всем правилам представляют
   Т.Артелетта, называемого Тартелеттом

   Если бы Т.Артелетт был  французом,  соотечественники  не  преминули  бы
шутливо окрестить его Тартелеттом [тартелетт - сладкий пирожок (фр.)], так
как это имя ему очень подходит, мы, не колеблясь, и будем впредь  его  так
называть.
   В  своем  "Путешествии  из  Парижа  в  Иерусалим"  Шатобриан  упоминает
маленького  человека,  "напудренного  и  завитого,  в   зеленом   костюме,
дрогетовом жилете с муслиновыми [дрогет, муслин - ткани] манжетами и жабо,
который пиликал на своей скрипке, заставляя плясать ирокезов"  [ирокезы  -
группа индейских  племен,  широко  распространенных  в  XVI-XIX  веках  на
равнинах Северной Америки].
   Калифорнийцы, ясное дело, не ирокезы, но Тартелетт был учителем  танцев
и изящных манер в Калифорнии. Хоть в уплату за уроки он и не получал,  как
его предшественник, бобровыми шкурами и  медвежьими  окороками,  зато  ему
платили долларами. Во всяком случае, он  ничуть  не  меньше  способствовал
цивилизации своих учеников, чем тот  француз,  обучавший  хорошим  манерам
ирокезов.
   В ту пору, когда мы представили его читателю, Тартелетт  был  холост  и
говорил, что ему сорок пять лет. Но за десять лет до этого он чуть было не
вступил в брак с одной перезрелой девицей.
   Ради такого события его попросили в нескольких  строках  изложить  свою
биографию,  что  он  и  не  преминул  сделать.  Эти  данные  помогут   нам
воспроизвести его портрет с двух точек зрения: моральной и физической.
   Родился 17 июля 1835 года в три часа пятнадцать минут утра.
   Рост - пять футов, два дюйма, три линии.
   Объем выше бедер - два фута, три дюйма.
   Вес, увеличившийся за последний год на 6 фунтов, - сто  пятьдесят  один
фунт, две унции.
   Форма головы - продолговатая.
   Волосы - каштановые с проседью, редкие на макушке.
   Лоб - высокий.
   Лицо - овальное.
   Цвет лица - здоровый.
   Зрение - отличное.
   Глаза - серо-карие.
   Брови и ресницы - светло-каштановые.
   Веки - запавшие.
   Нос - средней величины, на краю левой ноздри выемка.
   Щеки - впалые, без растительности.
   Уши - большие, приплюснутые.
   Рот - средний. Гнилых зубов нет.
   Губы - тонкие, немного сжатые, обрамлены густыми усами и эспаньолкой.
   Подбородок - круглый.
   Шея - полная. На затылке родинка.
   Когда купается, можно заметить, что тело белое, немного волосатое.
   Жизнь ведет правильную, уравновешенную.
   Не  обладая  крепким   здоровьем,   сумел   его   сохранить   благодаря
воздержанности.
   Бронхи слабые. По этой причине лишен дурной привычки курить табак.
   Не  употребляет  ни  спиртных  напитков,  ни  кофе,  ни   ликеров,   ни
виноградных вин.
   Короче говоря, избегает всего, что может оказывать пагубное воздействие
на нервную систему.
   Легкое пиво, вода, подкрашенная  вином,  -  вот  единственные  напитки,
которые употребляет без всяких опасений. Благодаря своему благоразумию  ни
разу от рождения не обращался к врачу.
   Жесты - оживленные, походка быстрая,  характер  открытый  и  искренний.
Деликатен до крайности - до сих пор не решился  соединить  свою  судьбу  с
женщиной из страха сделать ее несчастной.
   Такой  была   характеристика,   составленная   самим   Тартелеттом   и,
безусловно, заманчивая для девицы определенного возраста.  Тем  не  менее,
брак этот не состоялся, учитель по-прежнему  жил  холостяком  и  продолжал
давать уроки танцев и изящных манер.
   В этом амплуа он и появился в доме Уильяма  Кольдерупа,  а  с  течением
времени,   когда   ученики   стали   мало-помалу   отсеиваться,    остался
приживальщиком в семье богача.
   Несмотря на  все  странности,  человек  он  был  очень  славный  и  все
домочадцы к нему привязались. Он любил Годфри, любил Фину, и они  отвечали
ему взаимностью. Теперь у него  в  жизни  было  только  одно  честолюбивое
стремление: передать молодым людям все тонкости своего искусства,  сделать
их образцом хороших манер.
