Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Дюма Александр. Учитель фехтования -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  -
льчиком. - В глазах света, - сказала она, - у моего ребенка нет ни имени, ни семьи. Если мать Алексея захочет, я отдам ей сына, так как не могу взять его с собой в такой далекий путь, но сама навязывать его, конечно, не стану. И она позвала кормилицу, чтобы поцеловать ребенка и показать мне, как он похож на своего отца. То, что должно было случиться, - случилось. Мать. Анненкова, узнав о рождении ребенка, написала Луизе, что ждет ее с сыном к себе. Если до сих пор Луиза все еще колебалась, то это письмо уничтожило все ее сомнения. Ее тревожила лишь участь ребенка; теперь же она могла ехать незамедлительно. Однако, как ни мечтала Луиза поскорее отправиться в путь, беременность и особенно пережитые волнения так расстроили ее здоровье, что она с трудом оправлялась после родов. Я посоветовался с ее врачом, который сказал мне, что она слишком слаба для такого длительного путешествия. Все это нисколько не помешало бы ей тотчас уехать из Петербурга, но остановка была за разрешением, которое я должен был выхлопотать через посредство Горголи. Однажды рано утром кто-то постучал в мою дверь, и я услышал голос Луизы. Я подумал, что с ней приключилось новое несчастье. Наскоро одевшись, я открыл дверь и был поражен видом Луизы: она сияла от радости. - Он спасен, - воскликнула она, - спасен! - Кто? - спросил я. - Он, он, Алексей! - Каким образом? - Читайте! И она протянула мне письмо графа. Я посмотрел на нее с удивлением. - Прочтите это письмо, - сказала она, упав в кресло под влиянием обуревавшей ее радости. Я прочитал: "Дорогая Луиза!" Человеку, который отдаст тебе это письмо, ты можешь довериться так же, как и мне: это мой лучший друг, мой спаситель. Я заболел в дороге, и меня пришлось оставить в Перми. Случаю было угодно, чтобы в брате смотрителя здешней тюрьмы я узнал старого слугу нашей семьи. Благодаря его стараниям тюремный врач признал меня больным и не разрешил ехать дальше. И вот мне было позволено провести всю зиму в здешнем остроге, откуда я пишу тебе это письмо. Все готово к моему бегству. Смотритель тюрьмы и брат его убегут вместе со мною, и я должен, конечно, вознаградить их за то, что они потеряют из-за меня, а также за ту опасность, которой подвергнутся. Отдай, пожалуйста, подателю сего все деньги, какие у тебя найдутся, а также все драгоценности. Я знаю, как сильно ты меня любишь, и надеюсь, что ты не задумаешься сделать все возможное ради моего спасения. Как только я буду в безопасности, я вызову тебя, и ты приедешь ко мне. Граф Анненков". - Ну и что же? - спросил я, пробежав письмо еще раз. - Как, что же? - удивилась она. - Разве вы не видите? - Да, он предполагает бежать. Я уверена, что это ему удастся. - И что же вы сделали? - И вы еще спрашиваете?! - Неужели, - вскричал я, - вы отдали неизвестному человеку... - Все, что у меня было. Ведь Алексей пишет, чтобы я доверилась его другу, как ему самому. - А вы уверены, - медленно проговорил я, - что это письмо от Алексея? В свою очередь она с изумлением посмотрела на меня. - От кого же, как не от него? - Ну, а если этот человек.., я не могу этого утверждать, но у меня такое тяжелое предчувствие... - Какое? - спросила Луиза, бледнея. - А что если этот человек - мошенник, подделавший почерк графа? Луиза вскрикнула и вырвала у меня из рук письмо. - О, нет, нет! - воскликнула она, как бы стараясь успокоить самое себя. - Нет! Я прекрасно знаю почерк Алексея и не могу ошибиться! И однако, перечитав письмо, она побледнела. - Нет ли у вас при себе другого письма от него? - спросил я. - Есть. Вот его записка, написанная карандашом. Почерк письма был, по-видимому, тот же самый, и все