Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
жет продолжительные и
опасные? При сильном волнении это невозможно, такому утлому суденышку не
совладать с ним. Значит, надо взяться за постройку нового плота - и
немедленно.
Волнение еще усилилось, и миссис Кир, наконец, решилась оставить свое
место в конце юта; она тоже взобралась на грот-марс и упала там почти в
полном бесчувствии. Мистер Кир поместился вместе с Сайласом Хантли на
фор-марсе. Возле миссис Кир и мисс Херби устроились оба Летурнера, тесно
прижавшись друг к другу, ведь длина этой площадки составляет всего-навсего
двенадцать футов. Но между вантами протянуты канаты, которые помогают
держаться при сильной качке. Кроме того, Роберт Кертис велел натянуть над
марсом парус, который немного защищает обеих женщин от палящего солнца.
Несколько бочонков и ящиков, плававших между мачтами, были вовремя
подобраны, подняты на марс и крепко привязаны к штагам. Эти ящики с
консервами и сухарями да бочонки с пресной водой - весь наш скудный запас
провизии.
26. ПЯТОЕ ДЕКАБРЯ
Жаркий день. Декабрь на шестнадцатой параллели это уже не осенний, а
настоящий летний месяц. Надо ждать жестокой жары, если ветер не умерит
палящего зноя солнечных лучей.
Однако на море волнение продолжается. Волны бьются, точно об утес, о
корпус судна, на три четверти погруженного в воду. Пенистые гребни
достигают марсов и обдают нас брызгами, похожими на мелкий дождь.
Вот все, что осталось от "Ченслера", что находится еще на поверхности
бурного моря: три мачты, над ними - стеньги, бушприт, к которому подвешен
вельбот, чтобы его не разбили волны, затем рубка и бак, соединенные лишь
узким фальшбортом. Что касается палубы, она совершенно погружена в воду.
Сообщение между марсами очень затруднено. Только матросы, передвигаясь
по штагам, могут пробираться от одного марса до другого. Внизу между
мачтами, на пространстве от гакаборта до бака, волны перекатываются,
пенясь, точно над подводной скалой, и мало-помалу отрывают от судна куски
обшивки; матросы подбирают доски. Воистину ужасающее зрелище для
пассажиров, взгромоздившихся на узкие площадки, - видеть у себя под ногами
ревущий океан. Мачты, торчащие из воды, вздрагивают при каждом ударе
волны, и кажется, что их вот-вот смоет.
Лучше всего не смотреть, не думать, ведь эта бездна притягивает,
хочется броситься в нее!
Между тем матросы без устали трудятся над сооружением второго плота. В
дело идут стеньги, брам-стеньги, реи; под руководством Роберта Кертиса
работа ведется самым тщательным образом. По-видимому, "Ченслер" затонет не
скоро: по словам капитана, он еще продержится некоторое время, наполовину
погруженный в воду. И Роберт Кертис следит, чтобы плот был сколочен
возможно крепче. Путь предстоит долгий, так как ближайший берег,
гвианский, отстоит от нас на несколько сот миль. Поэтому лучше провести
лишний день на марсах и за это время соорудить плот понадежнее. На этот
счет мы все одного и того же мнения.
Матросы несколько приободрились, работа идет дружно.
И только один моряк, шестидесятилетний старик, поседевший в плаваниях,
находит, что нет смысла покидать "Ченслер". Это ирландец О'Реди.
Как-то мы с ним одновременно оказались в рубке.
- Сударь, - сказал он, жуя табак с видом величайшего равнодушия, -
товарищи думают, что нам надо оставить судно. Я - нет. Я девять раз терпел
кораблекрушение - четыре раза в открытом море и пять раз у берега. Это
стало моей профессией. О, я знаю толк в кораблекрушениях. Так вот,
провались я на этом месте, ежели вру, но те хитрецы, что искали спасения
на плотах или в шлюпках, всегда находили гибель! Пока судно держится, надо
оставаться на нем. Уж поверьте мне.
Произнеся весьма решительным тоном эту тираду, старый ирландец,
заговоривший, очевидно, для очистки совести, снова ушел в себя и не сказал
больше ни слова.