   И вот представьте себе, что именно учителя танцев Тартелетта  и  выбрал
Уильям  Кольдеруп  в   спутники   своему   племяннику   для   предстоящего
путешествия. Впрочем, у него были некоторые  основания  предполагать,  что
Тартелетт в какой-то мере способствовал желанию Годфри побродить по  свету
для полного завершения образования. Раз так, пусть едут оба! На  следующий
день, 16 апреля, он вызвал учителя танцев к себе в кабинет.
   Просьба набоба была для Тартелетта равносильна приказу.  Учитель  вышел
из своей комнаты, на всякий случай прихватив с  собой  карманную  скрипку,
поднялся по широкой лестнице, правильно расставляя ноги,  как  и  подобает
учителю танцев, деликатно постучал в дверь и с приятной  улыбкой  на  лице
вошел в кабинет, склонившись и округлив локти.
   Затем он встал в  другую  позицию,  скрестив  нижние  части  ног  таким
образом, что пятки касались друг друга, а носки смотрели в противоположные
стороны.
   Любой другой на месте учителя танцев Тартелетта не смог  бы  удержаться
на ногах в таком неустойчивом положении, но  он  выполнил  это  с  большим
знанием дела.
   - Мсье Тартелетт, - обратился к учителю Уильям Кольдеруп. - Я пригласил
вас, чтобы сообщить одну новость. Надеюсь, она вас не поразит.
   - К вашим услугам, - ответил Тартелетт.
   - Свадьба моего племянника откладывается на год или  на  полтора  года.
Годфри решил сначала побывать в разных странах Старого и Нового Света.
   - Мистер Кольдеруп, - ответил учитель, -  мой  ученик  с  честью  будет
представлять страну, в которой родился.
   - А равно и наставника, который обучил его хорошим манерам,  -  добавил
почтенный коммерсант. Но простодушный Тартелетт не усмотрел в  его  голосе
никакой иронии.
   Вслед за этим учитель танцев, убежденный, что он должен  проделать  все
требуемые позиции, сначала наклонил ноги вбок, будто собираясь кататься на
коньках, затем, легко согнув колено, поклонился Уильяму Кольдерупу.
   - Я подумал, - продолжал коммерсант, - что вам не совсем приятно  будет
расставаться со своим учеником.
   - О, крайне неприятно, - сказал Тартелетт, - но если это нужно...
   - Совсем это не нужно, - возразил  Уильям  Кольдеруп,  нахмурив  густые
брови.
   - Тогда как же? - произнес Тартелетт.
   Слегка взволнованный, он отступил назад, чтобы  перейти  из  третьей  в
четвертую позицию, потом расставил ноги, видимо, не сознавая, что делает.
   - Вот так! - безапелляционно заявил коммерсант. - Мне пришло в  голову,
что  будет  действительно  очень  жестоко  разлучить  учителя  и  ученика,
достигших такого взаимопонимания.
   -  Конечно,  путешествия...  -  пробормотал  Тартелетт,  казалось,   не
желавший ничего понимать.
   - Да, конечно... - подхватил Уильям Кольдеруп. - Во  время  путешествия
раскроются не только таланты моего племянника, но и учителя,  которому  он
обязан умением так хорошо себя держать...
   Никогда этому большому ребенку и в голову  не  приходило,  что  в  один
прекрасный день ему  придется  покинуть  Сан-Франциско,  Калифорнию,  даже
Америку, чтобы отправиться бороздить  моря.  Этого  никак  не  мог  понять
человек, больше занятый хореографией, чем путешествиями, и  не  выезжавший
из города на расстояние свыше десяти миль. И вот  теперь  ему  предлагали,
нет, ему дали понять, что, хочет он или не  хочет,  он  вынужден  покинуть
свою страну, чтобы испытать все трудности и неудобства переездов,  которые
он сам же рекомендовал своему ученику! Было от чего волноваться такому  не
слишком тренированному мозгу, каким  обладал  Тартелетт.  Впервые  за  всю
жизнь  бедный  учитель  танцев  почувствовал,  как  дрожат   мускулы   его
искушенных тридцатипятилетними упражнениями ног.
   - Может быть, - сказал он, пытаясь вызвать на  губах  шаблонную  улыбку
танцовщика, которая только на мгновение исчезла. - Может быть, я не гожусь
для...
   - Привыкнете - ответил Кольдеруп тоном, не терпящим возражений.
