ал, я  считал  часы  его  работы,
мимоходом взглядывая на циферблат.
   Зонд взорвался - все дрогнуло вокруг. Пронесся огненный вихрь.  Я  упал
от его удара и лежал на спине. Струи огня пронеслись, стало горячо  ногам,
а губы мои вздулись. (Пламя было синим, около тысячи четырехсот градусов.)
   Роботы-гномы стали поднимать меня. Неприятнейшее ощущение! Их  железные
лапы... Они поднимали меня, а стенки туннеля  пузырились  и  просачивались
магмой. Шевелились. Подумалось о смерти - они сблизятся и замуруют меня.
   Не боюсь! Я - охотник и убил самую великолепную  дичь  в  мире.  Другой
такой мне не найти, а жить без охоты я не могу.
   Но туннель не сомкнулся, я спустился к зонду.
   Бедняга! Сопла раскиданы взрывом, два из них впились в  стену  туннеля.
Но охладитель еще работал.
   Гномы повернули огневой щит, который нес  зонд.  Порода  крошилась  под
ударами лучеметов, пары уходили по туннелю вверх. А вентиляторы  гудели  и
гнали сюда воздух планеты. Дымы, принимавшие облики разных живых  существ,
чаще птиц, порхали в свете магмы и исчезали, уносились вверх. Наконец, щит
задвигался. Спины гномов отсвечивали красным. А игла?
   Я отозвал Эрика: темнели его  глаза,  расположенные  поверху  короткого
безголового туловища:
   - Начинай пробивать окружность радиусом в три километра.
   - Хорошо, - сказал он.
   - Торопитесь!
   - Породы полужидкие.
   Я приказал и ушел. Поднимался вверх  против  твердого  потока  воздуха.
Рядом ползли дымные волокна.
   Я попытался поймать одно - не удалось! И  мне  хотелось  знать,  что  я
скажу всем тем, кто скоро будет здесь?
   Я вышел - пустынно, желто. И дым из шахты валит тоже  желтый.  Поглядел
на газовый анализатор - состав атмосферы быстро менялся. Газовая  оболочка
будто удалилась от планеты. Это походило на последние  вздохи  больного...
Ил?.. Я нагнулся и взял ком глинистой слизи.  Всегда  он  был  приятный  и
упругий. Теперь же покорно мялся в руках.
   Это уже глина; Скоро она высохнет и будет мертвой  пылью.  Зато  я  мог
видеть  мелкие  отверстия,  уходящие  вглубь.  Раз,  два...  Да  их  здесь
миллионы! Но... живой он или мертвый?.. Я должен узнать это.
   Я мял Ил, отрезал куски его. Унес в станцию. Их размещал в пробирки.
   Что же случилось, в конце концов? Чему могла повредить ракетная игла? В
тысячный раз я пробовал воздействовать электричеством, щелочами, кислотами
- Ил не реагировал.
   Быть может, он умер только здесь?
   Но я слежу за датчиками, раскиданными по всей планете, -  всюду  то  же
самое.
   Что еще? Новое землетрясение в южном секторе, пылевые бури на экваторе.
Дальнейшее снижение кислорода приостановилось,  зато  так  и  прет  закись
азота.
   Что там гномы?.. Ага, они  подходят  к  игле,  они  уже  рядом  с  ней,
продвигают щит. Они зовут. Иду, иду! Я снова надеваю  скафандр  повышенной
защиты. Словно рак-отшельник вползаю в его скорлупу.
   Ну ладно, я стрелял и должен  стрелять,  пока  есть  хоть  какая-нибудь
дичь.
   Я охотник, это в моих генах. Точно  так  же,  как  у  Изобретателя  был
талант генного инженера. Научиться можно всему,  даже  растить  пшеницу  и
вести ракету, но страсть, талант... С ними родятся.


   Такая усталость... Нет, не пойду к гномам, пусть выкручиваются сами.  Я
разделся и сел в кресло.
