л ниц на землю, пряча лицо в снег.
     Я понял, что  происходило  в  его  душе,  и  оставил  одного,  а  когда
вернулся, тронул его за плечо.
     - Идем, - сказал я властно. - Опять начинается метель. Если в монастыре
есть люди, мы найдем у них пристанище.
     Он молча встал. Я заметил на лице его выражение счастья и мира.
     Мы поднялись  вверх  на  террасу.  Она  была  пустынна.  Что  если  это
необитаемые развалины монастыря, какие  часто  встречаются  в  этой  стране?
Сердце у меня заныло при этой мысли. Но вот из одной трубы показался  легкий
дымок. В центре высилось здание храма; но ближе,  там,  где  змеился  дымок,
была низкая дверь.
     - Отворите! Отворите, святые ламы! - громко закричал  я  и  постучал  в
дверь. - Помогите чужеземцам!
     Послышалось шлепанье туфель,  дверь  заскрипела.  На  пороге  показался
древний старец в каком-то желтом рубище.
     - Кто это? Кто? - спросил он, глядя на меня через роговые очки.  -  Кто
нарушает тишину обители святых лам?
     - Странники, святой отец, которые умирают  от  голода,  и  которым,  по
закону Будды, вы не можете отказать в приюте!
     Он взглянул через свои роговые очки на нашу изношенную одежду,  похожую
на его платье. Отчасти, чтобы не привлекать к себе внимания, отчасти потому,
что у нас не было другого, мы носили платье тибетских монахов.
     - Вы тоже ламы? - спросил старец. - Из какого монастыря?
     - Наш монастырь называется Светом, и в нем люди часто бывают голодны.
     - У нас не принято принимать иноверцев, а вы, кажется, не нашей веры.
     - Еще менее принято у вас, святой  Хубильган  (так  называют  в  Тибете
настоятелей монастырей) оставлять чужеземцев умирать от голода! - и я привел
ему соответствующий текст из учения Будды.
     - Я вижу, вы начитаны в Писании, - сказал монах. - Войдите  же,  братья
обители, называемой Светом. Я позабочусь и о вашем яке.
     Он ударил в гонг. Появился другой,  еще  более  дряхлый  монах.  Старец
поручил ему накормить нашего яка.
     Ку-ен, так звали настоятеля, отвел нас в монастырскую кухню,  служившую
также жильем братии. Тут вокруг огня сидели и  грелись  двенадцать  монахов.
Один из них готовил утреннюю  трапезу.  Ку-ен  представил  нас  как  "иноков
монастыря, называемого Светом". Четыре года никто не заходил в монастырь,  и
братья радостно приветствовали нас. Все они были стары,  -  младшему  -  лет
шестьдесят пять.
     Нам дали теплой воды, чтобы умыться, ветхое, но  чистое  платье,  туфли
вместо наших тяжелых сапог, и отвели нам комнату. Переодевшись, мы вернулись
в кухню, где нас ожидали горячая похлебка, молоко, вяленая  рыба  и  местный
деликатес - чай с маслом. Никогда еще не ели мы с таким аппетитом.  Наконец,
я заметил, что Ку-ен смотрит на  Лео  с  явным  удивлением,  а  монах-эконом
начинает опасаться, что с таким гостем запасы монастырской  кладовой  быстро
истощатся. Я  остановил  Лео,  и  мы  пропели  буддистскую  благодарственную
молитву, что приятно поразило монахов.
     - Ваши стопы на Пути! Ваши стопы на Пути! - сказали они.
     - Да, мы вышли в путь тринадцать лет тому назад, - отвечал Лео, - но мы
еще новички. Вы знаете, святые отцы, что путь далек, как звезды, широк,  как
океан, долог, как пустыня. Вещий сон  указал  нам  вашу  обитель.  Вы  самые
святые и самые ученые ламы и можете научить нас, как идти этим путем.
     - Конечно, мы самые ученые, - сказал Ку-ен, - далеко вокруг нет другого
монастыря; но, увы! Число наше все убывает.
     Мы попросили позволения  уйти  в  отведенную  нам  комнату  и  проспали
двадцать четыре часа. Сон освежил нас.
     Мы прожили в монастыре полгода, и добродушные монахи с первых  же  дней
посвятили нас в историю своей обители.
     Монастырь был древний и большой.  В  старину  тут  жило  несколько  сот
монахов.   Лет   двести    или    больше    тому    назад,    дикое    племя
еретиков-огнепоклонников напало  на  обитель  и  перебило  монахов.  Уцелели
немногие, и монастырь с тех пор опустел.