   Отказаться? Нет,  это  было  невозможно.  Тартелетт  о  таком  даже  не
подумал. Кем он был в доме богача? Вещью,  тюком,  грузом,  который  можно
было отправить на все четыре стороны. Однако предстоящее  путешествие  его
порядком взволновало.
   - И когда же состоится отъезд? - спросил  он,  снова  пытаясь  стать  в
академическую позицию.
   - Через месяц.
   - А по какому бурному морю  решил  мистер  Кольдеруп  отправить  нас  с
Годфри?
   - Сначала по Тихому океану.
   - А в какой точке земного шара должна ступить моя нога?
   - В Новой Зеландии, - ответил коммерсант. - Я заметил, что новозеландцы
не умеют толком округлять локтей! Вы их подучите!
   Вот при каких обстоятельствах учитель танцев Тартелетт был  назначен  в
спутники Годфри Моргану.
   Одного знака Кольдерупа было  учителю  достаточно,  чтобы  понять,  что
аудиенция окончена. Он удалился в таких растрепанных чувствах, что грация,
обычно сопровождавшая  его  уход,  на  этот  раз  оставляла  желать  много
лучшего.
   И в самом деле, впервые за свою жизнь учитель танцев  Тартелетт,  забыв
от волнения элементарные правила своего искусства, вышел из  кабинета,  не
выворачивая ног.



ГЛАВА ПЯТАЯ,
   которая начинается со сборов к путешествию
   и кончается благополучным отбытием

   Дальнейшие разговоры были бесполезны.  Перед  тем,  как  начать  вдвоем
долгое путешествие по жизни, именуемое  супружеством,  Годфри  должен  был
совершить путешествие вокруг света, что бывает иногда намного опасней.  Но
наш герой рассчитывал на успех своего предприятия. Он  вернется  домой  не
зеленым юнцом, а зрелым мужем, он многое сможет повидать, будет  наблюдать
и сравнивать, удовлетворит свое любопытство, а потом со спокойной совестью
станет наслаждаться семейным счастьем. И тогда уже  никакие  искушения  не
заставят Годфри покинуть свой дом, отказаться от оседлой, спокойной жизни.
   Правильно рассуждал он или нет? Окажется ли предстоящий урок  для  него
полезным? Это покажет будущее.
   Годфри сиял от радости, а Фина, не выдавая своей тревоги,  смирилась  с
предстоящим испытанием.
   Учитель танцев Тартелетт, всегда так твердо стоявший  на  ногах,  такой
искушенный во всех поворотах и позициях, на этот раз утратил свою  обычную
уверенность и  тщетно  пытался  вновь  ее  обрести.  Он  качался  даже  на
паркетном полу в своей комнате, словно в каюте корабля во  время  бортовой
или килевой качки.
   Что касается  Уильяма  Кольдерупа,  то,  приняв  решение,  невозмутимый
коммерсант стал еще менее общительным,  особенно  с  племянником.  По  его
сжатым губам и полузакрытым  глазам  можно  было  определить,  что  в  его
практичную  голову,  в  которой  обычно  роились   сложнейшие   финансовые
комбинации, засела навязчивая мысль.
   - Итак, тебе захотелось путешествовать, - бормотал он  сквозь  зубы,  -
путешествовать, вместо того, чтобы жениться и сидеть дома,  -  что  ж!  Ты
попутешествуешь!
   Вскоре начались приготовления.
   Прежде всего, следовало обсудить и взвесить все  вопросы,  связанные  с
выбором маршрута.
   В какую сторону отправится Годфри - на юг, на восток или на запад?  Это
предстояло решить в первую очередь.
   Если бы он сначала отправился на юг, то пароходные компании  "Панама  -
Калифорния - Британская Колумбия", а затем "Саутгемптон -  Рио-де-Жанейро"
помогли бы ему добраться до Европы.
   Если бы он взял курс на восток,  то  мог  бы  достичь  берегов  Старого
Света,   воспользовавшись   сначала   трансконтинентальной   тихоокеанской
железной дорогой, которая доставила бы его до Нью-Йорка, а потом  -  любым
пакетботом  американской  или  французской  трансатлантической  судоходной
компании.
   Если бы ему вздумалось сначала ехать на запад, то, прибегнув к  услугам
трансокеанской пароходной компании "Золотой Век",  он  легко  попал  бы  в
Мельбурн,  а  оттуда  на  каком-нибудь  судне,  принадлежащем   "Восточной
пароходной линии", добрался бы до Суэца.  Благодаря  математически  точной
координации расписаний  пароходов  и  поездов,  путешествие  вокруг  света
превращалось в обычную туристскую поездку. Но  совсем  не  так  предстояло
путешествовать племяннику набоба из Фриско!