Сегодня днем, часа в три, я заметил, что мистер Кир и бывший капитан
Сайлас Хантли оживленно разговаривают на фор-марсе. Торговец нефтью,
по-видимому, в чем-то горячо убеждает своего собеседника, а тот возражает.
Сайлас Хантли несколько раз и подолгу озирает море и небо, покачивая
головой. Наконец, после целого часа препирательств Хантли спускается по
штагу на бак, подходит к группе матросов, и я теряю его из виду.
Впрочем, я не придаю особого значения этому разговору. Возвращаюсь на
грот-марс и несколько часов провожу в беседе с обоими Летурнерами, мисс
Херби и Фолстеном. Солнце палит немилосердно, и если бы не парус,
заменяющий тент, положение наше было бы невыносимо.
В пять часов мы обедаем. Каждый получает по сухарю, немного сушеного
мяса и полстакана воды. Миссис Кир, изнуренная лихорадкой, не ест. Мисс
Херби ухаживает за больной, время от времени смачивая водой ее запекшиеся
губы. Несчастная женщина сильно страдает. Сомневаюсь, чтобы она могла
долго выдержать выпавшие на нашу долю испытания.
Муж ни разу не осведомился о ней. Впрочем, была минута, когда мне
показалось, что сердце этого эгоиста забилось, наконец, от искреннего
душевного порыва. Часов около шести мистер Кир позвал несколько матросов с
бака и попросил их помочь ему спуститься с фор-марса. Не почувствовал ли
он желание побыть возле жены, лежащей на грот-марсе?
Матросы не сразу ответили на зов мистера Кира. Тот окликнул их еще
громче, обещая хорошо заплатить тем, кто окажет ему эту услугу.
Два матроса, Берке и Сандон, тотчас же бросились к фальшборту и по
вантам поднялись на марс.
Добравшись до мистера Кира, они долго торгуются. Ясно, что матросы
заломили большую цену, а мистер Кир не хочет ее дать. Матросы собираются
даже спуститься обратно, оставив пассажира на марсе. Но, наконец, обе
стороны приходят к соглашению, мистер Кир достает пачку долларов и вручает
ее одному из матросов. Тот внимательно пересчитывает деньги - на мой
взгляд, не меньше ста долларов.
Матросам предстоит доставить мистера Кира на бак. Берке и Сандон
обвязывают вокруг его тела веревку, которую затем наматывают на штаг. Они
спускают пассажира словно тюк, встряхивая его под шутки и прибаутки
матросов.
Но я ошибся. Мистер Кир не имел ни малейшего желания отправиться на
грот-марс и побыть возле жены. Он остается на баке вместе с Сайласом
Хантли, который поджидал его там. Вскоре становится темно, и я теряю их из
вида.
Наступила ночь, ветер стих, но море все еще неспокойно. Луна, взошедшая
еще в четыре часа дня, лишь изредка проглядывает в узкие просветы между
туч. Длинные слоистые облака, обложившие горизонт, отливают красным, что
предвещает на завтра крепкий ветер. Дай-то бог, чтобы он опять подул с
северо-востока и понес нас к берегу! Если же направление ветра изменится,
нас ждет неминуемая гибель. Ведь мы переберемся на плот, который может
идти лишь по ветру.
Роберт Кертис поднялся на грот-марс в восемь часов вечера. Он, кажется,
не особенно доволен видами на погоду и старается угадать, что сулит нам
завтрашний день. С четверть часа капитан наблюдает небо; прежде чем
спуститься, он, не говоря ни слова, пожимает мне руку и отправляется на
свое обычное место, в рубку.
Я пытаюсь заснуть на марсе, в тесноте, но сон не приходит. Осаждают
мрачные предчувствия, тревожит почти полное безветрие, которое кажется мне
зловещим. Лишь изредка легкое дуновение проносится по оснастке судна,
чуть-чуть дрожат металлические тросы. Впрочем, море не совсем спокойно.
Волнение довольно сильное - очевидно, где-то далеко свирепствует буря.
Часам к одиннадцати вечера ярко засияла луна, показавшаяся между
тучами, и волны заблестели, точно сами излучали этот свет.
Я встаю, всматриваюсь вдаль. Странно, мне мерещится какая-то черная
точка, которая то поднимается, то опускается на сверкающей поверхности
моря. Это не скала, нет, так как она перемещается вместе с волнами. Что же
это такое?
