мгла земля под ногами тряслась мелкой, частой дрожью. Это
продолжалось всего несколько секунд, но произвело достаточно сильное
впечатление. Через полчаса после землетрясение солнце уже сияло, как прежде.
Хэмминг все еще не использовал свое лицензионное право на отстрел двух
слонов, и я задумал отправиться вместе с ним и попробовать принести ему
удачу. Поначалу мой друг отнесся к этому предложению без восторга,
заподозрив меня в недоверии к его охотничьим способностям, но в конце концов
согласился. Все прошло как по маслу. Уже на второй день мы нашли следы, а к
исходу третьего дня уложили двух отличных самцов. Куда больше переживаний,
чем сама охота, доставил нам эпизод, в котором главным действующими лицами
были Хэмминг и слонихи.
Следуя за стадом, мы обнаружили, что слишком оторвались от носильщиков.
Подобное положение опасно, так как после выстрела испуганные животные,
убегая, могут наткнуться на безоружных людей. решив подождать, мы улеглись в
тени под деревом. день был очень жаркий, и всех клонило в сон. Но не успел я
задремать, как был разбужен громким утробным бурчанием. Приоткрыв глаза, я
посмотрел на Хэмминга - он сидел, уставившись в одну точку, а рядом спали
наши оруженосцы.
"Чем без толку глазеть по сторонам, лучше угомонили бы свой желудок, -
вяло произнес я, удрученный прерванным сном. - Вот я, например, сохраняю
тишину, хотя и голоден не меньше вашего."
"Отстаньте от моего желудка. Он здесь ни при чем... Внимание, тембо!!"
- с этими словами мой друг вскочил и бросился к ближайшему дереву. И
действительно, в пятнадцати метрах от нас заросли раздвинулись и показались
пять огромных силуэтов - но, как назло, одни слонихи.
Я немного замешкался, расталкивая пинками оруженосцев. Надо отдать им
должное - продрав глаза, они не издали ни звука и через пару секунд уже
сидели на ветвях в нескольких метрах от земли.
Слонихи направлялись прямо к Хэммингу. Не было сомнения, что
поравнявшись с деревцем, за которым спрятался мой друг, они увидят его, а
менять укрытие уже поздно. Я поднял ружье, собираясь для начала выстрелить в
воздух, и как раз в этот момент Хэмминг пронзительно свистнул. Слонихи
остановились. Десять громадных ушей быстро задвигались, определяя
направление звука, а хоботы взмыли вверх. Но возникшее напряжение тут же
разрешилось самым невероятным образом. Побагровевший от гнева Хэмминг
выскочил из-за дерева и заорал: "Убирайтесь, сукины дочки! Какого
дьявола!.."
Потрясенные такой грубостью со стороны английского офицера и
джентльмена, все пять толстокожих дам, как по команде, повернулись кругом и
удалились мелкими шажками, возмущенно задрав хвосты. это выглядело до того
забавно, что даже наши оруженосцы, соскользнув с деревьев, распластались на
траве, корчась от смеха. Ни они, ни слонихи не знали английского языка, но
все было понятно без перевода.
Вернувшись в Кассаму, мы простились с друзьями и продолжили путь на
восток. Рождество нам удалось встретить под кровом, на ферме Скоттсдейл.
Несколько дней мы провели в окрестностях фермы, охотясь в долине Лоангвы.
Здесь произошла моя первая встреча со знаменитым родезийским охотником
Мак-Нейлом - он решил проводить нас до Каронги.
На Лоангве обитает немногочисленное лесное племя вассенга. Ни
земледелием, ни скотоводством они не занимаются, добывая пропитание охотой и
сбором диких плодов. Зажатые между гораздо более сильными и воинственными
народами - авемба на севере и вангони на юге - люди вассенга издавна влачат
весьма жалкое существование, являясь для соседей постоянным источником рабов
и наложниц.
Дичь, хотя и встречалась не очень часто, была исключительно
разнообразной. За две недели мне удалось добыть не меньше пятнадцати
различных видов антилоп, включая большого куду. Кроме того, здесь водились
буйволы, носороги и слоны.
Начались дожди, и надо было спешить. местность на пути к Каронге
довольно холмистая, и последний десяток миль дался нам с большим трудом. С
неба низвергался холодный ливень, ручьи вышли из берегов, превратившись в
бурлящие грязевые потоки, и мы почти вслепую карабкались по крутым глинистым
берегам. Люди оступались и падали в воду, и лишь мысль о близком отдыхе в
тепле и под крышей придавала сил и заставляла идти вперед. Наконец, уже
вечером, впереди мелькнули огни, и за пеленой дождя проступили очертания
старинных стена Каронги. Когда-то она была крепостью арабских купцов, одним
из бастионов мусульманской экспансии в Центральной Африке. Через полчаса,
разместив носильщиков, мы уже потягивали виски с содовой в кругу новых
друзей - комиссара Пальмера, капитана Харди и мистера Росса, владельца
ближайшей фактории. В тот уютный вечер трудно было предположить, что двоим
из шести человек, собравшихся за столом, предстоит в скором времени
переселиться в "леса счастливой охоты".
