а. Подданные жалеют, что у нее  нет  детей  и  с  ее  смертью  опять
начнутся споры и войны из-за престолонаследия.
     - Народ желал бы, - сказал Симбри, многозначительно взглянув на Лео,  -
чтобы ненавистный хан умер, а жена его, пока молода, вышла замуж за другого.
Хан знает это, поэтому он так ревнив. Рассен понимает, что  стоит  его  жене
полюбить кого-нибудь, это будет для него смертным приговором.
     - Значит, он ее любит? - сказал я.
     - Может быть, но она не любит ни его, ни кого-либо  из  них,  -  Симбри
показал взглядом на сидевших за столом вельмож.
     Между тем гости порядочно охмелели. Сам хан откинулся на спинку кресла;
одна из его хорошеньких соседок обвила рукой его шею,  другая  подавала  ему
бокал с вином. Пили все, даже женщины. Взгляд Афины упал на пьяного хана,  и
на красивом лице ее появилось презрение.
     - Посмотри, - сказала она Лео, - на моего супруга и пойми, каково  быть
царицей Калуна.
     - Отчего ты не уберешь ненужных людей из дворца? - спросил он.
     - Потому что тогда никого не осталось бы.  Эти  люди  живут  в  лености
трудами народа. Но вино и роскошь погубят их. У них  мало  детей,  да  и  те
слабые и больные. Но я вижу, вы устали. До завтра.
     Мы встали, поклонились Афине и ушли в сопровождении Симбри.
     - Вы думаете, мы навеселе? - закричал нам вслед хан. - Отчего бы нам  и
не  повеселиться?  Никто  не  знает,  долго  ли  он  будет  жить.  А   тебе,
рыжебородый, советую не заглядываться на Афину. Она моя жена,  и  я,  так  и
знай, не спущу тебе.
     Гости захохотали. Симбри схватил Лео под руку и поспешно увел его.
     - Не бойся, - успокоил он Лео. - Пока ты под защитой жены  хана,  ты  в
безопасности. Она - правительница страны, а я - самый близкий к ней человек.
     - Тогда постарайся сделать так, чтобы  мы  не  встречали  больше  этого
человека, - сказал Лео. - Я  имею  обыкновение  защищаться,  когда  на  меня
нападают.
     - Никто тебя за это не осудит, - загадочно улыбнулся Симбри.
     Мы легли и заснули. Утром нас разбудил лай ужасных собак. Должно  быть,
их кормили.
     Мы прожили в Калуне три месяца, и это было самое ужасное время в  нашей
жизни. В сравнении с этим наши утомительные  странствия  по  снежным  степям
показались нам блаженством, а пребывание в монастыре -  раем.  Но  не  стану
подробно рассказывать обо всем. Отмечу лишь важнейшие события.
     В полдень Афина прислала нам двух белых верховых лошадей, и мы  поехали
с ней вместе  на  прогулку.  Она  показала  нам  псарню,  где  за  железными
решетками сидели собаки хана. Никогда не видывал  я  таких  огромных  собак.
Тибетские дворовые собаки были в сравнении с ними комнатными собачками.  Они
бросались на железную решетку, как разъяренные волны на прибрежный утес. Они
слушались только своих псарей да хана. Преступников и осужденных отдавали на
съедение этим зверям. С ними же хан охотился за  теми,  кто  имел  несчастье
навлечь на себя его гнев.
     Мы объехали затем вокруг города  по  стене,  представлявшей  собой  род
бульвара. Местами стена обрушилась, и  надо  было  ехать  осторожно.  Отсюда
открывался  вид  на  равнину  и  реку.  Сам  город  не  представлял   ничего
интересного, и мы перебрались через мост на другой  берег  реки.  Тут  перед
нами замелькали прекрасно обработанные поля с целой системой ирригации. Там,
куда вода не попадала естественным путем, для подъема были устроены  колеса.
Иногда воду таскали на своих  плечах  женщины.  Афина  рассказала  нам,  что
население так быстро растет, что людям пришлось бы убивать друг друга,  если
бы периодические неурожаи и голод не уменьшали число жителей.
