семьи, которую он покинул ради  приключений,  дядя  Виль,  невеста
Фина, друзья... Несомненно, никого из них он больше никогда не увидит. При
этой мысли сердце у него сжалось  и,  вопреки  заранее  принятому  решению
держаться стойко, на глаза навернулись слезы.
   Если бы не одиночество, если бы  кому-нибудь  из  потерпевших  крушение
тоже удалось добраться до этого берега! Пусть это будет не капитан  Тюркот
или  его  помощник,  а  любой  из  матросов,  пусть  даже  учитель  танцев
Тартелетт!   Правда,   этот   легкомысленный   человек   при   сложившихся
обстоятельствах был бы ему  слабой  опорой.  Все  равно!  Только  не  быть
одному! Если бы нашелся человек, который разделил бы  с  ним  одиночество,
будущее показалось бы ему не таким грозным.
   Он хотел надеяться до последней минуты. Правда,  на  прибрежных  скалах
никого  не  оказалось,  но  может  быть  он  кого-нибудь  встретит,  когда
достигнет песчаной косы?  Не  исключена  же  возможность,  что  кто-нибудь
добрался до берега и теперь тоже разыскивает товарищей по несчастью?
   Годфри еще раз обвел взглядом местность к северу и к  югу.  Никого.  По
крайней  мере,  этот   участок   земли   был   необитаем-ни   хижины,   ни
поднимающегося к небу дымка.
   - Вперед! Вперед! - подбадривал себя Годфри.
   И он зашагал по отмели в северном направлении, решив сначала  подняться
на песчаный холм, откуда открывалось более широкое пространство.
   Полное безмолвие. На песке никаких следов. Только морские птицы - чайки
и поморники - резвились среди скал, - единственные живые существа  в  этой
пустыне.
   Годфри шел около четверти  часа,  и  уже  начал  подниматься  на  самый
высокий  склон,  поросший  тростником  и  низким  кустарником,  как  вдруг
неожиданно остановился.
   В пятидесяти шагах от него, среди прибрежных рифов, лежала бесформенная
вздувшаяся   масса,   точно   труп   какого-нибудь   морского   животного,
выброшенного последней бурей.
   Годфри бросился туда.
   С каждым шагом сердце у него билось все сильнее. В бесформенной  массе,
принятой им за останки какого-то зверя,  он  стал  различать  человеческие
черты.
   В десяти шагах от цели Годфри остановился, как вкопанный, и закричал:
   - Тартелетт!
   Да, действительно, это был учитель танцев и изящных манер.
   Годфри бросился к своему спутнику.
   Через минуту он увидел, что надутый  до  предела  спасательный  пояс  и
делал  Тартелетта  похожим  на  морское  чудовище.  Учитель  танцев  лежал
неподвижно. Но может  быть  он  еще  жив?  Спасательный  пояс  должен  был
удержать его на волнах, а прилив - прибить к берегу...
   Годфри  принялся  за  дело.  Став  на  колени  перед  Тартелеттом,   он
расстегнул спасательное снаряжение и с силой стал растирать бесчувственное
тело. Наконец, приоткрытые губы слегка зашевелились... Юноша приложил руку
к его сердцу... Оно еще билось!
   Годфри окликнул его.
   Тартелетт  покачал  головой,  потом  издал  хриплый  звук,  за  которым
последовало несколько бессвязных слов.
   Годфри схватил его за плечи и сильно потряс.
   Тартелетт открыл глаза и провел левой рукой  по  лбу.  Потом  приподнял
правую, чтобы убедиться, на месте ли его карманная скрипка и смычок.
   - Тартелетт! Милый мой Тартелетт! - закричал Годфри, поддерживая голову
учителя.
   Голова с остатками всклокоченных волос  едва  заметно  кивнула  в  знак
одобрения.
   - Это я... Я... Годфри!
   - Годфри? - переспросил Тартелетт.
   Потом он оглянулся, поднялся на колени, поглядел  вокруг,  улыбнулся  и
встал во весь рост... Наконец-то он почувствовал под собой надежную  точку
опоры! Теперь он понял, что  уже  нечего  бояться  качки:  под  ногами  не
уходящая палуба, а верная, твердая земля...
   И тут учитель танцев вмиг обрел свой былой апломб, утраченный им со дня
отъезда. Ноги его сами приняли правильную  позицию,  левая  рука  схватила
карманную скрипку, правая взялась за  смычок.  Протяжный,  меланхолический
звук сорвался со струн, и Тартелетт произнес, улыбаясь:
   - В позицию, сударыня.
