оды отправили.
     Рыбалка была единственным и редким отдыхом Папанина.
     Однако с утра пришлось заниматься другим. В десять часов у меня раздался звонок от Ивана Дмитриевича. Оказывается, он получил важное сообщение английской миссии и вместе со мной должен был посетить вице-адмирала Г. А. Степанова.
     Часы в кабинете командующего флотилией пробили половину одиннадцатого, когда мы усаживались в мягкие кожаные кресла у стола, заваленного сводками и картами.
     У Георгия Андреевича Степанова были здесь и служба и дом. Он слушал собеседников, нахмурив лохматые брови, изредка вставляя свои замечания.
     - Слушаю вас, Иван Дмитриевич.
     - Тяжелый крейсер "Адмирал Шеер" покинул свою базу в Норвегии,- начал Папанин.- Англичане полагают, что этот рейдер может проникнуть и в Карское море.
     - Кто вам сказал об этом?
     - Капитан Монд.
     Степанов помолчал. Он даже прикрыл ладонью глава, как будто ему мешал свет,- это была его привычка.
     - Где ваши ледоколы и транспорты, Иван Дмитриевич? - не поднимая глаз, спросил адмирал.
     - В порту Диксон, Георгий Андреевич. Как раз все там собрались.
     - Вот что, товарищи, надо их немедленно отправить на восток - и чем дальше, тем лучше. За пролив Вильницкого.
     - Знаем, там безопаснее,- сказал Папанин.- Но за проливом очень тяжелые льды.
     Все мы прекрасно понимали, какую угрозу представлял собой "Шеер". Его называли еще "карманным линкором".
     - Скорость хода 28 узлов,- говорил, словно сам с собой, Степанов.- Крупнокалиберная дальнобойная артиллерия, восемь торпедных аппаратов, самолет-разведчик на палубе. Может совершить 21 тысячу миль без пополнения запасов.- Адмирал посмотрел на нас.- Такой разгромит вашу ледовую армаду издалека, не приближаясь на выстрел ледокольных хлопушек.
     - А вы не пускайте его в Арктику,- вспылил Папанин.- У вас и самолеты, и подводные лодки - и вдруг немцы в Карском море?!
     Иван Дмитриевич заторопился:
     - Пойдем, Константин Сергеевич, дадим команду. А вы, Георгий Андреевич, пожалуйста, стерегите Карское море. Без ледоколов нам делать в Арктике нечего.
     Степанов положил руки на стол, кивнул Папанину:
     - Будем искать "Шеера". Однако искать его в такую погоду - все равно что ловить блох на брюхе медведя: и хлопотно, и опасно. Да и сил маловато для такого дела.
     Командующий знал, что говорил. Несколько дней как на обширные пространства Севера навалились густые туманы, и ясных дней синоптики пока не предвидели. Но самое страшное заключалось в том, что вражеский рейдер, как выяснилось потом, не намеревался проникнуть в Карское море, а уже находился там. Он пробрался туда еще 18 августа по чистой воде севернее мыса Желания на Новой Земле и, как хищный зверь, крался во льдах, выслеживая жертву. Правда, первые дни робко. Командир "Шеера" каперанг Меендсен-Болькен был весьма плохо осведомлен о полярных морях и боялся неожиданностей...
     Разговаривая у Степанова, мы еще не знали всего этого.
     Вернувшись к себе, наметили план действий. Мне надлежало срочно составить телеграмму на Диксон, в штаб западных операций.
     Через два часа зашифрованная телеграмма полетела в адрес начальника штаба операций в западной Арктике Арефа Ивановича Минеева. Я приказал немедленно выводить все ледоколы и транспорты на восток. Однако пугать "карманным линкором", как мы договорились с Папаниным, не стал.
     Не помню, через сколько часов пришел ответ Минеева. Я не сразу поверил своим глазам. Ареф Иванович радировал примерно следующее: суда бункеруются и будут готовы к выходу только через три дня. Надо сказать, что Минеев - один из самых заслуженных и опытных полярников, и он не мог представить себе, что суда пойдут в ледовое плавание без достаточных запасов топлива. А мою телеграмму он, видимо, счел обычным подталкиванием. Три дня в наших арктических делах срок небольшой. Но в данном случае медлить было нельзя.