Луна снова заволакивается облаками, тьма становится непроглядной, я я
ложусь возле вант левого борта.
27. ШЕСТОЕ ДЕКАБРЯ
Мне удалось на несколько часов заснуть. В четыре часа утра меня вдруг
разбудил свист ветра. Сквозь рев бури, сотрясающей мачты, слышится голос
Роберта Кертиса.
Я поднимаюсь. Крепко уцепившись за канат, пытаюсь рассмотреть, что
происходит вокруг.
Во мраке слышен рев моря. Между мачтами, содрогающимися от боковой
качки, проносятся пенистые волны, скорее мертвенно-синего, чем белого
цвета. На беловатом фоне моря, со стороны кормы, видны две черные тени.
Это капитан Кертис и боцман. Их голоса, едва различимые среди грохота моря
и свиста ветра, доносятся до меня, словно стоны.
В эту минуту мимо проходит один из матросов, поднявшийся на марс, чтобы
закрепить какую-то снасть.
- Что случилось? - спрашиваю я.
- Ветер переменился...
Матрос говорит еще что-то, но я не разбираю его слов.
Мне слышится нечто вроде "подул в обратную сторону"!
- В обратную сторону! Но значит, это уже не северо-восточный ветер, а
юго-западный, и теперь нас несет от берега в открытое море! Итак,
предчувствие не обмануло меня!
Медленно занимается день. Оказывается, ветер - северо-западный и дует
он хотя не прямо от берега, но это тоже для нас плохо. Он удаляет нас от
земли. Но этого мало. Вода на палубе поднялась до пяти футов, так что
фальшборт уже не виден. За ночь судно еще глубже погрузилось в воду; бак и
рубка едва виднеются над волнами, которые непрестанно на них набегают.
Ветер крепчает. Роберт Кертис и его матросы кончают постройку плота, но
работа идет медленно из-за сильного волнения; надо принять самые серьезные
меры, чтобы плот не разбило волнами еще раньше, чем он будет готов.
Отец и сын Летурнеры как раз стоят возле меня. Качка очень усилилась, и
старик поддерживает Андре.
- Марс ломается! - восклицает старик Летурнер, слыша, как трещит
небольшая площадка, на которой мы примостились.
При этих словах мисс Херби поднимается и говорит, указывая на миссис
Кир, распростертую у ее ног:
- Что же нам делать?
- Оставаться здесь, - отвечаю я.
- Мисс Херби, - прибавляет Андре, - марс пока еще самое надежное
убежище. Не бойтесь ничего...
- Не за себя я боюсь, - спокойно отвечает молодая девушка, - а за тех,
кто дорожит своей жизнью.
В четверть девятого боцман кричит матросам:
- Эй, вы там - на баке!
- В чем дело, боцман? - отвечает один из матросов, кажется О'Реди.
- Вельбот не у вас?
- Нет, боцман.
- Ну, значит, гуляет по морю!
В самом деле, вельбота на бушприте уже нет, и тотчас же все замечают,
что вместе с ним исчезли мистер Кир, Сайлас Хантли и три человека из
экипажа - один шотландец и два англичанина. Теперь я понял, о чем накануне
совещались мистер Кир и Сайлас Хантли. Опасаясь, что "Ченслер" пойдет ко
дну до окончания постройки плота, они уговорились бежать и, подкупив трех
матросов, завладели вельботом. Так вот что это была за черная точка,
которую я видел ночью. Негодяй бросил свою жену на произвол судьбы! Подлец
капитан покинул судно! Они украли у нас вельбот, единственное оставшееся у
нас суденышко!
- Пять человек спаслись! - говорит боцман.
- Пять человек погибли! - возражает старик ирландец.
И в самом деле, вид бушующего моря как бы подтверждает слова О'Реди.
Теперь нас на борту только двадцать два человека. Насколько еще
уменьшится это число?
Узнав о подлом дезертирстве капитана и о краже вельбота, экипаж осыпает
беглецов проклятиями. Если бы случай привел их обратно на "Ченслер", они
дорого заплатили бы за свое предательство!