Глава XII
В Германской Восточной Африке
В Каронге мы задержались на неделю. отдыхая перед вылазкой в глубь
Германской Восточной Африки. Заказанное в Лондоне снаряжение еще не прибыло,
но нас выручил Росс, вызвавшийся быть нашим уполномоченным агентом. С
благодарностью переложив на него все заботы, связанные с перепиской и
получением грузов, восемнадцатого января мы простились с друзьями и
выступили из Каронги.
Пальмеру хотелось развлечь нас зрелищем туземной охоты на бегемотов, но
это не удалось по очень своеобразной причине. Дело в том, что люди племени
ванконде, живущие на берегах озера Ньяса, отличаются - даже от всех других
племен - совершенно несравненной, непобедимой ленью. Ни уговоры, ни плата не
в состоянии заставить ванконде заняться чем-либо, кроме того, чего им
хочется в данную минуту. Носильщики из этого племени, нанятые неопытным
путешественником, очень быстро доводят его до исступления и
умопомешательства - выедь помимо феноменальной лени, они просто не умеют
ходить. Это следует понимать буквально: подобно многим приморским жителям,
люди ванконде передвигаются в основном по воде, на каноэ, и пешая ходьба для
них - дело непривычное и утомительно. Впрочем, лень и сибаритские
наклонности ванконде легко объяснимы. Они живут в благодатном краю с очень
плодородной землей и сравнительно мягким климатом. Не требующие ухода
банановые рощи окружают каждую деревню на прибрежных холмах пасутся стада
коров. Здесь не нужно ни сеять, ни жать, чтобы добыть пропитание - все само
валится в рот. К тому же основная (и любимая) пище ванконде - бананы и
молоко. Будучи вынужденными изменить рацион, они быстро слабеют и даже
заболевают.
Как и масхукулумбве, ванконде предпочитают не пользоваться никакой
одеждой. Обнаженными ходят дети и взрослые, мужчины и женщины. Но надо
сказать, что селения их выглядят опрятными и ухоженными.
Страна вокруг богата дичью, но ванконде охотятся только на бегемотов -
это позволяет добыть много мяса при сравнительно небольшой затрате сил и
времени. Охота происходит следующим образом.
Несколько лодок, в каждой из которых по пять-шесть человек, осторожно
подплывают к стаду. Бегемоты чаще всего собираются на отмелях или в теплой
воде маленьких бухт. Приблизившись, охотники поднимают шум - кричат, бьют в
барабаны, хлопают по воде. Испуганные животные ныряют в озеро и кидаются в
рассыпную. Этого и добиваются люди - ведь атаковать бегемотов, пока они
вместе, очень опасно. Наметив одного, лодки бросаются в погоню. Теперь на
носу каждого каноэ стоит кто-нибудь из охотников, вооруженный гарпуном,
вроде тех, что применяются на китобойных судах, с привязанной к древку
прочной веревкой. когда бегемот оказывается в трех-четырех метрах, в него
летят гарпуны. Несчастный зверь мечется, волоча за собой лодки, но скоро
ослабевает от потери крови, и его добивают длинными тяжелыми копьями. Затем
добычу буксируют к берегу и разделывают. теперь все селение - несколько
сотен человек - пару дней будет объедаться мясом.
Сами бегемоты почти никогда не нападают на людей, но, будучи ранеными,
способны к яростной обороне. Я видел лодки, выглядевшие так, словно часть их
трехсантиметрового борта грубо вырублена большим топором. Нередко такие же
провалы зияли в днищах, толщина которых вдвое больше. Это следы огромных
передних зубов и могучих челюстей бегемота. Но на руку охотникам играет то
обстоятельство, что зверь, потопив каноэ, обычно не обращает внимания на
барахтающихся в воде людей. Видимо, в его мозгу не укладывается мысль, что
столь мелкие существа сумели причинить ему вред, и он рассматривает в
качестве достойного противника только лодку. Бесспорно, такая охота была бы
интересным и волнующим зрелищем, но увы! Как раз во время нашего пребывания
в Каронге ванконде не имели желания охотиться на бегемотов, и все старания
резидента остались безрезультатными.
Впадающая в озера река Зонгве образует естественную границу между
Германской Восточной Африкой и британским Ньясалендом. Здесь еще сохранилось
здание поста Зонгве, необитаемое уже несколько лет. Мы остановились на
ночлег рядом с ним. Ночевать внутри было бы слишком рискованно, и мы
предпочли, несмотря на дождливый сезон, провести ночь под открытым небом.
дело в том, что в тростниковых крышах покинутых домов, как правило, обитают
целые полчища знаменитых "папази" - клещей, чей укус вызывает перемежающуюся
лихорадку. симптомы этой болезни похожи на малярию, но хинин и другие
лекарства бессильны против нее. Однажды попав в кровь, возбудитель болезни
живет годами, и человек, подхвативший перемежающуюся лихорадку, время от
времени валится в очередном приступе, причем каждый последующий тяжелее
предыдущего. Хуже всего, что болезнь дает осложнения, поражающие различные
органы: такова, например, "танганьикская слепота" - потеря зрения, вызванная
перемежающейся лихорадкой.
Наша предосторожность была вполне оправданна. Вечером, зайдя осмотреть
станцию, при свете карманного фонаря я сам увидел множество клещей. Эти
мерзкие безглазые твари, похожие на клопов, активизируются с наступлением
темноты и выползают в поисках добычи.
Мы провели трудную ночь - весь день шел дождь, и негде было набрать
сухой травы для постелей. Поднявшись с восходом, мы простились с "постом
клещей" и к десяти часам уже подходили к Муэйя, не встретив по дороге
никого, кроме нескольких бегемотов.
Муэйя - типичная восточноафриканская деревушка, населенная неграми и
арабами. Течение жизни определяют базар и мечеть. Не успев толком
осмотреться, мы угодили в лапы местной администрации, и хотя приняли нас
довольно любезно, здесь в полной мере проявился немецкий бюрократизм. Все
было обставлено серьезно и внушительно. По песчаной улице перед зданием
инспекции расхаживал чернокожий полицейский: красный шарф свидетельствовал о
его высоком звании. Наши ружья и боеприпасы торжественно опечатали и
отправили в Нойлангенбург, административный центр округа - там, после уплаты
въездной пошлины, выдавались разрешения на охоту.
Решив дать отдых ногам, мы купили у одного сомалийца пару мулов. Эти
белые мулы выглядели весьма почтенными животными, и с их морд не сходило
выражение грустной покорности. Но сколько внутреннего жара скрывалось под их
флегматичной внешностью! Они отстаивали свои убеждения с упорством
средневековых еретиков. Мул Хэмминга отличался особенным злонравием.
Временами, без всяких видимых причин, он неожиданно останавливался как
вкопанный седло съезжало ему на шею, и мой друг летел на землю. И все
время, пока он сидел в траве, потирая ушибы и изрыгая проклятия, мул смотрел
на него с тем же смиренно-скорбным выражением. Моя скотина была немногим
лучше, но все же я был рад, что приобрел ее - сказывалась привитая с юности
любовь к седлу. Как всякий кавалерист, я считаю, что лучше плохо ездить, чем
хорошо ходить.
От Муэйя до Нойлангенбурга проложено отличное шоссе. Единственную
трудность представляла переправа всего каравана через Мпаку - строительство
моста, уже поглотившее огромные средства, еще не завершилось, а ежегодные
наводнения успешно сводили на нет усилия рабочих и инженеров.
На следующее утро мы были в Нойлангенбурге, где нас радушно принял
начальник округа.
Город расположен довольно высоко, и по ночам мы с непривычки мерзли. В
остальном он не представляет ничего примечательного. Неприятной чертой,
бросавшейся в глаза, являлся принцип расовой обособленности - деление на
черных и белых пронизывало все сферы жизни. Мне, проведшему пять лет в
африканском буше, было трудновато привыкнуть к этому, а также к духу наживы,
сильно заметному в речах и поведении белых жителей города.
Накануне нашего прибытия на площади состоялась публичная казнь.
Осужденного повесили за убийство. Я не любитель подобных зрелищ, но надо
признать, что они производят, в общем, благотворное действие на туземцев и
способствует установлению более мирной и спокойной жизни в сельских районах.
Все смертные приговоры вступают в силу лишь после утверждения губернатором в
Дар-эс-Саламе.
Мы покинули Нойлангенбург восьмого января и, пройдя всего несколько
километров, становились переночевать в немецкой католической миссии у
подножия горы Рунгве - до меня доходили слухи о замеченных в этих местах
стадах слонов. Сведения не подтвердились, но мы повели очень приятный вечер.
Обстановка в миссии так живо напоминала Германию, что я как бы перенесся на
четыре тысячи миль на северо-запад. Впечатление усиливалось еще и тем, что
из-за высокогорного климата погода последних дней очень походила на
европейскую весну.
Наутро, подгоняемые холодом, мы двинулись дальше, и через два дня перед
нами открылась долина Уссангу. После осторожного спуска, занявшего несколько
часов, наш караван снова очутился в тропиках.
В тот вечер мы разбили лагерь на берегу ручья, неподалеку от деревни
Мерере-младшего, племянника главы племени вассангу, старого "султана"
Мерере, умершего в 1906 г. Говорили, что он был отравлен.
Ночью не обошлось без переполоха. Я забыл упомянуть, что еще до прихода
в Каронгу Бобзи одарила