- Ясно. Но мне нужен ремонт.
     - Подорвались основательно?
     - Нелепо получилось. Земной шар обошли, попадали во всякие переделки и отделывались пулевыми отметинами на трубах и надстройках <В рейсе вокруг света ледоколом командовал капитан С. М. Сергеев.>. А на пороге дома - мина. Но ледокол везучий, могло быть гораздо хуже.
     - Как все произошло, Юрий Константинович?
     - Мы работали в Карских Воротах, проводили суда во льдах. Последний военный конвой ушел без нас. Решили идти самостоятельно, придерживаясь береговых отмелей, где встреча с подлодками была маловероятной. К тому же у берега уже появился лед.
     - Вы пошли одни?
     - Нет, к нам присоединился ледокол "Ленин". У острова Колгуева встретили английские тральщики, вооруженные магнитными тралами. Старший командир сообщил: "Имею указание конвоировать вас до места назначения".
     Идем. Ночь лунная, ясная, море спокойное. Хорошо виден маяк Мадоха. И вдруг взрыв.
     - Тряхнуло здорово?
     - Посыпались магнитные компасы, гирокомпас остановился, сорвало с мачты антенну радиопеленгатора. С боевых постов сообщили: двоих вахтенных комендоров у кормового орудия смыло за борт взрывной волной. Но ледокол двигался вперед. Бортовые машины работали. Что делать? Прежде всего сообщил на тральщик, просил подобрать в воде людей.
     - Их спасли?
     - К сожалению, не смогли.
     Командир конвоя решил вернуться в Чешскую губу, выяснить повреждения и ждать приказов начальства. Связь по радио держал "Ленин". Вскоре получили сообщение, что к нам вышел эсминец "Куйбышев". Встретились с ним много мористее. В Иоканьгу зашли с помощью буксира. Дальше, до Северодвинска,- без приключений, управлялись бортовыми машинами. Теперь вот вместо работы опять ремонт. Обидно.
     - Разберемся, Юрий Константинович. Раненых нет?
     - Нет.
     Ледокол "А. Микоян" встал у резервного причала, а ледокол "Ленин" вышел из ремонта. И вовремя. Приближался очередной караван союзных транспортов, идущих под военным эскортом.
     15 судов и эскадренный танкер в охранении 7 эсминцев и 5 меньших кораблей 15 декабря вышли из Исландии по маршруту южнее острова Медвежий. Противник не обнаружил их, и конвой в полном составе 25 декабря прибыл в Кольский залив. Несколько транспортов были отправлены для разгрузки в Белое море.
     В 15 часов 25 декабря навстречу каравану из Архангельска двинулись ледоколы "Ленин", "№ 6" и "Георгий Седов". На ледоколе "Ленин" находились лоцманы и английские сигнальщики. Лоцманов мы снабдили правилами плавания во льдах, предназначенными для капитанов, на английском языке.
     Я находился на "Ленине". На наш эскорт, как и прежде, возлагалась не только ледокольная проводка, но и военная защита транспортов на последнем этапе их плавания.
     Ночью, около двух часов, мы сблизились в назначенной точке. Так как лед, по существу, был опасен для транспортов только в Двинском заливе, встреча состоялась у кромки льдов. Помню, произошла лишь одна неувязка: головной корабль союзного конвоя своевременно не показал позывные, и "Ленин" сыграл боевую тревогу, навел на него пушки. Однако, к счастью, в последний момент все уладилось.
     Передав нам караван, военные корабли Северного флота повернули обратно, а мы через три с половиной часа подошли к створам Северодвинска. В 9 часов утра с помощью ледоколов транспорты стали втягиваться в порт. К 5 часам вечера все суда были расставлены по причалам.
     Проводка во льдах не представляла каких-либо трудностей. Ледокол "Ленин" прокладывал дорогу. В широком канале шли транспорты. Замыкающим был "Седов". Эрнст Германович Румке работал очень хорошо. Что же касалось военной опасности, то она во время перехода уменьшилась из-за низкой облачности и снегопада.
     Выгруженное в Северодвинске военное снаряжение было нашим новогодним подарком фронту.
     Под Новый же год радио сообщило: в районе Сталинграда наши войска взяли в огневое кольцо двадцать две дивизии противника!