Я советую скрыть от миссис Кир бегство мужа. Несчастную женщину снедает
лихорадка, с которой мы бессильны бороться, ведь катастрофа произошла так
быстро, что мы не успели спасти аптечку. Но, будь у нас лекарства, разве
они помогли бы в той обстановке, в какой находится миссис Кир?
28. ШЕСТОЕ ДЕКАБРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
"Ченслер" с трудом сохраняет равновесие среди осаждающих его волн.
Весьма вероятно, что корпус судна не выдержит и распадется; к тому же оно
все глубже погружается в море.
К счастью, плот будет закончен вечером. Мы сможем перебраться на него,
если только Роберт Кертис не предпочтет сделать это завтра на рассвете.
Основание плота сделано прочно. Бревна связаны крепкими веревками, а так
как они кладутся крест-накрест, то все сооружение возвышается примерно на
два фута над поверхностью воды. Настил же состоит из досок фальшборта,
оторванных волнами и своевременно подобранных.
К вечеру на плот начинают грузить все уцелевшие припасы, паруса,
приборы, инструменты. Надо торопиться, так как грот-марс уже находится
всего на высоте десяти футов над водой, а от бушприта виден только сильно
накренившийся кончик.
Я буду очень удивлен, если завтра "Ченслеру" на придет конец.
Ну, а наше душевное состояние? Я стараюсь разобраться в том, что
происходит во мне.
Я испытываю скорее какое-то глубокое безразличие, чем чувство
покорности судьбе. Господин Летурнер живет только своим сыном, который в
свою очередь думает лишь об отце. Андре выказывает мужественную
христианскую покорность, очень напоминающую настроение мисс Херби. Фолстен
всегда остается Фолстеном, и помилуй меня бог - он еще заносит какие-то
цифры в свою записную книжку. Миссис Кир умирает, несмотря на заботливый
уход молодой девушки и все мои старания.
Что касается матросов, двое-трое спокойны, но остальные почти потеряли
голову. Иные находятся во власти грубейших инстинктов, которые могут
толкнуть их на любую крайность. Этих людей, подпавших под влияние Оуэна и
Джинкстропа, трудно будет сдерживать, когда мы очутимся с ними на тесном
плоту!
Лейтенант Уолтер очень ослабел; несмотря на все свое мужество, он не в
состоянии выполнять свои обязанности. Роберт Кертис и боцман - люди
энергичные, непоколебимые, люди "крепкого закала" - пользуясь выражением,
употребляемым в металлургии.
Около пяти часов вечера перестал страдать один из наших товарищей по
несчастью: миссис Кир умерла после мучительной агонии, вероятно не
сознавая опасности своего положения. Послышался вздох, другой - и все было
кончено. Мисс Херби до последней минуты окружала ее заботами, которые всех
нас глубоко тронули!
Ночь прошла без всяких происшествий. Утром, едва забрезжил свет, я
дотронулся до руки умершей, она уже окоченела. Тело нельзя оставлять на
марсе. Мисс Херби и я завернули миссис Кир в ее одежду. Затем мы прочли
несколько молитв за упокой души несчастной женщины, и первая жертва
постигших нас бедствий исчезла в морской пучине.
Тут один из матросов, находящихся на вантах, произнес ужасные слова:
- Мы скоро пожалеем, что бросили в море труп!
Я оборачиваюсь. Это Оуэн. Мне приходит в голову, что ведь и в самом
деле может наступить день, когда мы окажемся без продовольствия.
29. СЕДЬМОЕ ДЕКАБРЯ
Судно все больше погружается в воду, которая доходит почти до
фор-марса. Ют и бак покрыты водой, нок бушприта исчез. Из волн торчат
только три мачты.
Но плот готов, и на него погружено все, что можно спасти. В передней
части плота устроено гнездо для мачты, которую будут поддерживать ванты,
прикрепленные к краям площадки. Грот-бом-брамсель привяжут к рее, он
поможет нам добраться до берега.
Кто знает, не спасемся ли мы на этом хрупком дощатом плоту, ведь
"Ченслер" все равно обречен на гибель? Надежда так глубоко гнездится в
человеческом сердце, что я все еще не потерял ее!
Уже семь часов утра. Мы собираемся перебраться на плот. Вдруг "Ченслер"
начинает быстро погружаться в воду; плотники и матросы, работающие на
плоту, вынуждены обрубить швартовы, чтобы не попасть в водоворот вместе с
кораблем.
