отступая в  испуге,  -
вижу только, что это будущий хан Калуна.
     - Конечно  же,  всех  ханов,  когда  они  умирают,  приносят  сюда  для
сожжения. Так всегда  было  и  будет  еще  не  раз,  -  возразила  Аэша  уже
спокойно. - Не бойся, шаман, мой гнев прошел, но никогда не предсказывай мне
дурного. Уйдем, однако, отсюда!
     Поддерживаемая Лео, она ушла. Когда мы дошли  до  вершины  скалы,  Аэша
остановилась и, указывая Лео на залитые восходящим  солнцем  горы  и  долину
Калуна, сказала:
     - Прекрасный мир! Дарю тебе его.
     - Не собираешься ли ты, Гезея или демон,  рожденный  из  бездны,  -  не
знаю, кто ты, подарить ему мою землю?  Так  знай  же,  что  раньше  надо  ее
завоевать! - заявила Афина.
     - Речь твоя недостойна и низка, - отвечала Аэша,  -  но  я  прощаю  вам
обоим. Мне не нужна твоя ничтожная власть, которую, знай это,  ты  получаешь
от меня же. Я скоро посещу тебя в твоей столице. От тебя зависит, приду ли я
с миром или войной. Измени же свой двор, улучши законы своей  страны,  чтобы
народ был доволен. Мой совет  тебе  -  выбери  себе  мужа,  который  был  бы
справедливым и мудрым ханом.
     С этими словами Аэша прошла мимо ханши,  бесстрашно  ступая  по  самому
краю скалы. Тут обезумевшая Афина выхватила кинжал и ударила им соперницу  в
спину. Это произошло так быстро, что если  бы  мы  с  Лео  не  видели  этого
движения, то не поверили бы своим глазам. Но кинжал упал на  землю,  и  Аэша
осталась невредимой. Увидев, что промахнулась, Афина  бросилась  на  Аэшу  и
хотела столкнуть ее с обрыва. Но и тут она неверно рассчитала  силы  и  сама
чуть не свалилась в пропасть: ее удержала Аэша, схватив за протянутую руку.
     - Безумная женщина, - сказала Аэша, и в голосе ее слышалась жалость,  -
неужели тебе так надоела твоя красота, что ты хотела покончить с собой! Ведь
ты не знаешь, в каком новом образе ты возродишься! Может быть,  ты  родишься
уже не царицей, а безобразной крестьянкой. Так, говорят,  судьба  наказывает
самоубийц. Или, может быть, ты перевоплотишься в змею, кошку,  тигрицу.  Это
острие отравлено, - подняла Аэша кинжал. - Если бы оно коснулось  тебя...  -
она улыбнулась и бросила кинжал в бездну.
     - Ты не смертная женщина, - простонала Афина,  с  плачем  опускаясь  на
камень, - я не в силах тебя побороть. Пусть же накажет тебя Небо.
     Аэша простилась с нами перед дверями своего жилища, и Орос отвел нас  в
красивое помещение, окна которого выходили в тенистый сад. Мы  были  страшно
утомлены и потрясены и заснули, как дети, глубоким сном без сновидений.
     Утром мы проснулись поздно и, выкупавшись, пошли  в  сад.  Несмотря  на
август месяц, в саду было тепло и приятно. Мы сели с Лео на скамью на берегу
ручья среди колокольчиков и других горных цветов.
     - Итак, наши усилия не пропали даром, - сказал я Лео, - наш сон  сбылся
наяву, а ты - счастливейший человек на свете.
     - Да, конечно, - как-то странно взглянул он на меня. -  Она  прекрасна.
Но знаешь, Гораций, я хотел бы, чтобы Аэша была немного более  земной,  хотя
бы такой, какой была в пещерах Кор. Когда она поцеловала меня,  -  не  знаю,
можно ли это прикосновение назвать поцелуем, - мне казалось, что в  ней  нет
плоти и крови. Да и может ли плоть в одно  мгновение  родиться  из  пламени,
Гораций?
