Конуэй приступил к подготовке. Он направился в публичную библиотеку, долго рылся в справочниках и телефонных книгах. Потом выехал в Белфаст. Оставшиеся у него из стокгольмского периода жизни документы подтверждали, что их предъявитель является специальным корреспондентом аргентинской газеты ?Ла Пренса?. Этого удостоверения оказалось достаточно, чтобы Конуэй без помех пересек британскую границу. Прибыв в Белфаст, он первым делом выяснил, когда отправляется ближайший пароход в Англию. Вечером он был уже в хэйсхэмском порту, а на рассвете следующего дня выехал по железной дороге в Манчестер. Там репортер посетил редакцию газеты ?Дейли диспэтч?, уселся в справочном зале и долго изучал два толстых досье газетных вырезок.
     Подготовка была окончена.

***

     Кейт Ульятт был председателем правления и исполнительным директором компании ?Братья Ульятт?. Этот господин отлично зарекомендовал себя в военные годы - не в том смысле, что храбро дрался на фронте (он на фронте вообще не был), а в смысле извлечения прекрасных прибылей. До 39-го года Ульятт был человеком состоятельным, пять с лишним лет спустя, произведя целые горы защитной ткани цвета хаки, а также парадного сукна голубого цвета, Ульятт превратился, по его собственному выражению, в ?не то чтобы большого богача, но в чертовски обеспеченного человека?.
     Ульятту было ясно, что война скоро кончится, хоть он и не мог с точностью назвать, сколько именно дней она продлится. Однако бизнесмен ждал мира без опаски. Он разбогател на том, что одел миллионы мужчин в военную форму; теперь же его компания отлично подготовилась к тому, чтобы переодеть всю эту массу обратно в штатское. Согласно приказу командования, каждый демобилизованный солдат должен был получить полный комплект одежды, включая носки и шляпу. Это известие привело в восторг всех текстильных фабрикантов. Ульятт рассчитывал, когда военные страсти утихнут, купить себе не просто маленький автомобиль ?бентли?, но заказать штучное авто фирмы ?Мюллинер?.
     - Кто это там еще, Сьюзен? - раздраженно спросил Ульятт у секретарши, когда зазвенел телефон. - Я занят.
     - Это из военного министерства, сэр.
     - Тогда придется ответить, - добродушно улыбнулся Ульятт, решив, что грядут новые военные заказы. Из министерства обычно звонили, когда дело пахло срочными поставками и хорошим наваром.
     - Алло, - сказал Ульятт.
     - Мистер Ульятт? - спросил мужской голос.
     - Слушаю.
     - Это мистер Кейт Ульятт?
     - Так точно.
     - Кто-нибудь может подслушать наш разговор?
     - Нет, - удивился Ульятт. - Не думаю. А что?
     - Как насчет секретарши?
     - Да в чем дело? - возмутился Ульятт.
     - На вашем месте я бы убедился, что нас никто не слышит, - сказал голос. - Дело исключительной важности.
     - Тогда подождите.
     Ульятт положил трубку, вышел в предбанник, к секретарше, и отправил ее за сигаретами, после чего вернулся в кабинет и запер за собой дверь.
     На это понадобилась примерно минута, и все это время Ульятт тщетно ломал себе голову над тем, к чему министерству понадобилась такая секретность.
     - Все в порядке, - сказал он. - Так в чем дело?
     - Значит, нас никто не слышит?
     - Нет.
     - Тогда выслушайте меня, и слушайте внимательно. В Германии существует некий список, в который внесено ваше имя. Если этот список попадет в руки союзников, вы окажетесь под угрозой. Я позвоню снова. Меня зовут майор Миллз.
     Щелчок - и разговор закончился.

***

     Когда несколько минут спустя вернулась секретарша Ульятта, она увидела, что ее босс сидит за столом неподвижно, закрыв лицо руками.
     Она положила сигареты и сдачу на стол и сказала:
     - Пожалуйста, сэр.
     Ульятт ничего не ответил, что само по себе уже было странно - обычно директор соблюдал все правила вежливости.
     - С вами все в порядке? - встревожилась секретарша.
     - А? - Он взглянул на нее; взгляд у него был какой-то странный. - Ах да. Со мной все в порядке. Просто задумался.