Мы испытываем мучительную тревогу: как раз в то мгновение, когда бездна
готовится поглотить судно, плот, наше единственное спасение, может
ускользнуть от нас!
Два матроса и юнга потеряв голову бросаются в море вслед за плотом, но
бороться с волнами они на в силах. Вскоре всем нам становится ясно, что
они не смогут ни добраться до плота, ни вернуться на судно: волны и ветер
слишком сильны. Роберт Кертис привязывает себе к поясу веревку и бросается
к ним на помощь. Напрасное самопожертвование! Еще прежде, чем он успевает
доплыть до них, трое несчастных, несмотря на свои отчаянные усилия,
исчезают в пучине, тщетно протягивая к нам руки!
Матросы вытаскивают из воды Роберта Кертиса, который весь избит валами,
- валы уже доходят до верхушек мачт.
Между тем Даулас и матросы пытаются снова приблизиться к судну с
помощью шестов, которыми они гребут как веслами. После часа напряженной
работы, часа, показавшегося нам веком, так как море за это время поднялось
до уровня марсов, плот, отнесенный только на два кабельтовых [около
четырехсот метров (прим.авт.)], приблизился к "Ченслеру". Боцман бросает
Дауласу швартов, и плот снова привязывают к такелажу грот-мачты.
Нельзя терять ни минуты: возле тонущего судна образуется сильный
водоворот, и поверхность воды покрывается огромными пузырями.
- На плот! На плот! - кричит Роберт Кертис.
Мы бросаемся к плоту. Андре Летурнер, уверившись, что мисс Херби
спустилась, сам благополучно перебирается на площадку плота, а вслед за
ним - и его отец. В течение нескольких минут мы садимся все, кроме
капитана Кертиса и старика матроса О'Реди.
Роберт Кертис стоит на грот-марсе. Он покинет свое судно только перед
тем, как оно канет в бездну. Это его долг и его право. Какое волнение,
по-видимому, охватывает капитана в эти минуты прощания с "Ченслером" -
судном, которое он любит, которым он еще командует!
Ирландец остался на фор-марсе.
- Садись на плот, старина! - кричит ему капитан.
- Судно тонет? - с величайшим хладнокровием спрашивает упрямый старик.
- Да. Тонет.
- Значит, надо уходить, - отвечает О'Реди, стоя по пояс в воде.
И, тряхнув головой, прыгает на плот.
Роберт Кертис еще остается на марсе; он бросает вокруг прощальный
взгляд и покидает свой корабль последним.
Пора! Швартовы медленно перерезывают, и плот медленно отплывает от
гибнущего судна.
Все мы смотрим в ту сторону, где идет ко дну корабль. Сначала исчезает
верхушка фок-мачты, затем - грот-мачты, и, наконец, от красавца "Ченслера"
не остается и следа.
30. СЕДЬМОЕ ДЕКАБРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Уносящий нас плот затонуть не может. Он сделан из бревен, которые при
любых обстоятельствах будут держаться на воде. Но не разобьют ли его
волны? Не перетрутся ли канаты, которыми он связан? Не поглотит ли море
горстку потерпевших кораблекрушение, собравшихся на этой скорлупе?
Из двадцати восьми человек, отплывших на "Ченслере" из Чарлстона,
десять уже погибло.
Осталось, значит, восемнадцать - восемнадцать человек на плоту, имеющем
футов сорок в длину и двадцать в ширину.
Вот имена тех, кто остался в живых: Летурнеры, инженер Фолстен, мисс
Херби и я - пассажиры; капитан Роберт Кертис, лейтенант Уолтер, боцман,
буфетчик Хоббарт, повар - негр Джинкстроп, плотник Даулас и семь матросов:
Остин, Оуэн, Уилсон, О'Реди, Берке, Сандон и Флейпол.
Не довольно ли бедствий ниспослано нам небом за семьдесят два дня - с
тех пор как мы покинули берега Америки? Не достаточно ли уже тяжко бремя
страданий, возложенное на нас? Даже самые доверчивые не смеют надеяться.
Но не надо заглядывать в будущее, будем думать только о настоящем и
отмечать день за днем все эпизоды разыгрывающей