     - Ты уверен, что она родилась из пламени? - спросил я. - Может быть, ее
ужасная внешность была лишь галлюцинацией, вроде видений в огне, на самом же
деле она оставалась прежней Аэшей, какой была в пещерах Кор.
     - Может быть, Гораций.  Но  знаешь,  меня  что-то  пугает.  Аэша  стала
как-будто еще более божественной. Скажи, Гораций, каким же я  буду  супругом
для этого лучезарного существа, если только это случится?
     - К  чему  терзаться,  Лео?  Ты  боролся   и,   преодолев   неслыханные
препятствия, достиг цели. Бери то, что дарят  тебе  боги  -  славу,  любовь,
власть и не думай о будущем.
     Разговор наш был прерван приходом  Ороса,  который  с  низким  поклоном
сказал Лео, что Гезея желает видеть  его  в  храме.  Пришли  жрецы,  которые
подстригли Лео волосы и бороду - я отказался от их услуг -  и  одели  его  в
белую одежду и шитые золотом сандалии, а в  руки  дали  серебряный  скипетр,
похожий на посох.
     - Посох Озириса! - шепнул я Лео.
     - Я вовсе не хочу олицетворять какого-то египетского бога и участвовать
в идолопоклонстве, -  рассердился  он,  но  я  успокоил  его,  сказав,  что,
вероятно, это лишь какой-нибудь символ.
     Так как Лео стал недоверчиво расспрашивать Ороса по поводу  предстоящей
церемонии, жрец сказал ему, что это  будет  обручение.  Тогда  Лео  перестал
противиться, спросил только, будет ли при этом  присутствовать  ханша.  Орос
сообщил, что Афина, угрожая войной и местью, отбыла в Калун.
     Когда мы пришли в храм, перед статуей Материнства собралась  уже  толпа
одетых в белые одежды жрецов и жриц.  Между  двух  огненных  столпов  сидела
Аэша. Рядом с ней было пустое кресло, я догадался, для кого.  Лицо  ее  было
открыто, и одета она была не как жрица, а с царственным великолепием.  Жрецы
плавно двигались вокруг; дивно звучали под сводами  храма  звуки  их  пения;
страшно пылало вокруг пламя, но  мы  видели  только  Аэшу,  возрожденную,  в
полной славе, бессмертную, женственную невесту Лео,  простирающую  навстречу
нам руки.
     Орос и жрецы подвели нас к ней  и  отступили.  Аэша  встала,  сошла  со
ступенек трона и, коснувшись чела Лео своим систрумом, громко сказала:
     - Вот Избранник Гезеи!
     - Привет тебе, Избранник Гезеи! - послышалось отовсюду.
     - Жрецы и жрицы Гезеи, слуги Матери света, вы  до  сих  пор  не  видели
моего лица, но сегодня я сняла покрывало, потому что человек, который пришел
в нашу страну, в наш храм, не чужой мне. Давно, в прежней жизни, когда-то он
был моим супругом и теперь снова пришел ко мне. Не так ли, Калликрат?
     - Так, - отвечал Лео.
     - Жрецы и жрицы Гезеи, вы знаете, что издревле  жрица,  занимающая  мое
место, имела право избрать себе мужа. Не правда ли?
     - Да, Гезея, - послышались голоса.
     Аэша трижды поклонилась Лео и, встав перед ним на колени, спросила:
     - Скажи перед всеми собравшимися здесь,  признаешь  ли  ты  меня  своей
нареченной невестой?
     - Да, и навсегда! - сказал глубоко потрясенный Лео.
     Аэша встала, уронила  систрум  и  протянула  руки  навстречу  Лео.  Лео
склонился и хотел поцеловать ее в губы, но тут я заметил, что он  побледнел,
а свет лучезарного лица Аэши позолотил его белокурые волосы.  Я  видел,  что
Лео задрожал и пошатнулся. Заметила это, должно быть,  и  Аэша,  потому  что
раньше, чем уста их успели слиться в поцелуе, она отстранила его,  и  личико
ее на мгновение затуманилось. Она выскользнула из его объятий, но поддержала
его рукой, пока к нему не вернулось самообладание. Тут  Орос  вручил  ей  ее
скипетр.
