атегории, вот моя лицензия.
     - Осень хоросо, я вам верю, но лицензия американская, а нузна наса.
     Энди грозно надвинулся на коротышку.
     -  Ты  хочешь сказать, что  американцы летают хуже ваших  засранцев?  -
лаосец уменьшился до размеров чернильного прибора, но стоял на своем.
     Тогда Энди сменил тактику.
     -  Ладно,  как-нибудь  договоримся, а теперь  покажи,  что, кроме  того
хлама, что я уже видел, у тебя имеется.
     Лаосец  открыл заднюю дверь, и мы очутились  в ангаре, где умещалось не
менее десятка самолетов. Лаосец поспешил разъяснить: "Эта лицные самолеты, и
не можем держать их на поле - много плахая люди, воруют прямо из самолета.
     В ангаре  были  в основном  те же самые  "Сессны"  и  парочка самолетов
постарше.  Некоторые явно  находились  в ремонте,  немногочисленные механики
лениво  копались  в  этом доисторическом мусоре.  Двери  к вышке  управления
полетами,  скользнув  взглядом  вдоль всех  стен  ангара,  я  не  обнаружил.
Оставалось предположить,  что вход  с летного поля. Это было бы  неплохо, на
аэродроме, вряд ли будет многолюдно, в такую жару, не очень-то приятно  было
здесь находиться, разве что по делу...
     Энди  после  посещения  ангара,  видимо,  принял  решение.  Он   достал
небрежным  жестом  из  заднего  кармана  джинсов  пачку сотенных, чем поверг
лаосца в транс и деловито  спросил: "Хорошо, я согласен на ваши условия. Мне
нужна вот та  "Сессна". Этот самолетик я тоже  заприметил - он стоял носом к
взлетной  полосе и находился  от нее метрах в  ста, да, в  конце-то  концов,
разгон можно было начинать прямо со стоянки.
     Лаосец вышел из транса.
     - Прокат такой цудесный, самолет - тысяца доллар в сутки (это он загнул
при  виде  пачки денег, какую он  и в руках-то  никогда не держал), плата за
пилот - 100 доллар за день, страховка  - десять тысяц  доллар. Вернем назад,
если все будет хоросо.
     Нет,  парень  совсем  рехнулся  - такие  цены  в  Майями Бич  сочли  бы
сумасшедшими, но Энди глазом не моргнул.
     - Итак,  семь за аренду, семьсот за пилота, десять кусков за страховку,
минус  пять  процентов за расчет  наличными, то  есть  без налогов...  Итого
получаем - семнадцать  тысяч  без  восьмиста семидесяти пяти долларов.  Пять
процентов я не беру, а  отдаю  пятьсот за  полный бак  горючего.  Нас трое и
самолет нужен...
     Энди взглянул на меня. Я уложил один палец поверх кармана джинсов.
     - Через один час, не позже. Премия за скорость - еще тысяча лично тебе.
     Клерк  достал  кипу различных бумаг, и  я  понял, что Энди будет тянуть
время  с  оформлением сколько  сможет. Он будет придираться каждой цифре или
букве. Он даст мне время...
     Я фамильярно похлопал его по плечу.
     - Пока ты тут копаешься, подышу свежим воздухом.
     Выйдя из  конторы,  я  не  увидел ни  одной живой  души на  поле  - все
попрятались  от адской  жары. Краем  глаза успел  заметить Тханга,  который,
видимо, облюбовал  это  место для прогулок (хотя кто в  здравом  уме  станет
гулять  в  такую жару?).  Моя  же  цель  была лестница  в  башню управления.
Диспетчеров было двое, и  они вопросительно уставились на меня. Я постарался
изобразить самую глупую и обаятельную  улыбку одновременно и стал объяснять,
что  всю жизнь летал на пассажирских  самолетах, но  ни  разу не видел,  как
умные люди управляются с таким сложным делом как взлет и посадка. Мой взгляд
восхищенно смотрел на немногочисленные  приборы, пока наконец не остановился
на обзорном экране.
     -  И  вот здесь  вы видите каждую  букашку  на сотни  миль, фантастика!
Старший, увидев  мой неподдельный  восторг  перед  их  примитивной техникой,
решил немного  просветить меня. Причем  он говорил по-английски  прекрасно -
сказывался большой опыт  общения с экипажами  самолетов  изо всех стран мира
(ведь не всю же жизнь он сидел на этом зачуханном аэродроме).