     - А нынче какой будет год? - спросил Лео.
     - Опасаются неурожая, - отвечала она. - Мало дождей, а пламя над  Горой
предвещает, по народному поверью, засуху. Только бы народ  не  подумал,  что
это ваше появление принесло стране несчастье.
     - Если они станут нас преследовать, - засмеялся Лео,  -  мы  убежим  на
Гору.
     - Разве вы ищите смерти? - мрачно спросила она. - Пока  я  жива,  я  не
позволю вам перейти реку. Такова моя воля, теперь вернемся домой.
     На этот раз нас не позвали в столовую, и мы обедали у себя.  Чтобы  нам
не было скучно, к нам пришли Афина и всюду следовавший  за  ней  шаман.  Она
сказала нам, что хан задал пир, который будет продолжаться целую  неделю,  и
она не хочет, чтобы мы были свидетелями всей низости ее  двора.  Мы  провели
довольно приятно несколько вечеров. Рассказывали об Англии,  о  странах,  по
которым путешествовали, об Александре Завоевателе и о Древнем Египте.  Афина
слушала, не отрывая глаз от Лео. Так беседовали мы до полуночи.
     Фактически мы жили во дворце как в  тюрьме.  Когда  же  мы  выходили  в
другие дворцовые помещения,  нас  окружали  придворные  и  досаждали  своими
расспросами. Придворные дамы стали ухаживать за Лео, посылать  ему  цветы  и
назначать свидания. Стоило нам показаться на улице, и перед нами  собиралась
целая толпа любопытных. Только прогулки за город вместе с  женой  хана  были
приятны, но опасаясь ревности мужа, Афина  скоро  прекратила  их.  Мы  стали
ездить в сопровождении солдат, которые  должны  были  помешать  нам  бежать.
Между тем началась засуха, и крестьяне  толпами  преследовали  нас,  требуя,
чтобы мы вернули им дождь: они  считали  нас  виновниками  своего  бедствия.
Оставалось только заниматься рыбной ловлей на реке  да  издали  смотреть  на
Огненную гору, мечтая о возможности бежать или хоть как-нибудь  снестись  со
жрицей. Нас мучила мысль о дальнейших  поисках,  о  достижении  цели  нашего
путешествия. Все время я старательно оберегал Лео от Афины, ни на минуту  не
оставляя их одних, и с той ночи в жилище Привратника она не говорила  ему  о
своей любви; но я хорошо знал, что страсть ее не угасла и скоро прорвется. Я
угадывал это по ее словам, движениям и трагическому выражению глаз.


X

У ШАМАНА

     Раз Симбри пригласил нас откушать у него.
     Жил он в башне дворца. Мы не знали тогда еще, что  здесь  было  суждено
разыграться последнему акту нашей драмы. В конце обеда Лео  попросил  шамана
ходатайствовать перед ханшей, чтобы она отпустила нас, но старик посоветовал
нам поговорить с ней самим.
     - Кажется, Афина несчастлива в замужестве? - начал Лео.
     - Ты прозорлив, друг, - отвечал шаман.
     - И, кажется, она взглянула на  меня  благосклонно?  -  продолжал  Лео,
краснея.
     - Ах! Ты запомнил кое-что из того, что произошло у Дверей!
     - Я запомнил также кое-что, касающееся тебя, Симбри, и ее.
     - Ну и что же? - спросил шаман.
     - А то, что я вовсе не желаю компрометировать первую  женщину  в  вашем
государстве.
     - Это благородно, впрочем, здесь смотрят на такие вещи несколько иначе.
Все были бы рады, если бы Афина вышла замуж за другого.
     - При жизни хана?
     - Все люди смертны. Хан сильно пьет в последнее время.
     - Ты хочешь сказать, что людей можно устранить? -  сказал  Лео.  -  Так
знай же, я никогда не совершу подобного преступления.
     При этих словах послышался  шорох.  Мы  обернулись.  Из-за  завесы,  за
которой стояла кровать шамана, хранились его гороскопы и другие вещи,  вышла
ханша.