     В молодости Ку-ену было откровение, что он - перевоплощение  одного  из
прежних монахов монастыря и что он должен идти в обитель. Собрав вокруг себя
несколько ревнителей, он, с благословения своего настоятеля, пошел в горы  и
поселился в монастыре. Вот уже полстолетия живут они здесь,  почти  не  имея
связей с внешним миром. Сначала сюда изредка  приходили  другие  монахи,  но
теперь никто больше не приходит, и братия вымирает.
     - А что же будет потом? - спросил я.
     - Ничего, - отвечал Ку-ен. - Мы  заслужили  уважение.  Мы  имели  много
откровений, и, когда умрем, нас ожидает более  легкая  доля.  Мы  далеки  от
соблазнов мира, чего же нам желать еще?
     Бесконечная  молитва   чередовалась   с   бесконечно   долгими   часами
созерцания. Все остальное время монахи обрабатывали плодородную полосу земли
у подножия холма и пасли свое стадо.  Так  жили  они,  умирая  в  преклонных
летах, чтобы, как они думали,  снова  возродиться  где-нибудь  и  продолжить
вечный круг жизни.
     Зима была суровая. Пустыня скрылась под глубоким снегом. Идти дальше  -
значило погибнуть в снегу. Мы поневоле должны были остаться здесь до весны и
захотели перебраться в  нежилую  часть  монастыря,  обещая  питаться  рыбой,
которую будем сами ловить в  озере,  и  дичью,  убитой  нами  в  низкорослом
сосновом лесу на его  берегах.  Но  монах  сказал,  что  братия  хочет  быть
гостеприимной с иноками монастыря, называемого Светом, где так  часто  царит
голод не только телесный, но и духовный. Доброму старцу  хотелось  направить
наши стопы на путь Истины и сделать нас настоящими ламами.
     И мы пошли по этому  Пути,  участвовали  в  молитвах  и  читали  библию
буддистов Кенджур. В свою очередь мы рассказывали им о  своей  вере,  и  они
радовались, находя в ней сходство с учением Будды.  Если  бы  мы  прожили  в
монастыре лет семь, вероятно,  многие  из  братьев  примкнули  бы  к  нашему
учению. Мы рассказывали также о разных странах и людях, и  это  интересовало
монахов, которые знали кое-что о России,  Китае,  и  о  некоторых  полудиких
племенах тоже.
     - Может быть, в одно из последующих перевоплощений нам суждено  жить  в
этих странах, - говорили они.
     Время шло. Нам жилось не худо, но сердца наши горели  неугасимым  огнем
поиска. Мы знали, что стоим на заветном пороге, но не могли перешагнуть его.
Вокруг все занесло снегом.
     Было у нас  одно  утешение.  В  одной  из  комнат  монастыря  мы  нашли
старинную библиотеку буддистских, сиваистских  и  шаманистских  рукописей  и
житий многих бодисатв - святых, -  на  разных  языках.  Особенно  интересным
оказался дневник хубильганов, - настоятелей древнего буддистского монастыря.
Вот что  было,  например,  на  страницах  последнего  тома  этого  дневника,
написанного лет двести  тому  назад,  незадолго  до  нападения  варваров  на
обитель.
     "Летом этого года один из наших братьев нашел  в  пустыне  человека  из
племени, которое живет за далекими горами. Рядом с  ним  лежали  трупы  двух
товарищей, погибших от  жажды  и  свирепствовавшего  накануне  тифа.  Он  не
сказал, как он попал в пустыню, но мы догадались, что товарищи его совершили
преступление, за которое были осуждены  на  смертную  казнь,  и  бежали.  Он
рассказал, что его родина плодородна  и  прекрасна,  но  часто  страдает  от
землетрясений и наводнений. Жители этой страны  воинственны,  но  занимаются
также земледелием. Народом этим  управляют  ханы,  потомки  греческого  царя
Александра. Это очень возможно, так как две тысячи лет тому назад царь  этот
послал свою армию в эти края.
     Чужеземец рассказал нам также, что народ его поклоняется жрице Хес  или
Хесеа, которая царствует из поколения  в  поколение.  Она  живет  одиноко  в
горах, не вмешивается в правление, но ее все  боятся  и  чтут.  Ей  приносят
жертвы. Тот, кого она возненавидит, умирает.
     Мы сказали ему, что он лжет, утверждая, что женщина эта  бессмертна,  и
смеялись над ее могуществом. Он рассердился, сказал,  что  наш  Будда  менее
могуч, чем его жрица, и грозил отомстить нам.