     - О, мой возлюбленный! - воскликнула Аэша. -  Сядь  рядом  со  мной  на
престоле и прими поклонение твоих жрецов.
     - Я только человек,  -  протестовал  Лео,  -  и  никто  не  должен  мне
поклоняться. Сам же я поклоняюсь на земле одной тебе!
     Жрецы и жрицы удивленно перешептывались. Аэша на минуту  смутилась,  но
быстро нашлась:
     - Хорошо, я довольствуюсь этим. Мне - твое поклонение,  тебе  -  только
свадебная песнь.
     Лео не нашел ничего более возразить и занял место на троне. Если и было
в происходившей церемонии что-либо языческое, Аэша сумела сгладить  это  или
отменить, и вскоре, слушая дивное пение, мы забыли обо всем на свете.
     Пели на каком-то священном, незнакомом  нам  языке,  и  слов  гимна  мы
понять не могли, но  смысл  его  был  нам  ясен.  Но  вот  мелодия  внезапно
оборвалась. По мановению скипетра Аэши жрецы и жрицы  удалились,  но  издали
еще доносилась тихая, словно колыбельная, песнь.
     Мы оставались одни. Только Панава и Орос не покинули свою госпожу. Аэша
словно очнулась ото сна.
     - Прекрасная песнь, не правда ли? - сказала она. - И очень древняя.  Ее
пели в Бебите, в Египте  на  свадебном  празднестве  Изиды  и  Озириса.  Мне
кажется, что в музыке сильнее всего звучит голос вечности.  Слова  меняются,
но мелодия остается  прежней.  Как  мне  называть  тебя,  мой  возлюбленный?
Калликратом или...
     - Называй меня Лео, Аэша. Так  окрестили  меня  в  единственной  жизни,
которую я помню.  К  тому  же  этот  Калликрат  был,  кажется,  не  особенно
счастлив; он не принес счастья и женщинам, судьба которых переплелась с  его
судьбой. Довольно с меня Калликрата, каким он был в пещере Кор.
     - Помню, ты лежал, а я пела тебе песнь о  прошедшем  и  будущем.  Песня
была арабская. Ты не забыл арабского языка?
     - Нет.
     - Будем же говорить по-арабски. Я люблю этот язык; на нем  говорила  со
мной в детстве мать. Однако, оставь меня ненадолго, меня ждут!
     Мы ушли, оставив Аэшу, как мы думали, принимать поздравления от  вождей
некоторых горных племен.


V

ТРЕТЬЕ ИСПЫТАНИЕ.
                              МОГУЩЕСТВО АЭШИ

     Прошел и час, и два. Лео начал терять терпение.
     - Отчего Аэша не идет? - говорил он. - Я хочу ее видеть. Я не могу  без
нее. Меня что-то влечет туда.
     И узнав от Ороса, что она еще в храме, пошел к ней. Я  колебался,  идти
ли мне с ним, но побоялся, что он не найдет дороги, и пошел. Дойдя до храма,
мы встали далеко у двери;  нас  не  было  видно,  но  мы  все  видели.  Аэша
по-прежнему сидела на троне, но, о! как страшна была  она  в  своем  величии
смерти. Синеватое пламя  освещало  гордое,  нечеловеческое  лицо;  глаза  ее
горели, как драгоценные камни.  Точно  Царица  Смерти  принимала  поклонение
теней. Вот перед ней встала на колени чья-то темная фигура, за  нею  вторая,
там третья, еще, еще и еще. Все они  кланяются,  а  она  отвечает,  наклоняя
голову и скипетр. Звенели колокольчики систрума. Губы Аэши  что-то  шептали,
но мы не слышали слов. Это духи поклонялись ей.