   Добряк думал о Фине.



ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
   в которой доказывается, что не все прекрасно в профессии Робинзона

   Тут учитель и ученик бросились друг другу в объятия.
   - Дорогой Годфри! - вскричал Тартелетт.
   - Милый Тартелетт! - ответил Годфри.
   - Наконец-то мы прибились к порту, - воскликнул  учитель  танцев  тоном
человека, пресыщенного плаванием и приключениями.
   - Снимите же, наконец, ваш спасательный пояс, -  посоветовал  юноша.  -
Эта махина душит вас и мешает двигаться.
   - А вы думаете, что теперь я действительно могу его  снять?  -  спросил
Тартелетт.
   - Вне  всякого  сомнения.  Затем  положите  вашу  скрипку  в  футляр  и
отправимся на разведку.
   - Не возражаю, - ответил учитель танцев. - Но, прежде всего, прошу вас,
зайдемте в  первый  попавшийся  ресторан.  Я  умираю  от  голода.  Десяток
бутербродов и два-три стаканчика вина сразу поставят меня на ноги.
   -  Согласен...  Зайдем  в  первый  попавшийся...  А  если  нам  там  не
понравится, пойдем в другой...
   - Затем, - невозмутимо продолжал Тартелетт, - спросим у кого-нибудь  из
прохожих, где здесь  поблизости  находится  телеграф.  Необходимо  послать
депешу вашему дяде Кольдерупу Надеюсь, что этот  превосходный  человек  не
откажется выслать нам денег на обратный путь. Ведь у меня нет ни цента...
   - Договорились! Зайдем в первую  же  телеграфную  контору,  а  если  ее
поблизости не окажется, то на ближайшую почту. Итак, в дорогу, Тартелетт!
   Наконец-то Тартелетт освободился от спасательного  пояса,  повесил  его
через плечо, как охотничий рог, и оба путешественника пустились в путь  по
направлению к окаймлявшим берег дюнам.
   Встреча с Тартелеттом придала Годфри некоторую бодрость.  Теперь  юношу
больше всего интересовало, не уцелел ли еще кто-нибудь с "Дрима".
   Четверть часа спустя наши исследователи поднимались на дюну высотой  от
шестидесяти до восьмидесяти футов и уже почти достигли ее вершины.  Отсюда
открывалась панорама всего  восточного  берега,  ранее  скрытого  от  глаз
неровностями почвы.
   В  двух  или  трех  милях  от  них  возвышалась  вторая  гряда  холмов,
замыкавшая линию горизонта.
   К северу  берег  заканчивался  выступом,  но  трудно  было  утверждать,
соединен ли он с  каким-нибудь  невидимым  отсюда  мысом.  В  южной  части
побережье рассекала глубокая впадина, а дальше  расстилался  океан.  Итак,
можно было сделать вывод, что если эта земля оказалась бы полуостровом  на
побережье Тихого океана, то перешеек, соединяющий ее с другой частью суши,
мог находиться на севере или на юго-востоке.
   Что бы там ни было,  значит  земля  эта  -  не  бесплодная  пустыня,  а
обширная зеленая долина со светлыми извилистыми ручьями,  покрытая  густым
высоким лесом.  Деревья  спускались  вниз  по  холмам,  как  по  ступеням.
Поистине великолепный пейзаж!
   Однако нигде не видно  было  домов,  образующих  городок,  деревню  или
поселок. Никаких сельскохозяйственных построек, ни фермы, ни  мызы.  Из-за
деревьев не поднимался дым, по которому легко было бы найти скрытую в чаще
хижину. За деревьями не проглядывали ни купол колокольни,  ни  построенная
на возвышенности ветряная мельница. Не видно было  не  только  хижины,  но
даже шалаша или вигвама. Ничего! Нигде!
   Если в этих неизвестных краях и жили человеческие существа,  то  только
пол землей, подобно троглодитам. Нигде глаз  не  различал  ни  проложенной
дороги, ни дорожки, ни тропинки. Казалось, человеческая  нога  никогда  не
топтала ни камешков на этой отмели, ни травинки в этих прериях.
   - Никак  не  пойму,  где  же  находится  город,  -  заметил  Тартелетт,
вытягиваясь на носках.
   - Похоже на то, что в этой местности его и нет, -  невозмутимо  ответил
Годфри.
   - Ну, а деревня?
   - Тоже нет.
   - Где же мы находимся?
   - Спросите что-нибудь полегче.
   - Как! Вы не знаете? Но скажите, Годфри, ведь мы это скоро узнаем?