     Тогда мы дали ему в дорогу припасов и проводили его  из  монастыря.  Он
ушел, сказав, что вернется и докажет, что говорил правду. Мы думаем, что это
был злой дух, который хотел испугать нас, но это не удалось ему".
     Ничего больше не говорилось об этом пришельце,  но  через  год  дневник
обрывался. Уж не исполнил ли чужеземец обещание и не навлек ли на  монастырь
мщение Хесеи?
     Мы позвали в библиотеку Ку-ена и показали ему этот отрывок, спросив, не
знает ли он что-либо об этом событии. Он покачал головой,  как  черепаха,  и
сказал, что знает только кое-что об армии греческого  царя.  Он  видел,  как
проходило это войско, и только. Это было в его пятидесятое перевоплощение.*
     ______________
     * Буддистские священники утверждают, что они помнят то, что было  в  их
прежние воплощения.

     Лео засмеялся, но я толкнул его  под  столом,  и  он  сделал  вид,  что
чихнул. Нельзя же было обижать почтенного старца. Да и к чему  смеяться  над
учением о перевоплощении, в которое верит четвертая часть населения  земного
шара?
     - Как это может быть? - спросил я ученого мужа. - Ведь  память  угасает
со смертью.
     - Так только кажется, брат Холли, - отвечал он. - Память возвращается к
тем, кто ушел далеко вперед на Пути. Вот я совсем забыл  об  этой  армии,  а
когда ты мне прочитал данный отрывок, вспомнил. Вижу, как сейчас: стою  я  с
другими монахами у статуи Будды, а мимо идет войско. Оно  не  велико.  Много
солдат умерло в пустыне или убито. Их преследуют дикие племена, и они  бегут
от них. Их смуглый полководец пришел и потребовал приюта для  своей  жены  и
детей. Тогдашний настоятель ответил, что по уставу мы не можем приютить  под
своей кровлей женщин. Тогда вождь пригрозил сжечь  монастырь  и  убить  всех
монахов. Так как умершие насильственной смертью перевоплощаются в  животных,
мы предпочли нарушить устав и позже  испросить  у  Великого  Ламы  отпущение
греха. Я не видел царицу, но, увы! Я видел жрицу этого народа.
     - Почему ты говоришь об этом с сожалением? - спросил я.
     - Я забыл про войско, но про нее не забыл. Она долго была  препятствием
на моем пути к берегу спасения. Я был в то время смиренным монахом и  убирал
светлицу, когда она вошла и сбросила с себя  покрывало.  Она  заговорила  со
мной и спросила, не рад ли я, что вижу  женщину.  Она  была  прекрасна,  как
заря, как вечерняя звезда, как первый весенний цветок. О! Я грешный, грешный
человек! Вы считали меня святым, - я же только низкое существо. Эта женщина,
если только она женщина, зажгла  в  моем  сердце  пламя,  которое  не  хочет
погаснуть. - Слезы  потекли  из-под  очков  Ку-ена.  -  Она  заставила  меня
поклоняться ей. Расспросив меня подробно о моей вере, она сказала:
     - Итак, твой путь - путь Отречения, и твоя Нирвана - Ничто.  Разве  эта
цель стоит такого тяжелого труда?  Я  покажу  тебе  более  отрадный  путь  и
богиню, более достойную поклонения.
     - Каков же этот путь и что это за богиня? - спросил я.
     - Путь Любви и Жизни, который все  создает,  создал  и  тебя,  искателя
Нирваны. Моя богиня - Природа.
     Когда я спросил, где эта богиня, женщина  приняла  царственную  позу  и
сказала:
     - Это я... Поклонись мне!
     И я пал перед нею ниц и целовал  ее  ноги,  а  потом  бежал  от  нее  с
разбитым сердцем и краской стыда. А  она  со  смехом  закричала  мне  вслед:
"Вспомни меня, когда перейдешь в другой мир, о служитель  святого  Будды!  Я
меняюсь, но не умираю. Я найду тебя даже  в  Давашане,  потому  что  ты  мне
поклонился".
     И это правда, братья  мои.  Мне  отпустили  мой  грех,  я  искупил  его
страданиями, но я не могу избавиться от нее и не знаю мира".