же в нем чувствовалась какая-то неуверенность. - Неужели вы думаете, - спросил я, - что граф обратился бы к вам за помощью? - А почему бы нет? Разве не я люблю его больше всех на свете? - Да, конечно, за любовью, за нежностью он обратился бы к вам, но за деньгами - к своей матери и только к ней. - Но разве все, что я имею, не принадлежит ему? - спросила Луиза дрогнувшим голосом. - Да, несомненно, но либо я не знаю графа Анненкова, либо это письмо писал не он. - Боже мой, - вскричала Луиза, - ведь эти 30000 рублей - все мое достояние, моя единственная надежда! - Скажите, а как он подписывал свои письма к вам? - спросил я. - Попросту "Алексей". - А это письмо подписано "граф Анненков". - Да, - подтвердила Луиза, совершенно подавленная. - Вы не знаете, что сталось с этим человеком? - Нет. Он мне сказал, что приехал вчера вечером и немедленно уезжает обратно в Пермь. - Надо заявить в полицию. Ах, если бы полицеймейстером по-прежнему был Горголи! - Заявить в полицию? - Конечно! - Ну, а если мы ошибаемся, - спросила Луиза, - если человек этот окажется не мошенником, а спасителем Алексея, ведь я могу погубить его из-за нескольких тысяч? Ведь я вторично буду виновницей его несчастья? О, нет, лучше рискнуть! А что до меня, я как-нибудь выйду из положения. Не беспокойтесь обо мне. Единственное, что я хотела бы знать, действительно ли Алексей в Перми? - Послушайте, - сказал я, - мне довелось слышать, что конвой, сопровождавший сосланных в Сибирь, недавно вернулся обратно. Я знаком с одним жандармским ротмистром. Я схожу к нему и узнаю, в чем дело. Подождите меня. - Нет, нет, я пойду с вами. - Не советую, вы еще слишком слабы, чтобы лишний раз выходить на улицу. Вы и так поступили очень неосторожно, что пришли ко мне. А, главное, вы помешаете мне собрать нужные сведения. - В таком случае идите один и возвращайтесь как можно скорее. Помните, что я вас жду! Я поспешно оделся, взял извозчика и спустя десять минут был у жандармского ротмистра Соловьева: одно время он тоже был моим учеником. Я не ошибся: конвой и в самом деле вернулся три дня тому назад. Узнав, какого рода сведения мне нужны, Соловьев предложил помочь мне: оказалось, что унтер-офицер, в партии которого был Анненков, его хороший знакомый. Соловьев послал за ним, и спустя несколько минут офицер этот явился. Это был человек с прекрасной военной выправкой, с суровым и вместе с тем добрым лицом. Хотя я и понятия не имел о том, что он сделал для графини и ее дочерей, я сразу же почувствовал к нему симпатию. - Вы были начальником конвоя, сопровождавшего четвертую партию ссыльных? - спросил я. - Да, я. - В этой партии был граф Анненков? - Гм.., гм...Унтер-офицер замялся, не зная, к чему клонятся мои расспросы. Я увидел его смущение и поспешил объясниться: - Вы говорите с другом графа Анненкова, готовым пожертвовать жизнью ради него, - проговорил я, - умоляю вас, скажите мне всю правду. - Что вам угодно знать? - спросил офицер по-прежнему недоверчиво. - Я хочу прежде всего знать, не заболел ли он в дороге? - Ничего подобного. - Затем, остался ли он в Перми? - Мы там даже не останавливались. - Значит, он продолжал безостановочно свой путь? - Да, до Козлова, где он, надеюсь, и по сей час находится в таком же добром здоровье, как мы с вами. - А что это такое - Козлово? - Сельцо на Иртыше, примерно в восьмидесяти верстах от Тобольска. - Вы уверены, что он там? - А то как же! Ведь я получил расписку от местных властей и представил ее позавчера его превосходительству господину полицеймейстеру. - Стало быть, и болезнь и остановка графа в Перми - это басни? - Конечно. Ни слова правды в этом нет. - Благодарю вас, друг мой. Я отправился затем к Горголи и все ему рассказал. - И вы говорите, - спросил он, - что это девушка решилась отправиться