     - Кто говорил о преступлении? - спросила она. - Не ты ли, Лео?
     - Я очень рад, что ты слышала мои слова, повелительница, - отвечал Лео,
глядя на нее в упор.
     - Я только больше уважаю  тебя  за  них.  Я  сама  далека  от  мысли  о
преступлении, но то, что предопределено - сбудется.
     - Что именно? - спросил Лео.
     - Скажи ему, шаман.
     Симбри взял свиток и прочитал: раньше следующего новолуния  хан  Рассен
умрет от руки чужеземца, который пришел в страну из-за гор, - так  начертано
в Книге звезд.
     - В таком случае, звезды лгут, - возразил Лео.
     - Думай, как тебе угодно, - сказала Афина, - только он умрет не от моей
руки или руки моих слуг, а от твоей.
     - Отчего непременно я, а не Холли убьет его?  Но  если  так,  то  меня,
конечно, жестоко накажет его опечаленная вдова...
     - Ты смеешься, Лео Винцей. Ведь ты знаешь, что за муж - хан!
     Мы с Лео оба почувствовали, что нам не избежать объяснения.
     - Говори, царица, говори все, - сказал Лео решительно,  -  может  быть,
лучше высказаться.
     - Хорошо же. Что было раньше,  я  не  знаю,  я  скажу  только  то,  что
открылось мне. С раннего детства, Лео, образ твой носился передо мной. Когда
я в первый раз увидела тебя у реки, я узнала тебя. Я видела тебя  раньше  во
сне. Раз, еще маленькой девочкой, я заснула на траве на берегу  реки,  и  ты
пришел ко мне, только лицо твое было тогда моложе. С тех пор ты часто снился
мне, и я привыкла считать тебя своим. Долго тянулись годы, и я  чувствовала,
что ты медленно приближаешься,  ищешь  меня,  идешь  ко  мне,  минуя  холмы,
пустыни, равнины, снежные степи. Три  месяца  тому  назад  мы  сидели  здесь
вдвоем с Симбри; он учил меня читать  в  книге  прошлого,  и  вот  мне  было
видение. Я увидела тебя и твоего друга  над  обрывом.  Я  не  лгу.  Все  это
записано в свитке.
     Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и, действительно,
увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке  над
пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а  за  тобой  последовал
твой храбрый товарищ. Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную  любовь.
Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила.  Моя  рука  спасла  тебя,
неужели ты оттолкнешь от себя меня, царицу Калуна?
     Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.
     - Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя,  может  быть,
было бы лучше, если бы я утонул. Но  если  все,  что  ты  говоришь,  правда,
скажи, почему ты вышла замуж за другого?
     Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.
     - Не брани меня, - жалобно сказала она, - я сошлась с этим  безумцем  в
интересах государства. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, - будь
ты проклят за это, -  советовал  мне  вступить  в  брак  с  Рассеном,  чтобы
прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны - простая фантазия. Я уступила
для блага своего народа.
     - И своего собственного, - сказал Лео. -  Я  не  осуждаю  тебя,  Афина.
Однако, ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоего мужа, которого
ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила себе  сама.
Твой сон и видение, которое заставило идти  тебя  на  берег  -  вымысел.  Ты
пришла на берег, потому что так приказала тебе Гезея.
     - Кто тебе сказал? - удивилась Афина.
     - Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!
     Ханша побледнела.
     - Кто мог сказать тебе? - прошептала она. - Уж  не  ты  ли,  волшебник?
Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то,  что  в  жилах  наших
течет одна кровь.
     - Афина, Афина! - взмолился Симбри,  -  ты  знаешь,  что  я  ничего  не
говорил.
     - Так, значит, это ты, старая обезьяна, -  обратилась  она  ко  мне.  -
Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..
     - Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? - спросил я.
     - Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня,  которая  живет  в
огне.
     - Если так, с нами шутить нельзя, Афина, - сказал я. - Отвечай же,  что
сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?
     - Слушай, - перебил Лео, - хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить
Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, - ты или Гезея.