   Для  своих  коммерческих-операций  Уильям  Кольдеруп  располагал  целой
флотилией паровых и парусных судов. Почему бы миллионеру  не  предоставить
одно из них в распоряжение Годфри Моргана, как  если  бы  он  был  принцем
крови и путешествовал ради собственного удовольствия на средства подданных
своего отца?
   Сказано - сделано.
   По приказанию Кольдерупа стали снаряжать "Dream"  ["Мечта"  (англ.)]  -
солидный пароход водоизмещением в шестьсот тонн,  с  двигателем  в  двести
лошадиных сил, под командованием капитана  Тюркота,  испытанного  морского
волка, избороздившего все  океаны  под  всеми  широтами.  Отважный  моряк,
привыкший к торнадо, тифонам и циклонам [сильные морские бури  с  вихревым
движением  воздуха],  он  из  пятидесяти  лет  своей  жизни  сорок   отдал
навигации. Лечь в дрейф во время шторма и  смело  идти  навстречу  урагану
этому храбрецу было легче,  чем  выдерживать  "земную  болезнь"  в  редкие
недели отпуска. От вечного потряхивания на капитанском мостике он приобрел
привычку постоянно раскачиваться вправо и влево, вперед и назад - это  был
своего рода "качечный" тик.
   Помощник капитана,  механик,  четыре  кочегара  и  двенадцать  матросов
вместе с боцманом - вот восемнадцать человек, составлявших экипаж "Дрима",
который при спокойном ходе, то есть не более восьми миль в час, мог  сойти
за образцовое судно. А то, что он был не в состоянии развивать достаточную
скорость во время бури, - это сущая правда. Но зато его не заливала  волна
- несомненное преимущество, компенсирующее тихоходность,  особенно  в  том
случае, когда некуда спешить. К тому же "Дрим" был оснащен, как  шхуна,  и
при благоприятном ветре пятьсот  квадратных  ярдов  парусов  всегда  могли
облегчить работу паровой машины.
   Однако не подумайте, что плавание на "Дриме" должно было  стать  только
увеселительной  прогулкой.  Уильям  Кольдеруп   был   человек   достаточно
практичный, чтобы не воспользоваться для своих дел переездом в пятьдесят -
шестьдесят тысяч миль по всем морям  земного  шара.  Правда,  отчалить  от
гавани  предстояло  без  груза,  но  устойчивость  легко  было  сохранить,
наполнив водобалластные отсеки, что позволило бы  в  случае  необходимости
погрузиться ниже ватерлинии, хотя бы до самой палубы. Погрузка должна была
производиться в промежуточных  портах,  где  находились  торговые  конторы
богатого негоцианта. В этом не было ничего необычного: капитану Тюркоту  и
не придется понапрасну гонять судно! Фантазия Годфри Моргана  не  уменьшит
ни на один доллар дядюшкину кассу! Вот как совершаются  сделки  в  хороших
торговых домах!
   Все подробности были обговорены на долгих и секретных совещаниях  между
Кольдерупом и капитаном Тюркотом.  Но,  как  видно,  несложное  на  первый
взгляд дело оказалось не таким уж легким, если капитану пришлось несколько
раз наведываться в кабинет коммерсанта. Когда он оттуда выходил,  наиболее
прозорливые из домочадцев Уильяма Кольдерупа могли бы заметить, что вид  у
него был  довольно  странный:  взъерошенные,  растрепанные  волосы  словно
вздымались ветром, туловище еще больше, чем обычно, раскачивалось  во  все
стороны. Во время этих переговоров из кабинета иногда  доносились  раскаты
громких голосов, из чего можно было заключить, что беседы носили далеко не
миролюбивый характер. Капитан Тюркот, человек по природе  прямой,  никогда
не гнул спину перед Уильямом Кольдерупом. А богач настолько любил и  ценил
капитана, что даже позволял ему себе противоречить.
   Наконец, как будто все уладилось. Кто же уступил, Уильям Кольдеруп  или
Тюркот? Трудно было решить, не зная предмета споров. Но вряд  ли  это  был
капитан.
   Так или иначе, после восьмидневных переговоров коммерсант и моряк,  как
видно, все же пришли к соглашению, несмотря на то,  что  Тюркот  продолжал
недовольно ворчать:
   - Пусть меня унесут пятьсот тысяч чертей, если  я  когда-нибудь  ожидал
такой работы!
