выражал сомнение и страх.
     - Что произошло между вами? - спросил он. - Что ты узнала?
     - Немного. Я спрашивала о цели их прихода. Он сказал, что ищет какую-то
прекрасную женщину, и только. На  мой  вопрос,  красивее  ли  она  меня,  он
вежливо, но уклончиво ответил, что она не похожа на меня.  Тогда  я  сказала
ему, что слыву за самую красивую  женщину  в  Калуне,  что  я  жена  хана  и
вытащила его из реки и что сердце подсказывает мне, что  я  та,  которую  он
ищет.
     - И что  же?  -  спросил  Симбри  нетерпеливо  и,  видимо,  не  одобряя
племянницу.
     - Он допустил, что это возможно, так как та женщина могла  возродиться,
потом пытливо посмотрел на меня и спросил:  прошла  ли  я  через  огонь?  Он
захотел посмотреть мои волосы, вытащил из мешочка,  который  носит  на  шее,
прядь волос и сравнивал. О! Симбри, что это за волосы! Они во весь мой рост,
до пола длинной, мягкие, как шелк, и черны, как вороново крыло.
     - Твои волосы прекрасны, - отвечал он, - но не похожи на эти!
     - Может быть, - ответила я, - ни у одной женщины нет таких волос.
     - Правда, - согласился он, -  она  была  больше,  чем  просто  смертная
женщина.
     - И как я ни пытала его, больше ничего не узнала. Раскрой  свои  книги,
маг, и найди в них, кто эта женщина, где она живет, чтобы я могла убить  ее,
если можно.
     - Вот то-то, - если можно, - отвечал шаман.
     - Прочитай мне еще раз послание главного жреца Ороса! - попросила она.
     - "От Гезеи из Дома Огня Афине, жене хана Калуна,  -  начал  он  читать
начертанное на пергаменте послание. - Сестра  моя,  до  меня  дошло,  что  с
запада  пришли  вопросить  моего  Оракула  два  чужеземца.  В  первый   день
следующего месяца ты с мудрым шаманом, Стражем Дверей, должна  встретить  их
на берегу реки там, где  кончается  древняя  дорога.  Окажите  им  всяческую
помощь и проводите их до Горы. Не желая нарушать наш договор, сама я не могу
выйти  им  навстречу".  Итак,  -  продолжал  Симбри,  -  это  не   случайные
путешественники - их ожидает сама Гезея.
     - Я тоже ждала их. Сердце чуяло, что они  придут.  Но  не  может  быть,
чтобы они искали Гезею.
     - В горах есть и другие женщины, - сухо возразил шаман.
     - Не пойдет он на Гору! - упрямо сказала жена хана.
     - Гезея могущественна. На земле и в воздухе у нее есть  слуги,  которые
ей повинуются. Они предупредили ее о появлении чужеземцев, они же  расскажут
ей об их дальнейшей судьбе. Я ненавижу Гезею, но не советую  тебе  навлекать
на себя ее гнев: он ужасен. Династия Рассенов  испытала  его  уже  раз.  Она
говорит, что они должны пойти на Гору...
     - А я говорю, что он не пойдет. Пусть идет другой, если ему угодно.
     - Скажи, Афина, зачем тебе этот пришелец? - спросил шаман. - Ты  хочешь
сделать его своим любовником?
     - Нет, мужем! - отвечала она, дерзко выдерживая его взгляд.
     - Но он-то, по-видимому, не хочет этого. К тому же у тебя уже есть муж.
     - Ты знаешь, Симбри, что у меня нет мужа, - сказала Афина, положив руку
на плечо кудесника. - Заклинаю тебя узами нашего кровного родства, свари мне
опять волшебный напиток...
     - Чтобы нас еще более связали узы соучастников убийства? Нет, Афина, не
хочу. Твой грех и  так  тяготеет  надо  мной.  Ты  прекрасна.  Опутай  этого
человека своими сетями, если можешь, если же нет, пусть он уйдет с миром.
     - Я не могу его отпустить. Рада была бы, если бы могла. Я люблю  его  и
ненавижу его спутника. Но его сердце не лежит почему-то ко мне.  О,  великий
шаман, ты знаешь прошлое и будущее. Скажи, что тебе говорят звезды?
     - Вот что я  прочитал  в  книге  звезд,  Афина:  судьба  того  человека
переплелась с твоей, ты права; но между  вами  стоит  высокая  стена,  через
которую я не могу проникнуть взором. Знаю только, что смерть сблизит  его  и
тебя, и меня также.
     - Пусть же тогда скорее приходит смерть! - гордо воскликнула Афина.