     Я послал вторую радиотелеграмму с категорическим подтверждением приказа. Минеев снова прислал неудовлетворительный ответ, правда несколько сократив сроки выхода судов.
     Представил себе на минуту, как по диксоновскому порту, по транспортам, ледоколам незаметно подкравшийся тяжелый рейдер открывает огонь из тяжелых орудий. И решил немедленно доложить обо всем Папанину.
     Папанин внимательно все выслушал, взглянул на ответы Арефа Ивановича... и взорвался.
     - Он хочет, чтобы крейсер потопил пароходы обязательно с полным бункером! - кричал Папанин.- Бери карандаш, записывай.
     Иван Дмитриевич продиктовал резкую телеграмму, после которой места для рассуждений не оставалось.
     - Можно бы и помягче, Иван Дмитриевич,- попробовал я вмешаться.
     - Не твое дело,- и он размашисто подписался.
     В штабе быстро зашифровали телеграмму и отправили Минееву. На следующий день, 19 августа, наши суда покинули Диксон.
     Чтобы читатель мог проследить путь каравана, приведу некоторые данные по ответу капитана ледокола "Красин" М. Г. Маркова:
     "19 августа. 15 часов 00 минут. На борту ледокола состоялось совещание капитанов судов, следующих на восток, созванное начальником операции А. И. Минеевым.
     19 часов. Снялись с якоря порта Диксон. Порядок следования в караване: "Красин", "Азербайджан", "Донбасс", "Комсомолец Арктики", "Щорс", "Чернышевский", "Моссовет", "Двина", "Ельна-2".
     Ход 9 миль. В море льда мало. Встречавшиеся ледяные скопления обходили.
     20 августа. 19 часов. Прошли под южным берегом Кравкова, так как севернее авиаразведкой был показан лед.
     21 августа. 00 часов. При подходе к острову Белухи накрыл густой туман. Ход сбавлен до 5 миль. 07 часов. Тумин рассеялся. Скорость 8 миль. Караван следует проливом Матиссена. Чисто. 19 часов 20 минут. Накрыл густой туман, ход сбавлен до 5 миль.
     22 августа. Туман. 02 часа 30 минут. Получено сообщение по радио, что ледокол "Ленин" слышит наши гудки <Суда не раз допускали ошибку, показывая свое местонахождение открытым радиосообщением.>. 03 часа 15 минут. Открылся остров Гансена и стоящие там "Ленин" и танкер "Хопмаунд". Передано приказание ледоколу и танкеру занять место в караване.
     Все суда следуют в бухту Оскара.
     07 часов 25 минут. Стали на якорь в бухте на глубине 30 метров.
     23 августа. 10 часов 35 минут. Бухта Оскара заполняется дрейфующим льдом. Перешли на более спокойную стоянку. 15 часов 20 минут. Бросили якоря на южной стороне острова Гансена (Гелланд-Гансена.- К. Б.).
     24 августа. Весь караван стоит у острова Гансена в ожидании улучшения ледовой обстановки. Ветер юго-западный. Лед дрейфует против ветра. 17 часов 00 минут. Накрыл туман. Временами льдины наваливаются на якорные канаты судов.
     25 августа. На якоре у острова Гансена. Дрейф льда усилился, приносит крупные льдины. Судам дано указание держать машины в постоянной готовности. Получено сообщение шифром с острова Диксон от Минеева о возможности появления неприятельского крейсера. Предупреждены все капитаны судов.
     05 часов 40 минут. Перехватили отрывочные сообщения станции мыса Желания для Диксона: "Напало неприятельское судно, обстреляло, горим, много огня... ушли на запад".
     07 часов 24 минуты. Станция мыса Желания работает со станцией Русская Гавань: "Следите, вашу сторону направилась вражеская лодка, будьте начеку".
     10 часов 10 минут. К каравану подошел пароход "Сакко" и встал на якорь...".
     Я повторю: все эти дни "Адмирал Шеер" уже находился в Карском море. И вражеская подводная лодка тоже.
     "20 августа. Палубный самолет крейсера обнаружил наш караван (к северу от острова Кравкова). Однако туман заставил пилота вернуться. Крейсер, несмотря .на плохую видимость, все же направился на сближение с караваном".
     На следующий день, когда туман несколько разредился, самолет снова отправили на разведку. Он прошел вплоть до пролива Вилькицкого, но судов не обнаружил. (В это время, как видно из отчета капитана "Красина", караван был скрыт туманом у острова Белухи и далее.)