за своим любовником в Сибирь? - Да. - Хотя у нее нет теперь никаких средств? - Да, ваше превосходительство. - В таком случае передайте ей от меня, что она к нему поедет. Я вернулся домой. Луиза ждала меня. - Скажите, - тут же спросила она, - вы узнали что-нибудь? - Узнал и хорошее и дурное: ваши тридцать тысяч пропали. Граф в дороге не болел и теперь находится в Козлове, откуда ему вряд ли удастся бежать. Зато вы получите разрешение отправиться к нему. - Другого я ничего и не желаю, - обрадовалась она, - только бы поскорее получить это разрешение. Я передал Луизе свой разговор с Горголи, и она вполне успокоилась: так сильно было ее желание уехать к Алексею. Проводив ее домой, я отдал ей все, что имел, - что-то около трех тысяч рублей. К сожалению, остальные свои сбережения я незадолго до этого отослал во Францию, не предполагая, конечно, что они могут мне понадобиться. Горголи сдержал слово: Луиза не только получила разрешение на поездку, но к нему были приложены 30 тысяч рублей. Кроме того, сопровождать ее в Сибирь в качестве фельдъегеря был назначен тот самый унтер-офицер, который конвоировал графа Анненкова. Глава 17 Было решено, что Луиза выедет в Москву на следующий же день и там оставит своего ребенка у матери Алексея. Я обещал сопровождать ее до Москвы, второй столицы России, которую давно собирался осмотреть. Луиза попросила фельдъегеря позаботиться об экипаже и лошадях, чтобы выехать с утра, часов около восьми. В назначенный час лошади были готовы, что указывало на исполнительность фельдъегеря. Более того, он получил разрешение взять для этого путешествия экипаж и лошадей из дворцовых конюшен. Луиза была бесконечно счастлива: все ее страхи исчезли. Еще накануне она готовилась отправиться в путь чуть ли не пешком, без копейки в кармане. Сегодня ей предстояло путешествовать с роскошью, о которой она и мечтать не смела. Экипаж был превосходный и очень поместительный. Кто не путешествовал по России, тот не знает, с какой быстротой ездят русские. Между Петербургом и Москвой около семисот верст, и если щедро давать на чай ямщикам, то они покрывают это расстояние за сорок часов. Между станциями по этому тракту двадцать - тридцать верст, а хорошие чаевые составляют от пятидесяти копеек до рубля. Если платить ямщику эти деньги, то, подъезжая к почтовой станции, он еще издали кричит: "Лошадей для моих орлов!". Это означает, что он получает хорошие чаевые и что нужно поскорее дать свежих лошадей. Если ямщику дают мало или ничего не дают, он подъезжает к станции молча, всем своим видом говоря, что спешить с перепряжкой лошадей нечего. Около каждой почтовой станции обычно стоят человек десять - пятнадцать крестьян с лошадьми. В ожидании проезжих, они играют в какие-нибудь игры, а, заслышав крик ямщика об "орлах", поспешно тянут жребий. Встав бок о бок, дни берут постромку или какую-нибудь веревку, сжимают ее обеими руками, а тот, кому достанется ее конец, и везет дальше седоков. Если же, напротив, проезжие не дают чаевых или дают слишком мало, то ямщик, которому выпал жребий доставить их на следующую станцию, бывает не слишком доволен: он медленно идет за лошадьми, нехотя запрягает их и не торопясь пускается в путь. Ямщик редко прибегает к кнуту. Лошади слушаются его голоса и то ускоряют, то замедляют бег. Обыкновенно они мчатся во весь дух, и ямщик редко объезжает то, что валяется на дороге, будь то дерево, вязанка хвороста, пук соломы, а вывернув своих седоков, он утешает их следующими словами: "ничего" и "небось". Каков бы ни был ваш чин, положение и возраст, ямщик неизменно обращается к вам на "ты". Когда в дороге случается поломка, ямщик тотчас же исправляет ее. Загорится ли ось, сломается ли спица в колесе, он срубит ближайшее дерево топором, который всегда находится