     - Не радуйся торжеству и там. Неведомая сила царит и за гробом. Внешнее
око Гезеи читает в тайниках души.
     - Слушай, старик, завтра же пошли на Гору гонцов. Пусть  скажут  Гезее,
что прибыли два старых чужеземца, заметь хорошенько, - старых,  но  что  они
очень устали и больны.  Месяца  через  три,  когда  поправятся,  они  пойдут
вопросить Оракула. Может быть, она поверит. Но я хочу спать,  у  меня  болит
голова. Дай мне сонных капель. Я тоже чувствую на себе чьи-то глаза.
     Она обернулась. Я отскочил от  двери  и  пополз  вниз  по  лестнице.  Я
слышал, как Афина открыла дверь.
     На следующее утро ко мне пришел Симбри и осведомился, как я спал.
     - Как чурбан, - отвечал я.
     - А между тем, вид у тебя усталый, друг Холли, - заметил он.
     - Меня мучил кошмар; это со мной случается. Но сам ты, Симбри,  кажется
вовсе не спал?
     - Не спал всю ночь, - вздохнул он. - Я был на своем посту у Дверей.
     - О каких дверях говоришь ты? Не о тех ли, через которые мы пришли?
     - Я говорю о Дверях Прошлого и Будущего. Пожалуй, это те, через которые
вы перешли от чудесного прошлого к неизвестному Будущему. Я пришел  сказать,
чтобы ты был готов: через час вы пойдете в город.
     - Отлично. Я здоров и смогу отправиться в путь. Но что с моим  приемным
сыном?
     - Поправляется, поправляется. Впрочем, ты его увидишь сегодня.
     Рабы принесли мне платье, и  я  переоделся.  Слуги  проводили  меня  по
лестнице. Внизу я встретил  Лео.  Он  выглядел  лучше,  чем  я  ожидал.  Лео
бросился ко мне и стал расспрашивать, где  я  был  и  здоров  ли  я.  Симбри
наблюдал за нами. Нам подали два запряженных пони паланкина. Рабы взяли пони
под уздцы, и мы двинулись в путь.
     Целую милю шли мы по узкому горному ущелью. Наконец, на повороте  перед
нами открылся, как на ладони, Калун. По долине протекала  широкая  река.  На
севере возвышалась та самая огнедышащая гора,  которая  издали  служила  нам
маяком. На краю кратера высился гигантский столб, мрачно черневший  на  фоне
голубого неба и вековых снегов горы. Мы смотрели со  страхом  на  него:  там
должна была решиться наша судьба. Все  наши  спутники  поклонились  горе  и,
чтобы отогнать от себя нечистую силу, скрестили большие  пальцы  обеих  рук.
Даже Симбри поклонился.
     - Был ты когда-нибудь на горе? - спросил Лео.
     Симбри уклончиво покачал головой.
     - Жители равнины не ходят на гору! - сказал он. - По  ту  сторону  реки
живут дикари, которые часто угоняют наш скот и опустошают наши  поля.  Кроме
того,  раскаленная  лава  и  огонь  пугают  путешественников.  Когда  горное
божество гневается, оно засыпает пеплом даже нашу страну.
     - Что это за божество? - спросил Лео.
     - Не знаю. Люди не могут видеть духов.
     - У тебя, шаман, такой вид, будто ты их видел не раз.
     - Ты приписываешь мне слишком многое.  Мое  искусство  не  так  велико.
Однако, вот лодки ожидают нас; дальше мы поплывем по реке.
     Лодки были вместительные и удобные, но без весел. Тех же пони,  которые
везли наши паланкины, перепрягли в лодки. К  счастью,  нас  с  Лео  посадили
вместе, и, кроме рулевого, в нашей лодке не было никого. За нами,  в  другой
лодке, ехали вооруженные луками и мечами рабы, по виду - солдаты.
     - Наконец-то мы одни! - сказал Лео. - Помнишь, Гораций, мы точно так же
на лодке приехали в страну Кор. Ничто не ново, и все повторяется.
     - Не знаю, долго ли нас оставят вместе, - отвечал я. - Скорее  расскажи
мне все, что случилось с тобой за это время. Мы здесь -  беспомощные  мошки,
попавшие в паутину, раскинутую пауком - женой хана. Шаман стережет нас.
     - Вернемся к тому моменту, когда я висел, как паук на  тонкой  паутине,
на веревке над пропастью. Мне казалось, что я сойду с ума, и, чтобы поскорее
умереть, перерезал веревку и полетел в бездну. А ты?
     - Я хотел умереть вместе с тобой и прыгнул в пропасть.
     - Верный друг Гораций, - сказал Лео, и  слезы  навернулись  у  него  на
глаза.