     С новогодней поздравительной речью выступил Михаил Иванович Калинин.
     И еще одно радиосообщение. В первый день 1943 года вступила в строй третья очередь Московского метро. Это ошеломило многих. Метро строилось, несмотря на тяжелую войну...
     На следующий день наши войска взяли город Великие Луки...
     Из Исландии при штормовой погоде шел в конвое очередной караван из четырнадцати транспортов.
     В районе Медвежьего происходили стычки между надводными кораблями противника и союзным эскортом. Были потери с обеих сторон. В общем же переход был благополучен. 3 января конвой вошел в Кольский залив. Часть судов последовала в Северодвинск.
     Ледовая обстановка в Белом море несколько ухудшилась, однако ледоколы успешно справлялись с проводкой.

Глава четырнадцатая. Памятный февраль

     Февраль был памятным месяцем для всех нас. 3 февраля наши полностью разгромили фашистские войска, окруженные в районе Сталинграда. Много пленных, в том числе фельдмаршал Паулюс. Теперь в газетах часто печатают фразу: "Вперед, за разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей Родины). Читается как победный гимн.
     В самом начале февраля к причалам Северодвинска поставлено несколько транспортов из очередного конвоя союзников. Караван из четырнадцати судов шел из Исландии в условиях хорошей погоды. Авиация противника активности не проявляла.
     В Белом море условия проводки значительно усложнились. Морозы стояли крепкие, толщина льда быстро увеличивалась. В горле шло образование сморози. Пришлось вывести в море все ледоколы.
     Пятого февраля предстояла отправка на запад выгружавшихся сейчас транспортов, проводка их через лед.
     Все крепко связаны с ледокольными рейсами. Если транспорты не выгружены к сроку, ломаются и наши планы. У Ивана Дмитриевича большой штат инспекторов, помощников, адъютантов и секретарей. Они дежурили в портовых районах, на причалах и железнодорожных участках. И все же приходилось иной раз помогать.
     - Оставайся на берегу,- сказал мне Папанин.- Назначь вместо себя начальником проводки капитана Маркова.
     Я подготовил маршрут вывода транспортов и конвоя, договорился по всем вопросам с вице-адмиралом Степановым. Как обычно, встречи и проводы конвоев с запада и обратно устанавливало наше управление, сообразуясь с положением кромки льда у границ Белого моря.
     Итак, 5 февраля конвой вышел в море в назначенный час. На следующий день к вечеру совершенно неожиданно изменился ветер. Это тревожный признак - ветер с северо-востока. Он задерживал вынос льда. Обстановка заметно ухудшилась, и в полдень М. Г. Марков сообщил, что суда остановились в тяжелом льду.
     Тут же звонок из английской военной миссии. Это старший лейтенант Хендерсен просит принять его.
     Ровно через час Хендерсен был у меня в управлении на Петроградском проспекте.
     - Мы обеспокоены нашими делами в Белом море. Транспорты испытывают сжатие. Наши капитаны боятся поломок. Когда, по вашему мнению, можно ждать улучшений?
     Английская миссия представляла в Архангельске интересы Лондона и Вашингтона, хотя американских судов и грузов было значительно больше. Старшим среди англичан был коммодор Монд, у американцев - капитан Харшо.
     - Мы боимся,- добавил лейтенант Хендерсен,- что немцы узнают про застрявшие во льдах транспорты, и... вы сами понимаете, капитан Бадигин, что значит бомбить неподвижную цель...
     Беспокойство было вполне обоснованное, но что я мог сказать?
     - Очень сожалею, но бывает, что лед в этом маленьком, но своенравном море сжимается очень сильно и плохо поддается ледоколам... Завтра вылетают самолеты разведки. Позвоните через сутки, может быть, будут новости.
     Офицеры английской миссии внимательно наблюдали за всеми конвойными операциями. На беломорские ледовые проводки англичане смотрели косо.
     Несколько раз были высказаны опасения: не раздавят ли льды транспорты, и тогда-де нет никакой разницы - потерять судно иод бомбами врага у причала в Мурманске или во льдах Белого моря.