при нем, и изготовит то, что ему нужно. В пути ямщик распевает свои бесконечные песни, не обращая внимания на то, что делается позади него в экипаже. Бывали случаи, что седоки вываливались на ухабах из экипажей, а ямщик как ни в чем не бывало продолжал ехать дальше. И только потом, заметив исчезновение своих седоков, возвращался за ними и говорил в утешение со своей обычной улыбкой: - Это ничего. Мы приехали в тот же вечер в Новгород, старинный русский город, который взял себе девизом следующую поговорку: "Супротив бога и великого Новгорода никто не устоит".Новгород был колыбелью русской монархии, шестьдесят церквей которого едва могли вместить достославное население великого города. Теперь же со своими полуразрушенными стенами и пустынными улицами он встает между Санкт-Петербургом и Москвой - этими двумя современными столицами Русской империи, - как тень былого могущества. Мы остановились в Новгороде лишь для того, чтобы поужинать, и тотчас же продолжали путь. Ночью мы видели порой по бокам тракта костры и вокруг них длиннобородых мужиков и целый ряд повозок. Это были возчики, которые за неимением постоялых дворов, ночуют на голой земле и утром встают отдохнувшие и веселые, словно провели ночь в удобных кроватях. На другое утро мы проснулись в так называемой русской Швейцарии. После неизменных равнин и огромных еловых лесов перед нами лежал живописный край с озерами, долинами и холмами. Город Валдай - столица, этой северной Гельвеции находится от Петербурга на расстоянии, приблизительно равном девяносто лье. Едва мы въехали в этот город, как нас окружили торговки с пряниками, напомнившие мне уличных девиц в Париже. В самом деле, девушки эти были в коротких юбках и, как мне показалось, не столько занимались торговлей, сколько ремеслом, не имеющим с ней ничего общего. За Валдаем лежит Торжок, город, славящийся сафьяном, из которого там выделывают всевозможную обувь, порой очень элегантную. Следующим городом была Тверь - центр Тверской губернии, где находится мост через Волгу, длиной в шестьсот шагов. Когда мы отъехали верст на двадцать пять от Твери, наступила ночь, а проснувшись утром, мы уже увидели золотые купола московских церквей. Москва произвела на меня сильнейшее впечатление: я видел перед собой огромную могилу, где Франция похоронила свое военное счастье. Я вздрогнул помимо воли, и мне показалось, что передо мной вот-вот предстанет тень Наполеона и, плача кровавыми слезами, поведает о своем поражении. В Москве я видел повсюду следы пребывания французов в 12-м году. То тут, то там попадались разрушенные, обгорелые здания - свидетельства дикого патриотизма Растопчина. Мне хотелось выскочить из экипажа и расспросить про дорогу в Кремль, но я был не один. Я решил отложить осмотр города, и в частности Кремля, до другого раза, а пока что мы направились в гостиницу, хозяин которой оказался французом. По воле случая наша гостиница находилась вблизи особняка графини Анненковой. Луиза очень устала с дороги, так как почти все время держала на руках своего сына. Я советовал ей сперва отдохнуть, а уже потом известить графиню о своем приезде и попросить разрешения представиться ей. Но она меня не послушала: не медля, послала графине записку о нашем благополучном прибытии и сообщила, где мы остановились. Десять минут спустя у подъезда гостиницы остановился экипаж, из которого вышли графиня и две ее дочери. Они не стали ожидать, когда к ним явится Луиза, а сами поспешили к ней. Старая графиня и ее дочери, видимо, оценили благородное сердце Луизы и не могли допустить, чтобы та, которую они называли дочерью и сестрой, жила в гостинице во время своего краткого пребывания в Москве. Через тонкую стенку, отделявшую мой номер от номера Луизы, я слышал, с какой сердечной теплотой они