     - Ты непременно хочешь пойти туда? - засмеялась Ханша. - Там ты найдешь
огонь, и только. Ты не встретишь  прекрасного  существа,  которое  могло  бы
очаровать тебя. Слушайте, странники, наша  страна  -  земля  чудес  и  тайн,
непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на  Гору.  Лео
Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для
какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не  найдешь.  Довольно
просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай  до  завтрашнего
дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть  моим
и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим
другом. Выбирай между мной и местью! Я не  позволю  чужеземцу  смеяться  над
собой!
     Она говорила тихо. Слова ее срывались с  уст,  как  капельки  крови  из
раны. Наконец, она  замолчала.  Никогда  не  забуду  я  этой  сцены.  Старый
кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами,  как  ночная  птица.
Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее  -  местью.  Холодный,  решительный  Лео
боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял  и
ждал приговора.
     Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я  увидел,  что  из
темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан.  Войдя  в
полосу света, он  дико  захохотал.  Жена  взглянула  на  него.  Я  подивился
хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.
     - Что ты тут делаешь, Рассен? - спросила она. - Ты  выслеживаешь  меня?
Ступай  к  своим  придворным  дамам  и  пей!  Ты  смеешься?  Что  тебя   так
развеселило?
     - Отчего смеюсь? Я только что слышал,  как  первая  женщина  в  стране,
гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали  ее  платье
своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это,  сама  просила  меня,
чтобы я на ней женился, потому что  я  ее  двоюродный  брат  и  соперник  по
престолонаследию,  она  предлагает  себя  безвестному   страннику,   который
ненавидит ее и жаждет бежать от нее! Он отказал ей,  как  я  не  отказал  бы
последней женщине во дворце! - Хан захохотал. -  Слышал  я  также,  что  она
называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри,  он
влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне  зелья,  которое  меня
отвратило  от  Афины,  и  я  действительно  ненавижу  ее,  я  не  выношу  ее
прикосновения, не могу быть с ней в одной комнате... В  воздухе  вокруг  нее
пахнет волшебством. Кажется, и ты, рыжебородый, -  обратился  он  к  Лео,  -
чувствуешь то же? Ну, так попроси у старой крысы любовного зелья;  когда  ты
его  выпьешь,  Афина  покажется  тебе  чистой,  кроткой,  прекрасной,  и  вы
проведете несколько приятных месяцев.  Не  отвергай  напитка,  который  тебе
предлагают. Пей до дна! Только  на  другой  день  ты  почувствуешь,  что  он
отравлен кровью мужа. - И безумный хан снова разразился хохотом.
     Афина выслушала все эти оскорбления молча.
     - Прошу прощения, - обратилась она  к  нам  спокойно.  -  Вы  пришли  в
порочную страну. И ее глава, ее цвет, - ты, Рассен, -  не  уйдешь  от  своей
судьбы, и я тут ни при чем. Когда-то на очень короткое время мы были близки,
но это было давно. Теперь ты пресмыкаешься в моем доме, как змея. Если бы  я
хотела, отравленный кубок давно  излечил  бы  твое  безумие  и  заставил  бы
замолчать твое ядовитое жало. Пойдем, Симбри! Мне стыдно и горько.
     Шаман подошел к ней.
     - Слушай, Рассен, - сказал он хану. - Твоя мать - дурная женщина.  Отца
твоего никто, кроме меня, не знал. В  ночь,  когда  ты  родился,  над  Горой
показалось пламя и звезды померкли. Я был на  твоей  свадьбе.  На  свадебном
пиру ты напился и обнимал распутную  женщину.  Ты  правил,  разоряя  страну,
опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты  будешь
плавать в своей крови, ты развяжешь  эту  благородную  женщину,  твое  место
займет более достойный, у них будет потомство и в стране воцарится мир.
     Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить  его  своим
коротким мечом, но не сделал этого, не смог,  он  вынес  обиду,  как  собака
терпит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол
комнаты и упал на землю, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога
массивной железной двери Симбри остановился.
     - Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я  тебя  низвергну.  Вспомни  мои
слова, когда будешь плавать в своей собственной крови!
     Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из  своего
угла.