     - Далеко не всякую букашку можно увидеть на этом экране,  а вот самолет
- пожалуйста.  Вот этот, -  он ткнул пальцем в крохотное зеленое  пятнышко -
рейсовый "Боинг" из  Калькутты, эта  точка - тоже рейсовый  ДС-8 из Рангуна,
эта  группа  -   американцы,  судя   по  скорости  "Фантомы"...  Вот  так  и
определяемся.
     - А мелкие, вроде ваших вы тоже точно так же определяете?
     Старший объяснил мне, как недоразвитому ребенку.
     -  Конечно, у  каждого  из  наших  есть свой  позывной  и мы без  труда
разберем, кто наш, а кто нет. Видите ли, для чужих наш аэродром платный и мы
стараемся  осторожно  выяснить, есть  у  него  деньги  на  оплату стоянки  и
обслуживания или нет.
     Он  хитро  улыбнулся и  добавил: "Конечно,  это не  касается  аварийных
случаев".
     Я  тем  временем  похаживал  по   комнате,   цокал   языком  при   виде
какого-нибудь вшивого  осциллографа и  как бы  мимоходом заглянул в соседнюю
комнату. Кроме обычной аппаратуры для связи внутри аэродрома и станций связи
с бортами там  стояла еще и армейская американская станция, именуемая обычно
"Дрозд".  Зачем такая станция на захудалом  аэродроме, ума  не  приложу.  Но
мощность  у  нее  отличная  и  отсюда  можно  спокойно  беседовать  хоть   с
президентом США. Напоследок я стал  между креслами обоих операторов, полез в
карман  и достал  пачку  сигарет.  Они  оба  замахали  руками,  как ветряные
мельницы. Смущенно улыбаясь, снова полез  в карман уложить непотребный здесь
предмет на место. Они уже не обращали на меня  внимания и сосредоточились на
новой  точке, которая вползла на экран. Коль на  меня не  обращали  должного
внимания и дали  понять своим  занятым  видом, я  тоже решил  заняться своим
делом.  Из-за  пояса джинсов  я  вытащил  короткий кусок железного прутка  с
надетым  на  него  куском  топливного  шланга  и поочередно  отправил  обоих
хранителей неба  в  долгий сон.  Потом я занялся аппаратурой -  выдрал какие
смог  провода  (некоторые при этом жутко искрили)  и теперь у  меня появился
материал  для  прочного  припеленания  бедняг  к  их  креслам, а чтобы  они,
очнувшись, не начали орать благим матом, воткнул им их же  носовые  платки в
рот,  и  для  верности  закрепил их трофейным  американским  лейкопластырем.
Убивать я их  не хотел и потому  внимательно послушал  - ни один не  страдал
насморком, так что часа через два будут в полном порядке.
     Радиоаппаратуру  для  связи  внутри  аэродрома   я  не   тронул,  пусть
переговариваются между собой сколько хотят. С аппаратурой связи с самолетами
было сложнее,  пришлось откручивать болты, вынимать блоки  и не  очень грубо
калечить их, а потом ставить на место и снова аккуратно завернуть все болты.
     С "Дроздом" я  отлично знал, что  делать - быстро вывернул  болты блока
опорных кварцев, в ящике стола обнаружил бокорезы и методично пообкусывал по
одному  контакту от  каждого  кварца.  Потом я вставил их  на место, конечно
перепутав порядок. Кварцы заключены в специальные миниатюрные контейнеры,  и
установлены  плотненько  один  к  одному  и  при  беглом  осмотре   выглядят
совершенно  целенькими.  Теперь  им работы  на отыскание  повреждения внутри
внешне вполне исправной станции хватит надолго.  Я знаю психологию радиста -
если  бы  я  разнес  передатчик  вдребезги,  он  с  тоской  взглянул  бы  на
поврежденный агрегат и стремглав побежал бы искать другой, исправный. Вполне
возможно,  что  нашел - или  в полиции  или в армии. И то,  и  другое ничего
хорошего нам бы не принесло. Но  непонятная неисправность в исправной (вроде
бы)  станции заденет  их профессиональную гордость, и  они потеряют часа два
или три на ненужную работу. А время нам было нужно больше сна и еды.
     Прогулочным  шагом,  едва сдерживая желание побежать,  я  отправился  к
одному  из  самолетов,  критически  покачал головой  и  так  же  неторопливо
отправился  к конторе.  Я понимал,  как нервничает сейчас Энди,  но  не  мог
вызывать подозрения своими спринтерскими достоинствами.  Вдруг  какой-нибудь
любитель сорокоградусной  жары  загорает  у  стенки  ангара...  Нервничал  я
напрасно.