     Схватив друг друга за руки, мы с Лео отступили к двери, она подалась, и
теми же галереями и переходами мы вернулись к себе.
     - Кто она? - спросил Лео. - Ангел?
     - Да, что-то в этом роде, - отвечал  я,  думая  про  себя,  что  ангелы
бывают разные.
     - А что делали там эти тени? - продолжал он.
     - Приветствовали ее, должно быть, с превращением. Но,  может  быть,  то
были не тени, а переодетые жрецы.
     Лео только пожал плечами.
     Между тем пришел Орос и сказал, что Гезея ждет нас в своих  покоях.  Мы
застали Аэшу несколько утомленной. Панава сняла с нее царскую  мантию.  Аэша
протянула Лео руку и не без страха заглянула ему в глаза.
     Она села за стол и пригласила  нас  занять  места  напротив.  Ужин  был
простой: мы ели яйца и холодную дичь, она - молоко, хлеб и ягоды.
     Лео сбросил с себя  пурпурную  мантию  и  отложил  в  сторону  скипетр,
который дал ему Орос. Аэша улыбнулась, заметив, что он мало  чтит  священные
символы.
     - Очень мало, - сказал Лео. - Аэша, я не понимаю твоей религии, я  знаю
только  свою  и  даже  ради  тебя  не  приму  участия  в  том,  что   считаю
идолопоклонством.
     - Твоя воля - моя воля, - мягко сказала Аэша.  -  Трудно  будет  подчас
объяснить твое отсутствие во время церемоний в храме; но ты вправе держаться
своей веры, которая в то же время и моя. Ведь все великие религии в сущности
одинаковы. Чему учила религия египтян, которая теперь  перешла  к  нам?  Что
одна великая, добрая Сила управляет вселенной, что добрые унаследуют  вечную
жизнь, злые же вечную смерть, что людей будут судить сообразно  их  делам  и
поступкам, что настоящая жизнь не здесь, а за  гробом,  там,  где  не  будет
больше печали. Ведь и ты веришь всему этому?
     - Да, Аэша; но ведь твоя богиня - Гезея или Изида. Мы  слышали,  ты  ей
молилась. Кто она?
     - Это не  божество,  а  душа  Природы,  дух,  скрытый  во  всем  живом,
всемирное Материнство; в нем скрыты тайны земной жизни и знания.
     - Зачем же она преследует своих поклонников, наказуя  их  смертью,  как
преследовала тебя?
     - Разве твоя религия, - продолжала Аэша, облокотившись  о  стол,  -  не
говорит то же о добром и злом божествах? Скажи, не слышал ли ты, Лео,  будто
иногда слабые духом люди продают за земные блага свою душу злому началу,  за
что потом расплачиваются ужасными страданиями? Что бы  ты  сказал,  если  бы
была на свете  такая  женщина,  которая  жаждет  красоты,  жизни,  знания  и
любви...
     - Продала душу свою злому духу, Сету? Уж не хочешь ли ты сказать, Аэша,
что эта женщина - ты? - с ужасом воскликнул Лео.
     - А если бы и так? - спросила она, тоже вставая.
     - Если так, если так, - хрипло сказал он, - я думаю, нам было бы  лучше
не встречаться!
     - Ах! - с болью простонала она, точно ей повернули нож в сердце.  -  Не
хочешь ли ты вернуться к Афине? Но нет, ты уже не можешь уйти от  меня.  Мне
дана власть над всеми, кого я поразила. Впрочем, ты не помнишь прошлого.  Но
нет, ты мне не нужен мертвый, ты мне нужен живой. Взгляни, как я  хороша,  -
она наклонилась к нему своим стройным станом, глаза ее влекли его к себе,  -
что же ты не уходишь? Ты, кажется, не думаешь  бежать,  а  приближаешься  ко
мне? Однако, не хочу обольщать тебя. Ступай,  если  хочешь,  Лео.  Иди,  мой
возлюбленный, оставь меня одну с моими грешными мыслями. Афина приютит  тебя
до весны, а там ты перейдешь горы и  вернешься  к  обычным  радостям  земной
жизни. Сейчас я закроюсь покрывалом, чтобы не соблазнять тебя.