     Командир "Шеера" решил, что летчики стали жертвой оптического обмана. Однако утром 22 августа радиорубка крейсера перехватила приказ с корабля, находящегося к северо-востоку от архипелага Норденшельда: "Курс 43°, скорость 5 миль". (Это было радио с "Красина".)
     Самолет врага опять поднялся в воздух, но вскоре вернулся: на пути расстилался сплошной туман. Как только погода улучшалась, самолет взлетал снова и снова.
     Наступило 23 августа. Этот день, пожалуй, мог стать роковым для красинского каравана. Во второй половине дня самолет "Шеера" сообщил на крейсер, что к югу от острова Гелланд-Гансена стоят десять пароходов <На самом деле было одиннадцать.>.
     В это время рейдер находился примерно в шести часах хода от нашего каравана, но, опасаясь льдов, командир крейсера упустил время. Вместо немедленных действий он предпринял дополнительную воздушную разведку.
     24 августа самолет вылетел еще раз, однако опять попал в туман. "Шеер" решил разведать льды корпусом, но, как доносил своему начальству его командир, началось сжатие льдов.
     Командир, несомненно, кривил душой. Вряд ли при бывшей тогда здесь ледовой обстановке можно было попасть в сжатие. Скорее, это была попытка оправдать задним числом свой промах.
     25 августа новая разведка с воздуха. Туман. Возвратившись ни с чем, самолет при посадке потерпел аварию и был уничтожен своими. После полудня неподалеку от острова Белухи гитлеровцы наткнулись на наш пароход, идущий с юго-запада. "Шеер" направился к нему, передав прожектором по-русски: "Кто вы, куда следуете, подойдите ближе" <Сведения о действиях "Адмирала Шеера" взяты из донесений командира крейсера (см. Стеенсон Р. С. Северный морской путь. Копенгаген, 1957).>.
     Советский корабль (это был ледокольный пароход "Александр Сибиряков") не сразу определил национальную принадлежность крейсера. Однако немедленно сообщил о нем на Диксон...

***

     В нашем штабе в Архангельске во второй половине августа шла обычная работа.
     После того как транспорты покинули Диксон, на душе у нас стало спокойнее. Мы передвигали на карте, висевшей в диспетчерской, флажки с названием судов по мере их продвижения на восток и радовались успехам. Казалось, что тяжелая тень "Шеера" отодвинулась.
     Основное наше внимание было отдано военным кораблям особой экспедиции. Она пробивалась сквозь тяжелые льды с востока Арктики. 23 августа в ее проводку включился ледокол "И. Сталин"...
     Памятным для архангелогородцев стало 24 августа. В 9 часов вечера завыли сирены воздушной тревоги. Незадолго до этого штаб противовоздушной обороны сообщил нам о появлении у острова Мудьюг сорока самолетов противника. Произошел бой, но часть фашистских бомбардировщиков прорвалась к городу.
     Послышались редкие выстрелы зениток, загремели первые разрывы фугасных бомб. Через 15 минут в разных концах города кострами горели сухие деревянные дома. Бомбы разворотили несколько домов справа и слева от здания штаба. Никакого укрытия у нас не было. Все сотрудники штаба находились на втором этаже в диспетчерской и у меня в кабинете, прислушиваясь к вою пикирующих самолетов.
     Бомба упала в наш двор. Щепки, комья грязи полетели в открытые окна. Мы ждали взрыва. Несколько мгновений прошло в неуютной тишине... Фугаска не взорвалась. Мы переглянулись и облегченно вздохнули. (На другой день ее выкопали из земли и обезвредили саперы.)
     На 55-й минуте налета мне позвонили, что бомба попала в гостиницу. Я не выдержал: взял дежурную машину - узнать, как там себя чувствуют приехавшие ко мне жена и двухлетняя дочка Оленька...
     Полыхали дома. По пути встречалось много народа. Люди катили детские коляски, тележки, груженные домашним скарбом. На освещенные пожарами улицы, на мирных жителей продолжали падать бомбы.
     Моей "эмке" приходилось объезжать горящие бревна и груды кирпичей от разрушенных дымовых труб.
     На Поморской тоже пылали дома, рядом с гостиницей и напротив нее. Но сама гостиница была цела, только все стекла окон вышибло взрывами.
