позволю тебе уйти. Я не позволю
тебе описывать меня!
     -- А куда вы направляетесь? -- спросил Джордж.
     Он заметил, что крутые берега как-то уж очень быстро исчезли из виду, и
вода, которая минуту назад стремительно мчала его вперед, закружилась теперь
в агонии неопределенности.
     --  Иногда  я двигаюсь  вперед, --  ответил черепахан, --  а  иногда  в
сторону.
     Поплыв рядом с ним, Джордж убедился в том, что черепахан сказал правду.
Узкие  протоки пересекали и перекрывали друг друга сложным запутанным узором
--  причем,  не просто  по разу  или по  два, но по двенадцать,  а то  и  по
четырнадцать  раз. Вот  почему это длилось так долго. Однако солнечный  свет
успокаивал. Джордж пока не был готов к переменам или, по крайней мере, к тем
переменам,  которые набрасываются на вас,  когда погода становится  решающим
фактором.
     Между тем, проблема вышла в фокус. Фокус у нее  не удался -- Джордж это
понял  сразу.  Каналы  оказались  не  такими  уж  и  прочными.  Более  того,
тщательный  осмотр  принес  неутешительную  оценку,   которая,  кроме  всего
прочего, могла стать еще и иллюзорной.  От него требовалось  только одно  --
следовать  за  ходом событий.  А  кому  из  нас  не  хотелось порою того же?
Особенно,   когда  рядом  бубнил  голос  зеленой  черепахи  безумия,   и  мы
предпринимали  обходной  маневр,  отмечавший  лобовую  атаку  проблемы.  Это
ужасное  путешествие начинало затягиваться; ресурсы подходили к концу; рядом
плавал наглый  черепахан,  и Джордж  все чаще задумывался о жестокой судьбе,
которая увела  его от водоема в  большом городском сквере, где он  работал с
сотней других людей под жарким солнцем Вавилона.
     Ситуация  казалась безвыходной. И  даже  внезапно  возникший  мешочек с
диалогом почти ничем не помог. Наоборот, в его появлении было что-то ужасное
и зловещее, поскольку он приплыл к Джорджу в яркой полосатой коробке.
     По  прошлому  опыту,  который  он  не собирался  увековечивать,  Джордж
относился к коробкам очень настороженно.
     -- Все это туфта! -- сказал  мешочек с диалогом, выбираясь из коробки и
стряхивая с себя капельки непристойных слов.
     -- Вот уж чего не знал, того не знал, -- признался Джордж.
     -- Ты в этом уверен? -- подозрительно спросил словесный мешочек.
     -- Я уверен  только в том, что вы появились здесь  слишком внезапно, --
сказал Джордж. -- Стоило  нам подумать  о решительных действиях, как тут  же
возникаете вы и начинаете, извините за выражение, возникать.
     -- Смотрите, кто заговорил о выражениях! -- воскликнул словесный мешок.
-- Парень, тебе нужна помощь. Ты в это врубаешься или нет?
     -- Кстати, по поводу вашего вопроса... Что тут происходит?  --  спросил
Джордж.
     --  Я  рад, что  ты интересуешься такими вещами,  --  сказал мешочек  с
диалогом,  и его маленький рот,  похожий на бутон розы,  изогнулся  вверх по
уголкам. -- Фактически, это мы и должны узнать. А ну тихо, парень! Ты ничего
не слышишь?
     Джордж  прислушался и  уловил  какой-то  шлепающий  звук,  как  из  той
метафоры, которую второпях отлили в кузнице лексикографа. Звук дождя. Вот же
черт! В довершение всего ему опять предстояло обмочиться.
     -- И именно в такой момент, -- добавил  словесный мешок, пытаясь скрыть
отвращение, которое он питал к происходившему.
     Прямо   перед   ними   возвышалось  кирпичное   шестиэтажное   строение
внушительных форм и размеров.  Такой внушительной и  шестиэтажной могла быть
только библиотека; в этом  Джордж не сомневался. Все окна на ее  фасаде были
заколочены  фанерой  -- вернее, чем-то похожим на  фанеру, но  более низкого
качества. Тем не  менее этот прозрачный и хрупкий материал защищал  зевак  и
таких  случайных  проплывавших,  как  Джордж,  от  летевших во  все  стороны
булыжников  и  осколков  породы. Там, внутри здания, выступая  над  крышей и
выпирая с боков, располагался колоссальный остов молота, к которому тянулись
стальные  тросы.   Подобные   хитроумные  приспособления  обычно  назывались
гидравлическими -- не потому что ими двигала вода  (хотя в каком-то глубоком
смысле так оно и было),  но  потому что  из кессонов этой чудовищной машины,
мерцавшей  клапанами поршней  и долбившей  гранит  науки, исходил лишь пар и
запах сгоревшей смазки.
