сякий случай прощались с
нами. Может кто-то и не вернется...
     Чей-то голос крикнул: "Эта война..."
     Рев ребят закончил фразу: "Не наша!"
     Тот же голос продолжил: "Но мы... победим" - закончили мы.
     Двадцать семь кулаков  врезались в ладони,  которые тут  же  скользнули
вниз, образуя самый оскорбительный  для всех мужиков в мире  жест. Полковник
дико смотрел на всю эту процедуру, но промолчал и уставился на, словно хотел
что-то ему сказать, но только вяло махнул рукой.
     Ребята вмиг вспрыгнули в борт вертолета МИ-6  и уже оттуда мы кокетливо
сделали ручкой остающимся. Пилот Вася (никто не знал, как его зовут на самом
деле,  да и  не интересовался) рявкнул "Добро пожаловать,  крысы"  и  врубил
двигатели, после чего  всякий разговор превратился  в пытку. В Ми-6 дрожало,
вибрировало и тряслось  все, что только могло это  делать. Зубы стучали, как
кастаньеты, если кто-то пытался приоткрыть рот. Да и говорить было не о чем,
все  сидели  и пытались задремать в этом  вибрирующем  спальном вагоне. Вася
отлично знал маршрут, где нас надо высадить и улетать, чтобы снова прилететь
и  забрать то, что от  нас останется. Он был пилот божьей милостью и если бы
он  летал  не  на этой  летающей мишени Ми-6, он бы сделал  карьеру в  любой
стране мира, где есть вертолеты.  Он был отлично проинструктирован и никогда
не задавал лишних вопросов. Это нас устраивало, его тоже - мы были квиты.
     По-своему мы его даже  любили - он всегда ждал нас там, где  надо, даже
если его толстопузый был изрешечен пулями  и напоминал  дуршлаг. Вася всегда
прикидывался этаким дурачком, которому все равно кого или что надо везти. Но
мы видели слеза на его глазах, которые он безуспешно пытался сдержать, когда
мы однажды грузили два трупа, которые были нашими  товарищами  и которые еще
пару дней назад обменивались с ним шуточками.

     Воскресенье, между 4 и 9 часами вечера,
     борт вертолета Ми-6, где-то над Камбоджей.

     Когда  "вертушка"   идет   по   рельефу   местности,  слабонервным   не
рекомендуется заглядывать  в  иллюминатор,  а  если  учесть,  что  местность
горная, тем  более.  Каждая  скала,  кажется, летит точненько на тебя, а  до
стенок ущелья  можно  дотронутся  рукой.  Неизгладимое  впечатление, гораздо
интереснее, чем в Диснейленде (хотя я там ни  разу не был). Я отвернулся  от
иллюминатора  и закрыл глаза - было о чем поразмыслить. Главное, что я понял
-  где-то  там,  наверху,  готовится  грандиозная   операция  по  внедрению,
возможно, этого нашего Координатора, которого мы и в глаза не видели, только
выслушивали его задания. Как отвлекающий маневр - наша  группа и, частности,
я. Значит, я не должен вернуться.  Тогда и волки сыты и овцы целы. Я виноват
в провалах операций, но меня уже нет, значит  и свалить меня можно  все, что
угодно.  И операцию задумали смертельную. Это же надо было придумать такое -
украсть  из-под носа американцев целехонькую  "Кобру" с последними новинками
вооружения и системами наведения. И группа отправилась нестандартная  - семь
человек  плюс  пилот,  на  случай  если  американские пилоты  заартачатся  и
вздумают  разыгрывать из себя героев. А  для нас  этот пилот лишняя обуза  и
головная боль - ничего, кроме  пилотирования его обожаемого вертолета делать
в джунглях не умел. Значит, нам придется рисковать лишний раз,  чтобы пилота
не  подстрелили, он  нужен был не  только живым,  но и полностью невредимым.
Сделать  это было  для  нас  непросто и Сашка,  в этот  раз старшой  группы,
показал пилоту увесистый кулак и  произнес, четко  выделяя слова: "Слушаться
каждого и  выполнять не  раздумывая.  Иначе  в лучшем  случае тебя убьют,  а
раненые  нам  самим  не нужны". Может Сашка,  и перегнул палку, но по  опыту
знаю, это лучше, чем пытаться подробно объяснять, что, как и что почем.
     Вася:  он  весь светился добродушием и заботой. Просто слуга царю, отец
солдатам.