     Я приободрил своих и снова поехал в штаб.
     Отбой дали во втором часу ночи. В нападении на город участвовали восемьдесят бомбардировщиков. Фашисты налетали волнами, в несколько заходов.
     Грозное испытание закончилось. Архангелогородцы мужественно встретили опасность.
     Первые самолеты сбрасывали в основном зажигательные бомбы. Когда подожгли город, стали обрушивать фугаски. Население смело тушило пожары, были погашены сотни зажигалок. Даже школьники, рискуя жизнью, спасли не один дом.
     Находившиеся в городе иностранные моряки мужественно и бесстрашно участвовали в борьбе с пожарами.
     Двадцать пятого августа докатились до нас сведения о событиях, происшедших в море. В шесть утра меня поднял на ноги звонок из штаба. Подошла машина, и я отправился на Петроградский проспект.
     Дежурный диспетчер подал радиограмму. На ней стоял тотчас, когда ледокол "Красин" принял с мыса Желания посланные в эфир слова о нападении неприятеля, о пожаре, о подводной лодке...
     Пока мы гадали, кто обстрелял станцию,- еще радио: полярники мыса Желания вооружились и готовы дать отпор врагу.
     Сложив в портфель эти и другие скопившиеся за ночь телеграммы, я поехал к Папанину.
     После моего доклада Иван Дмитриевич вызвал по правительственному проводу прямой связи Москву, А. И. Микояна.
     Папанин сообщил Анастасу Ивановичу об обстреле полярной станции на мысе Желания. Сказал, что такая же участь постигнет Диксон, и очень просил оставить там пушки, привезенные в сентябре 1941 года.
     Иван Дмитриевич был, как никогда, возбужден. Положив трубку, он сказал с довольным видом:
     - Микоян обещал поддерживать мою просьбу.
     В вестибюле я встретил К. К. Кострова, заведующего отделом водного транспорта обкома партии:
     - Сейчас Огородников говорил со Сталиным,- отвел меня в сторону Костров,- доложил ему о ночной бомбежке. Сталин сказал так: "Да, товарищ Огородников, досталось вам, ставка Гитлера сообщила, что город Архангельск и порт сожжены". Товарищ Сталин обещал усилить нашу зенитную артиллерию.
     Действительно, очень скоро по решению ГКО в Архангельск был переброшен полк зенитчиков.
     В Арктике 25 августа события не закончились разбойничьим рейдом на мыс Желания.
     Около 2 часов дня радиостанция Главсевморпути перехватила телеграмму капитана "Сибирякова" А. А. Качаравы. Она состояла из отрывочных фраз: "Вижу большой неизвестный корабль... Запрашивает, кто мы, куда следуем. На мой вопрос о названии, национальности корабля ответил: "Сисияма"... приказывает прекратить работу рации... обстреливает нас, открываю огонь... имею попадание радиорубку, огонь, горим..."
     На этом радиограмма обрывалась.
     Папанин забил тревогу. Вечером он был поставлен в известность, что все меры для поиска и уничтожения вражеского рейдера приняты. Посланы самолеты и подводные лодки. А кораблям экспедиции особого назначения, находящимся, правда, еще в море Лаптевых, отдан приказ: при обнаружении фашистского корабля атаковать его и уничтожить.
     Вскоре после августовских событий Наркомморфлот, Управление Главсевморпути и Архангельский областной комитет партии одновременно поставили перед правительством и военным командованием вопрос о неудовлетворительном прикрытии транспортных судов в восточной части Баренцева моря и в Карском море.

Глава восьмая. Опасная навигация в высоких широтах

     Анатолия Алексеевича Качараву я знал с давних пор. Когда-то мы вместе сидели за одной партой судоводительского класса Владивостокского мореходного училища и прокладывали курсы на учебной карте.
     Когда я прочитал отрывочные фразы телеграммы с ледокольного парохода "А. Сибиряков", воспринял обстановку особенно остро. Места, где происходили события, мне были хорошо знакомы. Лед, туманы и безлюдные каменные острова. На пароходе я тоже бывал неоднократно и знал его во всех подробностях.
     . Представлял себе и зловещий силуэт фашистского рейдера. Координаты, которые радисты "Сибирякова" сумели передать на Диксон, мне еще не были известны, но указан остров Белухи. Я открыл лоцию.