     Она закутала голову покрывалом и вдруг спросила:
     - Зачем вы с Холли вернулись в храм, хотя я просила оставить меня одну?
     - Мы искали тебя.
     - И увидали больше, чем хотели? Что же, я допустила  вас  и  спасла  от
смерти, которую заслужили бы за такую дерзость другие.
     - Что это за существа поклонялись тебе в храме? - строго спросил Лео.
     - Я царствовала и правила во многих странах, Лео; может быть,  это  мои
бывшие слуги пришли приветствовать меня. Возможно также, что эти  тени  были
такой же игрой твоего воображения, как образы, которые  я  вызвала  в  огне,
желая испытать твою силу и постоянство. Знай же, Лео Винцей, что все, что мы
видим - обман зрения. Ни прошлого, ни будущего нет, есть только вечность. Я,
Аэша, - лишь призрак, который кажется тебе то  безобразным,  то  прекрасным.
Когда ты улыбаешься, я переливаюсь тысячами  цветов,  когда  ты  грустен,  я
становлюсь мрачна. Вспомни  отвратительное,  морщинистое  существо  там,  на
скале: это - я, беги от меня. Прекрасная, но со злой душой  -  это  тоже  я.
Если хочешь, бери меня такой. Теперь ты знаешь истину, Лео. Откажись от меня
навсегда - и ты спасешься. Или прижми, о, крепко прижми меня к сердцу, и  за
мою любовь, за мои поцелуи возьми на себя мой грех. Молчи, Холли,  пусть  он
сам решит.
     Я думал, что Лео направился к двери, но он просто прошелся  по  комнате
и, несмотря на внутреннее волнение, спокойно сказал:
     - Я не оставил тебя, Аэша, когда увидел  тебя  старой.  Теперь  ты  мне
открыла тайну своей души; я узнал, что ты царица каких-то духов, добрых  или
злых, и я не оставлю тебя. Пусть грех твой будет моим. Я  уже  чувствую  его
гнет на душе и знаю, что меня ждет кара, но все равно, я понесу ее за тебя и
буду счастлив.
     Аэша открыла лицо. Она не сразу пришла в себя  от  удивления,  потом  с
плачем упала к его ногам. Лео поднял ее и посадил в кресло.
     - Ты не знаешь, что ты сделал, - сказала, наконец, Аэша. -  Пусть  все,
что видел ты на Горе и в храме, - лишь ночные видения,  а  рассказ  о  гневе
богини - пустая басня. Верно, однако, что я согрешила ради  тебя  и  ужасной
ценой купила красоту, чтобы удержать тебя. Расплата -  ужасна.  Но  ты  меня
спас. Тебя не остановили ни безлюдные песчаные степи, ни ледники, ни  горный
поток и, преодолев все препятствия, ты выдержал твердо три  испытания.  Тебя
не привлекли чары Афины, ты не отвернулся от меня, увидев меня  безобразной,
и, наконец, не отверг меня и сегодня, хотя узнал преступность моей души. Два
первые испытания - испытания плоти, третье  -  испытание  духа.  Вчера  твоя
верная любовь возвратила мне телесную красоту, сегодня ты освободил мою душу
из страшных оков Судьбы. Я обязана тебе  своим  освобождением,  хотя,  может
быть, тебе придется страдать...
     - Значит, я буду страдать, - сказал Лео спокойно. -  Если  мне  удалось
освободить тебя, я считаю, что жил и умру не напрасно. Однако, скажи,  Аэша,
как это ты изменилась там, на утесе?
     - Я исчезла в огне  и  в  огне  явилась.  Может  быть,  пламя  поглотит
когда-нибудь нас обоих. А, впрочем, возможно, что я все та же, и тебе только
показалось, будто я изменилась. Не спрашивай больше.