     И  Командир чуть было не выдавил из  меня  скупую мужскую  слезу  -  он
подошел  ко мне, обнял  меня и трижды  расцеловал в обе щеки.  Как у меня не
выпали  глаза на пол  от удивления, не  знаю,  но сдержался и  в  ответ тоже
лобызнул  в его чеховскую бородку.  Было от чего распустить нюни - наверняка
он просто прощался со мной...
     В  вертолете  я  заметил штабель  ящиков,  тщательно  прикрытых  старым
куполом парашюта, другие же ящики со  всеми нашими  причиндалами лежали безо
всякой упаковки.
     Затем мои мысли перенеслись к мертвому Толяну на берегу у речки. За что
его   прихлопнули?  Что   его  убили,  и   пытались  сымитировать  случайное
самоубийство, у  меня  не было никаких сомнений.  Дело в том, что Толян  был
левшой, но в детстве и дома и в школе учили действовать только правой рукой.
Он  ел и  писал правой рукой, однако  во всем  остальном левая  была  у него
главная.  Так вот, Толян держал "стечкина" в левой руке, а ершик - в правой.
Человек, хладнокровно застреливший Толяна, был не из наших - мы хорошо знали
эту особенность Толяна и первое время даже подшучивали над ним... Стрелял не
наш и Толян тоже не застрелился случайно.
     Возможно,  ответ содержится  в еще одном  сложенном  вчетверо конверте,
который я обнаружил в куртке после горячих объятий Командира. Но вокруг было
слишком  много лишних глаз и приходилось  ждать удобного  случая.  Я понимал
Командира -  спасти меня  от  высшего командования  он не  мог, даже если бы
вызвал  на дуэль  (это  в  его духе) самого Генерального секретаря  КПСС. Он
слишком  хорошо знал  всю  подноготную системы -  попади я  в Союз  живым  и
невредимым, даже с  иконостасом, как у  самого Генерального секретаря, ничто
меня не спасет. Тотальная  подозрительность  и абсолютная  уверенность,  что
грехи  есть у  всех, обрекали меня  на то,  что мне оставались два  наиболее
вероятных выхода: или я признаюсь  во  всех  возможных прегрешениях, включая
то,  что  я  являюсь  заместителем  директора  ЦРУ  по компьютерно-фекальным
коммуникациям с марсианами или я бесследно исчезаю. Третьего выхода не было,
или я его просто не видел.
     Ясно,  что задание было  безысходным, но  шанс всегда есть и может этот
шанс, и  казался  Командиру спасением для меня? Может  быть. Командир всегда
был  романтиком и,  несмотря на  профессию,  порядочным человеком. Хотя вряд
ли...  И  он не  верил.  Оставалось одно - геройски погибнуть при исполнении
задания и спасти хоть свое имя.

     Понедельник, где-то в джунглях километрах
     в 50 севернее Сайгона, между полуночью и рассветом.

     Костерчик мы развели в  неглубокой яме, бывшей воронке заросшей травой,
обнаружить нас можно было только с воздуха. Да и  опасаться особенно  некого
было. Для американцев, конечно камбоджийская граница  и существовали, а лишь
как линия на карте, но они старались не держать здесь крупные гарнизоны  или
базы.  Так, по  мелочам, на всякий случай, именно такой случай они  подарили
нам.
     Ми-6 мы разукрасили так, что его мама родная не узнала бы - ради такого
случая скрутили несколько бананов и посадили их вокруг вертолета,  все,  что
можно  было  принять за  какой либо механизм, украсился  гирляндами лиан,  а
лопасти  просто  обмотали ими.  Теперь  в течение двух дней его  можно  было
обнаружить, только  случайно наткнувшись на  него.  С  воздуха тоже. Но  дня
через  два дня срубленные бананы будут жухнуть,  и  желтеть и вот тогда  наш
"мишка"  будет заметен даже с  беспилотных самолетов-разведчиков,  как лимон
среди снега. Но мы надеялись вернуться за два дня: так что, оставив Кольку в
помощь  Васе -  без  привычки в джунглях одному очень  не по  себе, а пилоты
народ воздушный, где уж им ночевки в джунглях в одиночку.
     Сашка  засек вьетнамцев первым, опередив их командира, секунд  на пять,
еще через полсекунды в его руке оказалась ярко-голубая косынка, своеобразный
пароль.  Стволы  с  обеих  сторон медленно опустились,  и  мы отправились  к
вьетнамской  временной  базе.   Обнаружить  вход  в  нее  можно  разве  что,
провалившись в отверстие  диаметром сантиметров пятьдесят.  Мы втиснулись  в
кромешную  тьму  подземелья. Тогда один из вьетнамцев  закрыл  вход крышкой,
наверху которой, как ни в чем, ни бывало, росла самая обыкновенная трава.
     В  сырой подземной пещере величиной  чуть больше коммунальной кухни  на
корточках сидели  вьетнамцы - как выяснилось, они  уже  четверо суток сидели
здесь,  не высовывая носа. Это  были  профессионалы  своего дела  - Ханой не
пожалел для  нас лучших рейнджеров из пресловутой  Первой спец  бригады.  Мы
были  наслышаны  об  их  операциях  и  искренне   радовались,  что  придется
действовать  действительно  с  профессионалами, а не вчерашними крестьянами,
только  недавно  получившими автоматы. У  этих  ребят было  даже собственное
прозвище - "летучие  мыши". Их  способности  уходить от преследования  после
операции  стали просто легендарным,  только вот  запах, царивший  в  пещере,
вызывал рвоту - пахло мочой и экскрементами. Вальку вытошнило, чуть ли не на
самого  командира, и  валькина блевотина добавила новые нюансы  к  имеющимся
запахам.
     Сашка с главным вьетнамцем при свете фонарика что-то горячо  обсуждали.
Вьетнамец прилично шпарил по-русски - даром, что  ли учился в нашем училище,
а то  и  в академии.  Мы  мужественно привыкали к  запахам  и  с  удивлением
обнаружили,  что  и к этому можно  привыкнуть. Затем и  мы присоединились  к
Сашке. У вьетнамцев разведка была поставлена отлично: на карте были нанесены
все  постоянные  и  передвижные огневые  точки, количество  и тип оружия  на
каждой,   точное  число   охраны,  полный   список  состава   базы,  включая
американцев-пилотов  и  техников.   Был   точный  график  смены  караула   и
контрольных проверок. Был даже подробный план  казармы, где все свободные от
полетов и вахты пилоты  отдыхали, Короче,  было  все,  что  мог бы  пожелать
командир  группы,  желающий  эту  базу  уничтожить. Но  задачка  у нас  была
посложнее  -  нам  нужен  был  не  обгоревший  остов вертолета,  а полностью
целехонький со всеми его ракетами, пулеметами и радарами.
     Сигнальная  система  вокруг  базы  была электронной,  хотя и  не  очень
сложной,  вроде  той,  что применяют  наши "погранцы" на границах "железного
занавеса". Словом  тронь  или разорви контакт в  каком-нибудь месте - взвоет
сирена, пульт  укажет с  точностью  до  метра, где  это произошло.  В общем,
детский сад, но  это  и  понятно  -  база  являлась  резервной и постоянного
участия ни в каких действиях не принимала - нечто вроде скорой помощи, когда
рядом нет настоящего врача. Но  система не  давала возможности проникнуть на
базу незаметно, пульт  управления наверняка в здании,  а до  него  надо  еще
добраться...
     Оставалось одно  - отвлекающий маневр  и  его должны были  вьетнамцы. И
принять бой со  всей охраной базы, так что шансов  уцелеть у них практически
не было. У нас  же  их не было совсем.  Они  погибнут  за свое  правое  дело
Ленина, Сталина и Хо-Ши-Мина, а вот нам гибнуть за их правое дело вовсе и не
хотелось, но у  нас был  приказ  и все. На  этом  все сомнения  и  дискуссии
убирались прочь.
     В системе огневой защиты база  была одна  малюсенькая оплошность, и  мы
хотели ее использовать. Две из сторожевых вышек находились по разные стороны
небольшого  холма и  вполне могли помочь  друг  другу  огнем,  однако третья
отстояла от  этих двух метров  на  200, и этот самый холмик создавал мертвую
зону для ее пулеметов. Тут нам и придется  прорываться на  территорию  база,
пока вьетнамцы будут имитировать нападение в другом конце аэродрома.
     Короче,  план  не отличался ничем оригинальным и был прост, как грабли.
Единственная трудность состояла в том, чтобы  убедить вьетнамцев не бить  по
вертолетам. Они были весьма удивлены - налет на базу, а вертолеты беречь? Не
знаю, что уж там им растолковывал их командир, но, судя по всему, убедил их.
Потом наступила наша очередь, обсудить  дела наши  невеселы. От линии защиты
до казармы  было примерно 100 метров и  столько же от казармы до вертолетов.
Одна из "Хью Кобр"  оказалась ближайшей, затем два "Хока" и еще две "Кобры".
Стометровку я  бегал  за 13 секунд.  Не  мировой  рекорд, но для  прицельной
стрельбы не очень удачная мишень.

     Понедельник, 3 часа утра
     вспомогательная база вертолетов армии США.

     Согласно писателю Ефремову - час Быка, наилучшее время для плохих  дел.
Ну а  наше дело назвать хорошим можно было только  с большой натяжкой  и  то
только с точки зрения марксизма-ленинизма. Пока мы по очереди протискивались
через  дыру,  именуемую входом в убежище,  было уже светловато. В ход быстро
пошли  тюбики  с  краской  и  скоро  мы  стали  похожи  на  племя  команчей,
выступивших на тропу войны, а вьетнамцы после недельной отсидки в своей норе
были достаточно  грязными и без  маскировки.  Рюкзаки мы оставили  в  кустах
возле убежищ и быстро разобрали портативные рации - единственная связь между
группами, быстренько проверили на прием и вырубили до самых крайних случаев.
     Сашка  поднял  вверх обе руки с  растопыренными  пальцами: "Идем  все".
Разговаривать  и  обсуждать  что-либо  времени   уже  не   было.  Оставалось
действовать. Вьетнамцы  скоро свернули в  сторону, на  их  лицах нельзя было
увидеть и  намека, что идут они почти  наверняка  без надежды вернуться - их
задача продержаться, как можно  дольше, прежде чем  их успеют ухлопать. Наши
жизни  тоже были сейчас в их  руках,  оставалось  надеяться  только  на этих
маленьких солдат с "калашами" и гранатометами.
     Мы,   проклиная  всякую  грязь   на  свете,  подползли  к  самой  линии
ограждения. Вот она - тронь и через полминуты ты  уже будешь не человеком, а
трупом. Наконец  ударили  гранатометы.  Одна  мина  абсолютно точно  накрыла
ближнюю  от нас точку, вторая попала в основание,  но точка не повалилась, а
продолжала  косо  стоять и ответила  длинной  очередью  из  М-60. Но работал
только один пулемет и не в нашу сторону.  Ждать, пока вьетнамцы окончательно
заткнут ему глотку,  было нечего и  в  мы вчетвером, пригибаясь за маленьким
пригорком, рванули к охранной линии. Удар ножа и... ничего, вьетнамцы успели
ее повредить, а  эта  система  дважды  не срабатывала.  Пилоту  мы  оставили
автомат и приказали не  высовываться и в бой не ввязываться, появиться, если
только сами  не вызовем его по  рации. Итак, у  нас  осталось два "калаша" и
"драгунка" с  оптикой  для прикрытия. Ничего, жить можно. Справа, со стороны
вьетнамцев  пальба  разгорелась   нешуточная,  видимо   подоспели  мобильные
патрули. Мы выжидали, чтобы как можно патрулей ввязались в эту драку. Палили
все,  даже с дальних концов аэродрома  без  всякого успеха  -  палили, чтобы
спрятать  страх. Утробно  ухнул  еще раз  гранатомет, и вторая ближняя точка
превратилась в  кучу  горящих обломков. Теперь у вьетнамцев  была еще  более
сложная задача - укрепиться  на месте бывших огневых и прикрывать наш бросок
к  казармам. Удивительно было то,  что из казармы  никто не выскочил,  чтобы
ввязаться  в  эту  заваруху. Или  пилоты  слишком ценили свою  жизнь,  чтобы
подвергать  ее опасностям, не имеющим  отношения  к их профессии, или решили
забаррикадироваться и превратить казарму в опорный огневой пункт.
     Ждать было больше нечего, справа бой был в самом разгаре и на нас никто
не обратил  внимания. Ни одной  очереди в нашу сторону не последовало, то ли
их сбила с панталыку  наша американская форма, то ли  они решили, что пилоты
тоже решили поупражняться в стрельбе, но до казармы мы добрались безо всяких
приключений. Еще ранее  было условленно, что минимум два  пилота должны быть
живыми и без единой  серьезной царапины - фонарь  под глазом  или  свернутая
челюсть  в эти ограничения не входили. Из казармы  никто не  высовывался,  и
оттуда  не было ни  одного выстрела, хотя бы  для острастки. Сашка опробовал
дверь плечом - заперта надежно. Он махнул  мне рукой. Как ни удивительно, но
нас пока не обнаружили и лишь изредка шальные пули взвизгивали  над головой.
Но такое везение не могло быть долгим...
     Я быстро  прикрепил кусок пластиковой  взрывчатки С5  в  районе  замка,
воткнул детонатор и оставил минимальный кусок шнура - времени не было. Взрыв
прогремел  не  слишком  громко  на  фоне  пальбы,  и  дверь  была   раскрыта
нараспашку. Заходите, пожалуйста, дорогие гости.
     Но распахнутая  дверь,  окутанная пылью и дымом,  привлекла внимание со
сторожевой вышки. Пулеметчик прекратил  бессмысленную стрельбу по вьетнамцам
и целиком  переключился на нас, хотя  расстояние было  далековато для точной
стрельбы, но и парень за пулеметом  знал свое дело. Первая очередь хлестнула
по  земле  метрах  в  десяти,  и  это  не радовало, вторая прошла чуть  выше
(пулеметчик выбирал прицел). Следующая, по логике должна была накрыть нас, и
выбор был один - врываться в  казарму, где тоже  могла нас встретить очередь
из  М-16. И она грохнула довольно точно  - Женьке разнесло голову,  и брызги
крови и мозгов ударили мне  в  лицо.  А второй выстрел янки сделать  уже  не
успел  - около моего уха громыхнула Валеркина "драгунка", а  он очень  редко
промахивался, и на этот раз тоже.
     В комнате  больше никого не  было, кроме  убитого  янки, но была дверь,
явно из листового  дюраля.  Славка сделал  через  нее несколько  выстрелов и
повесил на ручку гранату.  На  несколько  секунд  нам пришлось выскочить  из
комнаты  прямо  под пулеметные  очереди, но солдат  видимо не  ожидал  такой
наглости и взрыв разворотил дверь прежде, чем он успел полить нас свинцом.
     Да, пилоты было явно не из храбрецов, особенно в ближнем бою - это ведь
совсем не то,  чтобы поливать деревни и жечь их ракетами с высоты и быть при
этом почти в полной безопасности.  А  здесь стояли реальные люди с серьезным
оружием и с не  менее серьезными  планами. К  чести  американцев, они  сразу
поняли, что убивать сразу их не станут. Лишь один попытался что-либо сделать
-  он  медленно  потянулся  к кольту, но  пуля,  просвистевшая в  нескольких
миллиметрах  от  его  уха,  быстро  заставила  его  забыть  свои  ковбойские
привычки.
     Сашка  дал  мне знак,  и  я  вступил  в  игру. Перейдя с  матерного  на
английский,  я  как  можно грубо скомандовал: "Пилоты "Кобр" первые и вторые
налево, пилоты "Хоков" направо, техникам сидеть на месте. Не разговаривать и
даже не дышать".
     Таких  послушных  ребят я давно не видел - они рассортировались быстро,
как горох в  руках  опытного повара. Но один меня удивил. Он уселся на пол в
стороне от всех трех групп.
     - Это твое спальное  место или ты не умеешь водить даже  автомобиль?  -
пытался иронизировать я.
     - Нет, я  не  служу  в  армии  США,  я  вольнонаемный  инструктор  этих
молокососов, мне все равно, на чем летать, вот я, и не знаю, к какому берегу
мне пристать.
     Ребята  с  интересом прислушивались к нашему диалогу,  и  мне  пришлось
объяснить:  "Токарь-многостаночник, летает  на всем, что может летать. Пусть
посидит  отдельно. Он  мой.  Ребята  недоуменно переглянулись,  а Сашка  еле
заметно кивнул.  Старшим по  званию  здесь был майор, он даже успел нацепить
форму, тогда как на остальных были только отдельные принадлежности армейской
амуниции  - у  кого куртка,  у  кого штаны,  а  большинство  были  просто  в
спортивных костюмах. Ну не война, а отдых на курорте!
     - Джипы есть, - спросил я майора.
     - С той стороны навес. Там два джипа, оба с пулеметами.
     - Всем одеться по полной форме, как  для полетов. Все оружие сбрасывать
в тот угол. При малейшей попытке схитрить - стреляю.
     - Майор, все машины заправлены?
     - Под завязку на всякий случай,
     - Вот сейчас такой случай и наступил.
     Инструктор, сидевший на  полу передернул  плечами. Мне это понравилось.
Сашка выступил вперед и с жутким акцентом спросил по-английски:
     "Нам  нужны  два  пилота  для  "Кобры".  Если  доберемся  благополучно,
гарантирую жизнь, правда, в  плену. Но, думаю, это  все- таки л