поземку, подхватываемую порывами ветра. В том, что самолет прибудет, он не сомневался. Это было обычным делом - сидеть и скучать, пребывая в неведении относительно времени прибытия. Экипаж ?юнкерса? всегда хранил радиомолчание до пересечения шведской береговой линии, поэтому никто никогда не знал времени взлета. Следовательно, оставалось только ждать, когда по громкоговорителю объявят о том, что самолет сел, и так бывало всегда.
     Один на один с кружкой кофе в безлюдном ресторане, Конуэй пребывал в беспокойстве, и на то имелась причина. Пока шла война, в Стокгольме он имел источник существования. Ожидать, что война затянется, по всей видимости, не следовало. Затея Адольфа Гитлера на Западном фронте - его отчаянный бросок через Арденны в надежде рассечь группировку союзников - провалилась. Американский и британский локомотивы вновь набирают скорость. На востоке русские стремительно рвутся вперед, уже на днях объявили о новых наступательных операциях. Война может окончиться через несколько месяцев, возможно даже - через несколько недель, и тогда, с падением Гитлера и его рейха, Стокгольм потеряет свою ценность и оставаться здесь станет бессмысленно.
     Конуэй знал, что так или иначе должен предугадать, где образуется новый главный центр информации, и перебраться туда. Но это было не так просто. В избытке информацию можно было бы добывать и в Германии, но в погоне за ней туда хлынут армии журналистов со всеми стоящими за спиной издательствами. Поэтому, несмотря на уверенность в том, что он сумел бы выжить в подобных условиях, перспектива изнурительной информационной гонки в стране, лежащей в руинах, его не привлекала. Не так давно Конуэй пришел к выводу, что все его проблемы могли бы решиться, имей он постоянную работу в одной из крупных газет Лондона или Нью-Йорка, однако одно дело желать такую работу, а другое - получить. Он не строил иллюзий в отношении своей репутации: очень многие материалы, состряпанные им за эти годы, могли бы на поверку лопнуть как мыльный пузырь. Поэтому в чем он сейчас катастрофически нуждался, так это в счастливом случае, который подарил бы ему настоящую сенсацию. Но подобные вещи так просто не даются, в чем он прекрасно отдавал себе отчет.
     На днях у него возникло ощущение, что сенсация, в которой он так нуждался, уже не за горами. На это намекало подозрительное самодовольство представителей министерства иностранных дел Германии. Кроме того, один его осведомитель, с таинственными (но не исключено, что - с дутыми) связями где-то в Центральной Европе шепнул ему, как о деле почти решенном, о сделке между высшими чинами СС и лидером Всемирного еврейского конгресса. С одной стороны, поверить в это было невозможно, а с другой - Конуэй отлично понимал, что эсэсовцы обязательно будут метаться, как попавшие в западню крысы, готовые на все, что может дать хоть слабую надежду на спасение после краха.
     Он давно уже взял за привычку наблюдать за покидающими ?юнкерс? пассажирами. Всегда имелся шанс кого-нибудь опознать в толпе, чтобы заполучить короткое интервью или хотя бы сделать какой-то вывод. Позже, все более нуждаясь в деньгах, а следовательно - в информации, он стал высматривать пассажиров более тщательно, с помощью бинокля. Сегодня была особая причина наблюдать за ними внимательнее обычного: анонимный телефонный звонок прошлой ночью. Ему сообщили, что ожидается необыкновенный пассажир (он хорошо запомнил эту фразу), прилетающий рейсом из Берлина.