     Остров Белухи... Длина по параллели 0,5 мили и ширина 0,3 мили. Высокий, из скал серого гранита, берега обрывистые, особенно в южной части. На востоке крутизна склонов несколько смягчается. На высшей точке острова стоит знак - деревянная, четырехгранная пирамида с визирным шестом и раскосинами, обшитыми со всех сторон досками. Хорошо помню этот одинокий знак. Когда приходилось определять место в море после плавания в тумане, я радовался ему...
     Несколько лет спустя, уже после войны, когда Анатолий Алексеевич вернулся из плена, я встретился с ним и записал его рассказ. Теперь привожу те записи, подновленные сравнительно недавней беседой:
     - Когда ты вышел из Диксона?
     - Утром 24 августа. В понедельник, к сожалению.
     - Ты что, суеверен?
     - Да нет,- замялся Качарава.- Впрочем, я хотел подождать до вторника, особой срочности не было. Но приказали выходить.
     - Кто оставался в порту?
     - По-моему, порт был пустой, не помню.
     - Ты знал, что вражеский рейдер в Карском море? Минеев что-нибудь говорил тебе?
     - Нет. Я вышел, как всегда, со спокойной душой. Проложил курс архипелагом Мона. На борту 104 человека: экипаж, военная команда и пассажиры.
     - А цель похода?
     - Северная оконечность Северной Земли. Должен был открыть там новую зимовку. На подходе к острову Белухи сыграли учебную тревогу. Флагманский артиллерист Медведев не давал нам отдыха. Погода была пасмурная, временами туман. После обеда зашел в каюту. Вдруг слышу в приоткрытый иллюминатор возглас сигнальщика Алексеева: "Вижу силуэт корабля!"
     Выскочил на мостик, схватил бинокль. На горизонте - расплывчатое пятно. В дальномер хорошо различил очертания военного корабля. Четко обозначались орудийные башни. Скомандовал: "Боевая тревога, право на борт! Самый полный ход машине!"
     - На остров Белухи?
     - Да.
     - Что ты в тот момент почувствовал?
     - Знаешь, Костя, я испугался. Отяжелели ноги. Но голова работала ясно. Куда укрыться, как спасти судно, что делать? И еще одна мысль: что с красинским караваном, ведь он совсем недавно ушел с Диксона? Может быть, его не существует?
     Тем временем боевые посты докладывали мне по очереди о готовности.
     Неизвестный корабль быстро приближался, рос на глазах. Его скорость больше нашей раза в три. В пяти милях он дал предупредительный выстрел. Яркими вспышками прожектора запросил по-русски: "Кто вы, куда следуете, подойдите ближе".
     Я немедленно дал радиограмму на Диксон, что в районе Белухи обнаружен крейсер неизвестной национальности, запрашивает, кто мы, куда идем.
     Наши радисты превосходно держали связь. Ответ пришел почти мгновенно: "Не сообщать. Минеев". Конечно, я и сам знал, что сообщать не следует.
     Радист Шаршавин, принеся телеграмму, сказал: "Нас забивает этот корабль, он, наверное, вражеский".- "Переходите на другую волну".
     И семафором запросил корабль: "Кто вы такой, ваша национальность".
     На крейсере снова вспыхнул прожектор: "Сисияма". И приказ: "Прекратите работать радиостанцией, остановите машину, сдавайтесь".
     "Сисияма"?.. Но крейсер поднял фашистский флаг и дал второй выстрел - перелет.
     Я решил принять бой. Отдал приказ: огонь!
     "Сибиряков" тем временем продолжал идти полным ходом курсом "зигзаг" к острову Белухи. За островом я надеялся укрыться от снарядов или посадить пароход на мелкое место. На вражеском рейдере палуба была полна народа. Все вышли посмотреть, как будет сдаваться советский корабль. Мы поставили дымовую завесу.
     Когда наша артиллерия открыла огонь по фашисту, я сквозь клочья дыма увидел, что палуба крейсера опустела.
     Дымовая завеса на время помогла, но враг уже пристрелялся. Первым попаданием снаряда у нас снесло фор-стеньгу и повредило радиостанцию. Перешли на аварийный передатчик. Вторым снарядом накрыло корму, кормовые пушки выведены из строя, вся прислуга, около тридцати человек, погибла (снаряд главного кали