     С этими словами Ку-ен закрыл лицо руками и зарыдал. Странно было видеть
восьмидесятилетнего старца  плачущим  как  дитя  из-за  прекрасной  женщины,
которую, как ему казалось, он видел в своей прошлой  жизни  две  тысячи  лет
тому назад. Но мы с Лео глубоко сочувствовали ему. Больше мы от него  ничего
не могли  добиться.  Он  не  знал,  какую  религию  исповедывала  жрица.  На
следующее утро она ушла вместе с войском на север. На наши  расспросы  Ку-ен
отвечал, что на севере по ту сторону гор живет  племя  огнепоклонников.  Лет
тридцать тому назад один из братьев, желая уединиться, взобрался на  высокую
вершину, откуда он видел огненный столб. В то же время в  монастыре  ощущали
землетрясение. Ку-ен ушел; он не  показывался  целую  неделю  и  никогда  не
возвращался более к этому разговору. Мы же с Лео дивились всему, что узнали,
и решили подняться на гору.


III

СВЕТОЧ

     Снежные метели стали реже. Снег обледенел  от  сильных  морозов.  Стада
горных баранов спустились с высоких гор в долину, откапывая пищу под снегом.
Мы сказали, что пойдем на охоту. Хозяева уговаривали нас остаться, но  видя,
что мы стоим на своем, указали нам в одном из склонов горы  пещеру,  где  мы
могли бы укрыться от непогоды. Навьючив своего яка, мы отправились в путь  в
одно прекрасное утро. В полдень мы уже были в пещере и развели перед  входом
костер. В этот день мы увидели небольшое стадо баранов и подстрелили двух из
них. Бедные животные никогда не видели людей и даже не  бежали  от  нас.  На
ужин мы ели баранину. На следующий день мы поднялись на вершину  утеса.  Вид
оттуда был великолепный:  внизу  расстилалась  пустыня,  за  нею  бесконечно
тянулись горы.
     - Я видел их точно такими во сне! - прошептал Лео.
     - А где был огненный столп? - спросил я.
     - Кажется, вон там! - указал он на северо-восток.
     - Сейчас там ничего не видно!
     Мы вернулись засветло в пещеру. Следующие четыре дня мы повторяли  свое
восхождение и к  вечеру  спускались  вниз.  Наконец,  мне  это  надоело.  На
четвертую ночь Лео не лег спать, а сел перед входом в пещеру. Я спросил его,
зачем он это делает.
     - Оттого, что я так хочу! - ответил он с раздражением.
     Ночью он разбудил меня.
     - Пойдем, Гораций. Я покажу тебе что-то.
     Нехотя вылез я из-под одеяла и вышел из пещеры. Лео  указал  на  север.
Ночь была темна, но вдали на темном небе, точно  зарево,  виднелась  бледная
полоска света.
     - Что ты скажешь? - спросил он.
     - Ничего.  Это  не  луна  и  не  заря;  похоже  на  зарево  пожара  или
погребального костра.
     - Я думаю, что это только отражение. Если бы мы поднялись на скалу,  мы
наверняка увидели бы огонь.
     - Но мы не можем идти туда ночью.
     - Мы должны провести там следующую ночь, Гораций.
     - Это будет последняя ночь в нашей жизни, - отвечал я.
     - Ничего не поделаешь, надо рискнуть. Смотри, огонь погас.
     Действительно, темнота снова стала непроницаемой. Мне хотелось спать, и
я ушел обратно в пещеру. Лео остался. Когда я  проснулся,  завтрак  был  уже
готов.
     - Я тороплюсь выйти пораньше, - объяснил Лео.
     - Ты с ума сошел! Как мы будем ночевать на вершине?
     - Не знаю, но я должен идти, Гораций.
     - То есть, мы должны идти оба. А как же быть с яком?
     - Возьмем его с собой.
     Достигнув вершины, мы вырыли в снегу углубление и поставили палатку,  в
которую забрались вместе с яком. Уже темнело. Ледяной ветер  пронизывал  нас
до костей. Если бы нас не согревало теплое тело животного, мы замерзли бы  в
своем шатре. Мы бодрствовали, потому что заснуть - значило умереть. Наконец,
среди немой тишины ночи я стал дремать.
     - Посмотри на направлению этой красной звезды, - разбудил меня Лео.
     Я взглянул и увидел на небе тот же  свет,  какой  мы  видели  накануне.
Несколько  ниже,  над  хребтом  противоположных  гор,  показался  огонь.  Он
поднялся выше, стал ярче, сильнее. За ним чернел какой-то столп, на  вершине
которого ясно виднелся египетский Символ Жизни - Crux ansata.