     ?Задумался? - это слово не совсем точно передавало состояние хаоса и паники, охватившее все существо предпринимателя. На столе перед ним лежал белый лист бумаги, Ульятт бессмысленно смотрел на него, но, разумеется, никакого ответа прочесть там не мог. Шли минуты. Ульятт понемногу стал понимать, что дела его плохи - смысл послания был абсолютно ясен. Речь явно не шла о том, что у немцев существует какой-то список английских текстильных компаний. Вряд ли они также ведут учет членства в масонской ложе, хоть и относятся к масонам крайне отрицательно. Нет, в Германии мог существовать только один список, представляющий опасность для Кейта Ульятта. Все дело в проклятой Бертрам-роуд, подумал он. Почему меня угораздило родиться именно на этой улице!
     Впрочем, начиналось все не с Бертрам-роуд. Первый контакт выглядел совершенно невинно. Однажды в компанию ?Братья Ульятт? позвонил торговый агент из Гамбурга и попросил отослать в Германию образцы замши и качественной шерсти черного цвета. Дело происходило в начале тридцать седьмого года.
     Образцы, естественно, были отосланы, потом поступил заказ, который, в свою очередь, был благополучно выполнен. Все прошло наилучшим образом. Компания получила от гамбургского партнера вежливое письмо с изъявлением благодарности. Ульятт ответил, что с удовольствием поставит в Германию новые партии товара, причем выполнит заказ в кратчайшие сроки, ткань будет наилучшего качества, а цены - самые умеренные. После этого из Германии поступили новые заказы.
     Летом 1937 года Ульятт решил провести отпуск в Германии. Ему понравилось гулять по берегам Рейна, пить местное вино. По дороге домой он навестил и гамбургского торгового агента, который пообещал ему новые заказы, пригласил англичанина на ужин, а во время трапезы спросил, как Ульятт относится к новой Германии.
     - Громадное впечатление, - совершенно искренне сказал фабрикант.
     Он был в Германии уже не в первый раз и, как многие другие предприниматели, очень высоко оценивал темпы экономического роста, состояние продовольственного рынка, всеобщую атмосферу деловитости, которая является первым признаком процветания. Германия двадцатых и начала тридцатых годов выглядела просто кошмарно - еще хуже, чем Англия в годы депрессии.
     - А как вы относитесь к фюреру?
     Ульятт не интересовался политикой, а потому ответил:
     - Человек, который способен сотворить со страной такие чудеса, должно быть, является личностью незаурядной.
     По окончании отдыха Ульятт вернулся к себе в Брэдфорд, на станции взял такси и поехал на фабрику. У ворот в пыли возились оборванные, разутые ребятишки. Конечно, это зрелище фабрикант видел не впервые, в обычных условиях он бы и внимания не обратил на такую ерунду. Но вечером, когда Ульятт сел писать благодарственное письмо гамбургскому партнеру, он не забыл упомянуть о разительном контрасте между английскими детьми и немецкими.
     Компания стала регулярно получать заказы из Германии. Ульятт был очень этим доволен. Заказы позволяли давать работу жителям Йоркшира, свидетельствовали о растущем благосостоянии Германии, которое при благоприятном стечении обстоятельств может распространиться и на иные европейские регионы.
     Ульятт читал местную газету ?Йоркшир пост?, где без конца печатались отклики на дрязги, происходившие внутри консервативной партии. Какая мерзость, какая глупость, думал фабрикант. Эти людишки несут всякую чушь, пытаются урвать друг у друга кусок, а страна летит в тартарары. Вот. Гитлер, тот сумел вытащить Германию из пропасти, а старина Муссолини сделал то же самое в Италии.
     Однажды Ульятта пригласили на прием в германское посольство в Лондоне. Фабриканта впервые приглашали на подобное светское мероприятие. Он и его жена были весьма польщены, особенно когда сам посол, Иоахим фон Риббентроп, лично пожал Ульятту руку и сказал, что слышал много отличных отзывов о тканях, производимых компанией ?Братья Ульятт?.
     На приеме к фабриканту подошел высокий, худощавый мужчина с тонкими чертами смуглого лица.
