ся драмы.
   С пассажирами плота  читатель  уже  знаком.  Скажем  несколько  слов  о
провизии и вещах, оставшихся в их распоряжении.
   Роберт Кертис мог погрузить на плот только то, что удалось  извлечь  из
камбуза; большая часть провианта пропала в тот  момент,  когда  опустилась
под воду палуба "Ченслера". Запасы наши скудны, если принять во  внимание,
что придется кормить восемнадцать человек и что пройдет, быть может, много
времени, прежде чем мы увидим  корабль  или  землю.  Бочонок  с  сухарями,
бочонок с сушеным мясом, маленькая бочка водки, две бочки  воды  -  вот  и
все,  что  нам  удалось  спасти.  Поэтому  необходимо  с  первого  же  дня
установить рацион.
   Запасной одежды  нет  никакой.  Несколько  парусов  будут  служить  нам
одновременно и одеялами  и  крышей.  Инструменты,  принадлежащие  плотнику
Дауласу, секстан и компас, карта,  складные  ножи,  металлический  чайник,
жестяная кружка, с которой никогда не расстается старый ирландец О'Реди, -
таковы инструменты и утварь, которыми мы располагаем. Все ящики,  стоявшие
на палубе в ожидании погрузки на первый плот, затонули, когда судно  стало
погружаться в море, а пробраться в трюм после этого было невозможно.
   Положение наше тяжелое, но  отчаиваться  нет  основания.  К  несчастью,
следует опасаться, что с упадком физических сил у многих пропадет и воля к
борьбе. К тому же среди нас есть лица с дурными наклонностями.  Справиться
с ними будет нелегко.



31. СЕДЬМОЕ ДЕКАБРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

   Первый день прошел без приключений.
   Сегодня в восемь часов утра капитан Кертис собрал всех нас,  пассажиров
и матросов.
   - Друзья мои, - сказал он, - выслушайте меня. Я командую на этом плоту,
как командовал на борту "Ченслера", и рассчитываю на  повиновение  каждого
из вас. Будем же  думать  только  об  общем  спасении,  будем  действовать
дружно, и да смилуется над нами небо!
   Эти слова были встречены всеобщим одобрением.
   Ветерок, направление которого капитан определил  по  компасу,  окреп  и
подул с севера - обстоятельство  весьма  благоприятное.  Надо  немедля  им
воспользоваться,  чтобы  возможно  скорее  вернуться  к  берегам  Америки.
Плотник Даулас занялся установкой мачты, гнездо которой было прилажено  на
передней  части  плота;  он  сделал  две  подпорки,  чтобы  придать  мачте
устойчивость.  Тем  временем  боцман  и   матросы   прикрепили   маленький
бом-брамсель к рее, специально для этого предназначенной.
   К половине десятого мачта уже поставлена и укреплена при  помощи  вант.
Парус поднят, галс посажен, шкот выбран, и плот, подгоняемый ветром,  идет
довольно быстро; ветер еще крепчает.
   Как только кончили эту работу,  плотник  принялся  за  установку  руля,
который позволит нам придерживаться желаемого направления. Роберт Кертис и
инженер Фолстен дают плотнику советы и указания. После двухчасовой  работы
удается приладить к заднему краю  плота  подобие  кормового  весла,  вроде
того, что употребляют малайцы.
   В это время капитан Кертис  производит  необходимые  наблюдения,  чтобы
точно вычислить долготу, а с наступлением полудня измеряет высоту  солнца.
Вот результаты его наблюдений: северная широта - 15o7', западная долгота -
49o35', считая от Гринвичского меридиана.
   Эта  точка,  нанесенная  на  карту,  показывает,   что   мы   находимся
приблизительно на расстоянии шестисот пятидесяти миль к северо-востоку  от
Парамарибо, самой близкой к нам части южноамериканского материка, то  есть
берегов голландской Гвианы.
   А между тем мы не можем даже при наличии пассатов рассчитывать  на  то,
что нам удастся делать более десяти - двенадцати  миль  в  день  на  таком
несовершенном сооружении, как плот, неспособном спорить с ветром.  Другими
словами - при самых  благоприятных  обстоятельствах  нам  понадобится  два
месяца, чтобы достигнуть берега, если только мы не  встретим  какое-нибудь
судно - случай маловероятный. В этой части Атлантического  океана  корабли
ходят гораздо реже, чем дальше к северу или югу. К несчастью, нас  отнесло
в  сторону  от  путей,  по  которым  следуют  английские  или  французские
трансатлантические корабли, направляющиеся к  Антильским  островам  или  в
Бразилию; лучше не рассчитывать на  случайную  встречу.  А  если  наступит
штиль, если ветер переменится и понесет нас на восток, понадобится,  может
быть, и не два месяца, а четыре,  шесть;  а  ведь  наши  съестные  припасы
кончатся к концу третьего месяца!