   - Но от кого?
   - Что же с нами будет? - вскричал Тартелетт, простирая руки к небу.
   - Должно быть, мы станем Робинзонами.
   При этих словах учитель танцев сделал такой прыжок, какому  позавидовал
бы любой клоун.
   Робинзонами! Они станут Робинзонами! Потомками того  Селкирка,  который
долгие годы провел на острове Хуан-Фернандес!  Подражателями  воображаемых
героев Даниэля Дефо и Висса, приключениями  которых  они  так  увлекались!
Жить вдали от родных и друзей, за тысячи миль от  себе  подобных!  Влачить
жалкое существование в постоянной борьбе с хищниками, быть может,  даже  с
дикарями, если им вздумается сюда забрести! Не  иметь  никаких  средств  к
жизни, даже самых необходимых орудий, ни одежды, ни  оружия!  Страдать  от
голода и жажды, быть предоставленными самим себе! Нет! Это невозможно!
   - Не говорите мне, Годфри, таких ужасных вещей, - вскричал Тартелетт. -
Не шутите так жестоко! Одно представление о подобной жизни  способно  меня
убить! Ведь вы пошутили, не так ли?
   - Да, милый Тартелетт, - ответил Годфри. - Успокойтесь, я  пошутил!  Но
пока что подумаем о ночлеге.
   Действительно, прежде всего нужно было  найти  какое-нибудь  убежище  -
пещеру или грот, чтобы там провести ночь. Затем следовало  позаботиться  о
пище: поискать каких-нибудь съедобных раковин, чтобы утолить голод.
   Итак, Годфри и Тартелетт стали спускаться  по  склону  дюн,  в  сторону
рифов: Годфри - возбужденный этими поисками,  Тартелетт  -  растерянный  и
недоумевающий, вне себя от ужасов, начавшихся задолго до  кораблекрушения.
Первый внимательно смотрел и вперед, и назад,  и  по  сторонам,  второй  -
неспособен был ясно видеть и в десяти шагах.
   Годфри занимала одна мысль: "Если здесь нет людей, то, может быть, есть
по крайней мере животные?"
   Он, конечно, думал о лесной дичи, а  не  о  диких  или  хищных  зверях,
которыми изобилует тропическая зона. С этими он не знал бы, что и делать.
   Но ответить на этот вопрос помогут дальнейшие поиски.
   Как бы то ни было, стаи птиц  кружили  над  побережьем:  выпи,  водяные
утки, кулики носились взад и вперед, оглашая воздух своими криками, словно
протестуя против вторжения человека в их птичье царство.
   Годфри тут же смекнул, что можно будет воспользоваться их  яйцами.  Раз
эти птицы собирались большими  стаями,  значит,  в  соседних  скалах  есть
множество расщелин, где они гнездятся. Кроме того, Годфри различил вдалеке
несколько цапель и бекасов, что указывало на близость болота.
   Итак, в пернатых здесь не было недостатка. Трудность заключалась в том,
как их поймать, не имея оружия. Но пока можно было довольствоваться яйцами
в сыром или печеном виде. Впрочем, надо их еще найти, а  если  испечь,  то
как достать огня? Все эти важные вопросы с ходу решить было невозможно.
   Годфри и Тартелетт спустились к  рифам,  над  которыми  кружились  стаи
морских птиц.
   Здесь их ожидала приятная неожиданность: среди диких птиц, бегавших  по
песку или рывшихся в морских водорослях,  выброшенных  прибоем,  оказалось
около дюжины кур и два-три петуха американской породы.  Нет,  это  был  не
обман зрения. Петухи оглашали воздух бодрым "ку-ка-ре-ку".
   И  еще  один  сюрприз:  среди  скал  виднелись  какие-то   четвероногие
животные.  Они  взобрались  на  дюны,  где  их,  должно  быть,  привлекали
зеленеющие кусты. Нет, Годфри не ошибся! Это были агути, числом  не  менее
дюжины, пять или шесть баранов  и  столько  же  коз,  которые  преспокойно
щипали траву.
   - Глядите, Тартелетт! - вскричал юноша.
   Учитель танцев посмотрел, но ничего не увидел. Бедняга был окончательно
подавлен горестной ситуацией, в которой неожиданно очутился.
   Годфри пришла  в  голову  мысль,  оказавшаяся  справедливой.  Он  вдруг
сообразил, что все эти животные плыли вместе  с  ними  на  "Дриме".  Когда
произошло кораблекрушение, куры каким-то образом  добрались  до  рифов,  а
четвероногим не  стоило  большого  труда  достигнуть  вплавь  первых  скал
побережья.
   - Итак, - с грустью заметил Годфри, - то,  что  не  удалось  никому  из
наших несчастных спутников, совершили животные, руководимые инстинктом. Из
всех, кто был на "Дриме", спаслись лишь они.
   - Включая сюда и нас, - наивно добавил Тартелетт.
   И в самом деле, учитель  танцев  спасся  так  же  инстинктивно,  как  и
животные, без малейшего морального усилия.
   Но это в данном случае значения не имело. Для обоих Робинзонов  наличие
на берегу нескольких животных было большим счастьем.  Если  пребывание  на
острове затянется, совсем не худо  будет  заняться  разведением  домашнего
скота и устроить птичий двор.
   А пока Годфри решил ограничиться теми ресурсами, которые  предоставляло
им побережье: яйцами  морских  птиц  и  съедобными  раковинами.  Вдвоем  с
Тартелеттом они принялись обыскивать щели между камнями и  укромные  места
под водорослями. И  не  безуспешно.  Вскоре  они  собрали  довольно  много
моллюсков, которых можно было есть в сыром виде.
   В высоких скалах, замыкавших бухту с севера,  удалось  найти  несколько
десятков утиных яиц. Еды хватило бы  и  на  большую  компанию.  Измученные
голодом,  Годфри   и   Тартелетт   не   могли,   конечно,   быть   слишком
взыскательными.
   - А где взять огонь? - спросил один.
   - В самом деле, как мы его добудем? - вторил другой.
   Вопрос был чрезвычайно серьезным, и оба  стали  обследовать  содержимое
своих карманов.
   Карманы учителя были почти пусты. Там нашлось лишь  несколько  запасных
струн для карманной скрипки да кусок канифоли для смычка. Разве  с  такими
предметами добудешь огонь?
   У Годфри дело обстояло не  лучше.  Однако  молодой  человек  с  большим
удовлетворением  вытащив  та  кармана  прекрасный  нож  в  кожаном  чехле,
предохранявшем лезвие от воды.
   Этот нож - он имел еще дополнительное маленькое лезвие, бурав, пилку  и
штопор  -  при   сложившихся   обстоятельствах   оказался   очень   ценным
инструментом. Ничего другого, кроме четырех рук, у них не было.
   А много ли сделаешь голыми руками? К тому же руки  Тартелетта  способны
были только играть на скрипке да еще проделывать грациозные движения.
   Годфри пришел к неутешительному выводу, что может  рассчитывать  только
на себя. Однако после  зрелых  размышлений,  он  решил,  что  можно  будет
использовать Тартелетта для добывания  огня  посредством  быстрого  трения
один о другой двух кусков дерева. Несколько яиц,  испеченных  под  горячим
пеплом, вполне были бы кстати ко второму полуденному завтраку.
   И вот, пока Годфри занимался опустошением птичьих гнезд,  отбиваясь  от
их обитателей, защищавших свое будущее потомство,  учитель  танцев  собрал
валявшиеся у склона дюн обломки  деревьев  и  снес  их  к  подножью  рифа,
защищенному от морских ветров. Затем выбрал  две  самые  сухие  деревяшки,
надеясь путем долгого интенсивного трения добыть огонь.
   Неужели то, что с легкостью давалось диким  полинезийцам,  окажется  не
под силу учителю танцев и изящных манер, считавшему  себя  по  умственному
развитию на много голов выше любого туземца?
   И вот он начал тереть куски дерева, не жалея ни рук, ни  мускулов.  Но,
увы, ничего не получалось! То ли порода дерева была  неподходящей,  то  ли
сухость недостаточной, а, может быть, просто у него  не  хватало  ловкости
для подобной операции.  Во  всяком  случае,  его  собственная  температура
повысилась куда больше, чем температура деревяшек.
   Когда Годфри вернулся  с  птичьими  яйцами,  учитель  танцев  буквально
плавал в собственном поту. Он дошел до такого изнеможения, до какого  едва
ли его  доводили  когда-нибудь  даже  самые  интенсивные  хореографические
упражнения!
   - Ну что, не ладится? - спросил Годфри.
   - Да, Годфри, ничего не выходит. И мне начинает казаться, что  все  эти
открытия дикарей - сплошной обман, придуманный для дурачков.
   - Вовсе нет, - возразил Годфри. - Надо только,  как  и  в  любом  деле,
иметь сноровку.
   - А как же будет с яйцами?