     - Оставим это. Расскажи лучше, что с тобой произошло дальше.
     - О, это не особенно интересно. - Лео покраснел.  -  Я  спал,  а  когда
просыпался, видел у своего изголовья красивую женщину.  Сначала  я  подумал,
что это та, ну, ты знаешь! Она поцеловала меня. Но, может быть,  мне  снился
сон?
     - Это был не сон. Я сам все видел.
     - Жаль, что не сон. Жена хана - красавица. Я говорил с ней по-гречески.
Аэша  тоже  говорила  по-гречески.  Не  странно  ли?  Однажды  ханша   стала
спрашивать  меня  про  то,  как  мы  сюда   попали.   Я   сказал,   что   мы
путешественники, и не стал вдаваться в подробности, а спросил  о  тебе.  Она
сердилась, что не может ничего выпытать у меня, но и о себе сообщила только,
что она жена хана. Почему она так заинтересовалась мной, иностранцем,  я  не
знаю. Вчера вечером она вошла ко мне, одетая в королевскую мантию.
     Она была  хороша,  как  сказочная  царица.  На  распущенных  каштановых
волосах красовалась корона.
     Она смотрела на меня и вздыхала, говорила, что мы  когда-то  в  прошлом
были знакомы, и надеялась возобновить нашу дружбу. Я защищался как  мог,  но
ты понимаешь, что это не легко, когда лежишь беспомощно  в  постели,  а  над
тобой склонилась и шепчет ласковые слова красавица.  Кончилось  тем,  что  я
признался ей, что ищу свою  жену,  которую  потерял.  Ведь  Аэша  моя  жена,
Гораций. В ответ она только улыбнулась и сказала,  что  мне  незачем  искать
далеко, что она и есть моя жена, она-то и спасла меня, когда я  тонул.  Было
видно, что она не  шутит,  да  и  сам  я  начинал  думать,  что  Аэша  могла
измениться. Вдруг я вспомнил про прядь волос Аэши и сравнил  ее  с  волосами
жены хана. Волосы  оказались  не  похожими  и  гораздо  длиннее.  Жена  хана
разозлилась от зависти. Все, что в ней было дурного, всплыло  наружу.  Голос
зазвучал грубо. Аэша могла быть ужасна в своем гневе, как молния, но никогда
не была груба и вульгарна. С этого момента  я  убедился,  что  жена  хана  и
Аэша - не одно и то же. Я позволил ей сердиться  и  упрекать  себя  и  лежал
молча. Наконец она ушла и закрыла за собой дверь на ключ. Вот и все, что  со
мной было.
     - Молчи же и слушай теперь, что я тебе расскажу. Только будем  говорить
тише. Наш рулевой, наверное, шпион, кроме того,  я  чувствую  спиной  взгляд
Симбри. Надо торопиться, потому что неизвестно, долго ли нас оставят одних.
     И я рассказал ему все, что знал.
     - Кто же эта Гезея, которая послала письмо с Горы? - воскликнул Лео.  -
Кто жена хана?
     - А ты как думаешь?
     - Аменарта! - прошептал Лео нерешительно.
     - Я тоже так думаю.
     - Если старый буддийский монах Ку-ен помнит  свое  прошлое,  почему  бы
этой женщине не помнить своего прежнего земного существования?
     - Берегись, однако, Лео, чтобы не ошибиться. Я  очень  боюсь,  что  это
искушение, за которым последуют и  другие  испытания.  Горе  тебе,  если  ты
ошибешься!
     - Знаю, - отвечал он. - Но не бойся, кем бы ни была для меня в  прошлом
жена хана - все кончено. Я ищу Аэшу, и только ее. Сама  Венера  не  в  силах
соблазнить меня.
     С надеждой  и  страхом  вспомнили  мы  о  таинственной  Гезее,  которая
приказала шаману Симбри выйти нам навстречу, и о могучей  жрице,  у  которой
есть слуги на небе и на земле. Между тем лодка причалила к берегу, и  Симбри
перешел из своей лодки к нам. Наступала ночь, и шаман, вероятно, боялся, как
бы мы не бежали под ее покровом. Лодка поплыла дальше.  В  нескольких  милях
впереди уже виднелись плоские кровли города, куда мы должны были  прибыть  к
ночи.
     Город стоял на островке, образовавшемся между двумя  рукавами  реки.  В
центре возвышалось здание с башнями, должно быть, ханский дворец. Город, как
и вся страна, назывался Калун, тогда как территория Горы носила наименование
"Гезея" в честь древнеегипетской богини.
     Шаман рассказал нам, что на горе живут жрицы и жрецы,  которые  сменили
еще более древних огнепоклонников, построивших здесь святилище и храм.
     - Кому же поклоняются там?
     - Богине Гезее, - сказал Симбри, - но мы мало  знаем  об  этом  культе.
Между нами и горцами - вечная вражда. Они убивают нас, мы - их. Они  ревниво
оберегают свою святыню, позволяя восходить на гору только  тем,  кто  желает
вопросить  Оракула  или  принести  жертву   во   время   неурожая,   засухи,
землетрясения или  другого  народного  бедствия.  Мы  же,  если  на  нас  не
нападают, не трогаем их. Мы - трудолюбивый  земледельческий  народ  и  любим
мир.
     Действительно, на пастбищах спокойно паслись стада; поля были  засеяны.
Одетые в длинные серые одежды поселяне возвращались после  трудового  дня  в
свои  обсаженные  тополями  деревни.   Какой   контраст   представляла   эта
плодородная равнина с бесплодными  пустынями,  которые  мы  недавно  прошли!
Утопавший в лучах  заходящего  солнца  пейзаж  напоминал  Голландию.  Вполне
понятно, что проникшие через кольцо увенчанных снегами гор в эту  прелестную
страну завоеватели не хотели идти дальше, а поселились здесь, взяли себе жен
из покоренного племени и решили здесь жить и умереть.
     Стемнело. Клубы дыма над огненной горой озарились светом  вулкана.  Чем
гуще становился мрак, тем ярче горело зарево.  Из  гигантского  ока  Символа
Жизни лучи бросали далеко вокруг полосы света, освещали вершины гор.  Полосы
эти тянулись высоко в небо над крышами  города  Калуна,  через  реку,  через
горы. Зрелище было великолепное. Наши спутники-туземцы  испуганно  зашептали
молитвы. Они считали пламя над Горой дурным предзнаменованием.
     - Разве это пламя не всегда полыхает? - спросил Лео.
     - Нет, редко. Много лет не видели мы его. Три  месяца  тому  назад  оно
показалось впервые, и сегодня во второй раз, - отвечал Симбри. - Мы молимся,
чтобы какое-нибудь бедствие не постигло Калун.
     Через несколько минут пламя погасло, но на  небе  еще  несколько  минут
оставался его отблеск. Взошла луна.  Только  всплеск  весел  нарушал  тишину
ночи. Вдруг издали донесся лай собак.  На  восточном  берегу  реки  раздался
топот копыт. Шум все приближался. И мы увидели  скачущего  на  белой  лошади
всадника. Он обернулся на мгновение к реке, и в лунном свете мы  увидели  на
его лице выражение смертельного отчаяния. Он промчался, как молния, вынырнул
из тьмы на мгновение и быстро погрузился  в  нее.  За  ним  неслась  ужасная
погоня - страшные рыжие собаки, целая сотня собак.
     - Собаки смерти! - воскликнул я, хватая Лео за руку.
     - Да, - отвечал он,  -  они  преследуют  этого  несчастного.  А  вот  и
охотник.
     Он ехал на великолепном коне. Ветер  развевал  его  плащ.  Он  взмахнул
бичом. Когда охотник оглянулся, лунный свет упал на него, и мы увидели  лицо
безумного.
     - Хан, хан! - испуганно сказал Симбри и поклонился.
     Но хан ускакал, за ним  последовали  егеря;  я  насчитал  всего  восемь
человек.
     - Что это значит, друг Симбри? - спросил я.
     - Друг Холли, так хан наказывает тех, кто его прогневал.
     - Что мог сделать этот несчастный?
     - Человек этот знатен: он приходится родней самому хану. А вина  его  в
том, что он полюбил ханшу и предложил  ей  объявить  войну  хану,  если  она
согласится выйти за него замуж. Но она ненавидела его,  как  ненавидит  всех
мужчин. Вот и все.
     - Счастлив хан, у которого такая добродетельная жена, - сказал я.
     Старый шаман пытливо посмотрел на меня.
     Лай собак снова приблизился. Несчастный всадник еще раз промчался  мимо
нас. Его лошадь была совсем измучена. И вот огромная рыжая собака  вцепилась
ей в бок. Несчастное животное закричало от боли. Тогда  всадник  спрыгнул  с
лошади и побежал к берегу, надеясь, вероятно, спастись у нас в лодке, но  он
не успел добежать: собаки настигли и растерзали его. Не стану описывать, что
было дальше: слишком ужасны были эти рыжие волкодавы и слишком ужасно звучал
хохот сумасшедшего хана, натравливавшего их на добычу.


