тно,  мы его теорию к
условиям гермокамеры применяли слишком упрощенно.
   Но что касается второй части проблемы баланса,    то  тут  он,    Сварог,
оказался прав полностью: нормальное питание,   рекомендованное  диетологами,
как раз и дает дыхательный коэффициент,  в точности равный  ассимиляционному
коэффициенту земных растений. Я помню, как он, Сварог, выдал нам эту истину:
"Меня, очевидно, нужно занести в список нарушителей баланса биосферы первым:
ненавижу диетологов и все их рекомендации..."
   И вот теперь в этом решающем эксперименте с экипажем  держали  экзамен  и
наша теория симбиоза "человек - хлорелла",   и  весь  наш  многолетний  опыт
создания нужного  газового  баланса  в  гермокамере  регулированием  рациона
питания испытателей... Не можем добиться совпадения этих чертовых АК и ДК, и
только!
   Дома я почти не ночевал.  Вся надежда была на ночь.  Прошлые эксперименты
подсказывали: если симбиоз наступит,  то концентрация углекислоты в  воздухе
гермокамеры должна начать падать к часу ночи. И я сидел у пульта до двух, до
трех часов,  сидел,  ходил  бесконечными  кругами  и,    покурив  в  уголке,
возвращался к капнографу.  Даже  стучал  ногтем  по  его  крышке,    как  по
барометру: сколько можно чертить у трех процентов?  Сколько можно показывать
"к буре"? А "буря" у нас одна - некомпенсированный ацидоз...
   Я до самой смерти, наверное,  не забуду,  как "док" Хлебников свалился на
мою голову с этим вариантом "Д".  В буквальном смысле слова - с аэродрома  и
ко мне!..

   - Что?! Вариант "Д"?
   Я решил,  что ослышался,  и уставился на Хлебникова в недоумении: что это
он - всерьез?
   Десять минут назад меня разбудил длинный,   требовательный  звонок.    Я,
видно, задремал - блаженные минуты святого отдыха! - вскочил с кресла,  очки
свалились на пол, под ноги,  едва не раздавил,  а звонок такой настойчивый -
почти без пауз...  Милиция,  что  ли?    Открыл  дверь.    "Док"  Хлебников.
"Здравствуй.  Один?" (Надо понимать: "Тая не  в  постели?")  -  "Здравствуй.
Один".
   Из прихожей,  сбросив мне на руки свое роскошное пальтореглан с не  менее
роскошной шапкой, Хлебников, так и не ответив мне, откуда он свалился на мою
голову (соображай сам: из академии,  вестимо!),  прошел на  кухню,    открыл
холодильник.  Он всегда сам хозяйничал - где бы ни был.  И "Не  возражаешь?"
произносит чисто машинально - постфактум. Когда у него в руках было уже все,
что ему нужно - бутылка "Бычьей крови",  сыр,  буженина,  масло (хорошо,  по
пути из института домой зашел в гастроном - как чувствовал, что будут гости,
правда, не о Хлебникове подумал),  - вспомнил обо мне: "Где у тебя стаканы?"
И тут же - обрадованно: "Ага".
   Вышел из кухни, жуя бутерброд, сунул бутылку мне - сам открыл,  подставил
стаканы - свой и мой,  но сначала все же свой,  осушил одним глотком.  А я к
своему Стакану,  оглушенный новостью - вариант "Д"!  -  кажется,    даже  не
прикоснулся.
   Ткнув пальцем по очкам на переносице - на место!  - переправил  стакан  с
вином из правой руки в левую,  расстегнул пиджак,    извлек  из  внутреннего
кармана сложенную вдвое пачку машинописных листков и сунул мне:
   - Читай!
   "С. М.  Городинский,  А.  Н.  Карцев..." Еще четыре фамилии.   "Тезисы  к
докладу "О пребывании человека в кабине космического корабля при  повышенном
содержании углекислого газа".
   - Читай вслух.
   - Зачем? - опять в недоумении - смеется, что ли? - посмотрел я на него.
   - Этот доклад я еще толком не читал. Интересные данные. Обсудим. Читай!
   Что ж, приказ начальника - закон для подчиненного. Пожалуйста!
   "...Справедливо полагая, что идеальным решением вопросов жизнеобеспечения
является создание  замкнутого  цикла,    аналогичного  круговороту  веществ,
имеющемуся  на  Земле,    Циолковский  не  отрицал  возможности   применения
химических веществ (щелочей) для удаления углекислоты..."
   - А ты знаешь,  Стишов,  что такая физико-химическая система готовится  в
Москве? - перебил меня Хлебников.
   - Слышал.
   - А я видел.
   Это была новость.  До сих пор мы только слышали.  Теперь,    оказывается,
имеем возможность и посмотреть...
   - Допивай, - придвинул он мне мой стакан. - Промочи горло - хрипишь уже.
   - Когда они начинают? - промочил я горло.
   - Уже начали.
   Еще одна новость.  Представляю,  с какими минами выслушают это завтра мои
ребята: уже начали! А мы еще топчемся на месте.  Так по крайней мере считает
большинство чересчур горячих голов,    начисто  отметая  все  соображения  о
безопасности эксперимента, о методике работы,  планомерности и так далее.  В
сущности,  здраво рассуждая,   мы  занимаемся  нелепейшим  делом:  человека,
сформированного эволюцией для жизни в земной атмосфере, где углекислого газа
никогда не было больше сотых долей процента, мы пытаемся заставить нормально
функционировать в ядовитой для него атмосфере...  Вариант "Д"!  Конечно,  на
заводах,  в кинотеатрах человек иногда дышит и таким воздухом -  вынужденно,
разумеется,  и ограниченное время.  Но мы-то  ведь  пытаемся  эту  атмосферу
сделать для него нормальной!  И другого пути,  как  утверждают  боданцевские
конструкторы,    для  нас  нет:  если  хочешь  создать   реальную    систему
жизнеобеспечения для космических кораблей с  неограниченным  сроком  полета,
изволь космонавтов приучить жить в углекислой атмосфере. Мало им психических
стрессов,  несовместимости,  перегрузок,  так теперь надо перестраивать саму
физиологию... Но что там у москвичей?
   - И что же ты видел?
   Хлебников усмехнулся:
   - Сказку.
   - А точнее?
   - Весь комплекс.
   Ну, могу представить. Москва - это не самодеятельность. Тут, черт побери,
из-за  каждого  капнографа  нужно  объясняться  чуть  ли  ни  с   директором
института,    бедняга  Боданцев  ездит  к  приятеляминженерам  на  заводы  -
выклянчивать резцы, сверла, метчики; аппаратура,  особенно радио,  вся,  как
выражается Боданцев,  на соплях,  о бактериологической  стерильности  Руфина
Мардер проводит беседы с каждым техником,  да  и  как  ее  соблюдешь  -  эту
стерильность экспериментов, когда монтажники сидят чуть не друг на друге!  В
тесноте, острят, да не в обиде Провинция - что поделаешь! Однако ведь что-то
творим...
   - Видел гермокамеру. Там сейчас экипаж.
   - Трое?
   - Трое. Видел и аппаратуру.
   - Байконур?
   - Примерно. Во всяком случае, имеют все, что надо.
   - Поставил вопрос о равноправии?
   - Поставил.
   - Обещали?
   - Почему обещали? Утвердили.
   Это уже лучше. Утвердили, значит, смету. Можно работать спокойнее. Больше
всего меня беспокоит телеметрия, сидит человек в камере неделями,  месяцами,
а мы не имеем возможности контролировать все его жизненные функции.    Какие
там все! Сердце да дыхание...  А выходит человек из гермокамеры,  попадает в
бокс - за голову хватаемся,  мышцы расслаблены,  какие-то побочные рефлексы,
говорит шепотом,  а о микробной флоре и говорить нечего - наводнение...    С
виду здоров как бык, а на самом деле... В изолятор: На две недели.
   - Как у них с клиническими исследованиями?  Это тоже больной вопрос.    У
меня в лаборатории всего четыре врача.  Что они могут  сделать?    Только  и
обеспечивают дежурство - у гермокамеры,  а все исследования приходится вести
в городской больнице.  А там у врачей при виде наших "больных" глаза на  лоб
лезут: смеетесь,  что ли,  над нами?  Вся трагедия в том,  что медицина и  в
самом деле умеет обращаться только с больными.   Здоровый  человек  для  нее
часто загадка за семью печатями.
   - Клинические? - Хлебников налил еще стакан вина, отхлебнул, причмокнул с
удовольствием. - Своя клиника, разумеется.
   Своя!
   - А программа? Какая у них программа?
   - Отработка трех типов системы жизнеобеспечения.  Значит,  там взялись за
дело  серьезно.    Сразу  три  варианта.    Все  варианты,       разумеется,
физико-химические, на щелочах, как и предсказывал Циолковский,  но кто может
сказать,  что надежнее?  Московская "химия" или наша углекислая  "биология"?
Надежнее, пожалуй,  наша система - мы копируем матушку-природу,  нашу земную
биосферу, но вот которая из систем безопаснее?
   - Значит, москвичи уже отрабатывают готовые системы жизнеобеспечения?
   - Готовые? - Хлебников отхлебнул еще глоток "Бычьей крови".  - Не совсем.
Читай дальше, - приказал он - К москвичам мы еще вернемся.
   Читать дальше после такой новости? Читать рассуждения о гениальности идей
Циолковского, когда уже идут испытания этих идей во плоти и крови? Несколько
мгновений я с удивлением глядел на Хлебникова: что все это значит? Примчался
чуть не с аэродрома (в гараж, поди, только заехал - "Волгу" взять),  выложил
нежданноенегаданное решение с вариантом "Д",  затем подсунул какой-то доклад
"от Адама", а между прочим сообщает о том, что в Москве нам поставили фитиль!
   - Читай!  - с нотками раздражения повторил Хлебников.  - У нас с тобой на
сегодня еще уйма дел, Стишов.
   - Каких еще дел? - покосился я на часы: восемь двадцать
   - Читай!
   - Пожалуйста!.. "В условиях длительного космического полета..."
   - Читай суть.  Результаты экспериментов.  Я  перебросил  пару  страничек.
Эксперимент... Подчеркнуто карандашом.
   "В эксперименте участвовало шесть здоровых испытуемых - мужчин в возрасте
двадцать два - сорок лет,  предварительно тщательно обследованных в условиях
поликлиники. Испытуемые находились в течение восьми суток,  двести два часа,
в камере, имитирующей кабину космического корабля.  На протяжении указанного
времени в камере поддерживались параметры  атмосферы  в  пределах  следующих
величин: углекислый газ - четыре процента..." - Четыре?! Вот зачем он привез
этот доклад... Четыре! Значит,  кто-то ведет параллельные исследования?  Это
тоже новость.  До сих пор  по  биологическим  системам  жизнеобеспечения  мы
считали себя некими монополистами - по крайней мере у нас,  в СССР.   А  что
делается в США... Ничего, кажется, пока не делается. Ждут наших результатов.
Практичные американцы - ничего не скажешь.  Но  откуда  этот  Городинский  с
коллегами?  Из Института медико-биологических проблем?  Что-то не помню  там
таких... А, доклад! - вспомнил я, что Хлебников ждет продолжения - уставился
на меня,  аки бык.  Пробежал глазами абзац: параметры атмосферы...    Четыре
процента  углекислоты,    кислород  -  в  норме,    двадцать  один  процент,
влажность... Все остальное в норме.
   - Результаты?
   Пожалуйста, результаты... Я перебросил еще пару страниц. Анализ...  Опять
подчеркнуто карандашом.
   - "Анализ полученных данных показывает,  что почти у всех  испытуемых  на
протяжении всего эксперимента сохранялось удовлетворительное самочувствие..."
   - Выводы.
   - Сейчас найду и выводы... Ага!  "Следует отметить,  что все испытуемые в
первые часы "действия повышенной концентрации углекислого  газа  предъявляли
жалобы на появление рези в глазах,  чувство тяжести в голове,  одышку..."  У
наших испытателей рези в глазах не было,  но мы и работали с одним процентом
углекислоты, а вот тяжесть в голове и одышка... Все так, все точно так.
   - Выводы, Стишов!
   Выводы... Вот и выводы - подчеркнуто дважды.
   - "Результаты проведенного эксперимента позволяют  прийти  к  заключению,
что пребывание  здоровых  мужчин  в  возрасте  до  сорока  лет  в  состоянии
относительного покоя..." - А, так у них они в камере не работали,  а сидели!
Ну, тогда выводы будут оптимистические - чего сомневаться? - "...в атмосфере
с содержанием углекислого газа около четырех  процентов  и  кислорода  около
двадцати одного процента..." -  Я  опустил  цифры:  давление,    температура
воздуха, влажность. Все в норме. У нас в гермокамере условия те же.  - "...в
течение восьми суток не сопровождалось  существенными  нарушениями  основных
физиологических функций организма".
   - Твое резюме, Стишов?
   Я поднял голову: Хлебников стоял передо мной в ожидании -  поза  боксера,
готового парировать любой удар,  любой выпад:  плотно  стиснутые  губы  едва
кривились в иронической усмешке (заранее знаю,  что ты скажешь!),  но  глаза
из-за стекол очков смотрят настороженно.
   Я положил доклад на стол - там я успел заметить еще несколько  пунктов  и
примечаний,  отмеченных карандашом,  но сейчас,    я  понимал,    Хлебникова
интересовали не детали.  Для него важно было главное:  если  испытуемые  без
существенных нарушений физиологии переносят четыре процента углекислоты,  то
можно ли ждать худших результатов при трех процентах?
   - Скажи,  Гриша...  - Я запнулся на имени,   давно  уже  не  называл  так
фамильярно...  да,  с тех пор,  как он стал начальником отдела.  Я запнулся:
говорить в таком доверительном  тоне,    когда  перед  тобой  стоят  в  позе
боксера...
   - Ты о чем хочешь спросить меня? - Он поставил недопитый стакан на стол -
рядом с докладом. - Почему нам утвердили вариант "Д"?
   - Как? Уже утвердили?
   Я опять решил, что ослышался: утвердили на основании чужих экспериментов?!
   - Утвердят.
   - А-а... Если мы возьмем на себя ответственность?  Кто проводил эти опыты
в четырехпроцентной атмосфере? - кивнул я на доклад. - Подлодники? Или у нас
появились конкуренты?
   - Какая тебе разница?
   В самом деле - какая?  Тем более написано: доклад посвящен космосу - чего
спрашивать?  Конечно,  я задал пустой вопрос,  бабский треп,  как говорит  в
таких случаях Хлебников,  и можно лишь удивляться,  что он  отреагировал  на
него так деликатно. Обычная реакция - в таких случаях бывает куда жестче: "Я
был о тебе более высокого мнения". Или: "Ты не мух, надеюсь, ловил,  когда я
об этом говорил?" Грубовато,  конечно,  да если  разобраться  -  всего  лишь
жалкая пародия на свароговский сарказм и чаще  на  подражательство  Учителю,
как Он высокопарно, даже в научных статьях, называет Сварога,  у него просто
не хватает остроты ума и времени - ~ он страшно дорожит временем, наш шеф, и
считает,  чем короче реплика - тем лучше.  Самая короткая в  таких  случаях,
разумеется,  - "Дуб".  Но это уж слишком грубо,  да и содержит в себе  некую
обиду - не правда ли?  А Хлебников никогда и ни на кого не обижался.  Всякие
"чуйства" терпеть не может.
   - Так я жду твоего резюме.
   Я посмотрел на Хлебникова: действительно,   ждет.    Сверлит  взглядом...
Неприятно.
   - Гриша, побойся бога! Какое ты от меня ждешь резюме?
   - А разве ты не командуешь лабораторией медико-биологических исследований?
   - Погоди, Гриша, давить на психику. В докладе есть еще коечто любопытное.
- Я взял листки со стола, нашел на полях карандашные крыжики. - Хотя ты ведь
читал сам...  - Я мельком глянул на  Хлебникова  -  никакой  реакции!    Вот
выдержка  у  человека... - Нашел:  "Физическая  работоспособность  (сила   и
выносливость), по данным динамографии, снижалась у большинства испытуемых до
сорока процентов.  Физическая нагрузка средней тяжести  вызывала  увеличение
частоты дыхания и пульса".
   - Ну и что?
   Как что?  Или он считает: вариант "Д" - в допустимой зоне?   На  границе.
Четыре процента - это уже за границей.  К тому же у нас испытатели  работают
не столько руками, сколько мозгами - все логично, но...
   - У тебя есть еще сомнения?
   - Есть.
   Мне всегда трудно спорить с  Хлебниковым.    Такое  чувство  при  этом...
Поэтому я стараюсь приводить только факты.
   - Вот,  Гриша,   послушай:  "К  концу  эксперимента  появились  начальные
признаки некомпенсированного ацидоза".
   - А у нас ацидоз разве не наблюдался?
   - Наблюдался, но компенсированный!
   - Естественно, здесь углекислоты четыре процента.
   - Да, но...
   - Что еще?
   Что еще?  Я пробежал взглядом по карандашным крыжикам.   Ага,    это  уже
убедительней...
   - Вот кое-что и посущественней.  "У двух испытуемых  на  протяжении  двух
последних ночей во время сна обнаружены кратковременные остановки дыхания на
двадцать-тридцать секунд..."
   - Читай дальше.
   Я пробежал по  строкам:  "Однако  эти  испытуемые  при  опросе  утром  не
предъявляли жалоб на какие-нибудь нарушения во время сна".
   - Чего разыгрывать комедию? Ты ведь сам все внимательно читал.
   Я отложил доклад на стол,  снял очки,  похлопал по одному  карману,    по
другому. Где сигареты?
   - Не нервничай. Сигареты у тебя в пиджаке. А пиджак на спинке кресла. Так
я жду твоего резюме, Стишов.
   - Какое резюме?  - Я старался говорить как можно спокойнее,  хотя,  видит
бог,  выдержать миролюбивый тон мне было нелегко.  Но орать я не умею,    на
Хлебникова орать - вообще глотку попусту драть,  не действует,  да к тому же
как-никак начальство... - Какое ты от меня ждешь резюме?
   Хлебников наконец сел.  Неприятное чувство,  когда на  тебя  посматривают
сверху вниз, да еще говорят при этом назидательным тоном. Да еще требуют при
этом резюме на основе чужих экспериментов.   Тут  и  в  своих-то  не  всегда
знаешь, какие сделать выводы...
   - Саша, - вдруг перешел на человеческий тон Хлебников. - Нам бессмысленно
заниматься вариантом "Б".
   - Почему?
   - Потому что вес и габариты физико-химической системы...
   - Московской?
   - Да,  московской.  - Он вынул из кармана блокнот,  нашел нужный  листок,
раскрыл на этом месте  и  передал  блокнот  мне.    -  Вот  вес  и  габариты
физико-химической системы.
   Я пробежал взглядом цифры. М-да... Неплохие цифры.
   - Но вариант "Б", - вернул я блокнот, - конкурирует ведь?
   - А зачем нам конкурировать?
   - Ничего не понимаю...
   Я и в самом деле ничего не понимал.  Четыре года мы осторожно,   этап  за
этапом, осваивали углекислую атмосферу: полпроцента, процент,  полтора...  И
каждая новая ступенька давала нам возможность уменьшить  вес  аппаратуры  на
тридцать-сорок процентов.  Уже сейчас вариант "Б" давал нам право говорить о
том,  что на орбитальных станциях с длительным сроком существования можно  и
нужно монтировать не физико-химическую,   а  нашу,    биологическую  систему
жизнеобеспечения.  Наша система если не компактней и легче,  то  надежней  в
любом случае. И вдруг - "Зачем нам конкурировать?"
   - Мы должны быть вне конкуренции,  Стишов.  Вот оно  в  чем  дело!    Вне
конкуренции...
   - Тут дело не в чести мундира,  - продолжал Хлебников,  опять сбиваясь на
назидательный тон.  - Надо видеть перспективу.  Физикохимическая  система  -
выход из положения, решение, лежащее на поверхности. Это, кстати, понимают и
американцы. Для полета на Марс и они думают уже не о физико-химической,  а о
биологической системе.  Ты знаком с  их  расчетами?    Если  на  Марс  будет
направлен корабль с экипажем в шесть человек,  то система  жизнеобеспечения,
принятая для программы "Аполлон",  потребует запас пищи,  воды  и  кислорода
около сорока тонн.  Это нереально.  Это значит,  что в сторону  Марса  нужно
забрасывать два железнодорожных вагона. Таких ракет нет. Боюсь,  и не будет.
Тебе понятно почему?
   Понятно. Соотношение между полезным  грузом  и  весом  самой  ракеты  для
полета даже на Луну - один к десяти тысячам,  а ракета на Марс в свете  этих
данных получится весом в полмиллиона тонн...  Боданцев мне этой  арифметикой
оба уха прожужжал.  Непонятно другое: зачем Хлебникову понадобился еще  один
урок ликбеза по космической технике?  Нельзя же всерьез предполагать,  что я
не знаю этих цифр и данных. Эта цифра - шесть тонн - висит над нами,  словно
дамоклов меч. Шесть тонн,  согласно расчетам Боданцева,  - вес биологической
системы жизнеобеспечения.  Восстанавливающей запасы продуктов,  кислорода  и
воды.  Для экипажа в том же составе - шесть человек.  Мы должны уложиться  в
эти шесть тонн - иначе вся наша "нир"[8] гроша ломаного не стоит.  Но  чудес
на свете не бывает, и шесть тонн вместо сорока можно получить в единственном
случае: если экипаж корабля будет в состоянии жить в  углекислой  атмосфере.
Одним словом, за выигрыш в весе все равно нужно платить, и платить крупно. К
чему эта душеспасительная лекция? Я не восторженная школьница, которую можно
очаровать подобной арифметикой. Я знаю ей цену - этой арифметик