     Для Советского Союза, несомненно, было выгоднее проводить транспорты через Белое море и разгружать их в относительно спокойном от авиации противника Северодвинске. Мы, ледокольщики, были уверены, что сумеем провести союзные транспорты без потерь. Но английское командование искало повода для отказа от перевозок во льдах, и потому всякие осложнения в этом деле крайне нежелательны...
     На следующее утро авиаразведка опять показала тяжелые льды по курсу кораблей. Я направил Михаилу Гавриловичу "строгую" радиограмму: попытаться форсировать льды. Но послать радиограмму проще всего...
     В 12 часов Хендерсен был снова у меня.
     - Нас очень беспокоит положение транспортов,- сразу приступил он к своему.- В районе их стоянки шесть раз был замечен нацистский разведчик. Мы полагаем, что неприятель обязательно вышлет бомбардировщики... Ледоколы, по-видимому, нуждаются в вашем присутствии.
     Конечно, был бы я сейчас там или нет, от этого ничего бы не изменилось. Капитаны опытные и прекрасно разбирались во льдах. Но, как видно, и к этому можно было придраться, если захотеть.
     Чтобы успокоить англичан, я сказал, что ледовая обстановка должна разрядиться завтра. Действительно, синоптики предсказывали перемену ветра. Однако на душе у меня скребли кошки.
     Мне позвонил А. С. Буданов. И в обкоме партии знали, что англичане обеспокоены задержкой выхода каравана. Сегодня по графику как раз день вывода транспортов на кромку льда и подхода к ним кораблей западного конвоя.
     Вечером с Папаниным мы решили так: если обстановка не улучшится, мне вылетать к месту дрейфа каравана. Были даны указания авиагруппе. Посадка должна состояться на льду поблизости от ледоколов...
     Обошлось без моего "психологического" полета. В 6 часов следующего утра от Маркова пришло долгожданное сообщение: лед разводит, и ледоколы приступили к работе. Дальше все пошло как по маслу. К месту встречи транспорты опоздали чуть-чуть. Обошлось без воздушных сюрпризов.
     Во избежание неприятных разговоров на разных инстанциях все последующие проводки проходили под моим флагом, кроме одной, которой командовал М. П. Белоусов. Как заместитель начальника Главсевморпути, он исполнял свои основные обязанности в Москве.
     С фронта поступали радостные вести. Красная Армия продолжала наступать. Что ни день, город, а то и несколько освобождались из-под вражеской пяты.
     В приказе Верховного Главнокомандующего 23 февраля особенно запомнилась фраза: "...наши доблестные бойцы, командиры и политработники покрыли неувядаемой славой боевые знамена Красной Армии и заложили прочный фундамент для победы над немецко-фашистскими армиями".
     Слово "победа" все чаще и чаще встречалось на столбцах газет, звучало в эфире.
     Появился Указ о введении новых знаков различия для личного состава Военно-Морского Флота. Будем и мы носить погоны!
     Конец февраля. В Архангельске ясное безветренное морозное утро. Воздух недвижим. В синем небе застыли сизые столбы дыма, тянущиеся из труб. Поскрипывают под ногами прохожих промерзшие деревянные мостки. Почему-то пришла в голову мысль: до войны в это время беломорские колхозники готовились к выходу на тюлений промысел.
     Я вспомнил плавание на "Садко". Перед глазами встали бесконечные белые просторы. Поднятые кораблем льдины с шипением уходят в воду, переворачиваются и с шумом всплывают позади.
     И в кабинете управления мне слышится не скрипение деревянных уличных мостков, а знакомое скрежетание стального корпуса о лед. На письменном столе параллельная линейка, измеритель, транспортир - как в штурманской рубке. И карта Белого моря. Показалось, что я вижу на ней большие пятна детных тюленьих залежек... Но это только карта ледовой разведки, и мне надлежит прикинуть в беломорских льдах курсы предстоящего плавания конвоя. На карте три части моря: южная, называемая центральным бассейном, горло Белого моря и воронка, открытая к Ледовитому океану.
     Горло (узкий пролив шириной около 30 и протяженностью более 70 миль) - наиболее трудно проходимый участок, заполненный всторошенным льдом. Кроме того, состояние здешних льдов влияет и на проходимость центрального бассейна. Все это надо учитывать...