   Итак, осторожность требует, чтобы мы с первого же дня  ограничили  свои
потребности. Капитан Кертис совещался с нами по этому поводу, и  мы  ввели
суровый  режим,  которого  намерены  придерживаться.   Рацион   установлен
одинаковый для всех и с таким  расчетом,  чтобы  лишь  наполовину  утолять
голод и жажду. Управление плотом не требует  большого  расхода  физических
сил. Нам можно поэтому довольствоваться и скудным питанием. Водка, -  а  в
бочонке ее имеется  только  пять  галлонов  [около  двадцати  трех  литров
(прим.авт.)], -  будет  выдаваться  очень  скупо.  Никто  не  имеет  права
прикасаться к ней без разрешения капитана.
   Режим "на борту" установлен следующий: пять унций  мяса  и  пять  унций
сухарей в  день  на  душу.  Немного,  но  тут  ничего  не  поделаешь,  ибо
восемнадцать человек съедят в день более чем по  пяти  фунтов  каждого  из
этих продуктов, то есть в  три  месяца  -  шестьсот  фунтов.  В  нашем  же
распоряжении  имеется  не  больше  шестисот   фунтов   мяса   и   сухарей.
Следовательно, рацион нельзя увеличить. Воды же у нас около  ста  тридцати
двух галлонов [около шестисот литров (прим.авт.)], и решено, что мы  будем
получать на человека всего одну пинту [0,56  литра  (прим.авт.)]  в  день;
таким образом воды нам тоже хватит на три месяца.
   Раздача съестных припасов  будет  производиться  в  десять  часов  утра
боцманом. Каждый получит на день свой рацион сухарей и мяса, а съедать его
будет, как и когда захочет. За недостатком посуды - ведь у нас нет ничего,
кроме чайника и кружки ирландца, - вода будет выдаваться два раза в  день,
в десять часов утра и в шесть вечера: каждому придется выпить ее тут же.
   Надо заметить, что у нас есть надежда увеличить свои  запасы:  дождь  и
рыбная  ловля  могут  оказаться  для  нас  немалым  подспорьем.  На  плоту
выставлены две пустые бочки в расчете на то,  что  дождь  наполнит  их.  А
рыболовную снасть взялись изготовить матросы; плот потащит ее за собой.
   Вот какие  меры  приняты  нами.  Они  всеми  одобрены  и  будут  строго
соблюдаться. Лишь  при  самом  суровом  режиме  можно  надеяться,  что  мы
избегнем    ужасов    голода.    Жестокие    испытания     научили     нас
предусмотрительности, и если нам придется терпеть еще большие лишения,  то
лишь потому, что судьба пошлет нам новые удары!



32. С ВОСЬМОГО ПО СЕМНАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ

   С  наступлением  вечера  мы  забились  под  паруса.  Утомленный  долгим
пребыванием на рангоуте, я на несколько часов заснул.  Плот,  относительно
мало нагруженный,  плывет  довольно  легко.  Море  спокойно,  и  волны  не
беспокоят нас. К несчастью,  волнение  стихло  лишь  потому,  что  спадает
ветер, и к утру я вынужден отметить в дневнике: штиль.
   С наступлением дня  я  не  мог  записать  ничего  нового.  Отец  и  сын
Летурнеры тоже проспали часть ночи. Мы еще раз  пожали  друг  другу  руки.
Отдохнула и мисс Херби; ее лицо уже не кажется  таким  усталым,  оно,  как
всегда, дышит спокойствием.
   Мы находимся ниже одиннадцатой параллели. Стоит  сильная  жара,  солнце
светит ярко. Воздух насыщен горячими испарениями. Ветер налетает порывами,
и в промежутках, увы, слишком продолжительных, парус неподвижно  висит  на
мачте. Но  Роберт  Кертис  и  боцман  по  некоторым  приметам,  в  которых
разбираются только моряки, предполагают, что какое-то течение увлекает нас
на запад - со скоростью двух-трех миль в час. Это была бы для  нас  удача,
которая сильно сократила бы наше плавание. Хочется надеяться, что  капитан
и боцман не ошиблись - ведь с первых же дней в такую жару нам едва хватает
нашего рациона воды, чтобы утолить жажду!