     - Ушли крысы? - спросил он.
     Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.
     - Вы считаете меня трусом? - продолжал несчастный. -  Да,  я  боюсь  их
обоих. Они отняли мою силу, мой разум  своим  волшебством.  Я  был  когда-то
могуч, благороден душой, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую
красоту. Она же хотела выйти за меня замуж и  прислала  ко  мне  сватом  эту
старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше было бы мне  стать
последним мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга! Она
ненавидела меня. И чем сильнее я любил, тем сильнее она ненавидела. Наконец,
на свадебном пиру она дала мне напиток, который отвратил меня от нее,  но  в
то же время иссушил мой мозг ядом безумия.
     - Если она тебя ненавидела, - спросил я, - почему она не отравила тебя?
     - Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того,  я  был  ей
нужен. При мне народ не мог заставить ее выйти  замуж  за  другого.  Она  не
женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по  крайней  мере  до
сегодняшней ночи, - при этих словах хан взглянул на Лео. - Она знала  также,
что хотя я избегаю ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она
нарочно натравила  меня  на  человека,  которого  я  недавно  загнал  своими
собаками. Теперь я знаю, отчего она  всегда  казалась  такой  холодной.  Она
берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.
     - Кажется, ты видел, хан, что этот лед нисколько не растаял,  -  сказал
Лео.
     - Да, пока, если ты не лжешь. Но дай пламени  разгореться  побольше,  и
лед растает. Может ли кто-нибудь из смертных противиться желанию Афины?
     - Говорят, что я должен убить тебя, хан, но я не ищу твоей  смерти;  не
хочу отнимать у тебя и твоей жены. Мы давно жаждем уйти из этого города,  но
нас не пускают. Нас стерегут, как пленников, - и днем, и ночью. Отпусти  нас
на свободу, хан! Это в твоей власти.
     - Куда же вы пойдете, если я отпущу вас на свободу? -  спросил  хан.  -
Страна наша окружена горами. Только птицы могут перелететь через них.
     - Мы уйдем на Огненную гору, - сказал Лео.
     - Кто же из нас не в своем уме? - удивился хан. - Я или вы? Я  не  верю
вам. А впрочем, если правда, что вы пойдете на Гору,  вы  приведете  на  нас
врагов и завоюете нашу землю.
     - Нет, - возразил Лео. - Я говорю тебе честно, как мужчина мужчине, мне
не нужно твое царство, как не нужна твоя жена. Будь же разумен, отпусти  нас
и живи себе с миром.
     Хан задумался, потом вдруг опять захохотал.
     - Что  скажет  Афина,  когда  узнает,  что  ее  птичка   улетела?   Она
рассердится на меня и станет искать вас.
     - Отпусти нас поскорее, тогда погоня не настигнет нас.
     - Ты забываешь, что ханша и ее старая крыса знают все. Они найдут  вас.
А все-таки  интересно,  как  она  хватится  своего  рыжебородого,  -  и  хан
представил, как Афина будет искать беглеца. - Хорошо же, собирайтесь в путь,
через полчаса я приду за вами.


XI

ОХОТА И СМЕРТЬ ХАНА

     Вернувшись к себе, мы переоделись в  дорожное  платье,  взяли  с  собой
съестных припасов и охотничьи ножи, чтобы было чем защищаться в случае, если
хан замыслит убить нас. Смех хана еще звенел у нас в ушах - то был  недобрый
смех. Хан внушал нам мало доверия.
     - Однако ему все же хочется избавиться от нас, - сказал я.
     - Живые всегда могут вернуться, - возразил Лео.
     - Афина думает иначе.
     - Но и она угрожала нам смертью.
     - Это стыд и страсть ослепляли ее.
     Мы замолчали. Скрипнула дверь, и, кутаясь в большой плащ, вошел хан.
     - Идем, - сказал он. - Зачем вы берете с собой оружие? Ведь  вы  не  на
охоту идете!
     - Но, может быть, на нас будут охотиться, - заметил я.
     - В таком случае, вам лучше  оставаться  здесь  и  ждать,  когда  ханша
откроет клетку