     Так и не разгадав назначения молота, Джордж  мысленно  покачал головой.
Головка массивного пробойника медленно поднималась вверх, затем стремительно
опускалась  вниз,  скрываясь в  глубинах скважины. Молодая женщина  в кепке,
из-под краев которой вились волосы, заплетенные в белокурые косички, сделала
паузу и вознамерилась обратиться к нему.
     -- Эй, ты!
     Она все же исполнила свое намерение.
     -- Вы это мне? -- спросил Джордж, демонстрируя тем  самым  первую часть
многословия.
     -- Да, тебе. Ты не хочешь отойти отсюда на пару шагов?
     -- Конечно,  хочу,  -- ответил Джордж, источая из себя  уступчивость  и
слащавые  улыбки. -- Но сначала вы  должны  мне кое-что  сказать. Зачем  вам
нужна эта штука, которая снует как гидравлический молот?
     Блондинка  с   косичками  и  кепкой   улыбнулась,  уловив   классически
риторический и идиосинкразический намек, заложенный в предпосылку.  Ее молот
напрасно наносил удары, поскольку  предпосылка не уступала в  ловкости юркой
ласке, а вы,  наверное знаете, что лаской  можно добиться всего, что угодно.
Но  давайте  не будем перебрасываться засаленными и  заезженными образами --
особенно  там, где мы можем по хорошему договориться и  тайком связать слово
за слово, если они  подходят друг к другу. А  если при этом еще спрятать все
концы в воду и сделать вид, будто ничего не произошло... Что?
     -- Я сказал, заткнись! -- закричал Джордж.
     -- Прости, я опять увлекся, -- смущенно ответил словесный мешок.
     -- Куда подевался гидравлический молот?
     -- С ним, кажется, что-то случилось, -- сказала блондинка в кепке.
     -- Лучше не начинайте этого со мной, -- предупредил ее Джордж. --  Всем
стоять на месте, или я буду стрелять.
     -- Из чего? -- спросила одетая в кепку леди.
     Ее  вопрос  эхом  повторили  словесный  мешок   и  черепахан,   который
неожиданно вернулся из своего небытия.
     -- Нельзя  остановить  то,  чему  суждено произойти, -- сказала  мудрая
черепаха. -- И тебя не избавит от этого даже твоя борьба.
     --  Знаешь,  я  давно  хотела  тебе  кое-что  рассказать,  --  смущенно
произнесла  белокурая леди.  --  Ты, конечно,  меня не  знаешь, но я о  тебе
достаточно наслышана.
     --  На  самом  деле?   --  спросил  Джордж,  которому   это  показалось
удивительным.
     -- Надеюсь, ты готов сделать кое-какую мелочь для всей нашей компании,
     -- сказала она.
     -- Эй, подождите минуту. Я для этого не готов.
     -- Джордж, тебя когда-нибудь учили принимать на себя ответственность?
     -- Нет, черт возьми! Меня этому никогда не учили!
     Из-под купола  посыпались полчища объяснений. Они были одеты в  красное
трико и ловко  сплетались друг  с  другом. Эти гибкие  эквилибристы казались
уверенными   и  непоколебимыми,  но  на   самом  деле  выглядели   бледно  и
неубедительно.
     Впрочем, ситуация зашла слишком далеко. Я даже не знаю, кто бы выдержал
такое. Черт! Куда же  подевался кончик этой мысли?  Через какую дыру вытекал
сюжет? Неужели Джордж действительно менялся, превращался и трансформировался
во что-то другое? И что, в конце концов, означали его коробки?
     -- Полегче, приятель. Успокойся, -- шептал словесный мешок.
     Он поддерживал Джорджа обеими плечами. Твердо, но мягко.
     -- Да, полегче, ты, здоровый бугай, -- закричал он в конце концов. -- Я
тебе что -- подушка?
     Джордж  застонал и сжал  ладонями  голову.  Она  затрещала  от боли. Он
подозревал,  что  это  была  голова  какого-то  другого  человека. Во всяком
случае, раньше он таких головных болей не испытывал и, надо признаться, даже
не знал, может ли их испытывать вообще.
     Все более  испарявшееся равновесие  перекосилось  в  сторону  и  грозно
закачалось в предвестии дурных намерений.
     -- Да не склоняйся ты так! Не напирай! -- кряхтел, задыхаясь, словесный
мешок.
     Джордж действительно  нарушал все правила склонения на предметы  сцены.