   - Есть еще другой способ их испечь, - сказал Годфри. - Яйцо привязывают
к нитке, затем ее быстро  вращают,  а  потом  резко  прекращают  вращение.
Механическая энергия может перейти в тепловую и тогда...
   - Яйцо испечется?
   - Да,  только  при  быстром  вращении  и  резкой  остановке...  Но  как
остановить  вращение  и  не  раздавить  яйца?  Знаете  что,  мой   дорогой
Тартелетт, не проще ли поступить вот так?
   И, осторожно  разбив  скорлупу  утиного  яйца,  Годфри  без  дальнейших
околичностей проглотил содержимое.
   Но  на  это  Тартелетт  уж  никак  не  мог  решиться,  и  ему  пришлось
довольствоваться одними моллюсками.
   Теперь оставалось подыскать какой-нибудь грот или  пещеру,  чтобы  было
где переночевать.
   - Робинзонам всегда удавалось  найти  для  ночлега  пещеру,  -  заметил
учитель танцев. - А потом она становилась их постоянным жилищем.
   - Поэтому пойдем и поищем, - ответил Годфри.
   Но хотя Робинзонам это  всегда  удавалось,  на  сей  раз  их  невольным
последователям явно не повезло.  Напрасно  ходили  они  среди  скал  вдоль
северной части бухты.  Не  нашлось  ни  пещеры,  ни  грота,  даже  никакой
расщелины, которая могла бы послужить убежищем.
   Тогда Годфри решил лучше уяснить себе  местоположение  и  направился  к
деревьям на границе песчаной отмели.
   Поднявшись  по  склону  передних  дюн,  они  направились  к  зеленеющим
прериям, которые разглядели еще раньше.
   По странной и одновременно счастливой случайности, за ними  добровольно
следовали и прочие обитатели "Дрима", спасшиеся от кораблекрушения. Должно
быть,  эти  петухи,  куры,  овцы,  козы,   агути,   по-прежнему   движимые
инстинктами, решили,  что  надо  следовать  за  людьми.  По-видимому,  они
неважно чувствовали себя на песчаной отмели, где не было  ни  достаточного
количества травы, ни земляных червей.
   Три четверти часа пути в полном молчании, и наши  утомленные  Робинзоны
вышли на  опушку  леса.  Никаких  следов  человека!  Местность  совершенно
пустынна! Можно было предположить, что нога  человеческая  не  ступала  по
этой земле.
   Прекрасные деревья росли отдельными группами, а дальше,  на  расстоянии
четверти мили, виднелся довольно густой лес, состоящий из разных древесных
пород.
   Годфри старался разыскать какое-нибудь старое дупло, чтобы  укрыться  в
нем хотя бы на первую ночь. Но поиски оказались тщетными. Между тем, после
долгой ходьбы, путники сильно проголодались. На этот раз и тому и  другому
пришлось насыщаться моллюсками, предусмотрительно  собранными  на  отмели.
Потом, смертельно усталые, они заснули на земле,  у  первого  дерева,  под
покровом звездной ночи.



ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
   в которой Годфри делает то, что сделал бы на его месте
   каждый человек, потерпевший кораблекрушение

   Ночь  прошла  без   происшествий.   Оба   путешественника,   утомленные
волнениями  и  ходьбой,  спали  так  безмятежно,  будто   занимали   самую
комфортабельную комнату в особняке на Монтгомери-стрит.
   Утром 27 июня, при первых лучах солнца, их разбудило пение петуха.
   Годфри сразу вспомнил все, что с ним приключилось, тогда как  Тартелетт
долго тер глаза и потягивался, прежде чем вернулся к действительности.
   - Наш сегодняшний завтрак будет таким  же,  как  и  вчерашний  обед?  -
спросил он, наконец.
   - Боюсь, что да, - ответил Годфри. - Зато,  надеюсь,  сегодняшний  обед
будет удачнее.
   Лицо учителя танцев выразило досаду. Где же  чай  и  сандвичи,  которые
обыкновенно приносили ему прямо в постель? Неужели он не дождется звонка к
завтраку и не сможет до этого проглотить даже чашки чая?
   Однако нужно было принять решение. Теперь Годфри прекрасно понимал, что
все дальнейшее будет зависеть только от него одного. На его спутника ни  в
чем нельзя положиться. В пустой коробке, заменявшей Тартелетту голову,  не
могло зародиться ни одной практической идеи.  Годфри  должен  был  думать,
изобретать, решать за двоих.
   И тут он подумал о своей  невесте  Фине,  от  которой  так  безрассудно
отказа