   В иллюминаторе темнело небо. Ночь?.. Так быстро?.. Я поглядел на часы и
убедился, что пробыл под землей семьдесят два земных  часа,  двое  здешних
суток. А не заметил.
   Что же дальше? А вот что: я не записывал,  только  наслаждался.  Теперь
нужно сделать запись и послать ее Всесовету. Там, конечно,  поднимутся  на
дыбы - проворонить такую планету! И родичи мои взбесятся. Хорошо!
   Да, в клане я паршивая овца, а всему  виной  моя  страсть  к  охоте.  Я
переступил их - Коновых - закон, они признают эту страсть лишь у  старшего
в роду, ему передают права (и оружие, библиотеку).
   Что делать?.. Возьму-ка ружье, заряжу его и выстрелю в сердце, глупое и
страстное. Роботы похоронят меня. Я сольюсь  с  этой  планетой,  где  имел
высшие радости.
   Нет! Лучше не думать!
   Я напрягся, пытаясь сделать  мозг  тугим  мертвым  куском,  -  заболели
надбровья. Теперь мозг действовал как плохонькая, разбитая ударом  ЭВМ.  Я
установил  связь  с  гномами,  снова  положил  кусок  Первичного   Ила   в
анализатор. Тот же ответ, тысяча триста  шестьдесят  пятое  подтверждение,
что он мертвый.
   А датчики?
   Я ходил от прибора к прибору:  мертво,  мертво,  мертво...  Я  убил,  а
виновата охота.
   Любовь к ней у меня в крови. Охота!..  Когда  я  вспоминаю  долгий  ряд
своих предков, то вижу их уходящими  во  тьму  лесов  (их  звали  странным
словом "тайга"). Предки были русскими, они всегда охотились.
   Приметалась к нам  только  кровь  бабки  Мод,  саксонки  с  золотистыми
волосами. Но руки ее предков  тоже  в  звериной  крови;  они  охотились  в
Африке, Индии, по всему свету.
   И в душе бабки не умирало стремление к  охоте.  Именно  из-за  Мод  нас
изгнали с Цезарины. Мод сняла ружье со стены и прикончила одним  выстрелом
всем осточертевшего филартика, шатавшегося  по  окрестностям,  нарушавшего
покой, грабившего сады. Заряд ее ружья  настиг  его  в  момент,  когда  он
уходил.
   Я могу себе представить его перевоплощение  в  смерти!  -  из  зверя  в
сплетение зеленых и желтых нитей, искривших электрическими разрядами.
   Никто  на  свете  не  знал  этого  -   до   выстрела   моей   бабки   в
грабителя-филартика. Казалось, должны сказать спасибо.
   А  что  получилось?..  Филартика  увезли  в  Институт,  бабку  и   деда
вышвырнули на Глан: убит запретный зверь!
   Дед поселился в том месте,  откуда  был  хорошо  виден  Гавриил  Шаров,
высеченный из целой горы каким-то сумасшедшим. Около и был наш дом.
   Великий  астронавт  смотрел  на  дом,  на  равнину,  сам  из   красного
выветривающегося песчаника.
   Под его взглядом  я  бил  фиглей  из  рогатки  и  мечтал  быть  великим
охотником.
   Да, руки мои в крови той дичи, что так скупо водилась  на  Глане.  Этим
они походили на сильные руки предков,  бывших  великими  охотниками:  один
охотился на китов с ручным гарпуном. А другой?
   Сначала он добывал слоновую кость, потом  сел  хранителем  африканского
заповедника. А если я поднимаю древнюю память  (мучительнейшая  процедура,
рождающая тяжелые головные боли), то вижу  других,  на  костре  обжигавших
концы копий, чтобы охотиться успешно, с упоением и сладостью.
   Или погибнуть на охоте.