Тем более, что  они в этом месте были особенно  хрупкими  и чувствительными,
поскольку, по  закону братьев  Гримм,  помрачение  возникает экспоненциально
исчезающей  ясности.  В тот  же  миг  огромный  гидравлический  молот  начал
подниматься вверх. Из-под  приборной панели послышались приглушенные  взрывы
маниакального смеха. Динамики дрожали и захлебывались от неотвратимого рока.
     Блондинка в кепке -- или, судя по ее  виду,  девушка -- первой заметила
опасность.
     -- Он  сейчас взорвется!  --  закричала она. --  Мне  надо добраться до
выпускного вентиля, который должен торчать где-то в этом месте!
     И  тогда воздалось ей  по  речам ее. И  изверглись  из приборной панели
голубые струи молний, и женщина сия с визгом и криками пала на спину свою.
     -- Этот факельщик  кроет  факсом по всей фактории! -- завопил словесный
мешок, нанизывая слова в бессмысленную фразу. -- Факт! Факт! Факт!
     Тем  временем Джордж, цепляясь за перила и пуговицы, понемногу приходил
в  себя. Ему удалось задержать предшествующее  падение, но то ли из жалости,
то ли по недомыслию он не удосужился посадить  его в  тюрьму. Эта оплошность
тут же дала себя знать и начала истекать значительными событиями.
     Бросив быстрый взгляд в сторону, Джордж увидел на своем плече черепаху.
По  татуировке на панцире он  едва не принял ее  за  шустрого черепахана, но
потом  вдруг  понял,  что  такой  треугольник  могло нацарапать  себе  любое
земноводное. А  вы думали, что  он какой-то простак?  Вы  думали,  он  будет
потворствовать  претензиям  болтливых животных и выслушивать бред  словесных
мешков?
     Теплый дождь и холодный ветер хлестали в лицо и пытались вырывать опору
из рук. Джордж  вдвое усилил  свою  хватку.  Вода  начала выделывать мерзкие
трюки -- она то низвергалась водопадом, то капала,  то вновь сочилась тонкой
струей. Остальные махали ему руками и кричали о каком-то конце.
     -- Конец! -- вопили они. -- Держи конец!
     Рядом  с ним упала длинная веревка.  Но ведь  речь могла  идти и о  той
штуке, за которую он держался. В отчаянии Джордж начал хвататься то за одно,
то за другое. Конец... Что же они имели в виду?
     -- Принять швартовы!
     Услышав это, Джордж уловил движение судна. Через миг он понял,  что ему
необходимо попасть на корабль. Джордж еще раз подумал о конце. Он  бросил на
него последний взгляд, фиксируя в памяти и без того знакомые детали, а потом
позволил  воспоминанию   о  гейзере  присоединиться  к  тому,  что  уже,   в
метафорическом смысле, истекло на седые гребни волн прекрасного моря.
     -- Принять...
     --  Да,  да,  -- раздраженно  сказал Джордж  и накинул петлю крепежного
конца на причальную тумбу. В тот же миг движение корабля замедлилось.
     -- Прекрасно сделано, сэр! -- сказал представительный мужчина.
     Этот  доселе  незнакомый   тип  вышел  из  небольшой   кабины,  которая
располагалась  на верхней палубе чуть  ниже белых парусов, надутых, извините
за выражение,  ветром. Лицо мужчины напоминало перезревшую  грушу с  густыми
бакенбардами  и  множеством  игривых  смешинок,  которые  прятались  за  его
высокомерным  видом.  Он  был  одет  в  голубой  китель с золотой тесьмой  и
серебряными пуговицами  и, представьте  себе, носил  на  голове накладку или
парик, а возможно и  то и другое сразу. Наряд довершали треуголка и замшевые
панталоны, которые показались Джорджу подозрительно чистыми и белыми.
     -- Кто вы? -- спросил он.
     -- Я  Ролло  -- веселый капитан  со "Слюнявчика".  Неужели не  помните?
"Привез груз из  Йокохам, ничего тебе  не  дам.  " Недавно отмечен в морских
депешах  за успешный перехват арбузов у  двух французов. Конечно,  теперь  я
покончил с  этими глупостями  и стал  серьезным  морским волком --  особенно
после того, как Джулия начала  травить меня  своими претензиями, краснорожим
попугаем и парочкой борзых. Но тише! Я слышу ее шаги!