   Между тем, снаряжение "Дрима" быстро  продвигалось  вперед,  и  капитан
прилагал все усилия к тому, чтобы в первой половине июня судно могло выйти
в море. Все было сделано  наилучшим  образом:  подводная  часть  выкрашена
суриком и резко отличалась коричневато-красным цветом  от  черной  верхней
части корпуса.
   В порт Сан-Франциско  заходит  множество  судов  под  разными  флагами.
Городская гавань,  раскинувшаяся  вдоль  побережья,  давно  уже  стала  бы
помехой для погрузки и выгрузки товаров,  если  бы  инженерам  не  удалось
возвести искусственные сооружения. В воду вбили прочные  сваи  из  красной
ели, а сверху положили дощатый  настил,  образующий  широкую  платформу  в
несколько квадратных миль. И хотя она заняла большую  часть  бухты,  места
еще  оставалось  достаточно.  На  стапелях  для   разгрузки   громоздились
подъемные краны и множество тюков с  товарами.  К  стапелям  в  образцовом
порядке, не задевая друг друга, причаливали одно за другим океанские  суда
и речные пароходы, клипера из всех стран и американские рыбачьи баркасы.
   У одной из таких  искусственных  пристаней,  в  конце  Уорф-Мишн-стрит,
снаряжался по всем правилам "Дрим", уже прошедший в особом доке  килевание
[ремонт подводной части судна].
   Короче говоря,  было  сделано  все,  чтобы  приготовленный  для  Годфри
пароход мог пуститься в долгий путь: провиант и необходимые  припасы  были
вовремя заготовлены, к оснастке не придрался бы лучший из знатоков,  котел
был тщательно проверен, машина и винты не оставляли  желать  лучшего.  Для
надобности экипажа и большей легкости сообщения с землей на палубу "Дрима"
была установлена быстроходная и устойчивая паровая шлюпка, необходимая  во
время плавания.
   К 10 июня все было готово. Оставалось лишь выйти в море.
   Люди, поставленные капитаном  Тюркотом  для  наблюдения  за  машиной  и
парусами, были специалистами своего дела, и лучших найти было  трудно.  На
нижней палубе в загонах поместили скот и  птицу:  агути  [род  зайцевидных
грызунов], баранов, коз, петухов и кур. Кроме  того,  заготовили  изрядное
количество ящиков с отборнейшими консервами.
   Что касается маршрута "Дрима", то он, вероятно,  и  вызвал  разногласия
Уильяма Кольдерупа и капитана Тюркота.  Пока  было  только  известно,  что
первую остановку решили сделать в Окленде, столице  Новой  Зеландии,  если
только потребность в  угле  или  противные  ветры  не  заставят  до  этого
посетить  какой-нибудь  из  тихоокеанских  архипелагов  или   какой-нибудь
китайский порт.
   Впрочем, все эти подробности не имели для Годфри  никакого  значения  с
того момента, как он  узнал,  что  путешествие  состоится,  и  еще  меньше
интересовали Тартелетта, чье больное воображение с каждым днем все  больше
увеличивало предстоящие опасности.
   Нужно было выполнить еще одну формальность: сняться у фотографа.
   Какой жених позволит себе отправиться в  кругосветное  путешествие,  не
взяв с собой портрета своей невесты и не оставив ей своего?
   Поэтому Годфри в костюме туриста предстал перед Стефенсоном, фотографом
с Монтгомери-стрит. Его сопровождала Фина в строгом костюме для  прогулок,
доверившая  солнцу  запечатлевать   черты   своего   миловидного,   слегка
опечаленного лица.
   Обмен фотографиями был иллюзорным  способом  не  разлучаться  во  время
долгой разлуки. Портрет Фины должен был стоять в каюте Годфри,  а  портрет
Годфри в комнате его невесты.
   Несмотря на то, что Тартеллет не был  женихом  и  быть  им  никогда  не
собирался, решили и его черты запечатлеть на  сверхчувствительной  бумаге.
Но при всем своем таланте фотограф  не  мог  получить  удовлетворительного
снимка. На снимке проступал какой-то смутный туман, в  котором  невозможно
было узнать учителя танцев и изящных манер. А происходило это оттого,  что
во время фотографирования, не слушаясь  указаний  ассистентов  знаменитого
фотографа, Тартелетт  не  переставал  ерз