лось солнце, и его лучи упали на ледник  в
первый раз за всю  эту  весну,  вернее,  за  раннее  лето.  Солнце  осветило
расщелину во льду, и Ви различил Спящего лучше,  чем  ему  случалось  видеть
бога до сих пор.
     Поистине, Спящий был  огромен.  А  вот  позади  него  находилось  нечто
подобное человеку, какой-то смутный образ, о котором Ви много раз слыхал, но
которого до сих пор никогда не видал. А может быть, всего лишь тень?  Ничего
наверняка Ви сказать не мог, потому что  как  раз  в  это  мгновение  солнце
скрылось за облаком, и неясный образ исчез.


x x x

     Ви терпеливо стал ждать, пока облако пройдет.
     Ему повезло, что он задержался.  Как  раз  в  то  мгновение,  когда  он
подумал было о том, чтобы вернуться вниз, огромная каменная глыба, лежавшая,
очевидно,  на  самом  гребне  ледника,  отделилась  от  своего   подтаявшего
основания и, грохоча, понеслась вниз по глетчеру,  перескочила  через  Ви  и
упала в то самое место, на котором он только что стоял. Упала, оставила  яму
в промерзлой земле, в порошок растерла волчью голову и  помчалась  дальше  к
побережью.
     - Спящий охранял меня, - пробормотал Ви, оборачиваясь, чтобы посмотреть
вслед несущейся скале. - Останься я там, где стоял, я был бы растерт так  же
в порошок, как и волчья голова.
     Затем он внезапно вспомнил, что скала - камень. И  что  камень  упал  в
ответ на его молитву, что упавший камень - знак, которого он  ожидал.  Тогда
он торопливо ушел прочь, дабы не свалился еще камень и не  раздавил  бы  его
самого.
     Пробежав несколько часов по склону ледника, он добрался до ниши в  горе
и сел, зная, что здесь он в полной безопасности. Ви задумался, вспоминая:
     - О чем это я спрашивал богов? Если камень упадет, я  должен  биться  с
Хенгой, или если камень упадет, я не должен биться с ним?
     Вдруг он вспомнил  все.  Понятно,  он  должен  биться.  И  Аака  всегда
подбивала его биться; и холод пробежал по всему его телу. Легко  говорить  о
битве с этим яростным великаном,  но  сразиться  с  ним  -  дело  совсем  не
простое. Но боги сказали свое слово, и он не смеет не повиноваться  приказу,
о котором сам просил. И, наверное, боги, спасшие его  жизнь  от  скатившейся
каменной глыбы, тем самым хотели показать  ему,  что  Хенгу  он  одолеет.  А
впрочем, может быть, боги хотели сохранить ему  жизнь  только  затем,  чтобы
Хенга ради их удовольствия разорвал его в клочья. Ведь боги любят кровь. Они
жестоки. И затем, ведь их боги - боги зла, и потому им, должно быть, приятно
будет даровать победу злому человеку.
     На все эти вопросы Ви ответить не  мог.  Поэтому  поднялся  и  медленно
пошел к берегу, размышляя о том, что он, наверное, в последний раз  в  жизни
видел ледник и обитающих в нем ледяных богов, - в последний раз, потому  что
сегодня вызовет Хенгу на бой и сразится с ним. А значит, ему больше не жить.
     Возвращаясь, он прошел мимо места, где оставил убитого волка,  взглянул
на скалу и был поражен тем, что кто-то уже свежует зверя. Пальцы его сжались
на рукояти копья,  ибо  свежевать  убитого  другим  зверя  значило  нарушать
охотничий закон и красть убитое другим. Но приблизившись,  Ви  улыбнулся,  и
пальцы его, сжимавшие рукоять копья, разжались. То был не вор. То  был  Паг,
его любимый раб.
     Странный вид был у Пага. Это был карлик с огромной головой, одноглазый,
широкогрудый, длиннорукий силач на толстых коротких ногах, не  длиннее,  чем
ноги  восьмилетнего  ребенка.  Он  был  чудовищно  безобразен  -  плосконос,
широкорот, но безобразное  лицо  в  шрамах  всегда  растягивала  насмешливая
улыбка. Рассказывали, что при рождении (то было немало времени  тому  назад,
ибо юность Пага прошла) он был так безобразен, что мать бросила  младенца  в
лесу, боясь, как бы его отец не убил ее  за  то,  что  она  принесла  такого
урода. Мать выбросила его, собираясь сказать, что сын родился мертвым.