   И уж конечно, я знал о мечте клана. Судьба же меня гнала в  сторону  от
охоты. И хотя я вопил, что буду, буду, буду охотником и поеду  на  планету
Фантомов, я кончил сельскохозяйственный институт. И если сейчас  вы  едите
сытный хлеб, розовый и немного странного  привкуса,  значит,  в  нем  есть
зерно так называемых "шагающих" пшениц. Те, что слоняются всюду, где  есть
хоть крупинка жирной земли, а ко времени обмолота приходят обратно.
   Я был счастлив только с ружьем в руках. Но  охотились  теперь  лишь  на
вновь достигнутых планетах.
   Кровь предков гоняла меня по диким планетам, пока я не попал на  Маб  и
там не встретился с Сергеевым. Он был дальним родственником и  врачом.  Он
знал решение и законы клана. И даже брался вывести страсть к охоте из меня
простейшей операцией. Мы спорили, так как я не соглашался.
   Это было неплохое время: Сергеев сидел у камина в том минимуме  одежды,
который разрешала носить жена. На его груди рыжая шерсть горела в отсветах
камина. Надежда колдовала с кастрюлями, пытаясь  соорудить  нам  приличный
ужин, я глядел на стену, которую Сергеев увешал древним  оружием.  У  него
было даже пулевое ружье!..
   А потом Сергеев умер и завещал это ружье мне.
   И тогда-то я доказал, что цепь охотников шла ко мне, что она замыкалась
только мною, вспыльчивые, небрежно одетым агрономом, человеком  с  покатым
лбом мечтателя, который нигде не приживался, не заводил семью, мотаясь  от
одной пограничной планеты к Другой.
   Я добился, чтобы меня послали на планету Фантомов наблюдателем.


   Трава -  высокая  -  прикрывала  зверя  своей  тенью.  Но  когда  зверь
двинулся, я удивился, что не  видел  его.  От  травы  была  в  нем  только
полосатость, а  все  остальное  совсем,  совсем  другое.  Например,  шкура
красная...
   Тигр шел ко мне... Ближе, ближе... Я кричу, а на меня с  дерева  глядит
обезьяна.
   Это огромная белая обезьяна. Вокруг снег, шерсть  обезьяны  заледенела,
волосы торчат козырьком над круглыми голубыми глазами.
   Почему крадущегося тигра сменила эта обезьяна?
   А вот я на каре повышенной проходимости.  Прыжок  через  пропасть!  Кар
повис в прыжке, колеса его медленно вращаются. Впереди же  белые,  черные,
рыжие ящерицы. Они образуют тесный, слитый боками узор.
   Я бегу, бегу от них аллеей,  усыпанной  листьями,  красными,  бурыми  и
желтыми, на меня глядит  каменный  космонавт  Шаров,  и  варгус  поднимает
крылья, заслонив тучи. В моих руках ракетное тяжелое ружье. Я  прищелкиваю
к нему магазин, вскидываю - ствол его гнется.
   - А-а-а!
   - Ну,  браток,  -  говорит,  склоняясь  ко  мне,  бортрадист,  курносый
Альберт. - И спишь же ты.
   - Сплю?..
   - Спишь ты слишком шумно.
   Значит, сплю... Я прихожу в себя и определяю свое место. Теснота. Серые
баллоны - это кислород. Подвесные койки. Откидной стол.
   Я в тесной ракете, в каюте на двоих, куда пришлось всунуть  третьего  -
меня. Остальное место в  ракете  занимает  аппаратура  в  ящиках,  роботы,
которые со мной будут обследовать планету.
   - Весь день спишь. Ужинать пора.
   Звонят часы: "Ужин!"
   И мы едим из хлебных стаканчиков  морковное  пюре  и  жареную  котлету.
Съедаем стаканчики и запиваем соком. Ребята теперь сыты и  начинают  бурно
жалеть меня. Более жалостливых  людей  я  еще  не  видел,  им  бы  идти  в
похоронщики.
   - Свинство посылать на такую планету одного человека!
   - Я бы отказывался.
   - Сам хотел.
   - И глуп же ты, парень!
   - Считай, твоя жена вдова.