   И, однако, с тех пор как мы  покинули  "Ченслер",  или,  вернее,  марсы
корабля, чтобы пересесть на плот, положение значительно  улучшилось.  Ведь
"Ченслер" мог в любую минуту затонуть, а деревянная площадка,  которую  мы
сейчас занимаем, относительно  прочна.  Да,  повторяю,  положение  заметно
улучшилось, и по сравнению с прежним все мы чувствуем себя неплохо. У  нас
есть  некоторые  удобства.  Мы  можем  передвигаться  по  плоту.  Днем  мы
собираемся, разговариваем, спорим, смотрим на море. Ночью спим под защитой
парусов. Развлекаемся, наблюдая  за  горизонтом  и  следя  за  рыболовными
снастями, опущенными в воду.
   - Господин Казаллон, - говорит мне Андре Летурнер через несколько  дней
после нашего перехода на плот, - мне кажется, что здесь нам живется так же
спокойно, как на острове Хэм-Рок.
   - Да, дорогой Андре.
   - Но прибавлю, что у плота есть перед островом важное преимущество:  он
движется.
   - При попутном ветре, Андре, преимущество явно на  стороне,  плота,  но
если ветер переменится...
   - Полно, господин Казаллон! - отвечает  молодой  человек.  -  Не  будем
смотреть на будущее слишком мрачно. Побольше веры!
   Вера воодушевляет всех нас! Да! Нам кажется, что ужасные наши испытания
кончились!  Обстоятельства  переменились   к   лучшему.   Все   мы   почти
успокоились.
   Я не знаю, что происходит в душе Роберта Кертиса  и  не  могу  сказать,
разделяет  ли  он  наши  радужные  надежды.  Держится  он  большей  частью
особняком.   Это   объясняется,   конечно,   лежащей   на   нем   огромной
ответственностью. Он - капитан, он обязан спасать не только свою жизнь, но
и наши! Я уверен, что он понимает свой долг именно так. Поэтому  он  часто
сидит погруженный в размышления, и мы стараемся не беспокоить его.
   В эти долгие часы большинство матросов спит на переднем конце плота. По
приказу  капитана  другую  половину  отвели  пассажирам;  здесь  соорудили
палатку,   которая   дает   нам   немного   тени.   Чувствуем   мы    себя
удовлетворительно. Только лейтенанту Уолтеру никак не удается поправиться.
Заботы, которыми мы окружаем его, не идут ему впрок, и он слабеет с каждым
днем.
   Только теперь я вполне оценил Андре  Летурнера.  Этот  славный  молодой
человек - душа нашего маленького кружка. Он  обладает  оригинальным  умом,
его суждения часто поражают своей новизной и неожиданностью. Беседа с  ним
нас развлекает и подчас бывает очень поучительна. Когда Андре говорит, его
несколько болезненное лицо оживляется. Отец, можно сказать, упивается  его
словами. Иногда он берет сына за руку и не выпускает ее целыми часами.
   Мисс Херби, как  всегда,  очень  сдержанная,  все  же  порой  принимает
участие в наших беседах. Каждый из  нас  старается  заботами  и  вниманием
отвлечь ее от мыслей об утрате людей, которые считались ее  покровителями.
Эта молодая девушка нашла в господине  Летурнере  надежного  друга,  почти
отца; когда она обращается к нему, в ее словах  сквозит  непринужденность,
объясняемая пожилым возрастом Летурнера. По его настоянию  она  рассказала
ему свою жизнь - жизнь, полную мужества и самоотверженности. На что  может
рассчитывать бедная сирота? Она прожила два  года  в  доме  миссис  Кир  и
теперь осталась без всяких средств, но с спокойной верой  в  будущее,  ибо
она готова встретить любые испытания.  Мисс  Херби  внушает  нам  уважение
своим характером, своей нравственной силой, и до сих пор ни один из  самых
грубых людей, находящихся на борту, не осмелился оскорбить ее  ни  словом,
ни жестом.
   Двенадцатого, тринадцатого и четырнадцатого декабря никаких  перемен  в
нашем положении не произошло. Ветер по-прежнему налетал порывами. Плавание
наше ничем не нарушалось.  Никаких  работ  на  плоту  не  было  надобности
выполнять. Не пришлось даже переделывать руль, вернее кормовое весло. Плот
идет, подгоняемый ветром, он достаточно устойчив и  не  дает  крена  ни  в
одну, ни  в  другую  сторону.  На  переднем  конце  плота  всегда  дежурят
несколько матросов: им приказано зорко наблюдать за морем.