     Учитываю. Еще час-другой работы, и звоню в штаб флотилии, сообщаю начальнику оперативного отдела, что больших отклонений от намеченного плана проводки не предвидится.
     В эту зиму предстоит много хлопот. Москва сообщила, что февраль, март и апрель будут напряженными, ожидается формирование и прибытие ряда конвоев, в общей сложности чуть ли но с сотней транспортов.
     Все провести в ледовитых водах. Все разгрузить-загрузить...
     Однако это задачи всей зимней навигации. А завтра предстоит выход в море конвоя на запад. Как всегда, все необходимое обговорено с командующим военной флотилией. Документ, определяющий движение во льдах, составлялся в нашем управлении и подписывался мной. В правом верхнем углу стояла виза: "Согласовано. Г. А. Степанов". Готовили его заблаговременно, я не помню ни одного случая задержки: флотилия должна была иметь достаточно времени для обеспечения безопасности плавания. Заблаговременно указывалось время выхода конвоя, приблизительное время прохождения главных пунктов Терского берега и прибытие к месту передачи каравана эскорту Северного флота. Сроки в каждом ордере были различны, они колебались в зависимости от ледовой обстановки.
     Ледовая авиаразведка велась регулярно, независимо от планирования операции. Но после назначения времени выхода вылетали ежедневно, а если было необходимо, то и два раза в сутки.
     Звонок. Я взял трубку.
     - Капитан Бадигин? Лейтенант Девис, добрый день.
     - Здравствуйте, мистер Девис.
     - Выход транспортов не отменяется?
     - Нет, завтра в шесть утра.
     - Очень хорошо... погода стоит хорошая,- лейтенант помолчал немного.- Я сожалею, что у вас нет времени на русскую баню...
     - Ах, да! - я вспомнил свое обещание. Посмотрел на часы - около одиннадцати.- Мистер Девис, позвоните мне через десять минут.
     Отбой, и я тут же набрал номер Виталия Мещерина.
     - Мещерин слушает.
     - Виталий, ты что, забыл свое приглашение?
     - Костя? Это насчет баньки?!
     - Если приеду к тебе ровно в тринадцать, успеешь поднять пары?
     - Успею, в самый раз.
     - Учти, со мной английский офицер связи, хороший парень, хочет испытать, что такое русская баня.
     - Надо побольше пара?!
     - Догадался. А после баньки чаек у самовара. Понял?
     - Жду.
     Как я уже говорил, Виталий Дмитриевич работал директором судостроительной верфи. Верфь была маленькая, суда выпускала тоже маленькие, деревянные. Баню Мещерин построил недавно и хвалился, что подобной нигде нет. В Архангельске баня в большом почете. Вряд ли в другом городе любят так попариться, как в Архангельске.
     Ровно через десять минут позвонил Девис, и мы договорились о встрече.
     Сегодня, видать, день был какой-то особенный. Не успел я положить трубку, как секретарша Антонина Кузьминична привела в кабинет военного матроса.
     - Николай Сергеевич,- не сразу узнал я похудевшего Шарыпова,- какими судьбами?!
     - Из госпиталя.
     Мы расцеловались. Уселись на диване. Это опять Коля Шарыпов, старший машинист "Георгия Седова", дрейфовавший со мной через Ледовитый океан. Замечательный выдумщик, мастер на все руки, отважный человек. Я писал, как он был послан в Сталинград.
     - Рассказывай, Николай Сергеевич, все по порядку.
     - Что рассказывать... воевал у Волги, был командиром взвода разведки, ранен, лечился в Астрахани... досадно, самые тяжелые бои начались...
     Николай Сергеевич говорил о героях Сталинграда, о страшных днях обороны, расчувствовался, выступили слезы.
     - Наградили тебя?
     - Орден Отечественной войны и Звездочка.
     - Молодец, Коля, не подвел наше седовское племя. Л теперь что думаешь делать?
     - Долечиваться, Константин Сергеевич... Потом в Полярное. На Северный флот. А кончится война - снова на торговое судно... У меня брат старший здесь, Борис.
     Время шло незаметно. Шарыпов просидел до половины первого. В баню идти отказался.
     Только ушел - явился лейтенант-англичанин.