     Когда наконец объявили о прибытии самолета, Конуэй не двинулся с места, пока не увидел, как тот выруливает к стоянке. Покинув ресторан, Джозеф выбрал для наблюдения такое место, откуда было видно, как пассажиры один за другим спускаются по трапу, выброшенному из открытой в фюзеляже ?юнкерса? двери. Первыми всегда появляются пассажиры, затем - их багаж, и только потом - груз. Сегодня, как обычно, первыми высадились из самолета женщины и дети. Наметанный глаз Конуэя подсказал ему, что это были шведы, для которых жизнь в Берлине стала неуютной и опасной. Как бы в подтверждение он увидел женщину, с которой был немного знаком, - жену одного из аккредитованных в Берлине шведских корреспондентов. Он узнал еще одного человека - представителя немецкой компании, занимающейся закупками пиломатериалов. Остальные пассажиры были незнакомы Конуэю, кроме того, ему не показалось, чтобы кто-то из них представлял особую важность. Он уже намеревался убрать бинокль в футляр и вернуться в помещение, когда до него дошло, что как раз один пассажир заслуживает более пристального внимания. ?Необыкновенный пассажир?, - вспомнил Конуэй и улыбнулся сам себе. Вероятно, анонимному осведомителю было кое-что известно. Уперевшись в стену локтем для большей устойчивости бинокля в руках, он взглянул на человека еще раз. ?Немец?, - сказал он про себя. Шведы обычно держатся раскованно, и у них радостное выражение на лицах. Немцы же оглядываются с несколько озадаченным видом, как это происходило с пассажиром, привлекшим внимание Конуэя, словно с трудом верят в то, что войны здесь нет.
     Немец был в кожаном пальто, то ли темно-коричневом, то ли черном, без шляпы. (?Не умно на таком ветру?, - подумал Конуэй.) Он стоял, расправив плечи, держа прямо спину, с тростью в руке. (?Сколько же ему лет?? - спросил сам себя Конуэй и тут же прикинул, что около тридцати пяти.) Черты его лица были заострены, хотя, может быть, он просто замерз. Когда пассажиры двинулись в направлении таможни, Конуэй увидел, что немец прихрамывает. ?Раненый военный?, - предположил он, задавая себе вопрос, что может делать этот человек в Швеции. Не то чтобы появление немецких военнослужащих в Швеции было делом необычным - нацисты давно уже имели со шведами договоренность о праве на транзитный провоз через их территорию своих войск, дислоцированных в Норвегии. Но те были в военной форме и не хромали.
     Конуэй наблюдал за немцем, слегка нахмурив брови. Он сам часто не мог объяснить, как включается его внутреннее чутье; в настоящий момент ему было известно только одно - это чутье заработало, и к этому следует отнестись всерьез. Он решил, что дождется, когда немец пройдет иммиграционный и таможенный контроль, чтобы увидеть, кто его встречает. ?Не будем терять времени и не дадим прессе опередить себя?, - подумал Конуэй, убрал бинокль, вернулся в здание аэропорта и сквозь двери главного входа стал высматривать машины на стоянке перед зданием: кроме такси, здесь было три легковых автомобиля, один из них - ?мерседес?, не исключено, что для заинтриговавшего его гостя. Немного погодя пассажиры ?юнкерса? один за другим стали появляться из зала таможни. В ?мерседес? села женщина с ребенком. Вскоре были разобраны остальные машины. Более дюжины их отъехало от аэропорта, прежде чем вышел человек в кожаном пальто.
     Конуэй продолжал наблюдение. У него не было сомнений, что этот человек - военный или бывший военный. Знаки различия на лацканах отсутствовали, но они определенно были там прежде: в местах, где должны находиться петлицы, виднелись дырочки. Его багаж составляли небольшой чемодан и портфель. Зажатая под мышкой трость, по-видимому, использовалась без особой на то нужды.
     В зале немца никто не встретил, перед зданием аэропорта - тоже. Да и вообще должен ли был кто-то его встречать? Старенький ?опель? Конуэя стоял за углом. Обычно, чтобы задать пассажиру несколько вопросов, он прибегал к уловке: предлагал интересующему его человеку подвезти его. С отъездом последнего такси его внутреннее чутье вновь напомнило о себе. Конуэй поверил в свою удачу.
     Немец с удрученным видом направился к вращающейся двери. Выждав момент, Конуэй подошел к нему и сказал:
     - Я еду в Стокгольм. Не желаете ли присоединиться?
     Он бросился к автостоянке за углом, где вновь ему улыбнулась удача: машина, что было для нее нехарактерно, завелась с первого раза. О, дьявол! Он забыл взять газеты. Вернуться? В этом случае можно упустить немца. А если тот окажется пустышкой, день можно считать потерянным. И все же он чувствовал, что его немец - еще та штучка. Несмотря на хромоту.
     Черт с ними, с газетами! Включив передачу, он уже выезжал со стоянки, когда перед его носом промчался ?ситроен? и резко затормозил у входа в аэропорт. Из машины выскочил какой-то человек и, преградив немцу дорогу, заговорил с ним. Подъехав ближе, Конуэй увидел встревоженный взгляд немца, затем - отрицательное покачивание головой. Вновь прибывший указывал на свою машину с видом, не допускающим каких-либо возражений, чуть ли не приказывая. Немец вновь помотал головой, отказавшись. Конуэй, как зачарованный, остановился за ?ситроеном? и быстро вылез из машины.
     - Я повторяю: это - приказ!
     - У меня - другой приказ! - ответил немец.
     - Вы отказываетесь?
     - Категорически.
     Человек несколько мгновений колебался, но, увидев приближающегося Конуэя, быстро сел в ?ситроен? и уехал.
     - Все еще хотите ехать со мной? - спросил Конуэй.
     - Благодарю вас.
     - Тогда садитесь.
     Конуэя заинтересовало, действительно ли немец был несколько напуган, или ему только показалось. Отъехав от аэропорта, он произнес:
     - Похоже, ваш приятель остался не слишком доволен.
     - Да, - прозвучал односложный ответ.
     Конуэю были знакомы манеры этой односложной изъясняющейся господствующей расы, из представителя которой ему предстоит вытягивать информацию. Делать нечего, придется копать. Главное - соблюсти последовательность: кто-когда-где-почему-что? В первую очередь - имя.
     - Меня зовут Джо Конуэй, - представился Конуэй. - При этом я не англичанин.
     Немец поднял на него свои серые глаза. Узкие, с жестким, сверлящим взглядом. Нос - заостренный, вместо рта - узкая щелочка.
     - А кто вы?
     - Ирландец.
     Конуэй сморщил от сожаления губы: информацию получил немец, сам не выдав никакой. Он стал напирать дальше:
     - Между прочим, это - город в Уэльсе.
     - Что - это? - спросил немец.
     Конуэй протянул ему руку для рукопожатия:
     - Конуэй.
     Последовала секундная пауза, прежде чем его рука была пожата - сдержанно, но достаточно крепко.
     - Раш, - произнес немец и добавил: - А вы - настойчивы.
     - Тому - мать виной, - пояснил Конуэй. - Всегда говорила мне, что людям нужно представляться подобающим образом. Теперь это вошло в привычку.
     Он занес имя в мысленно начатое им досье. Раш... Похоже, оно вызвало в его памяти какой-то далекий отголосок, но - не более.
     - Вы были прежде в Стокгольме?
     - Нет.
     - О, это - чудный город. Надеюсь, у вас будет время его посмотреть.
     - Я тоже надеюсь.
     - Как долго собираетесь пробыть здесь?
     Немец, повернувшись к Конуэю всем корпусом, стал пристально разглядывать его. Конуэй перехватил взгляд Раша и увидел, что тот улыбается. А может - и нет; скорее, это было похоже на движение губ.
     - Это - беседа или допрос? - резко спросил Раш.
     - Всего лишь болтовня, - ответил Конуэй, возвращая взгляд на дорогу. - Ирландцы, знаете ли, все такие. Не выносят молчания.
     Было ясно, что Раш не только выносил молчание, но и любил его.
     - Не кажется ли вам, что немцы - довольно шумный народ? - задал Конуэй дерзкий вопрос и вновь взглянул на своего пассажира, подумав при этом, что он, пожалуй, такой же шумный, как череп в историческом музее.
     - И хорошо вы нас знаете?
     - Прожил у вас два года. В Берлине. (О, черт! Опять он отдал больше, чем получил.) Я слышал, сейчас там - изрядный кавардак.
     - Да, сейчас - кавардак. Однако, уж коли вам угодно поговорить, расскажите мне что-нибудь о Швеции.
     - Рассказать, можно много, дороги до города для этого не хватит. Но если вкратце, то здесь почти всего не хватает, кроме того, что сделано из дерева. Вы можете купить миллион коробок спичек, но получите при этом только сорок пять сигарет в неделю. Мы читаем толстые газеты и пьем суррогатный кофе, но почему-то избегаем эрзац-чай. Все шиворот-навыворот.
     От аэропорта Бромма до ?Гранд-отеля? было всего семь километров. Половину этого пути они уже преодолели.
     Конуэй спросил:
     - А насколько плохи дела в Берлине?
     Последовала пауза, после чего Раш ответил:
     - Люди уже сыты всем по горло.
     - И они понимают, что война проиграна?
     - Кроме дураков.
     Конуэй взглянул на Раша с изумлением. Еще ни один немец не отвечал на этот вопрос утвердительно. Обычно следовали ссылки на секретное оружие и гений фюрера. Ну что же, день не пропал зря. По крайней мере, информацию он получил. Но ее следовало бы развить.
     - А сколько это еще будет продолжаться?
     - Берлин?
     - Война.
     Раш задумался над вопросом.
     - Три месяца или чуть больше.
     - Невеселая перспектива.
     - Да.
     Конуэй не только получил информацию - в нем поселилась твердая уверенность, что из этого ?необыкновенного? немца можно выудить и не такие сокровища.
     - Может быть, мы поужинаем сегодня вместе?
     - Сомневаюсь, что буду свободен.
     - А если будете?
     - Тогда, возможно, и поужинаем.
     В поле зрения появился ?Гранд-отель?.
     - Вот и приехали, - сказал Конуэй. - Я позвоню вам чуть позже по поводу моего предложения.
     В то время, как немец проследовал к отделанному изысканным орнаментом главному входу отеля, Конуэй завернул за угол, запарковал ?опель? и вошел в здание через боковую дверь, торопясь в пресс-центр, устроенный в отеле шведским министерством иностранных дел. Он повесил пальто и подошел к сидящей в центре зала дежурной секретарше. Ее обаяние очень часто помогало журналистам устранять препятствия, возникавшие в их работе.
     - Как вы думаете, к вечеру здесь будут свободные места? - спросил Конуэй.
     Секретарша подняла одну из своих изящных бровей: Конуэй мог вполне работать в пресс-центре ?Гранд-отеля?, он нисколько не походил на обычного гостя.
     - Случись это, вам бы очень повезло.
     - Лично мне номер ни за что бы не дали, - признался Конуэй со сладкой улыбкой. - А вот вам - дадут. Если появится что-нибудь, закажите для меня, вы же добрая девушка.
     Секретарша сняла трубку.
     - Вам - двухместный?
     Конуэй посмотрел на нее с оскорбленным видом:
     - Не за одноместный же платить двенадцать крон.
     Девушка еще что-то сказала в трубку, а затем кивнула ему утвердительно. Конуэй отошел, сел за стол, быстро составил телеграмму и отправил ее в лондонскую ?Дейли экспресс?.
     Портье, проводивший Конуэя в номер, проявил явное намерение обнаружить какой-либо багаж и еще большее намерение получить чаевые, однако его постигло разочарование. Оказавшись в номере, Конуэй снял телефонную трубку и попросил соединить его с номером Раша. Когда Раш ответил, он сказал:
     - В любом случае сегодня вечером я - здесь. Номер - 209. Дайте знать, если вам больше не с кем будет поужинать.
     - Я еще ничего не знаю, - раздраженно прозвучал голос Раша, который, едва закончив фразу, тут же бросил трубку.
     Конуэй выругался. Похоже, его деньги брошены на ветер. Будь проклят этот чертов немец! Будь проклят Стокгольм, а вместе с ним - и ?Гранд-отель?! Блуждая разгневанным взглядом по интерьеру дорогого номера, он вдруг подумал, что, собственно, где двенадцать, там и двадцать... и, позвонив в бар, попросил прислать ему в номер бутылочку какой-нибудь ?живительной влаги?.
     Конуэй попал в гостиницу, минуя дежурного администратора; Франц Раш направился прямо к нему. Клерк открыл книгу предварительных заказов и произнес:
     - Герр Раш? Прошу прощения, но на ваше имя номер никто не заказывал.
     - Посмотрите еще раз, - попросил Раш. - Это должно было сделать посольство Германии.
     Клерк вновь просмотрел записи.
     - Нет. Извините, но для вас ничего нет.
     - Свободных номеров, конечно же, у вас тоже нет.
     - Боюсь, что это так.
     Голос Раша посуровел.
     - Пожалуйста, пригласите управляющего.
     Заместитель управляющего появился словно по взмаху волшебной палочки, выслушал Раша, и в одно мгновение его лицо приняло извиняющееся выражение. Оказывается, он был в курсе дела и объяснил ситуацию следующим образом:
     - Заказ был сделан на имя господина фон дер Шуленберга. Сожалею, что клерк не был информирован об этом.
