жнего, который он повелел выкрасить в  красный  цвет,  чтобы
оказать честь вкусу одной из своих любовниц, явившейся как-то во  дворец
в  красных  перчатках.  Это  было  массивное,  тяжеловесное   здание   с
бесчисленными  бастионами,   в   которых   император   считал   себя   в
безопасности.
   Между тем у Павла было два любимца, положение которых казалось весьма
прочным: Кутайсов, по происхождению  турок,  бывший  некогда  брадобреем
Павла и неожиданно, без всякой заслуги со своей стороны,  ставший  одним
из самых влиятельных лиц в империи, и курляндский граф Пален, получивший
чин генерал-майора при Екатерине II, который благодаря дружбе с Зубовым,
последним фаворитом императрицы, занял  место  гражданского  губернатора
города Риги.
   История  возвышения  графа  Палена  такова:   незадолго   до   своего
восшествия на престол Павел приехал в Ригу. В то время он был в опале, и
придворные  едва  осмеливались  разговаривать  с   ним.   Пален   оказал
цесаревичу почести, полагавшиеся ему как  наследнику  престола.  Тот  не
привык  к  таким  знакам  внимания   и   сохранил   к   Палену   чувство
благодарности. Вступив на престол, он вспомнил о приеме в  Риге,  вызвал
Палена в Петербург, наградил высшими орденами и назначил шефом гвардии и
губернатором Петербурга.
   И хотя Пален уже четыре года занимал столь высокий пост, он прекрасно
знал всю шаткость человеческих судеб. Он видел на  своем  веку  стольких
людей, сперва возвысившихся, а потом впавших в немилость, что должен был
удивляться, что до сих пор не свернул себе шеи. И он решил  предупредить
свое падение, низвергнув Павла.
   Зубов,  покровитель  Палена,  которого   император   назначил   своим
флигель-адъютантом, вдруг впал в немилость. Однажды утром он узнал,  что
его канцелярия  опечатана,  двое  его  главных  секретарей,  Альтести  и
Гржибовский, схвачены, а офицеры, принадлежащие к  его  штабу  и  свите,
должны либо вернуться в свои воинские части, либо подать в отставку.
   Вслед за этим, по  какой-то  непонятной  прихоти,  император  подарил
Зубову дворец, а на следующий день лишил его всех занимаемых  должностей
в количестве не то двадцати пяти, не  то  тридцати.  Одновременно  Зубов
получил приказ о выезде из пределов России. Поселился он в Германии.
   В Германию и  приехал  к  Зубову  посланец  Палена.  Вероятно,  Зубов
жаловался своему бывшему протеже на изгнание,  довольно  объяснимое,  но
так и оставшееся необъясненным, и в своем ответе Пален давал  ему  такой
совет: сделать вид, будто  бы  он.  Зубов,  желает  жениться  на  дочери
любимца Павла Кутайсова. Несомненно-довольный  этим  Павел  не  замедлит
разрешить изгнаннику вернуться в Петербург, а  тогда  видно  будет,  как
действовать дальше.
   Зубов последовал совету Палена. Однажды Кутайсов  получил  письмо,  в
котором Зубов просил  руки  его  дочери.  Чрезвычайно  польщенный  таким
предложением, выскочка-брадобрей тотчас же поехал в Михайловский дворец,
бросился к ногам императора и, держа в руках письмо Зубова, стал умолять
его довершить свои благодеяния, разрешив его дочери выйти замуж за:
   Зубова. Павел бросил взгляд на письмо и сказал:
   - Вот первая умная мысль, которая  пришла  в  голову  этому  безумцу.
Хорошо, пусть возвращается.
   Две  недели  спустя  Зубов  вернулся  в  Петербург  и  с  милостивого
соизволения Павла стал ухаживать за дочерью его любимца.
   С помощью этой уловки зародился  и  разросся  заговор  против  Павла,
привлекавший все новых и новых недовольных. Сначала  заговорщики  думали
лишь об отречении императора Павла, то есть  об  удалении  от  власти  -
конечной цели их устремлений. Предполагалось, что после своего отречения
он будет сослан в какую-нибудь отдаленную губернию, а на престол взойдет
великий князь Александр, которым располагали без ведома его и  согласия.
Только некоторые из них понимали, что дело этим не  закончится,  и  тот,
кто вместо шпаги вытащит кинжал, вложит его в ножны лишь окровавленным.
   Между тем Пален, хотя и  являлся  главой  заговора,  но  старался  не
давать повода для подозрений: смотря по обстоятельствам, он мог либо  до
конца  пойти  с  заговорщиками,  либо  стать  на  сторону  Павла.  Такая
осторожность расхолаживала его соратников, и дело  могло  затянуться  на
целый год и дольше, если бы сам он не подтолкнул  событий.  Хорошо  зная
характер императора, Пален  рассчитывал  на  успех  своей  хитрости.  Он
написал императору  анонимное  письмо  об  угрожающем  ему  заговоре,  к
которому был приложен поименный список заговорщиков.
   Получив это письмо, Павел приказал  удвоить  караулы  в  Михайловском
дворце и послал за Паленом.
   Пален,  ожидавший  этого  приглашения,  тотчас  же  явился   на   зов
императора. Он нашел Павла в спальне во втором этаже  дворца.  Это  была
огромная комната с дверью против камина и двумя окнами,  выходившими  во
двор. У противоположной стены  стояла  кровать  Павла,  а  рядом  с  ней
находилась потайная дверь, которая вела в  покои  императрицы.  В  ногах
кровати существовала в полу  другая  потайная  дверь,  известная  одному
императору, которая открывалась, если с силой нажать  на  нее  каблуком.
Дверь эта вела на лестницу, та - в коридор,  а  оттуда  подземным  ходом
можно было незаметно выйти из дворца.
   Павел ходил большими шагами по комнате, издавая по  временам  гневные
восклицания, когда отворилась дверь и вошел Пален. Император  повернулся
к нему и застыл на месте, скрестив на груди руки и  устремив  взгляд  на
вошедшего.
   - Граф, знаете ли вы, что происходит в Петербурге? - спросил он.
   - Я знаю, - отвечал Пален, - что  всемилостивейший  государь  повелел
мне явиться, и я поспешил исполнить его приказ.
   - А знаете, почему я послал за  вами?  -  воскликнул  Павел  с  явным
нетерпением.
   - Надеюсь, что ваше величество соизволите мне объяснить это.
   - Я призвал вас, сударь,  чтобы  сообщить  вам,  что  против  меня  в
столице затевается заговор.
   - Знаю, ваше величество.
   - Как, вы знаете об этом?!
   - Знаю и сам состою в числе заговорщиков.
   - Так вот, я получил список, где они вес поименованы.
   - А у меня есть его копия, ваше величество: вот она.
   - Черт возьми, - пробормотал до смерти перепуганный Павел,  не  зная,
что и подумать.
   - Ваше величество, - продолжал Пален, - извольте сравнить оба списка:
если тот, кто  прислал  его,  в  курсе  дела,  оба  списка  должны  быть
тождественны.
   - Посмотрите, - сказал Павел.
   - Да, - холодно проговорил Пален, пробежав список  глазами,  -  здесь
указаны все заговорщики, кроме троих.
   - Кто они? - взволнованно спросил император.
   -  Ваше  величество,  я  не  смею  назвать  их.  Но   теперь,   когда
представлено доказательство моей  осведомленности,  я  надеюсь,  что  вы
отнесетесь ко мне с полным доверием и положитесь на мое рвение...
   - Говорите, - прервал его Павел, - кто они? Я хочу знать, кто эти три
лица!
   - Ваше величество, - ответил Пален, склонив голову,  -  я  не  дерзаю
произнести эти священные имена.
   - Я жду! - глухо проговорил Павел, бросив взгляд на  потайную  дверь,
ведшую  в  апартаменты  государыни.  -  Вы  намекаете  на   императрицу,
цесаревича Александра и великого князя Константина?
   - Закон не должен знать тех, кого он не может коснуться.
   - Закон коснется всех, сударь, и вина, чья  бы  она  ни  была,  будет
наказана! Пален, сию минуту  приказываю  вам  арестовать  обоих  великих
князей и отослать их завтра же в Шлиссельбург. Что касается императрицы,
то о ней я распоряжусь сам. Расправиться с  остальными  заговорщиками  -
это ваше дело.
   - Слушаю, ваше величество, - отвечал Пален, -  но  попрошу  дать  мне
письменный приказ. Как бы ни было высоко положение виновных,  я  исполню
ваш приказ.
   - Ты единственный верный слуга мой! - вскричал император.  -  Охраняй
меня, ибо я вижу, что все желают моей погибели, и  у  меня  нет  никого,
кроме тебя.
   С этими словами Павел подписал приказ об аресте обоих великих  князей
я передал его Палену.
   Именно этого и добивался  ловкий  заговорщик.  Имея  в  руках  приказ
императора, он тотчас же отправился к Платону Зубову, где, как он  знал,
собрались вес заговорщики.
   - Все раскрыто, - сказал он, входя, - вот приказ  об  аресте  великих
князей. Нельзя терять ни минуты. Сегодня ночью я еще санкт-петербургский
губернатор, а завтра, быть может, окажусь  в  тюрьме.  Надо  действовать
немедленно.
   Действительно, медлить было нельзя, ибо промедление грозило  эшафотом
или по меньшей мере Сибирью.  Заговорщики  сговорились  сойтись  той  же
ночью у полковника Преображенского полка  князя  Голицына.  Ввиду  своей
малочисленности,  они  решили  привлечь   к   себе   всех   недовольных,
арестованных накануне.
   Обстоятельства благоприятствовали им, ибо как раз подверглись  аресту
человек тридцать  офицеров  из  знатных  петербургских  фамилий,  причем
некоторые из них были разжалованы, заключены в тюрьму или приговорены  к
ссылке за проступки, едва заслуживавшие обычного  выговора.  Граф  Пален
распорядился, чтобы  вблизи  тюрем,  где  содержались  эти  заключенные,
стояло  наготове  несколько  саней.   Затем,   видя,   что   заговорщики
преисполнены решимости, он поспешил к цесаревичу Александру.
   Александр только что встретился с отцом в коридоре дворца и по своему
обыкновению хотел подойти к нему, но Павел  махнул  рукой  и  велел  ему
оставаться в своих покоях впредь до нового распоряжения.
   Пален нашел Александра весьма обеспокоенным строгостью отца,  причины
которой он не знал.
   Увидя Палена, цесаревич спросил, не явился ли он по приказанию отца.
   - Увы, - отвечал Пален, - государь дал мне ужасный приказ.
   - Какой? - спросил Александр.
   - Арестовать ваше высочество.
   - Меня?! - вскричал Александр. - За что?
   - Ваше высочестве, изволите знать,  что,  к  несчастью,  кара  подчас
настигает у нас ни в чем не повинного человека.
   - Государь, - сказал Александр, - может  вдвойне  распоряжаться  моей
судьбой: как император и как отец. Я готов повиноваться его воле.
   Граф показал Александру приказ об аресте, и  тот  молча  стал  читать
его, но, увидев имя Константина, воскликнул:
   - Как, и брата тоже?! Я полагал, что приказ касается одного меня!
   Когда же Пален сказал, что подобная же  участь  ожидает  императрицу,
Александр схватился за голову.
   - Матушка, - закричал он, - бедная моя матушка!..  Это  уже  слишком.
Пален, слишком!
   И он закрыл лицо руками. Пален  счел  момент,  подходящим  для  того,
чтобы заговорить с цесаревичем.
   - Ваше высочество, - сказал он, - извольте выслушать меня: необходимо
предупредить несчастье, большое  несчастье!  Необходимо  положить  конец
безумствам государя. Сегодня он лишает вас свободы, а завтра лишит  вас,
быть может...
   - Пален!!
   - Ваше высочество, извольте вспомнить Алексея! Петровича.
   - Пален, вы клевещете на моего отца!
   - Нет, ваше высочество, ибо я виню не его сердце, а его рассудок. Все
эти странные противоречия, эти  невыполнимые  приказы,  эти  бесполезные
наказания свидетельствуют только о его ужасной болезни.  Это  ;  говорят
все, кто окружает государя, и повторяют те,  кто  далек  от  него.  Ваше
высочество, несчастный батюшка ваш безумен.
   - Боже мой!..
   - Необходимо спасти его от него самого. Это говорю не только я -  это
говорит  сенат  и  весь  народ,  представителем  которого   я   являюсь.
Необходимо, чтобы государь отрекся от престола в вашу пользу.
   - Что вы говорите! - вскричал Александр, делая шаг назад. -  Чтобы  я
наследовал отцу, который еще жив, чтобы я сорвал с головы его  корону?..
Нет, безумец - это вы, Пален!.. Никогда, никогда!
   - Ваше высочество, - спокойно возразил Пален, - извольте  вникнуть  в
приказ. Дело касается не только вашего  ареста,  уверяю  вас,  опасности
подвергается и ваша жизнь.
   - Спасите императрицу и брата - вот все, о чем я вас прошу, -  сказал
Александр.
   - Разве я властен сделать это? - спросил Пален.  -  Разве  приказ  не
касается их так же, как и вас? А  как  только  они  будут  арестованы  и
заключены в  тюрьму,  всегда  найдутся  люди,  которые,  желая  услужить
государю, пойдут дальше его желаний. Обратите ваши взоры на Англию, ваше
высочество: там происходит то же, что и у нас, но власть короля  не  так
велика, а потому и опасность меньше. Принц Уэльский готов стать во главе
государства,   и,   однако,   у   короля   Георга   тихое,    безвредное
помешательство. И вот, что я еще позволю заметить вам, ваше  высочество:
соглашаясь с тем, что я предлагаю, вы спасете не только свою  жизнь,  но
жизнь великого князя, императрицы и лаже вашего августейшего батюшки.
   - Что вы хотите сказать?
   - Я хочу сказать, что царствование государя всем в тягость, а  потому
дворянство и сенат решили любым способом положить ему предел. Вы  против
отречения? Ну что ж, быть  может,  завтра  вам  придется  примириться  с
убийством вашего батюшки.
   - Боже мой, - вскричал Александр, - могу я видеть отца?
   - Это невозможно, ваше высочество, - строжайше приказано не допускать
вас к нему.
   - Вы говорите, что жизнь государя в опасности? - спросил Александр.
   Россия полагает все надежды свои на вас, ваше высочество, и если  нам
придется  выбирать  между  решением,  которое  нас  может  погубить,   и
преступлением, могущим нас спасти, то мы предпочтем последнее.
   Пален сделал движение, готовясь уйти.
   Пален, - воскликнул Александр, - Пален,  поклянитесь  мне,  что  отцу
моему не угрожает никакой опасности и что в случае надобности вы  жизнью
пожертвуете ради него! Поклянитесь мне - иначе я не отпущу вас.
   - Ваше высочество, - ответил Пален, - я вам сообщил  то,  что  должен
был сообщить. Подумайте над тем,  что  я  вам  сказал,  а  я,  со  своей
стороны, подумаю о клятве, которую вы требуете от меня.
   При этих словах Пален почтительно склонился перед  великим  князем  и
вышел из комнаты. Поставив часовых у его двери, он отправился к великому
князю Константину и к императрице Марии  Федоровне,  показал  им  приказ
императора, но не принял против  них  таких  мер  предосторожности,  как
против Александра.
   Было 8 часов вечера и уже стемнело, потому  что  дело  происходило  в
начале весны. Пален отправился к князю Голицыну, где застал  почти  всех
заговорщиков. На него со всех сторон посыпались вопросы.
   - Мне некогда отвечать вам, сказал он, -  пока  все  идет  хороню,  и
через полчаса я приведу к вам подкрепление.
   И Пален поехал в одну из тюрем. Перед  ним  как  перед  петербургским
губернатором, тут  же  отворились  все  ее  двери.  Увидев  губернатора,
окруженного стражей, и заметив грозное выражение его  липа,  заключенные
вообразили, что пробил их час: либо их сошлют в Сибирь, либо переведут в
другую, худшую тюрьму. Тон, каким  Пален  приказал  им  одеться  и  быть
готовыми к отъезду, подтвердил их предположения. Несчастные молодые люди
повиновались. У ворот их ожидал  караул,  они  безропотно  расселись  по
саням, которые умчали их куда-то.
   К великому их изумлению, спустя минут  десять  сани  остановились  во
дворе великолепного дворца. Заключенным было приказано выйти. Они вышли,
затем двери дворца затворились за ними, стража осталась во дворе.  Пален
был с ними.
   - Следуйте за мной, - сказал он и пошел вперед.
   Арестованные  повиновались.  Войдя  в  комнату  рядом  с  залой,  где
собрались заговорщики.  Пален  поднял  лежавшую  на  столе  шинель,  под
которой оказались шпаги.
   - Вооружайтесь, - проговорил он.
   Заговорщики в полном недоумении подчинились  этому  приказу,  начиная
догадываться,  что  им  предстоит  нечто  столь  же  странное,  сколь  и
неожиданное. Пален отворил дверь  той  залы,  где  были  заговорщики,  и
приезжие увидели за столом своих друзей  с  бокалами  в  руках,  которые
встретили  их  возгласом:  "Да  здравствует  Александр!".  Люди,   чудом
вышедшие из тюрьмы и считавшие себя навсегда оторванными  от  друзей,  с
криками радости бросились в зал, где происходило пиршество. В нескольких
словах их ввели в курс  дела.  Они  все  горели  желанием  отомстить  за
унижение, которому  подверглись  накануне.  План  цареубийства  был  ими
принят с восторгом,  и  ни  один  не  отказался  от  той  роли,  которая
предназначалась ему в грядущих событиях.
   В одиннадцать часов ночи заговорщики, числом около шестидесяти, вышли
из  особняка  князя  Голицына  и  направились  небольшими   группами   к
Михайловскому дворцу. Главарями были:  граф  Беннигсен,  бывший  фаворит
Екатерины, граф  Платон  Зубов,  санкт-петербургский  губернатор  Пален,
полковник Семеновского полка Депрерадович,  флигель-адъютант  императора
Аргамаков, генерал-майор артиллерии князь Яшвиль, командир  лейб-гвардии
Преображенского полка князь Голицын и князь Вяземский.
   Заговорщики вошли через калитку в парк Михайловского дворца. Но в  ту
минуту,  когда  они  проходили  по  аллее,  затененной   летом   густыми
деревьями, которые,  усеяв  землю  листьями,  воздевали  теперь  к  небу
оголенные ветви, стая воронов,  разбуженных  шумом  шагов,  со  зловещим
карканьем поднялась с места. Заговорщики, перепуганные  этим  карканьем,
которое,  по  понятиям  русских,  считается  дурным   предзнаменованием,
остановились в нерешительности. Но Зубов и Пален подбодрили  их,  и  они
продолжали путь.
   Войдя во двор дворца, заговорщики разделились на  два  отряда:  один,
под командованием графа Палена, вошел во дворец  через  маленькую  дверь
(здесь обыкновенно проходил сам граф, когда не желал  быть  замеченным).
Другой отряд, под  начальством  Зубова  и  Беннигсена,  беспрепятственно
поднялся по парадной лестнице на второй этаж благодаря тому,  что  Пален
заменил всех  караульных  солдат  офицерами,  переодетыми  в  солдатскую
форму.
   Позабыли подменить лишь одного  часового,  и,  увидев  приближающихся
людей, он спросил: "Кто идет?" Часовой уже готовился преградить им путь,
когда Беннигсен подошел к нему и, распахнув свой плащ, под  которым  был
мундир, увешанный орденами, крикнул:
   - Молчать! Разве ты не  видишь,  кто  идет?  Солдат  посторонился,  и
заговорщики прошли мимо  него.  В  галерее,  ведшей  в  переднюю,  перед
покоями императора, они нашли своего  человека  -  офицера,  переодетого
солдатом.
   - Ну, что император? - шепотом спросил Платон Зубов.
   - Около часа как вернулся и теперь, кажется, почивает, - так же  тихо
ответил офицер. - Хорошо, - сказал Зубов, и заговорщики продолжали  свой
путь.
   Павел, по своему обыкновению, провел весь вечер V княгини  Гагариной.
Заметив, что он более бледен и мрачен, чем обычно, она стала  настойчиво
расспрашивать его.
   - Что со мной? - молвил император, - а то, что настала минута нанести
сокрушительный удар: через несколько дней,  быть  может,  падут  головы,
которые были мне весьма дороги.
   Испуганная этой угрозой княгиня Гагарина, которая хорошо знала, какое
недоверие питает Павел к своей семье, воспользовалась первым благовидным
предлогом, чтобы предупредить Александра. Офицер, стоявший  на  часах  у
покоев великого князя, получил лишь один приказ - не  выпускать  его,  а
потому и разрешил войти посланцу княгини  Гагариной.  Александр  получил
записку княгини и, зная ее осведомленность в делах императора, понял всю
опасность своего положения.
   В  двенадцатом  часу  ночи  император  Павел,  как  сообщил  часовой,
вернулся к себе от княгини Гагариной и тотчас же лег почивать.
   Итак, заговорщики подошли к двери  комнаты,  смежной  с  опочивальней
императора, и Аргамаков постучал.
   - Кто там? - спросил камердинер государя.
   - Я, Аргамаков, флигель-адъютант его величества.
   - Что угодно вашему превосходительству?
   - Имею сделать экстренное сообщение государю.
   - Изволите шутить, ваше превосходительство, уже скоро полночь.
   - Не полночь, а шесть часов утра. Откройте поскорей, не  то  государь
будет гневаться...
   - Право не знаю, ваш