     Символ исчез. Пламя погасло.  Потом  снова  огонь  вспыхнул  и  взвился
высоко. Черный символ мелькнул еще раз и опять исчез.  В  третий  раз  пламя
загорелось, как молния, и осветила  все.  Сквозь  черное  отверстие  символа
прорвался и достиг нашего утеса яркий, как свет маяка,  луч.  Он  окрасил  в
красный цвет снег вокруг нас и наши лица. Передо мной лежал мой компас. Было
так светло, что я разглядел его стрелку. Луч погас  так  же  быстро,  как  и
появился. Исчез и символ со своим огненным покрывалом.
     Мы молчали. Наконец Лео нарушил молчание:
     - Помнишь, Гораций, как ее плащ упал на меня и как она послала  нам  на
прощанье луч, который указал нам дорогу, чтобы мы могли  бежать  из  обители
Смерти? Теперь этот луч указывает нам путь к обители Жизни, где живет Аэша.
     - Может быть, - отвечал я.
     Спорить с ним было трудно; но я чувствовал, что мы -  действующие  лица
какой-то великой, предначертанной нам судьбой, драмы. Наши роли  определены,
и мы должны их исполнить; путь нам уготован,  и  мы  должны  пройти  его  до
неведомого нам конца. Нет больше места  страхам  и  сомнениям,  есть  только
надежда. Видение стало действительностью, посев дал жатву.
     Утром поднялась снежная метель. Мы спустились с  вершины  с  опасностью
для жизни. Снег слепил нам глаза. Но смертный час наш еще не  настал,  и  мы
вернулись целыми и невредимыми в монастырь. Ку-ен  обнял  нас,  а  остальные
монахи вознесли молитву  Будде,  потому  что  считали  нас  погибшими  и  не
надеялись более увидеть.
     Бесконечно долго тянулась зима. У нас в руках  имелся  ключ  от  двери,
которая находилась там, за горами, но мы не могли вложить  его  в  скважину.
Надо было ждать, пока растают снега.
     Но  весна  заглядывает  даже  в  ледяные  пустыни   Центральной   Азии.
Потеплело, пошел дождь. Монахи стали готовить плуги.  Снег  растаял,  с  гор
потекли потоки. Равнина почернела, а через неделю покрылась  ковром  цветов.
Мы начали собираться в дальний путь.
     - Куда вы пойдете? - уговаривал нас огорченный Ку-ен. - Разве вам здесь
плохо? Все, что здесь есть - ваше. И зачем вы нас покидаете?
     - Мы странники, - отвечали мы,  -  и  когда  видим  перед  собой  горы,
непременно хотим перейти их.
     - Чего ищите вы за горами? - спросил Ку-ен строго. - Зачем вы скрываете
от меня правду? Скрытность и ложь очень похожи друг на друга.
     - Святой отец, ты сделал нам признание там, в библиотеке...
     - Зачем ты мучишь  меня,  напоминая  это?  -  поднял  он  руки,  словно
защищаясь.
     - Я далек от этой мысли, наш добрый и добродетельный  друг,  -  отвечал
я. - Но твоя история очень напоминает нашу. Мы видели ту же жрицу.
     - Говори! - заинтересовался лама.
     Я рассказал ему все. Я рассказывал  долго,  часа  два,  а  Ку-ен  сидел
напротив меня, слушал и качал головой, как черепаха.
     - Пусть светильник твоей мудрости осветит нашу тьму, - закончил я. - Не
находишь ли ты, что все рассказанное чудесно, или ты, может  быть,  считаешь
нас лжецами?
     - Почему же мне не верить вам, о  братья  великой  обители,  называемой
Светом? И что в вашем рассказе особенно чудесного? Вы только познали истину,
которая открыта нам уже много,  много  лет.  Вы  думаете,  что  эта  женщина
возродилась снова там? Вероятно, так и есть, и  женщина  эта  та  же,  из-за
которой я согрешил в своей прошедшей жизни. Только она не бессмертна, как вы
думаете. Бессмертия нет. Только гордыня и собственное величие удерживают  ее
от перехода в Нирвану. Но гордость ее будет унижена, прах и смерть  коснутся
ее чела. Грешная душа должна очиститься  страданиями  и  разлукой.  Если  ты
найдешь ее, брат Лео, то только для  того,  чтобы  снова  потерять,  и  тебе
придется подниматься вторично по той же лестнице. Останьтесь со мной,  будем
молиться вместе! Зачем вам биться о скалы? Зачем  вливать  воду  в  разбитый
сосуд и вечно томиться жаждой, выливая воду на песок?
     - Вода делает почву плодородной. Жизнь  зарождается  там,  где  пролита
вода. Из семян печали взрастет радость, - ответил я Ку-ену.
     - Любовь есть зако