     Энди  и  клерк стали закадычными  друзьями,  между  ними стояла бутылка
совершенно непонятного пойла, а Энди  рассказывал анекдоты, которые придумал
еще  Ной  для  развлечения своих  чистых  и  нечистых.  Клерк  хохотал,  как
заведенный - выпивка, возможность заработать  и  знакомство с таким  богачом
сделали его льстивым и послушным, как марионетка. Я вошел со скучающим видом
и вяло  произнес, что  Энди  всегда выигрывает  пари  - именно  та  "Сессна"
наилучшим  образом  нам  подходит  и таким образом я  проиграл.  При  этом я
вытащил  из нагрудного кармана (надо же отличаться  от Энди, хотя бы манерой
хранить  деньги)  отсчитал  две тысячи и бросил их на стол перед Энди. Клерк
был похож на  кролика,  заглядывающего в глаза удаву.  Энди  небрежно  сунул
деньги  в  джинсы, а пару сотенных  подвинул  клерку: "Это вы подсказали мне
этот самолет и теперь это ваша доля". Куда там  фокуснику, какому-нибудь Кио
-  деньги  просто  испарились со  стола, словно секунду назад  не я  их туда
положил. Высший класс!
     Энди небрежно послал  клерка проверить,  как идет подготовка самолета и
не пьян ли  пилот - ему  вовсе не хотелось погибать из-за какого-то алкаша в
джунглях накануне грандиознейшей сделки.  Клерк явно считал нас наркобоссами
из Америки и спешил выполнить любое наше  слово.  Прохаживаясь по комнате, я
машинально  поднял  трубку  телефона.  Пробежав  рукой  по  кабелю,  нащупал
полуразрез. Энди тоже не терял времени. На какое-то  время этот клуб отрезан
от  остального мира.  Мы  почти  одновременно  взглянули  на часы.  До срока
оставалось девять минут. Мы вышли из конторы, бензозаправщик уже отъезжал от
"Сессны", возле которой крутился человек, видимо пилот, а  клерк бегом бежал
нам навстречу. Еще на ходу он кричал, что все  в порядке - и часа не прошло,
как уже все сделано (уж  очень ему хотелось получить тысячу зеленых). Энди с
надменным и снисходительным  видом вытащил  вожделенную  тысячу и вручил  ее
вспотевшему клерку.
     - "Спасибо, дружище, я тебя не забуду".
     Мы направились к  самолету,  я  оглянулся  и  сделал приглашающий  жест
Тхангу, но он почему-то отрицательно помахал рукой.  Почти шепотом я поведал
об этом Энди, он оглянулся и ткнул пальцем  назад. Где-то вдалеке заливались
полицейские  или военные сирены. Тханг махнул рукой, словно прощаясь с нами.
Мы,  не сговариваясь, повернули назад  к  воротам, но Тханг  вновь энергично
показал на самолет. Как признался  потом Энди, в тот момент  он  ощущал себя
предателем. Я чувствовал себя не лучше...
     Местный пилот уже прогрел  моторы и был готов к  взлету.  Клерк остался
метрах в пятидесяти от  самолета  и,  придерживая свою пижонскую  соломенную
шляпу, махал рукой  так, словно провожал  горячо любимого папашу-миллионера.
"Сессна"  имеет  небольшую  перегородку  между кабиной  и маленьким салоном,
иллюминаторы которого по  какой-то идиотской  традиции прикрыты занавесками.
Клерк  не  увидел сцены, мастерски разыгранной нами. Энди  заявил, что он  в
прошлом  тоже пилот  и  не прочь лететь  в  кабине, после чего  бесцеремонно
уселся в кресло второго пилота.
     Тот начал было, что-то лепетать на  ужасной смеси уж  не знаю  скольких
языков, но было ясно, что ему это  не нравится. Пришлось  в этот  интересный
диспут  вмешаться мне  -  металлический прут с резиновой  оболочкой  оборвал
интереснейший диалог.  Я осторожно  выволок бессознательное  тело  пилота  и
аккуратно уложил на ковер салона, оставив место для посадки Тханга...
     И тут мы  услышали хорошо  знакомую очередь из М-60. Так вот что  тащил
Тханг чехле от гитары... Я  выглянул из открытой  дверцы салона: Полицейский
автомобиль стоял поперек дороги и дымил, хотя открытого пламени еще не было,
но скоро будет.  Автомобиль перегородил дорогу армейским  джипам (по моему с
американцами)  и представлял  естественную защиту  Тхангу, который залег  за
низеньким  парапетом и чуть ли  не  полностью  торчал  над  ним.  Американцы
действовали  с методичностью профессионалов,  слух о нас прошел по всей этой
стране великой...
     Они  с двух  сторон начали обходить уже горящую машину, и только густой
дым  мешал  им  действовать  наверняка.  Тханг  понял это и  стал  отходить,
огрызаясь на  каждый выстрел короткой  очередью. Но  лента даже  в  М-60  не
бесконечна...  Энди  пошел  на  невозможное  - вне полосы, прямо по полю  он
потащил  "Сессну" поближе  к  ограде,  которую  можно  было  окрестить  лишь
символической.  Тханг  понял  маневр  Энди и,  отстреливаясь  из  пистолета,
рванулся зигзагами к самолету.
     Вплотную к  ограде Энди подойти не  мог,  земля  была весьма изрытой  и
неровной  -  мы могли все  вместе  застрять там  навсегда. Тхангу оставалось
бежать не больше  пятидесяти метров,  как в  дело  вмешался  клерк, который,
наконец, сообразил, что происходит не совсем то, о чем он думал. Он бросился
навстречу Тхангу и попытался остановить его, вцепившись в рубашку. Сегодня я
могу  только  гадать - пожалел ли Тханг  пулю  для этого несчастного дурака,
надеясь проскочить без помех, или  у него уже не осталось ни одного патрона.
Секундной  задержки  хватило  морскому  пехотинцу  всадить  в обоих  длинную
очередь. Одна из пуль попала Тхангу в голову, и я  не смог уловить даже  его
последний взгляд...
     Энди в кабине не видел всех перепитий и заботился об одном - не угодить
в  особенно  глубокую рытвину и ни на секунду  не останавливался.  Когда  он
увидел мое лицо, то  все понял. Я подтащил пилота к дверце салона  и сбросил
вниз -  кажется  удачно, шею он  себе  не сломал,  а шишка  на голове  скоро
пройдет.
     Энди аккуратно, чтобы избежать любой  случайности  вырулил на  дорожку.
Выглянув  в  иллюминатор,  я  увидел  джип,  несущийся  по  полю  в  надежде
перегородить  полосу. Я  еще я увидел Тханга, который так и остался лежать в
объятьях  этого  придурковатого  клерка. Как часто  глупость  одних приносит
смерть многим...
     Это была моя последняя мысль  на  земле, через секунду  колеса "Сессны"
оторвались  от  этой  земли и  самолетик  понес  нас в  благословенный город
Бангкок, для нас бывший в тот момент эквивалентом рая...

     Бангкок,
     кажется воскресенье (а может и четверг),
     кафе с потрясающим стриптизом
     под шикарным названием "Золотые кобылы".

     Не  знаю,  как Энди, но  я  пил не просыхая  вторую  неделю  и сегодня,
кажется,  понял, что хватит - ни душа, ни  тело больше такого издевательства
над  собой  не  выдержат.  Я,  конечно,  умел  выпить  и  довольно много, но
превращаться в алкаша я все равно  не смог бы. Сидел у меня внутри маленький
предохранитель и сегодня он мне тихонько шепнул - стоп!
     Я сидел у  стойки и потягивал холодненькую  кока-колу,  ожидая Энди. Он
вошел в  этот  вульгарный  бар,  словно  герцог Эдинбургский  решил посетить
лондонский общественный туалет. Не буду упоминать о его костюме,  тут  нужен
профессионал. Он подошел к стойке, потрепал меня  по затылку (он все понимал
без  слов, этот  чертов  американец)  и  тоже  заказал  кока-колу. Отхлебнув
приличный  глоток и подставив  лицо под ближайший  вентилятор, он заговорил,
даже не поворачивая лица.
     - Вижу, ты закончил с этой  глупостью, и надо решать, что будем  делать
дальше. С  документами я все решил  -  никакой липы, все абсолютно законно и
теперь пора подумать о бизнесе. Деньги у нас есть и выбор за нами.
     Энди достал из своего ослепительного костюма  довольно грязный сверток,
и, не разворачивая, показал мне.
     - Тханг  предчувствовал смерть, он  сам мне сказал об  этом. У  них это
бывает часто, и передал эти деньги мне на нас  двоих. Так что общих денег  у
нас может хватит на солидное дело...
     - Энди, ты у нас бизнесмен и теперь мой боевой друг, хоть и встретились
мы, как враги. Ты  - американец,  и  как бы  наша  советская  пропаганда  не
поливала ваш  загнивающий  капитализм, я знаю,  что ты  родился и  живешь  в
свободной  стране.  Слышал я  и о ваших мошенниках и маньяках,  видел, какую
подлую  войну   вы  здесь   ведете...   Я  прочел  много  книг  американских
писателей...