     Водитель Миша Черепанов, молодой, курносый, быстро довез нас на видавшей виды "эмке" к Мещерину по гладкой деревянной дороге.
     У главного причала верфи увидели недостроенное судно странной конструкции. Деревянное, небольшое, называлось "Капитан Храмцов". Стояло оно давно, и дел там оставалось еще много. Кто-то сложил даже песенку про это судно. Там были слова: "У Мещерина на верфи стоит чудо-юдо, чудо-юдо, рыба-кит".
     Но вот и баня. Она выглядела весело даже снаружи. Небольшой бревенчатый домик. Внутри - все новенькое и чистое.
     Мы разделись в теплом предбаннике. На шее у Девиса висели серебряный крест и ладанка. Густая рыжая борода на белом теле казалась инородной.
     - Почему вы носите бороду? - спросил я у Девиса.
     - Я стараюсь не отвечать на этот вопрос. Слишком часто он задается. Но вам я отвечу: дал зарок не бриться до дня победы над нацистами.
     - Понятно. Однако, если вы не будете ее подстригать, она может отрасти до колен. Волос у вас могучий. Будет ли приветствовать флотское начальство такую бороду?
     - Нет, нет, я подстригаю каждый месяц... Но после победы под Сталинградом я стал думать, что, может быть, к концу этого года...
     - Да, если бы англичане и американцы высадились через месяц на побережье Франции.
     - О-о, если бы я был премьер-министр, капитан, я приказал бы, не откладывая, высадить войска во Франции. Но я всего только лейтенант флота ее величества и ничего не могу сделать... Но душой я с вашим народом, капитан, в его трудной борьбе.
     Я верил лейтенанту. Несомненно, он говорил правду, я уже немного узнал характер и взгляды этого молодого английского моряка.
     - Прошу вас,- я показал на парную. Мы вошли и плотно закрыли за собой дверь.
     Мне, привыкшему к банному пару, показалось жарковато.
     Денис испуганно посмотрел на меня, но успокоился, увидев, что я стал готовить шайки.
     На видном месте лежали четыре веника и две новых ватных шапки.
     - Зачем теплые шапки? - спросил лейтенант.
     - Когда паришься - надо.
     - О-о-о...
     Мы ополоснулись теплой водой, и я, выбрав покрепче веник, сказал:
     - Прошу, мистер Девис, берите шапку и забирайтесь на полку, буду вас парить.
     - Я прошу первым вас, вы хозяин.
     - Гостю первое место.
     - Нет, прошу вас.
     - Может быть, мы будем мериться чинами? - сказал я сердито.- Но с бане нашивок нет.
     Эти слова, видимо, убедили лейтенанта, и он, нахлобучив шапку, покорно полез на полку.
     Я решил создать полное представление о русской бане и плеснул на камни еще одно ведро воды. Воздух быстро стал накаляться, и я почувствовал, будто волосы на моей голове зашевелились, а уши стали сворачиваться, как сухой лист.
     Англичанин молча, сжав зубы, лежал на полке.
     Окунув веник в горячую воду, я легонько провел им по спине гостя.
     - Но, капитан, ведь это пытка,- сказал он, не поднимая головы.
     - Ничего, потерпите, потом скажете иное. Если будет невтерпеж,- дайте знать,- и я принялся нахлестывать лейтенанта парным веником. Девис больше не произнес ни слова, по моему требованию поворачиваясь с боку на бок.
     Вскоре он из белого сделался багровым. Однако ни разу не пожаловался и пощады не просил. Я еще два раза плеснул на камни и наконец замучился сам.
     - Хватит на первый раз. Теперь я пойду на полку, а вы поработайте веником.
     Лейтенант мгновенно спустился на пол и по моему совету вылил на себя ведро ледяной воды.
     Через час мы сидели в кабинете Мещерина и пили чай у медного круглого самовара, похожего на солнце.
     Гостеприимный хозяин открыл две банки мясных консервов, что по тем временам было роскошью. Еще был ржаной хлеб и масло. Чай пили вприкуску. Помню, Девис вовсю расхваливал баню, когда немного отошел от крепкого пара.
     Конечно, разговор не минул войны. Девис восхищался мужеством советских