     Но случилось так, что отец,  вернувшись  и  узнав  об  участи  ребенка,
отправился искать его труп, но нашел дитя живым, хотя один глаз у него вытек
от удара о камень при падении и лицо было изорвано  колючками.  Но  так  как
ребенок был первым, а отец - человеком мягкосердечным, он отнес его назад  в
хижину и заставил мать выкормить младенца. Мать выкормила ребенка, но  видно
было, что она испугана, хотя никому не рассказывала об этой истории.
     Таким образом, Паг не умер  и  остался  жить.  Помня  то  зло,  которое
причинила ему мать, он с малолетства стал женоненавистником.  Большую  часть
своей жизни он проводил в лесу с волками, за что (а  впрочем,  может,  и  по
другим причинам) был прозван "человек-волк".
     Паг вырос и стал умнейшим во всем племени, ибо природа,  создавшая  его
безобразным и отвратительным на вид,  наградила  его  умом  и  острым,  злым
языком, которым он преследовал всех женщин и нещадно издевался над ними.
     За все его насмешки они ему платили ненавистью и договорились погубить.
И вот наступило время голода, я тогда все женщины убедили вождя, отца Хенги,
что виноват во всех бедах и злоключениях племени Паг.  Потому  вождь  изгнал
Пага из племени, обрекая его на голодную смерть. Но когда Паг  почти  умирал
от голода, Ви нашел его и привел к себе в хижину, как раба. Аака  ненавидела
Пага не меньше, чем  все  остальные  женщины.  Но  закон  гласил,  что  если
кто-нибудь спас другому жизнь, жизнь спасенного принадлежала спасителю.
     В сущности же, Паг был гораздо больше, чем простым рабом. С того самого
часа, когда Ви, невзирая на гнев женщин, привел к  себе  Пага,  тот  полюбил
своего спасителя и  хозяина  больше,  чем  женщина  любит  своего  первенца,
больше, чем мужчина любит свою нареченную; к тому  же  Ви  часто  защищал  и
спасал Пага от смерти, сам  рискуя  навлечь  на  себя  гнев  вождя  и  своих
одноплеменников, ибо женщины уже ликовали, что  избавились  от  Пага  и  его
злого языка.
     С тех пор Паг стал тенью Ви,  был  готов  ради  него  переносить  какие
угодно муки, готов был умереть ради него, и даже  удержаться  от  шуточек  и
насмешек по адресу Ааки или  другой  женщины,  на  которую  Ви  взглянул  бы
одобрительно. Впрочем, последнее было для  Пага  труднее  всего:  для  того,
чтобы удержаться от насмешек, ему приходилось до боли прикусывать себе язык.
Таким образом, Паг любил Ви, а Ви любил Пага,  и  потому  Аака,  ревнивая  и
завистливая, стала ненавидеть Пага еще больше, чем ненавидела раньше.
     То, что Ви спас жизнь Пагу, изгнанному в самый злой холод  на  голодную
смерть за то, что приносил несчастье племени, что был сварлив  и  неуживчив,
вызвало немало толков. Но когда дело дошло до вождя,  отца  Хенги,  человека
мягкосердечного, он объявил, что раз уж Паг был дважды выброшен из племени и
осужден на голодную смерть и дважды спасся, то ясно, что боги предрекли  ему
какую-нибудь иную кончину. Но Ви подобрал его  и  должен  смотреть  за  тем,
чтобы Паг никому не причинял беды. Если  же  Ви  нравится  держать  в  своем
жилище одноглазого волка, то это дело только Ви.  Вскоре  после  того  Хенга
убил своего отца и стал вождем вместо  него,  так  что  дело  с  Пагом  было
позабыто. Паг остался в хижине Ви и жил с ним вместе; Ви и дети любили Пага,
а Аака ненавидела его.


                                  Глава II

ПЛЕМЯ

     - Хороший мех, - сказал Паг, указывая на волка окровавленным  кремневым
ножом. - Весна пришла поздно, и зверь еще не начал линять. Когда  я  выдублю
шкуру как следует, выйдет хороший плащ для Фо. А Фо очень нужен теплый плащ,
даже летом. Ведь все прошлое лето он кашлял.
     - Да, - тревожно сказал Ви, - кашель напал на него с тех  пор,  как  он
спрятался в  холодной  воде  от  гнавшегося  за  ним  черного,  длиннозубого
медведя. Мальчик знал, что медведи в воду не входят. Но за это,  -  внезапно
рассвирепев, добавил он, - я убью этого медведя. И Фо горюет по сестре.
     - Да,  Ви,  -  прохрипел  Паг,  и  его  единственный   глаз   загорелся
ненавистью, - Фо горюет, Аака горюет, ты горюешь  и  даже  я,  человек-волк,
горюю о ней. Почему ты звал меня с собой на охоту в тот день, когда я  хотел
остаться дома и сердце мое чуяло грозящую беду? А я хотел  остаться  дома  и
присмотреть за Фоей, которую Аака отпустила побегать потому  только,  что  я
сказал ей, чтобы она не отпускала девочку далеко и следила за ней.
     - Такова воля богов, - пробормотал Ви и отвернулся.
     - Богов? Каких богов? Это воля не богов, а двуногой твари. Он зол,  как
тигр с клыками, о котором нам рассказывали деды. Да, это воля  не  богов,  а
всему  виною  Хенга,  и  помогла  ему  раздражительность  Ааки.  Убей  этого
человека-тигра, Ви, и брось думать о черном медведе. А если ты не хочешь или
не можешь убить Хенгу,  предоставь  это  мне.  Есть  одна  женщина,  которая
ненавидит его за то, что он отверг ее и сделал служанкой той,  которую  взял
вместо нее. А яд я умею варить, отличный яд...
     - Нет, это незаконно, - сказал Ви, - и такое убийство навлечет  на  нас
проклятие. Но закон разрешает мне убить его. Об этом я и говорил с богами.
     - Так   вот,   значит,   куда   делась   волчья   голова:   пошла    на
жертвоприношение! Понимаю. А что сказали тебе боги, Ви?
     - Они подали мне знак. Все случилось так, как сказала  Аака:  если  мне
суждено биться с Хенгой, то с ледника упадет камень. Камень упал. Он задавил
бы и меня, но в это время я отошел от волчьей головы и приблизился ко  льду,
чтобы получше разглядеть Спящего, величайшего из богов.
     - По-моему, он вовсе не бог, Ви. Мне кажется, что это зверь неизвестной
нам породы: замерзший зверь,  а  тень  позади  Спящего  -  человек,  который
охотился за этим зверем. Они  оба  попали  в  снег  и  там  умерли,  а  снег
обратился в лед, и так появился ледник.
     Ви удивленно взглянул на него, подобная мысль никогда не приходила  ему
в голову.
     - Как же это может быть, Паг? Ведь и Спящий,  и  Тень  в  леднике  были
вечно. И наши праотцы помнят, что они были здесь, и такого  зверя  никто  не
видывал. И кроме нас, вообще людей не существует.
     - А ты в этом уверен, Ви? Мир велик.  Если  ты  подымешься  на  вершину
холма, увидишь там далеко, как только хватает глаз, другие  холмы;  а  между
ними виднеются равнины и леса. И далеко в две стороны идет  море,  и  немало
заливов на морском берегу. Отчего же, в таком случае, не должно быть  больше
людей на свете? Неужто боги создали только нас? Слишком мало нас  одних  для
забавы им.
     Ви только покачал головой в ответ на эти кощунственные  рассуждения,  а
Паг продолжал:
     - А то, что ты думаешь о камне, -  часто  ведь  случается,  что,  когда
солнце подточит лед, с гребня начинают идти  трещины  и  валуны  сыплются  с
ледника. А все, что мы называем  стенаниями  и  призывами  богов,  по-моему,
просто треск льда, - он трещит, когда оседает под собственной тяжестью...
     - Замолчи, Паг, - перебил его Ви, затыкая пальцами уши. - Я  больше  не
хочу слушать твои безумные речи. Если боги услышат их, они нас покарают.
     - Если люди услышат эти речи, они нас  не  убьют.  Ведь  люди  живут  в
страхе перед тем, что не могут видеть, и рады спасти свои жизни ценою  жизни
другого. А что до богов - вот им.
     И Паг показал леднику кукиш, необычайно древний знак презрения.
     Ви был так подавлен этими словами  и  жестом,  что  уселся  на  камень,
будучи не в силах отвечать, а Паг, первый скептик в племени, продолжал:
     - Если уж мне пришлось бы выбирать себе бога, - а, на мой взгляд,  люди
и так достаточно злы, и незачем было бы ставить  над  ними  кого-нибудь  еще
злее, - я выбрал бы себе богом солнце. Солнце дает всему жизнь; когда солнце
сияет, все растет, все живые существа сходятся в пары, птицы кладут яйца,  и
тюлени приплывают сюда, и цветут цветы. А когда нет солнца,  а  есть  только
мороз и снег, все существа или умирают, или  уходят  прочь  отсюда,  и  жить
становится трудно, волки и медведи бесятся от голода и пожирают людей. Да, я
выбрал бы себе солнце добрым богом, а мороз и черную тьму - злыми богами. Но
послушай, Ви! Как же будет с Хенгой? Ты вызовешь его на бой?
     - Да, - последовал свирепый ответ, - сегодня же.
     - О, если бы ты победил! Если б ты убил его! Поразил бы так, так, так!
     И Паг вонзил несколько раз кремневый нож в брюхо убитого волка.
     - Да, - задумчиво добавил он. - Дело это  не  легкое.  Мне  никогда  не
приходилось слышать ни об одном человеке, столь же сильном, как Хенга.  Прав
Нгай, который называет себя волшебником, а  на  самом  деле  только  лжец  и
обманщик, прав, говоря, что мать  Хенги  ошиблась.  Нгай  говорит,  что  она
хотела принести двойню, но только дети в ее утробе смешались  и  вышел  один
Хенга. Ведь он прямо двойной: у него зубы во рту в два ряда, и он вдвое выше
ростом, чем все люди, и злее всех, побольше даже, чем  вдвое.  Впрочем,  он,
несомненно, человек, а не то, что ты называешь богом:  ведь  он  толстеет  и
становится все более тяжелым  на  подъем,  и  волосы  его  начинают  седеть.
Значит, его может убить всякий, у кого хватит  силы  проломить  ему  толстый
череп. Собственно, я бы предпочел отравить его, но ты говоришь,  что  нельзя
делать этого. Ну, я обдумаю все, и мы с тобой поговорим еще  перед  боем.  А
пока что (наверное, потом нас будут окружать болтливые  бабы  и  не  удастся
толком поговорить), скажи мне, Ви, что я должен  делать,  если  Хенга  убьет
тебя? Наверное, тебе вовсе не хочется, чтобы он взял себе в жены  Ааку,  как
он давно собирается сделать, и чтобы он превратил Фо в раба?
     - Вовсе не хочется.
     - В таком случае, прикажи мне убить их или присмотреть  за  тем,  чтобы
они сами убили себя.
     - Приказываю тебе это, Паг.
     - Хорошо. А что должен делать я?
     - Не знаю, - устало ответил Ви. - Поступай, как тебе заблагорассудится.
Я благодарю тебя и желаю тебе добра.
     Паг поднял край содранной с волка шкуры, отер свой единственный глаз  и
сказал:
     - Ты не добр ко мне, Ви. Правда,  меня  называют  Дважды-Выброшенный  и
Человек-Волк, Безобразный и Злоязычный, но ведь я всегда верно служил  тебе.
А тебе безразлично, что станется со мною.


x x x

     Со свежеванием волка было  покончено,  и  Паг  накинул  себе  на  плечи
окровавленную шкуру. Она висела шерстью наружу, так как, по словам Пага,  не
нужно было давать ей сморщиться, а несколько капель крови ему не помешают. И
оба молча пошли вниз к  берегу;  впереди  шествовал  подвижный,  стройный  и
рослый Ви, а за ним ковылял на коротких ногах безобразный Паг.
     Растянувшись вдоль побережья  рядами,  в  долине  стояло  много  грубых
хижин, похожих на индейские вигвамы или на примитивные хижины  австралийских
дикарей. Возле бродили остромордые, длинношерстые, хмурые и  крепкие  звери,
которых современный человек принял  бы  скорей  за  волков,  чем  за  собак.
Родоначальниками их и вправду были волки, но эти звери стали уже  более  или
менее ручными и отпугивали от поселения настоящих  хищных  волков  и  других
диких зверей, блуждавших по побережью и в лесах.
     Как только эти звери увидели Ви и Пага, они яростно  бросились  вперед,
разинув  пасти  и  свирепо  рыча,  но  почуяв  знакомый  запах,   немедленно
успокоились и почти все вернулись обратно к хижине. Только несколько из них,
принадлежавшие лично Ви и жившие у  него  в  хижине,  не  отставали,  виляли
хвостами, прыгали на Ви и старались лизнуть  его  в  лицо.  Он  погладил  по
голове одну из собак, любимого пса Ио, и немедленно остальные собаки ревниво
набросились на него. Пагу немало труда стоило растащить их.
     Шум собачьей грызни привлек  внимание  людей,  и  многие  выглянули  из
хижин, чтобы узнать, в чем дело.
     То были  люди  со  свирепыми  лицами,  все  темноволосые,  подобно  Ви,
впрочем, ниже его ростом и не так крепко  сложенные.  Все  здесь,  в  общем,
походили друг на друга - результат перекрестных браков представителей многих
поколений. Чужестранцу, наверное, пришлось бы  отличать  этих  людей  скорее
всего по возрасту, но так как никогда человек другого племени  не  появлялся
здесь, все это было не важно, потому что соплеменники легко  различали  друг
друга по одним им известным признакам.
     У большинства из них лица были изможденные, покрытые ранними морщинами,
свидетельствующими о том, что эти люди хорошо знакомы с голодом,  холодом  и
нуждою. У многих, как и у Ви, были прекрасные, но словно  испуганные  глаза,
глядевшие украдкой  и  нерешительно.  Детей  в  племени  было  немного.  Они
держались вместе, в одной кучке, очевидно, для того, чтобы не попадаться под
ноги старшим и избегать пинков; либо же бродили вокруг костров, где жарилась
пища, насаженная на вертела (племя не знало никаких ремесел,  пищу  готовило
самым примитивным способом и не имело никакой кухонной утвари),  в  основном
тюленье мясо. Дети блуждали вокруг костров вместе с собаками, стараясь, пока
никто не видит, стащить кусок мяса. Только  несколько  младенцев  сидело  на
песке, играя палочками и ракушками. Женщины казались более подавленными, чем
мужчины.  Впрочем,  неудивительно:  они  здесь  были  на  положении  рабынь,
выполняли тяжелую работу и служили своим господам, взявшим их  в  жены  либо
силой, либо в обмен на другую женщину, или же за выкуп - костяными  крючками
для ужения, кремневым оружием, веревками из сухожилий и выделанными шкурами.
     Ви пробирался к своей хижине в сопровождении Пага.
     Хижина Ви была большая и опрятнее многих других.  Выдубленные  звериные
кожи покрывали крышу, сделанную из сухих листьев  и  водорослей;  эта  крыша
прекрасно предохраняла от холода.
     Судя по всему, с Ви в племени  считались:  все  встречные  расступались
перед ним, и не одна женщина глядела ему вслед сочувственно, так как у людей
еще свежо в памяти было, как Хенга всего несколько дней  назад  похитил  его
дочь и убил ее. Одна из женщин напомнила об этом другой, но та ответила, как
только Ви отошел достаточно далеко, не боясь, что он услышит:
     - А кому какое до этого дело? Будущей зимой одним ртом меньше будет. Да
и кому охота воспитывать дочерей, чтобы стало с ними то же, что с нами?
     Несколько молодых женщин -  в  племени  девушек  не  было:  как  только
девочка подрастала, ее сейчас же кто-нибудь брал себе в жены - окружили Пага
и, будучи не в силах сдержать любопытство, принялись расспрашивать о волчьей
шкуре, лежавшей у него на плечах. Но Паг остался верен себе: он  огрызнулся,
сказав, что им незачем вмешиваться в чужие дела и чтобы они лучше работали и
не шлялись зря. Женщины рассердились, стали ругать его,  дразнить,  смеяться
над его безобразием и корчить рожи. Тогда Паг науськал на них собаку, и  они
разбежались.
     Ви и Паг подошли к хижине Ви.
     Когда они приблизились, закрывавшая  вход  завеса  распахнулась,  и  из
хижины  выбежал  мальчик  лет  десяти.  Мальчик  был   красивый,   несколько
худощавый, с  оживленным  и  сияющим  лицом  и  совсем  непохожий  на  своих
однолеток.
     Фо бросился к отцу на шею и закричал:
     - Мать заставила меня есть в хижине, потому что холодный ветер и я  все
еще кашляю. Но я услыхал твои шаги и походку Пага; ведь, знаешь, он ступает,
точно тюлень  переваливается  на  плавниках.  Где  ты  был,  отец?  Утром  я
проснулся, а тебя не было.
     - Я был у обиталища богов, - ответил  Ви,  взглянув  по  направлению  к
леднику и поцеловав сына.
     В это мгновение Фо заметил огромную волчью шкуру, свисавшую до земли  с
плеч Пага; со шкуры все еще струилась кровь.
     - Где вы добыли эту шкуру? - закричал он.  -  Какая  красота!  Вот  это
волк - всем волкам волк! Это ты убил его, Паг?
     - Нет, Фо, я только освежевал его. Учись быть  наблюдательным.  Взгляни
на копье отца. Весь наконечник  его  окровавлен,  на  рукояти  -  запекшаяся
кровь.
     - Но твой нож, Паг, тоже окровавлен,  и  ты  тоже  весь  окровавлен,  с
головы до ног. Откуда же мне знать, кто из вас  убил  волка,  когда  вы  оба
т