   - Не увидишь детей!
   Ни о чем другом они говорить не в состоянии:  семья,  жена,  дети.  Это
работяги космоса, и словарь их прост.
   - Нету там, парень, воздуха.
   - Куда же делся?
   - Был, да вышел, - смеются они. - Не было  его,  закись  азота.  Ну,  в
кресла - сейчас гравикокон.
   Вот карта, которая дается только пилотам. Я вижу на  ней  очень  ровную
поверхность: рек нет и леса тоже. Карту делал мой предок  -  Изобретатель,
она точная.
   - По лоции там что-то вроде мелких болот, -  вздыхает  пилот.  -  Такие
дела. Увязим костыли, перерасходуем горючее, - ворчит он.
   Мне абсолютно плевать на огорчения пилота.
   - Конов! Ты будешь третьим на планете,  вон  навигационный  справочник,
читай!


   Лоция не врала - всюду топкие болотца с тонким слоем воды и студенистым
илом. Кислород есть, но слишком много закиси азота. И  до  черта  ксенона,
гелия, криптона. Вот и станция Изобретателя. Чертов лжец! Где здесь охота?
   Мы разобрали ящики,  и  роботы  встали,  все.  Вернее,  стояло  семеро,
маленькие коренастые роботы-гномы.
   А два робота, те  лежали.  Один  был  шар,  его  я  должен  пускать  на
аэростате, другой - зонд для бурения.
   Дали мне небольшую ракету: пейзаж планеты обогатился.
   Мы починили домик типа глубинной батисферы,  стоявшей  на  трех  ногах.
Затем пилоты жали мне руки.
   Смущенные, они говорили, чтобы я не психовал, что каждый год поблизости
будет проходить космический зонд и брать мою информацию. Если  я  заболею,
он возьмет и меня.
   Затем они (с облегчением) влезли в свою ракету. Люк захлопнулся, ракета
ушла.
   И лишь тогда я отчетливо понял, что я обманут предком. С этим ничего не
поделаешь. Поделом мне, слишком доверчивому!
   Я стоял в мокроступах и легком  скафандре.  Мимо  на  тележке  проехали
роботы-гномы, ставить  наблюдательные  станции.  Ладно,  тогда  работа!  Я
утыкаю планету датчиками.
   Гномы, мчавшиеся на тележке в бурунах  желтого  ила  и  воды,  вернутся
через несколько дней. Другие станции я поставлю сам. Согласен, попался...
   Следующие несколько недель я  много  работал,  мотаясь  по  планете,  и
ставил датчики для наблюдений. И всюду видел одно и то же: Первичный Ил  в
глинистых ячейках, под тонкой пленкой соленой воды, настоящей  аш  два  о.
Сделал анализы воды. Она как моя кровь, в ней все, кроме белых  и  красных
кровяных телец. Ил тоже содержал полный набор аминокислот.
   Отчего нет  жизни  на  такой  планете?  Все  здесь  подготовлено  к  ее
появлению.
   Или  споры  жизни,  что  несутся  во  вселенной,  задержал  гравикокон?
Конечно, охотиться здесь не придется.  Но  что  мешает  потренироваться  в
стрельбе?
   Я взял ружье, обоймы, банки  из  лаборатории  предка  и  долго  стрелял
навскидку.
   Приятное занятие! Робот швыряет банку, и ракета уходит за ней,  пускает
легкий дымок.  Взрыв!  Банка  с  наклейкой  (буква  М)  -  вдребезги,  все
прокисшие от времени химикаты разлетаются к чертям!..
   Одно меня огорчало: ракеты самонаводящиеся, и кто попал в цель,  я  или
они, понять было мудрено. Я соорудил и стальной арбалет: были инструменты,
станок, металлы... Я нарисовал на бумаге голову оленя и стрелял в нее.
   Я поражал мишень, а робот бегал за моими стрелами и приносил их мне.


   Как-то я обрабатывал дневные данные. И не поверил себе  -  кислород!  А
закись? Ее совсем мало.