   Уже прошла неделя с тех пор, как мы покинули "Ченслер". Я замечаю,  что
мы привыкли к нашему рациону - по крайней мере к рациону еды. Правда,  нам
не приходится истощать свои  силы  физической  работой.  Как  говорится  в
просторечии, "мы не изматываем себя" - выражение,  хорошо  передающее  мою
мысль; в наших условиях человеку немного надо для поддержания  сил.  Самое
тяжелое для нас - это недостаток воды: в такую жару нам  явно  не  хватает
выдаваемой порции.
   Пятнадцатого декабря возле плота появилась целая  стая  рыб  из  породы
спаров. Хотя наши  рыболовные  снасти  состоят  всего-навсего  из  длинных
веревок с загнутым гвоздем  на  конце  и  кусочками  сухого  мяса  в  виде
приманки, мы вылавливаем множество спаров, до того они прожорливы.
   Да, улов поистине чудесный, и в этот день у нас на плоту  праздник.  Мы
жарим рыбу на вертеле, варим ее в морской воде, разведя костер на переднем
конце плота. Какое пиршество! Да и пополнение наших  запасов...  Рыбы  так
много, что за два дня мы наловили ее около двухсот  фунтов.  Если  бы  еще
вдобавок пошел дождь, то лучшего и желать нельзя было бы.
   К несчастью, стая спаров недолго оставалась в наших водах.  17  декабря
на поверхности моря появилось  несколько  крупных  акул  -  из  чудовищной
породы пятнистых морских волков, в четыре-пять метров длиной.  Плавники  и
спина у них черные, с белыми пятнами и поперечными полосами. Близость этих
ужасных акул всегда вызывает тревогу. Плот  наш  не  высок,  мы  находимся
почти на одном с ними уровне, и несколько раз их хвосты ударяли по  нашему
борту с невероятной силой. Однако матросам  удалось  прогнать  их  ударами
аншпугов. Я был бы очень удивлен, если бы акулы не  последовали  за  нами,
считая нас верной добычей. Не нравятся мне эти "предчувствующие" чудовища.



33. С ВОСЕМНАДЦАТОГО ПО ДВАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ

   Сегодня погода переменилась, ветер усилился. Не  будем  жаловаться,  он
нам  благоприятствует.  Капитан  приказал  из   предосторожности   получше
укрепить мачту, чтобы  вздувшийся  парус  не  опрокинул  ее.  После  этого
тяжелый плот стал двигаться несколько быстрее, оставляя за  собой  длинный
след.
   Днем на небе появились облака, и жара несколько  спала.  Волны  сильнее
раскачивают плот, два или  три  раза  они  даже  залили  его.  К  счастью,
плотнику удалось сделать из нескольких досок фальшборт в два фута вышиной,
и теперь мы лучше защищены от моря. Бочонки с  провизией  и  водой  крепко
принайтовлены двойным канатом. Если бы волны унесли их, это обрекло бы нас
на ужасные бедствия, нельзя  даже  и  подумать  о  такой  возможности  без
содрогания!
   Восемнадцатого декабря  матросы  достали  из  воды  морские  водоросли,
известные  под  названием  "саргассовые",  мы  уже  встречали   их   между
Бермудскими островами  и  Хэм-Роком.  Это  не  что  иное,  как  сахаристые
ламинарии. Я советую моим спутникам пожевать их стебли. Они очень освежают
рот и горло.
   Сегодня не произошло ничего  нового.  Я  лишь  заметил,  что  некоторые
матросы  -  Оуэн,  Берке,  Флейпол,  Уилсон  и  негр  Джинкстроп  -  часто
совещаются между собой. О чем? Не могу понять. Они  умолкают,  как  только
кто-нибудь из офицеров или пассажиров приближается к  ним.  Роберт  Кертис
заметил это еще до меня. Эти тайные совещания ему не  нравятся.  Он  решил
внимательно наблюдать за  матросами.  Негр  Джинкстроп  и  матрос  Оуэн  -
негодяи, которых следует остерегаться, так как они могут увлечь  за  собой
других.
   Девятнадцатого декабря зной становится невыносимым. На небе ни облачка.
Ветер не надувает паруса, и плот остается неподвижным. Несколько  матросов
окунулось в море, и купанье очень освежило их, на время умерив  жажду.  Но
купаться в море, изобилующем акулами, чрезвычайно опасно, и никто  из  нас
не последовал примеру этих беспечных людей. Кто знает, может быть  позднее
мы не устоим и сами будем купаться. Когда видишь, что плот стоит на месте,
поверхность океана гладка, парус вяло обвис на мачте, становится  страшно:
неужели же наше плавание еще затянется?