     - Мистер Ульятт? Вы ведь из Брэдфорда?
     - Да.
     Мужчина тепло улыбнулся.
     - Позвольте представиться. Я Вильгельм Боле. Я являюсь...
     - Я знаю, кто вы, - прервал его Ульятт и обернулся к жене: - Дорогая, господин Боле является высокопоставленным чиновником в немецком министерстве иностранных дел. А родился он... Где бы ты думала? - Ульятт повернулся к Боле и усмехнулся. - Не правда ли, герр Боле?
     Боле тоже улыбнулся и кивнул.
     - Господин Боле родился у нас в Брэдфорде, на Бертрам-роуд. Представляешь?
     Ширли Ульятт очень хорошо знала эту малопривлекательную улицу и ни за что на свете не согласилась бы там жить.
     - Не может быть! - воскликнула она.
     - Уверяю вас. - Герр Боле склонился над ее рукой и запечатлел на ней поцелуй.
     - Ах, но ведь мой муж тоже родился там.
     - Да что вы говорите?
     Такое чудесное совпадение послужило темой для оживленной беседы, в результате которой супружескую чету пригласили на обед. Во время торжественной трапезы Боле рассказал, что уехал из Брэдфорда в детском возрасте и много лет жил в Южной Африке.
     - Трудно избежать сентиментальности, когда вспоминаешь место своего рождения, - сказал он.
     Ульятт пришел в полный восторг, когда выяснил, что Боле умеет играть в крикет и регби, поскольку был членом школьной команды еще в Южной Африке.
     Так брэдфордский фабрикант обзавелся высокопоставленным другом, который занимал в своей стране весьма видное положение. Да и страна была не какая-нибудь, а самая что ни на есть могущественная. Вернувшись в свой город, Ульятт написал господину Боле благодарственное письму. Ответ был получен незамедлительно - на бланке министерства иностранных дел. Господин Боле собственноручно писал, что будет рад видеть мистера Ульятта у себя в Берлине.
     Ульятт постарался устроить дело так, чтобы в том же месяце оказаться в германской столице. Боле принял его на высшем уровне. Поскольку Ульятт являлся членом брэдфордского муниципалитета, для него организовали специальную экскурсию по берлинским муниципальным учреждениям. Ульятт пришел в восхищение, когда его посвятили в подробности плана перестройки Берлина - план разработал сам Гитлер.
     - Ничего, когда-нибудь мы придем к вам на помощь, - пообещал Боле.
     В последний вечер Ульятт ужинал наедине с Боле. Тот спросил фабриканта, какое впечатление на него произвел Берлин.
     - Я просто потрясен, - ответил Ульятт. - Как бы я желал, чтобы в Британии происходило что-нибудь подобное.
     - Вы можете помочь своей стране, - улыбнулся Боле.
     - Вряд ли. Я ведь не политик. Но я твердо знаю одно: когда я вернусь к себе в Брэдфорд, меня будет тошнить от всего, что я там увижу.
     - Чем скорее, тем лучше. Нам нужны такие люди, как вы.
     После этого Ульятт поддерживал с герром Боле постоянную переписку. Он еще несколько раз ездил в Германию, и всякий раз его прекрасно принимали, демонстрировали новые чудеса. Конечно, Ульятт слышал, что в Германии преследуют евреев, даже до Брэдфорда докатывались волны эмиграции из Германии. Приходилось Ульятту слышать и ужасающие рассказы беглецов. Но германские успехи казались ему куда более важным делом, чем преследование каких-то там евреев. Подобно многим англичанам своей эпохи, Ульятт относился к этому племени с легкой полуиронической неприязнью. В Брэдфорде была такая популярная шутка. Если компания называется просто ?Джонс и Смит?, то ее владельцы наверняка англичане. Если же она называется ?Истинно британская компания? или как-нибудь в этом роде, то она наверняка принадлежит еврею.
     Ульятт не был жестоким или черствым человеком, но он умел закрывать глаза на неприятные вещи. Многие предприниматели в тогдашней Англии относились к немецкому экономическому чуду с точно таким же восхищением - ведь Британия все никак не могла выбраться из тисков депрессии. Ульятт побывал в Австрии и Чехословакии после присоединения этих стран к Германии, но к этому времени он был уже настолько ослеплен своей симпатией к фашизму, что просто отказывался видеть какие-либо негативные аспекты оккупации.