беседовали с Луизой. Луиза показала им уснувшего сына, и прежде, нежели она высказала свое желание оставить его у них, барышни завладели ребенком и передали его старой графине. Узнав, что я приехал с Луизой, они пожелали видеть и учителя фехтования, преподавателя графа Алексея. Я ожидал этого и успел заранее привести себя в порядок после длительного путешествия. Легко догадаться, что меня буквально засыпали вопросами. Я хорошо знал графа Алексея и очень любил его, так что с удовольствием удовлетворил их любопытство. Бедные женщины очень тепло отнеслись ко мне и настойчиво предлагали поселиться у них, но я отказался. Во-первых, я не имел права на такое внимание с их стороны, а во-вторых, я чувствовал себя гораздо свободнее в гостинице. Так как я не собирался оставаться в Москве после отъезда Луизы, мне следовало воспользоваться своим кратким пребыванием в этом городе, чтобы осмотреть его. Для ознакомления с Москвой я взял с собой фельдъегеря: он был участником войны 12-го года, совершил отступление от Немана до Владимира, а затем принимал участие в преследовании французов от Владимира до Березины. Такой человек был для меня сущим кладом. Луиза уехала с Анненковыми, а я остался в гостинице, пообещав, что приду к ним в тот же день обедать. Четверть часа спустя мы с фельдъегерем начали прогулку по Москве. Глава 18 Несмотря на повсеместные следы бывшего здесь в 12-м году пожара, сохранившиеся как мрачное воспоминание об этой ужасной године, Москва стала после этого еще краше и величественнее, чем прежде. Московский Кремль остался нерушимым свидетелем былых дней, нисколько не утратив своего византийского характера, благодаря которому он с первого взгляда напоминает дворец дожей в Венеции. Само собой разумеется, что прежде всего я направился в Кремль. Я вошел в него через Спасские ворота, по обычаю русских обнажив при этом голову. Кроме Спасских, еще четверо ворот пробиты в его зубчатых стенах. Кремль означает собственно "камень". В Кремле находится сенат, арсенал. Благовещенский собор, Успенский кафедральный собор, в котором цари венчаются на царство и где недавно короновался император Николай, Архангельский собор, где похоронены первые русские цари. Патриарший дворец и древние царские палаты, в которых родился Петр Великий. Благодаря моему проводнику я все осмотрел подробно. Фельдъегерь показал мне подземный ход, через который Наполеон выбрался из Кремля, а также апартаменты, где он, как говорят, простоял целые сутки у окна и, скрестив на груди руки, следил за приближением нового, неведомого и страшного врага - огненной стихии, отнимавшей у него шаг за шагом плоды его побед. Из этих комнат я вышел на террасу, откуда Москва представилась мне утопающей в садах и сверкающей своими бесчисленными золотыми куполами. Кремль расположен в центре Москвы, на холме, у подножия которого течет Москва-река. С высоты террасы, где я стоял, Москва видна, как на ладони, и со своими извилистыми улицами, причудливыми домами и церквами кажется фантастическим городом из "Тысячи и одной ночи". Налюбовавшись видом Москвы, я спустился к зданию сената, построенному в царствование Екатерины, на котором красуется слово "закон", написанное на всех его четырех стенах. Так как здание это не представляло для меня особого интереса, а долго оставаться в Москве я не рассчитывал, не стал тратить время на его осмотр, а направился в арсенал, обширное здание, начатое постройкой в 1702 году Петром Великим. Здание это было заминировано в 12-м году при отступлении французской армии и носит до сих пор следы взрыва, совершенно его исковеркавшего. Отсюда мы направились к церкви Ивана Великого, построенной в 1600 году в память избавления народа от голода, поразивш

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору