к тебя звать, приятель? Знаю, что Сильвер, но как твое имя?
     - Джон, - ответил Сильвер как можно более вежливо - он  почувствовал,
что если вызовет ненависть надзирателя, то обретет в его лице страшного  и
непримиримого врага.
     - Джон, - повторил нараспев Жан-Пьер, - а твое  имя  точь-в-точь  как
мое, только у меня французское, потому что когда-то моим хозяином был отец
мусью Дюбуа, когда они жили давным-давно на Мартинике. Все  равно,  можешь
звать меня Джонни, большой ошибки тут не будет.
     - Ладно, Жан-Пьер, - сказал Сильвер, - ничего не имею против.  Однако
как грязный француз Дюбуа попал на английский остров Барбадос?
     - В свое время узнаешь, Джонни, - ответил Жан-Пьер. - Почему бы и  не
рассказать. Но, mon Dien [Боже мой (фр.)], это долгая история, а сюда идет
сам мусью Дюбуа. Так что до другого раза.
     Дюбуа появился перед ними еще до того, как Жан-Пьер замолчал.
     - Слушай, - сказал он Сильверу, - если  хочешь  уберечь  свою  шкуру,
научись работать не  хуже  негров.  Потом  я,  может  быть,  назначу  тебя
помогать Жан-Пьеру следить за порядком. Но и Жан-Пьер в  обиде  не  будет.
Когда-нибудь ему самому захочется дремать целый день, сидя перед  хижиной,
или приглядывать за своими поросятами. Тогда, может быть, ты  займешь  его
место. Но как бы там  ни  случилось,  служи  мне  хорошо,  чтобы  не  было
нареканий, и делай, что тебе скажут. Жан-Пьер, проследи за ним.
     С этими словами он повернулся и пошел с плантации к дому.
     Утреннее солнце уже развеяло туман и согрело  влажные  одежды  рабов.
Они оживленно разошлись по краям  поля  и,  разбившись  на  группы,  стали
резать сахарный тростник. Жан-Пьер подал Сильверу  большой  кривой  нож  и
ободряюще сказал:
     - Хорошо работай, Джонни, и во всем бери с меня пример. Я скажу мусью
Дюбуа, что ты хороший человек и будешь мне помощником. -  Сильвер,  тяжело
вздохнув, принялся за работу: в конце концов, другого  выбора  у  него  не
было.
     И так более двух месяцев жизнь его текла по однообразному распорядку:
подъем до зари, непрестанный труд и глубокий сон уставшего от непосильного
труда человека.
     Все же  он  быстро  свыкся  со  своей  незавидной  судьбой.  Работая,
соразмерял свои силы с тщательностью аптекаря, отвешивающего лекарства,  и
уже вскоре находил время и силы обрабатывать небольшой огород возле  своей
хижины, любовно выращивая овощи, которыми, как  и  другие  рабы,  дополнял
скудную  и  однообразную  пищу.  При  помощи  Жан-Пьера  раздобыл   вполне
приличный матрац,  набитый  соломой,  чистое  одеяло  и  сносную  кухонную
посуду. Физический труд сделал мощную фигуру Сильвера еще внушительнее,  а
его мускулы развились настолько, что он легко перетаскивал тюки, которые с
трудом могли поднять двое рабов.
     Вначале чернокожие не  упускали  случая  позлорадствовать  над  белым
человеком, которого несчастная судьба сравняла с ними. Но после того,  как
Сильвер задал хорошую  трепку  сразу  двоим  из  досаждавших  ему  негров,
насмешки и издевательства прекратились.
     От Жан-Пьера он постепенно узнал почти всю историю Дюбуа.  Оказалось,
что  его  отца  вынудили  бежать  с  Мартиники  преследования  французских
властей, которым нестерпимыми казались его вольнодумные взгляды  и  вечный
интерес к еретическим учениям - старого Дюбуа подозревали в приверженности
к гугенотской ереси и даже считали,  что  он  занимается  магией.  Поэтому
старик продал имущество, покинул Мартинику и поселился на  Барбадосе,  где
его богатство и гонения  за  веру,  которые  он  претерпел  от  католиков,
заставили всех смотреть сквозь пальцы на  французское  его  происхождение.
После смерти отца Филипп Дюбуа унаследовал плантацию и стал верноподданным
английского короля. Он не был никогда женат, но, по словам Жан-Пьера,  жил
с одной из рабынь, этакой черной Венерой  из  Бенина.  В  результате  этой
связи на свет появилась дочь, а мать умерла вскоре после родов от какой-то
загадочной лихорадки. Девушка,  которой  ко  времени  описываемых  событий
минуло шестнадцать лет, была признана отцом законной  дочерью  и  получила
неплохое домашнее воспитание и образование.
     Аннет  Дюбуа  была  прелестным  пылким  созданием.  Ее  смуглая  кожа
блестела, коричневые глаза сияли, а пышные иссиня-черные волосы  покрывали
плечи. Когда она в своих длинных  платьях  появлялась  на  плантации,  она
казалась  Джону  прекрасным  странным  видением,  каким-то  заманчивым   и
недостижимым миражом. Сильвер заметил, что, когда их взгляды  встречались,
Аннет поспешно отводила глаза в сторону  или  принималась  наблюдать,  как
идет работа по соседству. Дюбуа любил ее до безумия, и дочь  отвечала  ему
страстной   привязанностью   то    ласковой,    то    торжественной,    то
шутливо-кокетливой.
     Во  всяком  случае,  Сильвер  с  горечью  сознавал,  что  для  такого
красивого существа он просто не существует. Кто он такой? Простой  раб  на
полевых работах, одетый в грубую бумажную одежду.
     Спустя девять недель после появления  Сильвера  на  плантации,  Дюбуа
зашел к нему в хижину, когда Джон ужинал в компании с Жан-Пьером.  Сильвер
и старый негр быстро вскочили на ноги. Дюбуа взглянул на  него  испытующе,
но голос его не был враждебным.
     - Ну, Джонни, - сказал он, - работаешь ты  хорошо.  Теперь,  надеюсь,
понял, как надо управлять рабами,  хорошо  изучил  все  их  хитрости,  все
выдумки. Назначаю тебя старшим надзирателем, а Жан-Пьер  тебе  поможет.  -
При этих словах Жан-Пьер недовольно насупился, как показалось Сильверу.  -
Естественно, ты останешься моим рабом, но будешь получать  хорошую  еду  и
приличную одежду. Будешь стараться - выйдут тебе еще  награды,  это  уж  я
обещаю. Понял?
     - Понял и покорно вас благодарю, сэр,  -  ответил  Сильвер.  -  Мы  с
Жан-Пьером превратим вашу плантацию в лучшую на всем Барбадосе, уж  будьте
уверены, сэр.
     - Отлично, - промолвил Дюбуа, но все же не забывай, что ты осужденный
преступник. Малейшая провинность - и я тебя повешу, а судьи  в  Бриджтауне
только поблагодарят меня за это. - И, повернувшись, он пошел к двери. - Ах
да, - сказал он, внезапно остановившись. - Вчера вечером мой сосед  Ричард
Стоунхем рассказал о судьбе других преступников, твоих  дружков.  Все  они
познакомились с виселицей. Повесили их, кажется, несколько недель назад, и
солнце с тех пор крепко высушило все тела,  за  исключением  одного.  Этот
негодяй сумел убежать из тюрьмы, убив двух  стражников.  За  ним  устроили
погоню, спускали по следу собак, но, увы,  кажется  он  скрылся.  Как  его
звали?.. Дрю, кажется, или Нью, что-то в этом духе.
     - Пью, - прервал его Сильвер, едва справившись  с  волнением.  -  Его
зовут Гейб Пью, сэр. - И заметив, что чрезмерное  возбуждение  насторожило
хозяина, продолжил с деланным безразличием: - Трудно найти  более  низкого
мерзавца и головореза. Только бы его поскорее поймали, а пока он  остается
на свободе, Бог да хранит подданных короля.
     - Аминь, - резко ответил Дюбуа, внимательно  наблюдая  за  выражением
лица Сильвера. Потом вышел, прошел мимо  двух  свиней  Жан-Пьера,  которые
рылись под деревом, и его поглотил фиолетовый мрак.
     В роли надзирателя на плантации Сильвер почувствовал себя, как рыба в
воде. Облаченный в старое платье Дюбуа, с почерневшим от солнца  лицом,  в
нахлобученной на голову соломенной шляпе, обутый в крепкие кожаные сапоги,
с тяжелой плетью, заткнутой за пояс, он  был  внушительным  представителем
хозяйской власти - солиден, но зорок и проворен.
     Он обрел положение, которое подобало  белому  человеку,  вынужденному
жить среди чернокожих. Его самолюбие было удовлетворено,  и  он  стремился
поддерживать  на  плантации  образцовый  порядок.  Сам  испытавший   ужасы
рабства, он не мог не сочувствовать тем, кому судьба не  оставила  никакой
надежды, кому предстояло жить и умереть в неволе. Может быть, поэтому Джон
скоро понял, что бесполезно  заставлять  рабов  до  изнеможения  работать,
истязать их,  лишать  еды,  гораздо  большего  результата  можно  добиться
справедливостью, разумной требовательностью, а  иногда  и  просто  шуткой.
Рабы, в свою очередь, не злоупотребляли  добрым  отношением  Сильвера,  не
пытались использовать его хорошее настроение  или  личную  благосклонность
для получения поблажек. Да и Джон умел, когда надо, проявить суровость,  а
его огромный рост и необыкновенная сила внушали уважение  и  не  позволяли
проявлять своеволие. Так безошибочный расчет, упорство,  железная  воля  и
красноречие позволили Сильверу добиться больших успехов.
     Дюбуа благословлял счастливую свою судьбу за то, что догадался купить
Сильвера. Рассчитывая на  острый  ум  и  сообразительность  своего  нового
управляющего, он даже обсуждал с  ним  ряд  вопросов,  касающихся  ведения
хозяйства.
     Жан-Пьер, со своей стороны, явно был недоволен возвышением  Сильвера,
и, хотя не произнес ни слова по этому поводу, Джон чувствовал, что, утрать
он свое положение, старый негр  был  бы  очень  доволен  и  постарался  бы
сделать все для этого.
     Такая возможность представилась Жан-Пьеру  примерно  через  два  года
после продажи Сильвера в рабство. Тут надо отметить, что Джон отчасти  сам
был виноват в своих злоключениях. Не больно-то охотно говорил он  со  мной
об этом, но стало ясно, что Сильвер страстно полюбил Аннет Дюбуа и нашел у
нее взаимность, хотя для меня так и осталось тайной,  кто  из  них  сделал
первый шаг. У Джона была любовница, негритянка по  имени  Шарлотта,  связь
эта  тяготила  его,  но  Шарлотта  была  горничной  Аннет;   видимо,   это
обстоятельство способствовало сближению Сильвера с дочерью плантатора. Как
бы там ни было, однажды ночью состоялось свидание, на  котором  влюбленные
дали клятву хранить верность друг другу до самой смерти, хотя эта связь  и
была вопиющим нарушением законов и обычаев.
     Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы обнаружить свою  любовь
перед другими. Тайные их свидания, как бы умело они  ни  скрывались,  рано
или поздно должны были открыться, и Сильвер, несмотря на любовь  к  Аннет,
ежеминутно опасался предательства или собственной оплошности.
     Дурные предчувствия нашего героя оправдались внезапно в одно холодное
сырое утро перед восходом солнца. Не успел Джон  проснуться,  как  четверо
дюжих негров,  выполнявших  обычно  самую  тяжелую  работу  на  плантации,
набросились на него  и  стали  связывать.  Сопротивляясь  сразу  четверым,
Сильвер увидал мрачного  и  полного  злорадства  Жан-Пьера,  руководившего
арестом.
     Через несколько минут Сильвера отволокли  в  карцер  на  плантации  -
низкую  каменную  постройку,  куда  запирали   провинившихся   рабов.   Со
связанными за спиной руками Джон предстал перед Дюбуа,  чьи  глаза  гневно
блестели, а лицо побледнело и скривилось от гнева и злобы.
     - Ты, - крикнул Дюбуа, - ты соблазнил мою дочь!  Осквернил  мой  дом,
опозорил мое имя! Не пытайся отрицать, негодяй. Жан-Пьер  видел  все,  все
ваши тайные встречи! Я все знаю!
     - Боже мой, господин Дюбуа, - закричал Сильвер,  отчаянно  подыскивая
подходящие слова. - Вы заблуждаетесь: ваша дочь столь  же  невинна,  какой
была, когда родилась! Чтоб я ее соблазнил! Господи! Да разве такая  важная
особа может взглянуть на меня, жалкого раба, иначе, чем на вещь? Да вы мне
льстите, сэр, ей-богу!
     Продолжить он не успел, так как Дюбуа, подскочив  от  ярости,  ударил
его плетью по лицу. Кожа на щеке лопнула, и жгучая боль пронзила Джона, по
лицу которого потекла горячая жидкость.
     - Ты смеешь так со мною говорить! - взревел Дюбуа. - Вор,  преступник
и лжец! - и с большим  усилием  овладев  собой,  продолжал  спокойным,  но
полным злобы голосом: - Ты пытался похитить мою дочь, единственное любимое
мною существо. Этого ты не добился, но своей грязной попыткой ты осквернил
ее чистоту, чему у меня есть свидетели. И теперь, раскрыв  твои  планы,  я
тебе отомщу. -  Дюбуа  отошел  к  окну,  забранному  крепкой  решеткой,  и
поглядел наружу, где уже светало. - Вот там, - сказал он почти  устало,  -
стоит мой дом. В комнате на верхнем этаже моя дочь, несомненно, еще плачет
от ударов плетью по спине и пониже. Дверь заперта, и ее  стережет  снаружи
верный старый раб из домашней прислуги. Аннет еще долго будет  видеть  мир
только из окошка своей комнаты, а ты, - Дюбуа приблизился, глядя  Сильверу
в глаза, - ты больше ничего не увидишь. Хочешь знать почему? Потому что  я
тебя убью. Тут суд не нужен. Как я тебя убью, спрашиваешь? Повесить тебя -
умрешь слишком легко и быстро, а сжигать на медленном огне можно,  на  мой
взгляд, только негров. Но может быть, тебе довелось  слышать,  во  Франции
привязывают человека к колесу и палач перебивает ему ломом  конечности,  а
жертва тем временем вопит и наконец умирает от боли. Нелегкая смерть  ждет
тебя, так что думай о ней те несколько часов, что тебе остаются.
     - Жан-Пьер, - резко сказал он, повернувшись к выходу, - стереги  его,
отвечаешь головой.  Если  что-то  будет  не  так,  вместо  палача  станешь
жертвой.
     С этими словами Дюбуа вышел из карцера, Жан-Пьер поклонился ему вслед
и сел, а Сильвер, потерявший  от  страха  разум  и  дар  речи,  наклонился
вперед, и его вырвало на пол.



                          12. НАПАДЕНИЕ ПИРАТОВ

     Издевательский голос Жан-Пьера нарушил молчание и вывел  Сильвера  из
тупого безразличия.
     -  До  чего  же  красивая  картинка,  как  ты  сидишь  в  собственной
блевотине. Высоко целишь, белая свинья. Решил  заполучить  Аннет  и  стать
господином? Выше головы не прыгнешь. Тебе конец, малыш, понятно? И  это  я
тебе его устроил. Я тебя видел первый раз с мисс Аннет в складе, потом еще
много раз. И Шарлотта тоже руку сюда приложила - она вдвое больше, чем  я,
ненавидит и тебя, и твою шлюшку.
     Старик сплюнул на пол.
     Сильвер почувствовал, как его окатило горячей волной бешенства.  Куда
только девались тяжкие безнадежные мысли.
     - Жан-Пьер, - сказал он мрачно, - как только со мной это  произойдет,
тебе перережут глотку от уха до уха и забьют эту дыру твоими  же  кишками,
так что лучше для тебя помочь мне.
     - Ну-ну, ничего  со  мной  не  случится,  мальчик  мой,  -  отозвался
Жан-Пьер. - Завтра утром в это время ты будешь уже подыхать на  колесе,  а
мисс Аннет наверху слушать твои вопли.
     Сильвер опустил голову. Что предпринять, чтобы избежать этой  ужасной
смерти?  Молить  Дюбуа  о  пощаде?  Немыслимо.  Хозяин  переполнен   одним
навязчивым желанием отомстить за свое воображаемое оскорбление, а  влияние
на него Аннет исчезло, по крайней мере сейчас. Из  карцера  не  убежишь  -
Жан-Пьер не спускает с него жесткого взгляда,  да  и  снаружи  для  охраны
приставлена пара  дюжих  негров.  При  этом  Сильвер  знал,  что  каменное
строение карцера сделано на  совесть:  тяжелая  дверь  окована  массивными
железными полосами, а решетка  на  окне  сделана  из  прутьев  толщиной  в
человеческую руку.
     Возможно ли хотя бы освободиться от пут и  после  того  справиться  с
Жан-Пьером? Он осторожно попробовал натянуть  веревку,  которая  спутывала
его руки, затем напрягся изо всех сил: веревка затрещала, но не поддалась.
Сильвер понял, что этим путем ничего  не  добьется.  Вот  и  пришел  конец
земной его жизни. Многие опасности пережил он на  борту  "Ястреба";  сумел
спасти голову в самых неблагоприятных условиях, когда в судебной палате  в
Бриджтауне вспомнил  вдруг  древнее  полузабытое  право  церковного  суда;
избавился от положения обыкновенного раба на  плантации  Дюбуа  и  получил
значительную власть.
     Теперь ничего уже не имело  значения.  Он  был  обречен,  обречен  на
мучительную смерть, подобную смерти  первых  христиан  на  аренах  римских
цирков или смерти убийцы французского короля, как, бишь, его звали?
     Внезапно стало очень холодно, и Джон почувствовал сильную  усталость.
К чему бороться со сном? Он прилег на грязный,  устланный  соломой  пол  и
глубоко заснул.
     Наверное, он спал около двенадцати часов, а  может  быть,  и  больше,
потому что, когда раскрыл глаза, уже смеркалось. Снаружи творилось  что-то
непонятное: слышались приглушенные голоса и крики, очевидно  и  прервавшие
его мертвецкий сон.
     Жан-Пьер, держась  за  прутья  решетки  в  оконном  проеме,  отчаянно
пытался высмотреть,  что  за  суматоха  там  творится.  Затем,  коротко  и
тревожно вскрикнув, открыл дверь и выбежал наружу, приказав обоим  стражам
следовать за ним.  Откуда-то  издалека  доносились  наводящие  ужас  звуки
трубы.
     Труба играла тревогу! Но почему? Сильвер быстро перебрал  в  уме  все
возможности. Бунт рабов, подстрекаемых, быть может,  неграми-заклинателями
- те тайком занимались строжайше запрещенной черной  магией  -  да,  такие
восстания не были редкостью и заставляли плантаторов и надсмотрщиков, а  в
сущности, всех белых на острове применять  бесчеловечные  репрессии,  дабы
вселить в сердца уцелевших  панический  ужас  перед  силой  и  свирепостью
белого господина.
     А может быть, многолетняя ссора между  семействами  Дюбуа  и  Рийдов,
владельцев соседней плантации, вылилась в насильственный действия? О  чем,
собственно, был спор? Сильвер, напрягая память, вспомнил, что Дюбуа и Рийд
претендовали на  владение  маленькой  бухточкой  Спайкс,  где  оба  имения
выходят к морю, что очень важно для погрузки бочонков сахара и  патоки  на
каботажные шхуны.
     Что  же  происходит?  Слышится  пистолетный  выстрел.   Бешено   лают
волкодавы Дюбуа. Раздаются истошный женский визг и  отборная  ругань.  Вот
еще выстрелы, а за ними -  продолжительный  грубый,  жестокий  и  зловещий
хохот, от которого волосы на голове встают дыбом.
     Сильвер завозился на полу. Хотя  руки  его  были  крепко  связаны  за
спиной, но, поднявшись на колени и опершись  правым  плечом  о  стену,  он
сумел подняться на ноги. Осторожно  ступая,  подошел  к  двери,  в  спешке
оставленной  Жан-Пьером  открытой,  и  внимательно  огляделся.  Во   мраке
невозможно было разобрать, что происходит,  тем  более  что  на  плантации
царили паника и беспорядок. Небольшие  группы  рабов  метались  туда-сюда,
спотыкаясь о валявшиеся тела убитых негров. То тут,  то  там  проблескивал
свет - какие-то люди бегали с факелами, а поодаль  ярким  пламенем  горели
хижины рабов.
     Сильвер толкнул приоткрытую дверь карцера и вышел наружу. Не успел он
сделать двух шагов, как чьи-то огромные руки схватили его за шею и  рывком
притиснули к двери. В лицо ему глядели налитые  кровью  глаза.  Нападавший
был ростом с Сильвера.
     -  Погоди,  Джоб,  -  раздался  невдалеке  грубый  голос,  -  сначала
посмотрим, что за рыба нам попалась.
     К Сильверу подошел другой человек. Этот был ростом пониже,  в  ладной
треуголке, надетой набекрень, в куртке и  панталонах  из  добротной  ткани
флотского покроя. Хотя в руке его был короткий тяжелый тесак, выглядел  он
почти прилично. Пока он разглядывал Сильвера, тот ощутил  смешанный  запах
рома и пота. Первый незнакомец, державший Сильвера за горло, разжал руки и
быстро заговорил с подошедшим.
     - Не знаю точно, мистер Бонс, - сказал он, - рыба это или  птица,  но
как видите, это белый человек, и к тому же связанный.
     - И очень благодарный судьбе, что она послала мне джентльменов  вроде
вас, - подхватил Сильвер, спешивший  воспользоваться  положением.  -  Этот
гнусный француз, гореть ему в адовом  пламени,  связал  меня  и  собирался
наутро переломить мне все кости на колесе. Развяжите меня, джентльмены,  и
я провожу и покажу вам, где он  держит  свое  золото  и  серебро,  честное
слово.
     Человек, которого звали Бонсом, почесал кончиком сабли под глазом.
     -  Ладно,  приятель,  -  сказал   он,   как   подметил   Сильвер,   с
североамериканским акцентом. - Ты нас отведешь  к  золоту,  а  мы  о  тебе
позаботимся. Только если соврешь, я насажу тебя на саблю, как  на  вертел!
Перережь ему веревки, Джоб, -  сказал  он  резко.