     Со временем переписка с Боле стала серьезнее. Немец задавал вопросы о промышленном производстве в текстильной индустрии, интересовался городским водоснабжением и так далее. Ульятт как член муниципалитета с гордостью сообщал своему немецкому другу любые подробности. Он рад был услужить такому замечательному человеку. Шпионство тут было совершенно ни при чем - просто он и Боле обсуждали проблемы, представляющие для обоих интерес. Однажды Боле написал:
     ?Скоро вся Европа убедится в том, как прекрасно работает германская социальная система. Неминуемо настанет день, когда все страны континента объединятся. Мы можем предложить народам уникальную смесь Радости и Силы - и того и другого у германского народа в избытке. Я надеюсь, что вы поможете нам в оздоровлении Британии, которая явно нуждается в целительном волшебстве национал-социализма?.
     Ульятт, представив себе, как в Брэдфорде оживают все фабрики и заводы, как вокруг закипает новая жизнь, совсем как в Германии, ответил, что с удовольствием поможет своим немецким друзьям. Если они хотят, он даже может вступить в политическую партию - допустим, в Союз британских фашистов Освальда Мосли.
     Боле ответил, что в этом нет никакой необходимости. Германии достаточно знать, что мистер Ульятт поддерживает ее морально. Главное, чтобы у национал-социализма в Британии были настоящие друзья.
     Пока Германия расправлялась с Польшей, Ульятт продолжал ее ?морально поддерживать?. Конечно, ему было жалко несчастных поляков, которые в конном строю скакали на вражеские танки, но восхищался Ульятт не ими, а блестящим немецким блицкригом. Еще большее впечатление на него произвело молниеносное немецкое наступление на Францию и Бельгию в мае сорокового. Британские и французские военные немцам и в подметки не годились. Гитлер наступал, причем наступал быстро, триумфально, с минимальным кровопролитием. Можно было надеяться, что после пересечения Ла-Манша немецкие войска установят в Англии новый порядок. Бездарных политиков прогонят прочь, индустриальная жизнь страны возродится. В июне сорокового года Ульятт получил открытку. Она была опущена в Лиссабоне и подписана просто ?Билл?, но фабрикант сразу узнал знакомый почерк. В открытке было сказано: ?Скоро увидимся?.
     Однако старым друзьям не суждено было встретиться. В Англии ходили слухи, что Вильгельм Боле был назначен по приказу фюрера гауляйтером Британии; он должен был возглавить оккупационные власти после захвата Англии немецкими войсками. Но Ла-Манш так и не был форсирован. Немецкие сухопутные войска вынуждены были дожидаться, пока в небе перестанут летать английские самолеты, а Королевские военно-воздушные силы упорно не желали сдаваться. Примерно в этот период, когда на Даунинг-стрит утвердился Черчилль, а немецкие самолеты стали бомбить густонаселенные районы лондонского Ист-Энда, политическое мировоззрение Ульятта понемногу стало меняться. Он понял, что поставил не на ту лошадь. Период прозрения продолжался до поздней осени, когда битва за Англию закончилась не в пользу немцев. Возможно, процесс выздоровления ускорился благодаря тому, что дальнейших посланий от Боле не поступало.
     К Рождеству 1940 года Ульятт сам удивлялся, как он мог так ошибиться в национал-социализме; весной сорок первого года он вспоминал о былых заблуждениях с истинным отвращением. Так родился новый, патриотический Кейт Ульятт. К тому же выяснилось, что патриотизм приносит неплохие дивиденды. Наступили отличные времена, но воспоминания о переписке с герром Боле временами портили фабриканту настроение. Он ужасно боялся, что в один прекрасный день тайное станет явным. Конечно, Кейт Ульятт не единственный человек на Британских островах, восхищавшийся Гитлером, но как знать - не окажется ли он единственным, кого британские власти сочтут нужным примерно наказать.
     И вот этот страшный день настал. Голос по телефону сказал, что в Германии существует какой-то ужасный список, в который включен Кейт Ульятт. Если список попадет к союзникам, Ульятту конец.