     Ты все это лучше меня знаешь - что хорошо в твоей стране, а что плохо и
это уже  ваши трудности  и  проблемы, я не политик или философ, чтобы давать
оценки твоей великой стране.
     Моя страна - тоже великая и мы тоже великий народ. Я  тебе говорил, что
не  философ и не могу  объяснить, что с моей страной произошло. Знаю только,
что за все годы, начиная с 1917 мы будем стыдиться  и должны покаяться перед
всем миром.  Но я не верю, что в моей стране возможны перемены еще лет сто и
я  их не увижу. Но наиболее постыдная наша политика  - "железный занавес". С
моим  отцом, он  был географ,  я облазил  СССР от  Камчатки  до  Бреста. Это
здорово, такого не увидишь нигде больше. Но я хотел увидеть и другие страны,
прочитать  других  писателей,  увидеть  другие  фильмы...  Но   занавес  был
действительно   железным,   и  через   него  могли   проходить  только  наши
партайгеноссе и их прихлебатели.
     Еще  мальчишкой  я увидел фильм Жака  Ива  Кусто "В мире  безмолвия"  и
написал ему письмо  - возьмите меня к себе, я согласен сутками драить палубу
и гальюны, но  только  возьмите  меня в море,  где  растут  кораллы, водятся
диковинные рыбы и жуткие акулы.  Я  наивно полагал,  что  мое  письмо  уйдет
дальше служебного ящика местного КГБ, и ждал ответа.
     В  кино  я  видел далекие и  таинственные острова и страны и каждый раз
понимал,  что ни я, ни мои дети или внуки этого  не смогут увидеть  никогда.
Какое страшное слово - никогда... Я мечтал  даже  не о море, а  об Океане, с
большой буквы.  Когда я читал Стивенсона,  Конрада или  Сабатини, я попросту
завидовал их героям, а когда я вновь и вновь перечитывал Хемингуэя - исходил
завистью - почему этот человек может  плавать так, как он хочет, а я не могу
в Черном море  подальше  от берега отплыть в  утлой  лодчонке, чтобы меня не
задержали пограничники...
     Может убеждение,  что я никогда не  смогу плавать  вместе  с  Кусто или
Хейердалом и сделали такой навязчивой мою мечту о Великом Могучем Океане...
     Знаешь что, бизнесом мы займемся, но немного позже. Положим пока деньги
в банк, пусть полежат, а мы просто побездельничаем.
     Энди улыбнулся  своей голивудской  улыбкой,  бросил на стойку деньги и,
полуобняв  меня  за плечи,  повел к  выходу.  Здесь нас ждала шикарная тачка
"Кадиллак-лимо".  Внутри было  просторней, чем  в  нашей  хрущевской  кухне,
работал кондиционер, телевизор, холодильник. Энди  открыл его  и  показал на
бутылку  "Столичной",  я покачал  головой и  взял  банку "Колы".  Энди снова
улыбнулся и налил себе на палец виски.
     - Ты что, купил этот тепловоз?
     -  Зачем  он мне нужен? Просто необходим для престижа, надо же заткнуть
пасть тем, кто,  быть  может,  и  хочет  вспомнить  о  нас,  а  на человека,
разъезжающего в  такой тачке,  меньше  обращают внимания.  В Бангкоке  много
богатых людей - вокруг море опиума...
     Наконец лимузин неслышно притормозил, и шофер быстренько открыл двери.
     На мое одеяние он бросил мимолетный взгляд, и я уловил недоумение - как
у такого богатого человека могут быть  друзья в линялых джинсах и  не  менее
линялой рубашке. Но в обязанности шофера не входит обсуждение  пассажиров, и
он изобразил самую обаятельную улыбку.
     Мы шли  по причалу мимо самых разных  яхт  и катеров - от любительских,
прогулочных,  рыболовных  до  суперяхт  величиной с  эсминец.  Наконец  Энди
остановился.
     Двухмачтовая шхуна, казалось, томилась в узком проливе причала. Тиковый
корпус не  был испоганен краской и лаково отражал солнечные блики от  легких
волн.  Она покачивалась  так медленно и величаво,  словно  делала  одолжение
морю.  Паруса   были  свернуты,  все  медяшки  отливали  золотом.  На   носу
красовалась золотая надпись "Меконг"...
     Энди снова обнял меня за плечи.
     - Наверно за это  короткое время мы стали  думать одинаково