ны самые точные, Конуэй повторил их два раза и запомнил наизусть.
     У вас есть ключ? Нет.
     Значит, позвоните в дверь. Он позвонил.
     Возьмите чемоданчик в левую руку и достаньте пистолет.
     Конуэй стоял на пороге, держа чемоданчик в левой руке, пистолет - в правой. Сзади, с улицы, пистолет был не виден - его прикрывала пола плаща.
     Когда она откроет дверь, скажите...
     ~~
     При виде пистолета улыбка с лица миссис Монаган сползла, челюсть отвисла.
     Она вполне может заупрямиться и закричать, предупредить его. Не упускайте инициативу.
     - Тихо. Два шага назад, от двери, - приказал Конуэй.
     Миссис Монаган посмотрела ему прямо в глаза. Конуэю ужасно хотелось обернуться и посмотреть, что там делают Колвин и остальные, но он не посмел.
     Не сводите с нее глаз. Пистолет имеет гипнотическое воздействие на люден. Как только она уставится на него, считайте, что дело в шляпе.
     - Два шага назад, я сказал!
     Миссис Монаган медленно повиновалась.
     - Дальше. Вперед по коридору.
     Выясните, где Раш. Не спрашивайте, находится ли он наверху, - она наверняка соврет. Впрочем, вы поймете по ее глазам.
     - Где Раш? - спросил Конуэй.
     Он старался говорить тихо и не сводил взгляда с ее лица.
     О том, что человек лжет, можно догадаться по мускулам век.
     Они чуть-чуть дрогнут. Главное - не упускайте инициативы.
     - Он находится в каком-нибудь необычном месте? - быстро спросил Конуэй, не дожидаясь ответа.
     Старуха моргнула и промямлила:
     - Ну... он...
     Конуэй не слышал, как сзади подкрался Колвин, и тихо спросил:
     - Он наверху, у себя в комнате, как обычно?
     Миссис Монаган уставилась на него, потом смачно плюнула ему в лицо.
     - Ты англичанин! - прошипела она и уже открыла рот, готовая завопить.
     Колвин, не тратя время на то, чтобы вытереть плевок, ударил старуху двумя пальцами под подбородок, она засипела и заткнулась.
     - Так он наверху, миссис Монаган? - повторил Колвин очень тихо.
     Лицо старухи побагровело. Она кивнула, и Колвин оттолкнул ее в руки одного из агентов. Тот моментально запихнул ей в рот кляп.
     Колвин закрыл входную дверь, шлепнул Конуэя по плечу и кивнул.
     Как только старуха будет выведена из игры, сразу же поднимайтесь вверх по лестнице. Даже если он выйдет вам навстречу, все равно идите вверх. Таким образом вы заставите его попятиться назад, в комнату.
     Конуэй чувствовал себя каким-то автоматом. Мерным шагом он стал подниматься и вспомнил, что в прошлый раз Раш действительно встретил его на середине лестницы. Сейчас Раша на лестничной площадке не было. Конуэй поднялся наверх и повернулся к двери, которая вела в комнату.
     Внезапно дверь распахнулась, две сильные руки схватили его за лацканы и затащили внутрь. Времени выхватить пистолет не было. Конуэй и опомниться не успел. Прямо перед собой он увидел сосредоточенные глаза немца.
     - Кто эти парни?
     Если он заметит нас, дело плохо. Помните, что на карту поставлена ваша жизнь. Нужно будет как-то отвлечь его внимание.
     Не так-то просто было отвлечь внимание немца - Конуэй понял это, глядя в жесткие, сосредоточенные, проницательные глаза Раша. Наверное, именно таким взглядом мангуст смотрит на кобру.
     - Это пьянчуги какие-то, - сказал Конуэй. - Они всю дорогу сзади плелись...
     - Они подошли к входной двери!
     Главное - отвлечь его внимание. На карту будет поставлена ваша жизнь.
     - Я привез деньги. Двадцать тысяч. Хэллидей из Лестера заплатил сполна.
     Раш немного ослабил хватку.
     - Пойдемте, я покажу вам, - быстро сказал Конуэй.
     - Что за пьянчуги?
     - Просто какие-то пьяницы. Миссис Монаган разберется с ними сама.
     Конуэй щелкнул замком чемоданчика, откинул крышку и достал сверток.
     - Вот, смотрите!
     Раш взглянул на посылку.
     Помните: вы ни в чем не должны сфальшивить.
     - Вот как выглядят двадцать тысяч фунтов стерлингов пятифунтовыми банкнотами, - сказал Конуэй. - От второго проекта пришлось отказаться. Он показался мне сомнительным. Но ничего, у нас с вами тридцать тысяч. Только подумайте! И будут еще.
     Помните: нужно отвлечь его, занять чем-то его руки.
     Конуэй потер ладони.
     - Ну же, разворачивайте. Я хочу, чтобы вы убедились сами. Английская пятифунтовая бумажка выглядит просто очаровательно.
     Раш подошел к окну и выглянул. Трое пьянчуг, пошатываясь, брели к калитке. Очевидно, миссис Монаган их выставила. Немец вернулся к кровати, взял сверток и стал его разворачивать. Конуэй взмахнул руками, делая вид, что наслаждается моментом.
     - Двадцать тысяч фунтов. В рейхсмарках это будет... дайте-ка сосчитаю...
     Пистолет уже был у него в руке.
     - Ни с места, - сказал он.
     Раш поднял голову, и в один миг его лицо окаменело. Не раздумывая, немец бросился вперед.
     При малейшем движении сразу бейте его ногой снизу вверх - неважно, по лицу, по шее, куда придется.
     Подстегнутый страхом, Конуэй ударил со всей силы. Носок ботинка врезал Рашу по переносице. Раздался сухой треск, Раш рухнул лицом вниз, а ирландец поспешно отскочил на два шага назад. Немец приподнялся, потом, покачиваясь, встал на ноги. Из носа у него ручьем текла кровь.
     Предупредите его всего один раз, но четко и ясно, чтобы он понял.
     Конуэй сказал:
     - Еще одно движение - и я стреляю.
     У Раша из глаз текли слезы - от удара он наполовину ослеп.
     Потом стукните три раза ногой об пол.
     Конуэй стукнул. Раш протер глаза. Он отлично понял, что означает этот сигнал.
     - Сесть на кровать, - приказал Конуэй.
     После того, как вы подадите сигнал, мы в два счета окажемся рядом с вами.
     Но секунды шли, а подмога не появлялась. Прислушиваясь к шагам на лестнице, Конуэй допустил вторую ошибку. Первой ошибкой было то, что он позволил Рашу сесть слишком близко от трости. А теперь последовал еще один промах - на секунду Конуэй отвел глаза в сторону.
     Когда он вновь взглянул на Раша, то увидел что-то темное, стремительно рассекавшее воздух. Трость выбила пистолет у него из руки, а отпрыгнуть репортер не успел.
     Раш подмял его, схватил пальцами за горло. В следующую секунду немец откатился в сторону, к занавеске, куда отлетел пистолет.
     Но дверь уже распахнулась, и в комнату влетели Колвин и агенты. Не теряя времени даром, Колвин подхватил маленький столик и швырнул его в Раша. Тот увернулся и развернулся к двери. В руке у него был пистолет...
     Если бы Раш прицелился в Колвина, все могло бы обернуться иначе. Три выстрела, и с агентами было бы покончено - Раш бы не промахнулся. Но немца подвела ярость - он во что бы то ни стало решил сначала прикончить Конуэя.
     Это оказалось не так-то просто - Конуэй скрупулезно выполнял инструкции. А инструкции гласили: после того, как в комнату ворвутся агенты, под ногами не путаться. Именно так Конуэй и поступил.
     Он сразу же юркнул под кровать, и Раш увидел, что целиться не в кого. Секунду спустя он заметил торчавшую из-под кровати ногу, но было уже поздно - тяжелый ботинок с размаху ударил ему в висок. Во второй раз за считанные секунды пистолет отлетел в сторону.
     Но Раш не сдавался. Отшвырнув перевернутый столик, он ринулся к двери: зубы оскалены, в глазах ярость, кулаки выставлены вперед.
     Один из агентов ударом ноги по коленной чашечке сбил немца с ног, а второй довел дело до конца.
     Инструкции гласили: вам сообщат, когда можно будет выбираться из убежища.
     - Вылезайте, храбрец, - сказал Колвин. - Ситуация под контролем.

Глава 10

     Комната вся была покрыта резиновыми покрышками - и стены, и пол, и массивная дверь. Лишь белый потолок, возвышавшийся футах в пятнадцати над головой, был голым. Там горела лампочка, прикрытая проволочной сеткой.
     Раш сидел на полу совершенно голый. В комнате не было ни стула, ни кровати. Немец осмотрелся по сторонам. В его взгляде читался вызов и удовлетворение. Камера явно была предназначена для буйно помешанных или потенциальных самоубийц. Он таки заставил их себя уважать и бояться. Конечно, арест был страшным ударом по его самомнению. Раш был твердо уверен, что живьем его взять не смогут - он успеет пустить себе в лоб последнюю пулю. Как можно было совершить столь непростительную ошибку! Злоба на Конуэя затмила ему рассудок, и он упустил свой шанс.
     Злоба по-прежнему не утихала, но теперь Раш вполне властвовал над своими эмоциями. Гневу будет дана возможность вырваться на свободу, но не сейчас. В первый час после ареста Раш неистовствовал вовсю: агентам пришлось с ним повозиться. Он дрался один против троих, и каждому из противников досталось. Возможно, он и справился бы с ними, если бы не слишком сильный удар по голове, от которого немец потерял сознание. Когда он проснулся, то обнаружил, что лежит, связанный по рукам и ногам, в кузове какого-то фургона. Когда рассвело, автомобиль находился уже в Белфасте. Раш понял, что он не связан веревками, а замотан в смирительную рубашку. Тем не менее, когда его несли к самолету, немец брыкался и лягался как мог. В кабине он пытался ногами пробить дыру в фюзеляже - охранникам пришлось связать ему ноги и прикрутить их к скобе.
     После приземления Раш продолжил свой отчаянный и безнадежный бой. С огромным трудом его запихнули в другой фургон, потом, извивающегося, внесли в камеру.
     Там ему сделали какой-то укол, и он вновь провалился в забытье. Когда Раш очнулся, он был совершенно обнаженным. За долгие годы он приучил себя просыпаться без единого движения, не открывая глаз. Прежде всего Раш осторожно втянул ноздрями воздух, потом чуть-чуть приоткрыл веки и увидел, что в камере стоит охранник. Немец услышал его дыхание, разглядел сквозь щелочку приоткрытых век ботинки. В следующий миг Раш нанес стремительный и неожиданный удар: одним взмахом ладони перебил охраннику шейные позвонки. Тот скончался на месте.
     Раш стоял и смотрел, как англичанин корчится на полу с сине-багровым лицом. Ну же, давайте налетайте, мысленно звал он врагов.
     Они не спешили. Должно быть, англичане понимали, что огнестрельного оружия Раш не испугается - наоборот, будет рад, если его изрешетят пулями. Немца на какое-то время оставили наедине с трупом, потом запустили в камеру усыпляющий газ, и Раш опять потерял сознание. Когда он очнулся, камера была пуста. Ужасно хотелось пить, воды не было. Есть тоже хотелось, но еды никто не предлагал. В камере было пусто - лишь лампочка, резина и тишина. Воспользовавшись передышкой, Раш попытался собраться с мыслями. Нужно было составить какой-то план действий.
     Поначалу ничего не удавалось - все застилало отчаяние. Потом забрезжил свет: все-таки они его не убили. Значит, он им зачем-то нужен. Зачем?
     Ясно, что Конуэй раскололся. Его схватили англичане, он им все рассказал, выдал своего напарника. Таким образом, англичанам о Раше кое-что известно. Скорее всего, они знают все, что известно Конуэю. В живых его оставили для того, чтобы получить дополнительную информацию.
     Раш решил, что у него есть шанс. Конечно, Конуэй знал не так уж мало: о приезде Раша в Стокгольм, о событиях, произошедших в шведской столице, о биографии Раша. Но есть многое такое, о чем репортер не имеет ни малейшего понятия, а для англичан эти сведения представляют огромную важность. Что ж, им придется за информацию заплатить...
     Раш стал думать о том, какую цену запросить. В банковском сейфе в Дублине лежат десять тысяч фунтов плюс двадцать тысяч, которые Конуэй привез во второй раз. Итого, тридцать тысяч.
     Неплохие деньги. Какое-то время на них можно вполне сносно пожить. Пожить и прикинуть, как и когда рассчитаться с Конуэем. Раш почувствовал, что его охватывает неудержимое желание убивать. Он с вожделением подумал о Шелленберге, о его крахмальном воротничке, холодной и умной улыбке. Несколько секунд Раш наслаждался, представляя себе, как расправится с двумя своими лютыми врагами, но потом взял себя в руки и вновь принялся размышлять.
     Главное - обеспечить себе свободу действий. Раш взглянул на затянутые резиной стены, на свое голое тело. Да, до свободы действий пока далековато. Неизвестно, осуществим ли его план. Но внезапно Раш понял, что больше не хочет умирать. А ведь совсем недавно на борту самолета он с удовольствием проломил бы обшивку, чтобы вместе с ненавистными англичанами рухнуть вниз.
     Но время идет, и человек меняется.
     Голос раздался как бы ниоткуда. Очевидно, в потолок был встроен невидимый динамик. Голос звучал мягко, но настойчиво - англичане пытались войти с ним в контакт. Раш решил проигнорировать эти попытки. Тогда зазвучал другой голос - суровый и угрожающий. Он требовал, чтобы Раш согласился давать показания, иначе... Немец проигнорировал и второй голос.
     Затем его ноздри опять ощутили газ. Он не стал сопротивляться, потому что знал - газ все равно его одолеет. Вместо этого Раш сделал вид, что уже потерял сознание, и растянулся на полу. Но англичане не клюнули - качали газ до тех пор, пока немец действительно не потерял сознание.
     Очнулся он, опять затянутый в смирительную рубашку и прикрученный к какому-то столу. После того как он открыл глаза, его целый час не трогали. Потом вошел врач, воткнул в руку Раша шприц. Наверное, пентотал, подумал немец. Хотят развязать мне язык. Или они придумали еще какое-то средство, о котором у нас пока неизвестно? Он уже чувствовал, что ему неудержимо хочется поболтать.
     Последним усилием воли Раш направил свою мысль в нужном направлении.
     - Вы работаете на Шелленберга? - спросил приятный голос.
     - Яволь, майн фюрер, - ответил Раш.
     Рядом кто-то удивленно ахнул, потом воцарилось молчание.
     - Расскажите мне про Шелленберга. Что вы о нем думаете?
     - Майн фюрер, рейхсфюрер говорит, что... - Голос Раша оборвался. Он изо всех сил старался затянуть паузу, но язык сам порывался что-то сказать.
     - Что говорит рейхсфюрер?
     Раш почувствовал, что больше не может сопротивляться, и скороговоркой заговорил:
     - Клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер германской империи, в том, что буду хранить тебе вечную и незыблемую верность. Клянусь повиноваться вплоть до самой смерти тебе и командирам, которых ты назначишь. Да поможет мне Господь!
     И Раш захохотал. Точнее, попытался захохотать, но вместо смеха у него из горла вырвался какой-то скрипучий клекот. Этот звук даже самому Рашу показался безумным.
     - Это хорошо, что вы такой верный солдат, Раш.
     Говоривший владел немецким языком в совершенстве - причем не австрийским диалектом, как Гитлер, а самым настоящим хохдойчем.
     - А вы - не очень, мой фюрер, - сказал Раш.
     Он чувствовал, что не может удержаться - очень хотелось поговорить и добиться, чтобы приятный голос его похвалил. Мозг стал как чужой: чьи-то теплые руки нежно его массировали, вертели и так и сяк. Пой, приказал себе Раш. ?Хорст Вессель? - отличная песня.
     - "Выше знамена..." - заорал он.
     Послышались чьи-то шаги, потом негромкий шепот.
     Раш пропел всю песню до конца, все три куплета. Впервые он исполнял ее соло. Англичане терпеливо ждали, когда он допоет. Потом Раш еще раз произнес клятву СС. Язык заплетался, слова налезали одно на другое, словно им не терпелось поскорее сорваться с губ. Наркотик набирал силу. Рашу казалось, что содержимое его черепной коробки выставлено на всеобщее обозрение. Нужно держаться одной линии, не сворачивать в сторону...
     - Яволь, герр рейхспротектор! - рявкнул он. - Это и в самом деле отличный клинок. Испанская сталь, из Толедо... В четыре часа? Разумеется, герр рейхспротектор!
     Отлично, сцена всплыла в его памяти, как наяву. Гейдрих размахивал рапирой перед самым его носом и повторял:
     - Вам никогда не победить меня, Раш.
     Рейхспротектор знал, что говорит: если бы Раш победил, ему пришлось бы об этом пожалеть. Гейдрих не любил проигрывать.
     Но проклятый язык не желал успокаиваться. Раш с ужасом почувствовал, что сейчас сболтнет лишнее.
     - Я должен сообщить вам кое-что о Гейдрихе, - сами сказали губы. Усилием воли Раш заставил себя добавить: - Мой фюрер.
     Потом опять забормотал о выпадах, переходе в терцию, батмане и прочих фехтовальных терминах. Раш старался нести всякую чушь, держаться фехтовальной тематики.
     - Так что Гейдрих? - спросил приятный голос откуда-то издалека.
     - Он мертв! - заорал Раш. - Слава Богу, мертв!
     Он сжал челюсти, чтобы больше ничего не говорить. Если бы только можно было задохнуться, потерять сознание, уснуть.
     - Слишком сильная доза, - сказал приятный голос.
     - Он и так сообщил немало.
     - Ничего связного.
     - Он мертв! - вновь крикнул Раш. У него перед глазами предстал госпиталь в Праге. - Целых девять дней умирал!
     - Этот человек знал Гейдриха, Гиммлера, Гитлера.
     - Надо будет попробовать еще раз.
     Пой же, черт тебя подери, приказал себе Раш. Кажется, о самом главном он так и не проболтался. Как там начинается ?Хорст Вессель??
     - "Выше знамена..."
     - Полный псих.
     - Они все психи.
     Раш прикусил себе язык, зажал его между зубами. Больше он не сказал ни слова. Его вывезли в камеру прямо на каталке - решили не рисковать понапрасну. Раш чувствовал сквозь полузабытье, как его развязывают, снимают с каталки, кладут на пол. Когда дверь закрылась, Раш судорожно вздохнул. Все прошло как надо. Кажется, семя посажено. Если бы только быть уверенным, что он не сболтнул лишнего...

***

     Показания были записаны на магнитофон и распечатаны. Листки положили в конверт со штампом ?Сверхсекретно. Молния?. Последнее слово означало, что досье предназначалось для срочной обработки. Документы поступили к комиссару Уиллсу. У Уиллса была не одна должность, а сразу несколько, в том числе он являлся сотрудником Интеллидженс сервис, ответственным за сбор информации о вражеских лидерах. Между Колвином и Уиллсом состоялся короткий и осторожный разговор по телефону, из которого комиссар узнал, что документы к нему уже отправлены. Он взял конверт и сказал:
     - Садитесь, пожалуйста.
     Колвин сел напротив Уиллса и терпеливо ждал, пока тот прочитает протокол допроса. Комиссар был щупл, лыс, в очках, на вид лет пятидесяти. С первого взгляда его можно было принять за скромного служащего какой-нибудь страховой конторы. Частые появления Уиллса в резиденции правительства на Даунинг-стрит не привлекали ничьего внимания. Однако Уиллс напрямую общался с премьер-министром и министром внутренних дел.
     - Ваши впечатления? - сказал Уиллс, дочитав протокол.
     - Он сумасшедший, - ответил Колвин.
     - Мы все немного сумасшедшие. Что еще?
     - Я ни в чем теперь не уверен.
     - И не нужно быть уверенным. Я всего лишь спрашиваю о ваших впечатлениях. Он действительно знает всех этих людей?
     - Похоже на то.
     - Близко с ними знаком?
     Колвин задумался.
     - Вряд ли, сэр. Слишком уж громко он рявкает свое ?яволь?. Скорее офицер охраны, адъютант - что-то в этом роде.
     - Вы думаете, он не фантазирует?
     - Думаю, что нет, сэр. Я не знаю, действительно ли Гейдрих занимался фехтованием, но...
     - Действительно. А ваш психиатр дал Рашу слишком большую дозу.
     - Он тоже так думает.
     - Черт бы его побрал. - Уиллс посмотрел Колвину в глаза. - Специалисты по новым отраслям науки всегда слишком много о себе воображают. Но ведь вам на своем веку пришлось услышать немало признаний.
     - Не все они были правдивы.
     - Опишите Раша.
     - Мои личные впечатления?
     Уиллс кивнул.
     - Очень крепкий экземпляр.
     - В физическом смысле?
     - В физическом тоже - как дубовая доска. Но он очень крепок и духом. Мне показалось, что он сопротивляется действию наркотика.
     - А психиатр с вами не согласен.
     - Я ни в чем не уверен, сэр. К тому же я не психиатр. Мне кажется, что Раш полоумный, но его безумие...
     - Имеет рациональный характер, хотите вы сказать? - устало улыбнулся Уиллс. - Это состояние мне хорошо знакомо. Я и сам в нем постоянно пребываю. Как вы думаете, удастся вам