   Чудеса?.. Или мне врут приборы?..
   Я надел скафандр и вышел. Ночь, дует ветер.  Я  отвернулся  от  него  и
щелкнул зажигалкой. Помню, в день приезда я долго щелкал ею, но  пламя  не
держалось. Сегодня фитиль горел. Я нашел в кармане и зажег  бумагу  -  она
сгорела весело и быстро.
   Итак, кислорода двадцать процентов, как на Земле. Но маску снять я  все
же не решился и, входя в шлюз,  выдул  весь  здешний  воздух.  Ну,  спать,
спать.
   Я разделся и подошел к иллюминатору. Постучал в него (зачем?). И  вдруг
с той стороны к нему прислонилась рука. Она  долго  царапала  бронестекло,
затем стала кивать мне пальцем.
   Манить? Угрожать?
   Я находился в самом дурацком положении - снаружи этот предмет, а  здесь
я - и волосы дыбом. Схожу с ума? Быть может, некий токсин (закись  азота?)
меняет химию моего мозга, внушая  галлюцинации?  Это  легко  проверить.  Я
включил наружный свет  и  выключил  внутренний.  И  долго  всматривался  в
иллюминатор. Ничего!
   Выходит, галлюцинация...
   Я нашел аптечку и список лекарств. Так, так, антигалл,  номер  тридцать
девять. Я сжевал таблетку. Но спать мне не хотелось, и  я  съел  недельный
запас сладкого, чтобы напитать мозг. Затем лег, бормоча:
   - Ничего нет.
   Но что-то во мне ужасалось и ликовало.
   Я не спал. Взошла луна. Красноватый свет скользнул по шторе.  Слышались
мерный плеск воды и шаги. Я выглянул в иллюминатор -  ходит  робот,  берет
пробы грунта.
   Я задернул шторку и ухмыльнулся.


   Утром я бросился к иллюминатору. Отдернул шторку  и  увидел  ящера.  Он
рассматривал, не моргая, мою станцию. Затем стал чесаться о круглый домик:
я схватился за стол. Почесавшись, ящер исчез.
   Вот  только  что  он  был  здесь,  во  всем  безобразии,  с  чешуями  и
бородавками, и вдруг исчез.
   Я попытался вспомнить подробнее, все припомнить - как встал и  подбежал
к иллюминатору. Для этого разделся и лег. Потянулся, сел в постели. Увидел
свет в зашторенном иллюминаторе, подбежал.
   Отдернув шторку, я опять увидел ящера,  земного,  из  рода  Нотос.  Это
переводится с греческого так  -  ублюдок.  Туша  тонн  в  двадцать  весом.
Огромнейшая пасть! Глаза выпученные!
   О великий космос, у моей галлюцинации есть хвост, а кожа складчатая. На
голове, боках и лапах роговые, цвета мозолей выступы.
   Перед ящером папоротники, раковина и лежит чей-то костяк. И  необычайно
резкий, сухой рисунок всего. Словно это нарисовано тушью  на  бумаге.  Еще
похоже на старую гравюру. Да это ожившая гравюра! Та самая, что  висела  у
меня в доме, когда впервые я узнавал о предках и мечтал охотиться даже  на
ящеров.
   В конце концов я расстрелял ее из самодельного арбалета.
   С наслаждением я всаживал стрелы в безобразнейшее существо.  Затем  мой
отец, приверженец древних методов воспитания, выдрал меня ремнем. Я  успел
сунуть в штаны сложенное полотенце, и пятьдесят процентов  стараний  моего
почтенного родителя  пошли  прахом.  Да  и  он,  подозреваю,  не  особенно
старался.
   Пермотриас  Нотос  погиб...  на  бумаге  и  воскрес  здесь  (дом  опять
всколыхнулся). Я схватил ружье и выскочил в шлюз, из него наружу.
   И... ничего!
   Зато увидел под иллюминатором  вздутие  Ила,  тугую  выпученную  массу,
похожую на резиновую перчатку. Вспомнил, здесь я до крови оцарапал руку.
   Это же рука - фантом!.. Да, сойти  с  ума  здесь  легко.  А  ящер?..  Я
поискал и нашел следы в Иле. Тогда, озираясь, я стал пятиться к дому, пока
не нащупал ногой ступеньку. Шагнул на нее.
   Я поднялся  задом,  выставив  ружье.  Желтая  равнина  блестела  водой.
Кое-где выставились складчатые островки Ила. Где ящер?
   Что-то коснулось моей спины - я вскрикнул и обернулся,  чуть  не  нажав
спуск. Но это была дверь станции, выпуклая стальная  дверь.  Такую  и  сто
ящеров не выломают. Это хорошо.
   ...Весь день я сидел  дома.  Закрыл  штору  и  сидел.  И  хотелось  мне
говорить, посоветоваться. Но с кем? Одиночество...  Человек  будет  искать
друга. А одиночество планет? Чувствуют они его?
   Да что это со мной?  Я  приписываю  чувство  каменному  шару?  Надо  бы
составить подробнейшую карту планеты. Вот будет работы! Вся дурь из головы
повыскочит.


   Ящер не приходил, и полгода я усердно работал: карта была составлена  с
самыми мелкими подробностями. Горы все же нашлись,  небольшие  базальтовые
образования.
   И был очень любопытен микрорельеф планеты.
   Глубина илистых луж,  заключенных  в  твердо-упругие,  будто  хрящевые,
ячейки, всюду была одинакова - от десяти до тридцати сантиметров.  Правда,
иногда попадались глубокие колодцы, полные густой жижей.  Достичь  их  дна
было трудно. То ли колодцы были изогнуты, то ли полны Ила.
   К сожалению, пока что другие исследования были  всего  лишь  царапинами
поверхности   явлений.   Господствовали   ветры   западного   направления,
среднесуточная температура плюс 19, влажность 70-80 процентов, давление  -
52! Освещенность 20 люменов.
   Но что здесь делать охотнику?


   Ура! Кончилось мое одиночество. Да здравствует Изобретатель!..
   Однажды я сидел на лестнице (кислороду было достаточно, закиси немного,
я ходил без маски).
   Я грелся на солнце и  с  отвращением  глядел  на  плоскую  безжизненную
равнину. Ах! Если бы охота! Я остался бы на этой планете  вечность.  И  со
злобой подумал о предке, сыгравшем со мною такую шутку.
   Паршивое  было  настроение.  Я   прикидывал,   когда   закончу   работу
наблюдения, если предельно ускорю ее.
   Да, задерживаться на планете я не собирался.
   Хватит! Баста! Из-за любви к охоте я влез в эту историю.
   Я охотник с рождения и всегда мечтал об охоте. Мало оставалось книг  на
свете, не прочитанных мной, если их писали охотники.
   Но охота кончалась - Землю пришлось  делать  зоосадом  и  спасать  даже
насекомых. Никто там не смел тронуть живую тварь.
   Да, земная охота кончилась навсегда. Оставались лишь сладкая память  да
охотники, наши легенды, мечты...
   А космос?.. Планеты типа  Земля  были  редкостью,  их  называли  Алмаз,
Изумруд и т.д. А уж тронуть не позволялось ничего. Триксы и мазукары могли
спокойно делать что хотят, а вы облизывались, глядя на них.
   Охотились  теперь  лишь  на  диких  планетах,  на  странных   животных.
Неприятных.
   А ведь в охоте не только выстрел, не простое убийство зверя.  В  ней  и
любовь к нему. Человек родился охотником. Погоня за знанием - тоже охота.
   Но Великая Охота, бывшая только на Земле, однажды ушла. А была как сон!
Человек бил слонов, тигров, бизонов, китов... Я это знаю лучше других, мой
род всегда был родом Охотников.
   Конечно, были и есть в нем паршивы