IX

ПРИ ДВОРЕ ХАНА

     Мы продолжали путь с горечью в сердце. Не мудрено,  что  жена  хана  не
любит мужа. Женщина эта влюблена в Лео, а мы видели, как ревнивый хан  мстит
своим соперникам. Приятная перспектива, что и говорить!
     Между тем, лодка причалила. Мы прошли через ворота в высокой  городской
стене и пошли по вымощенной камнями  улице.  Дома  ничем  не  отличались  от
обычных построек Центральной Азии.  Нас,  по-видимому,  ожидали.  Любопытные
толпились на улицах, выглядывали из окон и с крыш  домов.  Миновав  рыночную
площадь, мы вошли в калитку во внутренней стене и очутились среди садов. Вот
мы и перед  построенным  в  египетском  стиле  дворцом  с  двумя  массивными
башнями.
     Проникнув во внутренний двор, окруженный верандой, на которую  выходили
двери внутренних покоев, мы прошли в  предназначенные  для  нас  богато,  но
безвкусно убранные комнаты. Здесь Симбри куда-то исчез. Рабы переодели нас в
белое, подбитое горностаем платье и проводили в большой, хорошо  натопленный
зал с колоннами, стены которого были  увешаны  коврами.  Посреди  зала,  под
балдахином, стоял узкий длинный стол с  золотыми  и  серебряными  кубками  и
тарелками. Ударили в гонг, и в дверях  показались  вельможи.  Все  они  были
одеты в белое, как и мы. С ними были и женщины, почти все - хорошенькие. Нам
кланялись, мы отвечали на поклоны.  Раздался  звук  литавр.  Из-за  портьеры
показались хан с женой, впереди шли герольды в  зеленых  ливреях  и  Симбри,
сзади следовали другие придворные. Взглянув на хана, никто бы не узнал в нем
зверя,  который  травил  собаками  своего  ближнего.  Это  был  отяжелевший,
грубоватый,  но  довольно  красивый  мужчина.  Неспокойные,  бегающие  глаза
изобличали в нем недалекого человека. Жена его  была  все  так  же  красива,
только лицо ее казалось несколько утомленным. Румянец вспыхнул на ее  щеках,
когда она увидела нас. Она знаком подозвала нас и представила мужу.
     - Любопытное старое животное! - захохотал хан, глядя на меня.  -  Мы  с
тобой, кажется, не встречались еще?
     - Нет, великий хан, - отвечал я, - но я видел тебя  сегодня  на  охоте.
Удачно ли ты поохотился?
     - Отлично, - сказал он, оживившись, - мои собаки поймали-таки его.
     - Довольно, - властно остановила его жена.
     Хан отшатнулся от нее и тогда только заметил Лео.
     - Не тебя ли это навещала Афина  у  Дверей  Калуна?  -  спросил  он,  с
любопытством вглядываясь в красивые черты  лица  моего  друга.  -  Теперь  я
понимаю, почему она так интересовалась тобой.  Смотри  же,  будь  осторожен,
чтобы мне не пришлось охотиться за тобой.
     Лео вскипел и хотел ответить, но я остановил его, сказав, что он  имеет
дело с сумасшедшим.
     Жена хана посадила Лео с собой, меня  -  по  другую  сторону,  рядом  с
Симбри. Хан сел несколько дальше между двумя самыми хорошенькими дамами.
     Блюд было много, но  все  -  грубые.  Главным  образом  подавали  рыбу,
баранину и сладкие  кушанья.  Присутствующие  ели  и  пили  много  хмельного
напитка,  приготовленного  из  хлебного  зерна.  Обменявшись  со   мной   из
вежливости несколькими словами, ханша  уделила  все  внимание  Лео.  Я  стал
беседовать с Симбри. Он рассказал мне, что  в  Калуне  почти  нет  торговли,
потому что нет связей  с  другими  странами.  С  тех  пор,  как  подгнили  и
обрушились мосты через пропасть, Калун совершенно отрезан от мира. В  стране
нет даже  денег;  торговля  ведется  только  меновая;  даже  доход  собирают
натурой. Население -  в  основном  желтой  расы,  вероятно,  -  монгольского
происхождения. Страной управляют ханы, которые ведут свой род от Александра,
но в жилах которых течет  и  монгольская  кровь.  На  престол  Калуна  могут
восходить и женщины.  Династия  постепенно  вырождается.  Народ  поклоняется
огню, а его правители верят  в  волшебство  и  привидения,  но  это  подобие
религии вымирает вместе с ними.
     Ханша Афина - последний отпрыск прямой линии царствующего дома, и народ
больше любит ее,  чем  хана.  Она  много  помогает  бедным  и  потому  очень
популярн