   Нас очень беспокоит  здоровье  лейтенанта  Уолтера.  Молодого  человека
снедает лихорадка, припадки которой наступают  через  неравные  промежутки
времени. Быть может, с болезнью удалось бы справиться  с  помощью  хинина.
Но, повторяю, рубку затопило  так  быстро,  что  ящик  с  медикаментами  в
мгновение ока исчез  в  волнах.  Кроме  того,  бедный  малый,  невидимому,
страдает туберкулезом - болезнью неизлечимой, и  за  последнее  время  его
состояние  очень  ухудшилось.  Некоторые  симптомы  весьма  характерны.  У
Уолтера сухой кашель,  короткое  дыхание,  обильные  выпоты,  особенно  по
утрам; он худеет, нос  заострился,  скулы  выдаются,  и  на  бледном  лице
пятнами выделяется  чахоточный  румянец,  щеки  впали,  рот  свело,  глаза
неестественно блестят. Если  бы  даже  несчастный  лейтенант  находился  в
лучших условиях, медицина оказалась бы бессильной перед  этой  беспощадной
болезнью.
   Двадцатого декабря та же жара, плот все так же неподвижен. Горячие лучи
солнца проникают сквозь полотно нашего тента, и зной так невыносим, что мы
просто задыхаемся. С каким нетерпением мы ждем минуты, когда боцман выдаст
нам скудную порцию воды! С какою алчностью мы глотаем эти несколько капель
теплой жидкости! Кто не испытывал мук жажды, тот меня не поймет.
   Лейтенант Уолтер очень осунулся; недостаток воды он переносит хуже, чем
все мы. Я заметил, что мисс Херби отдает ему почти всю  свою  порцию.  Эта
добрая душа всеми силами старается хоть немного облегчить страдания нашего
несчастного товарища.
   Сегодня мисс Херби сказала мне:
   - Наш больной слабеет с каждым днем, господин Казаллон.
   - Да, мисс, - ответил я, - и мы  ничего  не  можем  сделать  для  него,
ничего!
   - Тише, - сказала мисс Херби, - как бы он нас не услышал!
   Она  отходит,  садится  на  край  плота  и,  опустив  голову  на  руки,
погружается в раздумье.
   Сегодня произошел  неприятный  случай,  о  котором  следует  упомянуть.
Матросы Оуэн, Флейпол, Берке и негр Джинкстроп оживленно  разговаривали  о
чем-то целый час. Они спорили вполголоса и, судя по их жестам, были сильно
возбуждены. После этого разговора Оуэн решительно направился к  той  части
плота, которая отведена пассажирам.
   - Ты куда, Оуэн? - спрашивает у него боцман.
   - Куда нужно, - нахально отвечает матрос.
   Услышав этот  грубый  ответ,  боцман  поднимается,  но  Роберт  Кертис,
опередив его, уже стоит лицом к лицу с Оуэном.
   Матрос, выдержав взгляд капитана, развязно заявляет:
   - Капитан, я должен поговорить с вами от имени товарищей.
   - Говори, - холодно отвечает Роберт Кертис.
   - Это касательно водки, -  продолжает  Оуэн.  -  Вы  знаете,  маленький
бочонок... для кого его берегут? Для дельфинов, для офицеров?
   - Дальше? - спрашивает Роберт Кертис.
   - Мы требуем, чтобы по утрам нам выдавали, как всегда, нашу порцию.
   - Нет, - отвечает капитан.
   - Что такое?.. - вскрикивает Оуэн.
   - Я говорю: нет.
   Матрос пристально смотрит на Роберта  Кертиса;  на  его  губах  змеится
недобрая улыбка. Одно  мгновение  он  колеблется,  может  быть  собирается
настаивать,  но,  сдержавшись,  молча  возвращается  к  товарищам.  И  они
начинают шушукаться.
   Правильно ли поступил Роберт Кертис, так решительно  отвергнув  просьбу
матросов? Это  покажет  будущее.  Когда  я  заговорил  об  этом  случае  с
капитаном, он сказал:
   - Дать водку этим людям? Уж лучше выбросить бочонок в море.



34. ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ДЕКАБРЯ

   Вчерашнее столкновение пока еще не имеет никаких последствий.
   Спары опять появились на  несколько  часов  возле  нашего  плота;  улов
оказался богатым. Рыбу складывают в пустую бочку; теперь, когда у нас есть
лишний запас провизии, мы н