     Фабрикант представил себе, как выглядит этот список: его имя, адрес, название компании и какое-нибудь примечание типа ?сочувствующий? или ?обещал оказывать всестороннее содействие?. Что же такое задумал этот майор Миллз? Неужели речь идет об обыкновенном шантаже? Если список находится в Берлине, то как можно быть уверенным, что его действительно уничтожат? А если список не будет уничтожен, Кейту Ульятту грозит обвинение в государственной измене...
     Весь остаток дня предприниматель провел в душевных терзаниях. Всякий раз, когда в кабинете звонил телефон - а телефон звонил часто, - у него чуть не выпрыгивало сердце из груди. В промежутках между звонками Ульятт сидел и ждал, когда телефон зазвонит вновь. Был момент, когда он уже собрался позвонить в полицию и во всем покаяться. Чистосердечное признание должно облегчить наказание. К тому же прошло уже столько лет... А вдруг не облегчит? Вдруг полиция решит отнестись к делу с суровостью? Ведь идет война, а он, Ульятт, поддерживал врага. Перед мысленным взором фабриканта уже качалась намыленная петля.
     В половине шестого секретарша попрощалась со своим начальником, и он спросил ее:
     - Вы подключили телефон напрямую?
     - Да, - удивилась она. Уходя домой, она всегда переключала линию шефа с коммутатора на режим прямого доступа.
     - Вы уверены?
     - Совершенно уверена, мистер Ульятт.
     - Перед уходом проверьте еще раз.
     Секретарша недоуменно посмотрела на директора, но он уже не обращал на нее внимания. Из-за чего он так волнуется? Может быть, обзавелся подружкой? Секретарша хихикнула, проверила рычажок переключателя и ушла.
     Телефонный звонок раздался через пять минут.
     - Алло?
     - Нас кто-нибудь слышит?
     Сердце Ульятта бешено заколотилось.
     - Майор Миллз, это вы?
     - Слушайте меня. Цена - десять тысяч фунтов.
     - За что?
     - За ваше спокойствие, - ответил майор.
     Ульятт, все еще сомневавшийся и надеявшийся, сказал:
     - Вы говорите про какой-то список. Я не понимаю, о чем речь.
     - О сотрудничестве с фашистами. Никуда не уходите, я перезвоню.
     Майор Миллз повесил трубку.
     Ульятт сидел, обливаясь потом. Его опасения подтвердились. Оказывается, Боле все-таки составил список! Но за что платить десять тысяч, если список находится в Берлине?
     Майор Миллз обещал, что позвонит еще раз, и велел Ульятту оставаться на месте. И Ульятт сидел, боясь подняться со стула.
     В следующий раз звонок раздался в начале восьмого. К этому времени операторши, работавшие на коммутаторе, уже ушли, и Ульятту пришлось договориться, чтобы ему подключили городскую линию.
     - Вы один? - спросил Миллз.
     - Да.
     - Завтра, как только откроется банк, снимете со счета десять тысяч. Если вас спросят, зачем вам такая сумма, скажете, что намечается важная сделка. Банкноты должны быть не новыми и небольшого номинала. После этого... Вы знаете телефон-автомат возле книжного киоска напротив вокзала?
     - Знаю.
     - Там два автомата. Вы войдете в тот, который расположен ближе к платформе. Ровно в одиннадцать я позвоню вам и передам дальнейшие инструкции.
     - А если я откажусь?
     - Тогда документ будет отправлен в британское министерство обороны.
     - Но откуда мне знать... - в отчаянии вскричал Ульятт, а голос неумолимо отрезал:
     - Просто делайте, как вам говорят.
     Ульятт зажег сигарету. У него тряслись руки, и спичка загорелась не сразу. Фабрикант совершенно сошел с катушек - его трясло, руки были холодными, как лед, а по лбу, наоборот, стекали капли пота. Ульятт сам чувствовал, что весь пропах потом. Десять тысяч фунтов стерлингов - огромная сумма, почти весь его стратегический запас. К тому же раздобыть ее наличными не так-то просто. Придется снять деньги со счета фирмы, а потом провести какой-нибудь хитрый маневр, чтобы не придралась налоговая полиция.
     Жене У