     - Позволь еще один вопрос, Аэша. Сегодня было наше обручение, когда  же
будешь ты моей женой?
     - Ах, не теперь, не теперь! - дрожащим голосом торопливо сказала она. -
Подожди несколько месяцев, год, будь пока другом.
     - Отчего? - разочарованно спросил Лео.  -  Я  долго  ждал,  Аэша.  -  Я
старею. Жизнь коротка и, может быть, близок ее конец.
     - К чему эти слова! - сердито топнула ножкой Аэша. - Но ты прав, ты  не
защищен от жала времени и всякого рода несчастий. О!  Это  было  бы  ужасно,
если бы ты опять умер и оставил меня.
     - Дай мне свое бессмертие, Аэша!
     - Я охотно поменялась бы с тобой. О,  жалкие  смертные,  что  завидуете
нашему бессмертию! Жизнь на земле - это ад, уходя из него, душа возвращается
к миру. Жить вечно на земле, видеть,  как  умирают  наши  близкие,  не  имея
надежды последовать за ними, видеть, как они возрождаются, но не узнают  нас
и снова терять их - ужасно. Неужели, Лео, ты хотел бы такой жизни?
     - Если мы будем делить ее вместе!.. Бессмертие  тяжело  в  одиночестве.
Вдвоем все эти скорби мы превратим в радости.
     - Хорошо, - сказала Аэша, - когда  придет  весна  и  растает  снег,  мы
пойдем с тобой в Ливию. Там ты выкупаешься в Источнике Жизни. Потом я  стану
твоей женой.
     Лео стал уговаривать ее  сначала  обвенчаться  и  путешествовать  после
свадьбы, но она сказала: нет, нет, и нет, и словно боясь, что сама не устоит
перед его просьбами, стала прощаться с нами.
     - Почему она откладывает свадьбу? - спросил Лео, когда мы  вернулись  к
себе.
     - Она боится, - отвечал я.
     Наблюдая за Аэшей в последующие дни, я убедился, что  женщина  она  или
дух, но не было на свете существа несчастнее ее.  Ее  постоянно  преследовал
страх за будущее, предвидеть которое, несмотря на свое  бессмертие,  она  не
могла. Опасалась она и Афины. Соперница была побеждена, но Аэша боялась, что
рано или поздно все изменится.
     Что касается Лео, то видеть постоянно Аэшу и не сметь  даже  поцеловать
ее, сознавать, кроме того, что так будет продолжаться еще года два,  -  было
для него  тяжело:  он  похудел,  потерял  сон  и  аппетит.  Он  умолял  Аэшу
переменить свое решение и стать его женой, но она оставалась непоколебимой.
     Кроме  одного  этого,  все  другие  желания  Лео  исполнялись.  Его  не
заставляли участвовать в религиозных церемониях, хотя, следует заметить, что
культ Гезеи сам по себе чист и невинен. Это было древнее поклонение  египтян
Озирису  и  Изиде,  имеющее  что-то  общее  со  средне-азиатским  учением  о
переселении и перевоплощении душ и о  возможности  чистотой  жизни  и  мысли
приблизиться к божеству.
     Жрецы служили Гезее, как представительнице  Божества,  в  остальном  же
жили тихо и творили добрые дела; имели больницы, а в зимние  холода  нередко
кормили горцев.  Втайне  они,  правда,  вздыхали  о  потерянной  власти  над
Калуном.
     Видя, что привыкшему к движению на воздухе Лео  вредно  оставаться  все
время в комнате, Аэша стала настаивать, чтобы он ходил на  охоту  на  горных
коз и каменных козлов. Лео  стал  охотиться  под  охраной  некоторых  вождей
горных племен. Недавно выздоровевшая рука не позволяла мне резких  движений,
и я редко сопровождал Лео, чаще оставался дома.
     Раз мы сидели с Аэшей в саду.