     - И я тоже.
     - Портье! - крикнул заместитель управляющего в готовности услужить Рашу. Он повернулся, чтобы взять ключ от номера, но его в ячейке не оказалось.
     - А где же ключ?
     - Какой-то джентльмен взял его. Герр фон дер Шу...
     - Он уже здесь? - удивился Раш.
     - Да.
     Раш провел несколько приятных минут в магазине отеля. В иммиграционной службе аэропорта ему выдали временные пайковые карточки, и он приобрел небольшую плитку шоколада и сигару. Попросив записать покупки на его счет, он проследовал за портье в свой номер.
     Портье, не имея ключа, был вынужден постучать. Едва дверь открылась, Раш размашисто шагнул в номер. За дверью стоял человек с дородной фигурой.
     - Дайте ему на чай! - приказал Раш. - У меня нет денег.
     Дождавшись в нетерпении, когда удалится портье, он сказал:
     - Кто вы такой и что все это значит?
     - Ваше присутствие здесь является прямым неисполнением всех приказов, - резко ответил человек. - Почему вы не вернулись в Германию, как вам было предписано?
     - Я не намерен подчиняться какому-то головорезу в плаще. Я получил указания сегодня утром в Берлине, - возразил Раш.
     - А также, без сомнения, в аэропорту от журналиста-коммуниста. И последние отменяют первые.
     - Это вам сообщил ваш головорез?
     Фон дер Шуленберг злобно взглянул на Раша:
     - Да вы знаете, кто я?
     - Могу себе представить, - отрезал Раш. - Единственно, кем вы можете быть, так это ефрейтором местного отдела гестапо.
     - Начальник, - уверенно произнес фон дер Шуленберг. - Я - начальник отдела гестапо в Швеции. А теперь послушайте меня. У меня приказ из Берлина, предписывающий вам вернуться...
     - Смирно! - вдруг рявкнул Раш.
     - Это перед вами-то?
     - Перед кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями. В соответствии с приказом фюрера.
     Фон дер Шуленберг сунул одну руку в карман и улыбнулся.
     - Вы будете их лишены. И всего остального. Именно так поступают с предателями.
     Раш заметил, как в руке фон дер Шуленберга, уже наполовину высунувшейся из кармана, тускло блеснула сталь автоматического пистолета. Он шагнул вперед, сделал резкое круговое движение своей тяжелой тростью, которую держал за спиной, и услышал хруст костей.
     В тот момент, когда фон дер Шуленберг падал, воя от жуткой боли в раздробленной кисти, раздался звонок. Раш, поначалу настроенный не реагировать на телефон, решил все же поступить иначе. Было интересно узнать, кто звонит шефу местного гестапо. А может быть, принимая во внимание обстоятельства - предателю Рашу!
     Звонившим оказался болтливый ирландец, который желал знать, готов ли Раш принять его приглашение на ужин. Отличный вопрос к человеку, которого разыскивает гестапо!
     Раш вплотную подошел к фон дер Шуленбергу, со всего размаха пнул его ногой в живот, перевернул на другой бок, поднял пистолет и обшарил карманы. Для верности он пнул корчащуюся на полу фигуру еще раз, взял свои вещи и вышел из номера.
     Он шел по коридору не спеша, почти лениво, однако уверенным шагом и с легкостью человека, хорошо владеющего своим телом. Выражение безучастности на его лице скрывало от посторонних борьбу, которую его сознание вело само с собой: в одной его половине кружился вихрь от полученного только что шока, другая половина пыталась навести порядок в мыслях. Встреча в аэропорту и бессмысленные указания возвращаться в ?юнкерс? и лететь назад в Берлин вообще не трогали его. Человек из гестапо, однозначно, принадлежал к нижестоящим инстанциям, а бюрократическая неразбериха стала в последние месяцы нормой. Однако предъявленные ему фон дер Шуленбергом обвинения в предательстве в корне меняли дело. Сам Раш не придавал особого значения своим наградам, однако другие - придавали, в том числе фюрер, а фон дер Шуленберг, должно быть, имел очень серьезные основания для насмешек и угроз.