     На самом  деле этот  капитан  со "Слюнявчика"  не мог  слышать  никаких
шагов, потому что  их  звук возник только  после того, как  он закончил свою
речь. Сначала скрипнула дверь,  и судя  по тому, как  она скрипнула,  кто-то
открыл   ее  настежь.  Затем  в  проеме  появилась  женщина,   белокурая   и
полногрудая,  не  первой  молодости,  но  еще  и не  тронутая  плесенью.  Ее
притягательную фигуру  облегало платье, с  оттенками персика и  апельсина. В
шелковистые волосы были вплетены темно-синие ленты.
     -- Эй, парни, кто-нибудь хочет полюбезничать с дамой?  -- спросила она,
и  Джордж  мгновенно понял,  что  по  какой-то необъяснимой  причине  судьба
столкнула его лицом к лицу со знаменитой и незабвенной Мэй Уэст.
     -- Мисс Уэст! Как вы здесь оказались?
     -- Так же, как и ты, глупенький мой. Меня призвали на службу. Но к чему
все эти  сентиментальные вопросы?  Нормальные  люди действуют,  а не болтают
языком.  Вопросы с "как" и "почему"  -- это дурная привычка, от которой тебе
пора избавляться, малыш.
     Капитан Ролло засмеялся.
     -- Она восхитительна,  правда? Нам  просто повезло, что мы взяли ее  на
борт в Японии.
     -- А что вы делали в Японии, мисс Уэст? -- спросил Джордж.
     -- Ты когда-нибудь слышал о Шанхайской Лилии? --  ответила она вопросом
на вопрос.
     --  Не  думаю, что нам надо касаться этой темы прямо  сейчас, -- сказал
капитан.
     -- Ах, ты так не  думаешь? -- сердито вскричала мисс  Уэст. -- А кто ты
такой, черт тебя подери?
     -- Я капитан "Слюнявчика", -- ответил Ролло.
     -- И это с именем Ролло? Не смеши меня, дорогуша!
     --  Дорогие  друзья, -- вмешался Джордж, -- я смотрю, тут недалеко и до
потасовки. Может быть мы лучше попьем чайку?
     Его  уловка   была   исполнена   самых   лучших   побуждений,   и   все
присутствовавшие восприняли ее  с должным пониманием,  в том числе  и экипаж
авианосца  "Слюнявчик",  образовавший  вдоль  бортов  две  длинные  шеренги.
Суровые  лица  лучились загаром южных  широт; длинные косы по  такому случаю
были смазаны дегтем (а надо сказать, что парики в этом женском коллективе не
носили из принципа).
     Джордж не  поленился  рассмотреть  океан.  Как  он  и  подозревал,  тот
оказался картонным. Кто-то раскрасил его в цвета моря небрежными и неровными
мазками.  Так  вот, значит,  что  они пытались  всучить ему  под  шумок!  Он
потянулся рукой к  тревожному  звонку, но маленькая кнопка  видоизменилась в
клапан давления, а затем в какую-то трубку из мягкого металла. Джордж так  и
не  узнал,  во что  же, наконец, превратилась  эта штука, потому что капитан
Ролло прихлопнул ее рукой, прежде чем она окончательно сформировалась.
     -- Зачем поднимать лишний шум? -- сказал капитан. -- Мы прекрасно можем
разобраться между  собой. Мисс Уэст, могу  я узнать, в конце концов, что  вы
сделали с Джулией?
     -- Забудь о ней,  -- ответила Мэй.  -- Ее сбросили в прикуп на одной из
предыдущих встреч. Неужели ты забыл, мой храбрый моряк?
     -- Вот так всегда! Не посоветуются со мной, натворят глупостей, а потом
кричат, что у них не пошел сюжет. Как будто у меня нет других проблем! Я вам
еще не говорил  о своей подагре? И о своих язвах тоже? И о шпагах? Неужели я
не рассказывал вам о ручных обезьянах и о том, как странно они выражают свою
благодарность?  Тогда, может  быть, мне лучше объяснить  вам  главную  линию
нашей политики и тот неверный поворот, который мы сделали в Пиринеях?
     Внезапно  раздался  приглушенный  выстрел,  и  моментом  позже  в   нос
"Слюнявчика" вонзилось пушечное ядро.
     --  Круто! --  похвалил  капитан. -- Стоило  нам  взяться за дело,  как
кто-то  уже пошел в атаку. Вы только посмотрите на моих парней у нок-реи! До
них уже дошло!
     Четверка  парней,  известных  как доходяги  Ролло, ловко  забрались  на
снасти и побежали вверх  по веревкам, канатам и  фалам, по шкотам, шнуркам и
лентам  печатной  машинки,  по голубиным перьям,  тополиному  пуху  и прочей
ерунде, которая порой почти  не касалась рангоутов  корабля.  Шкоты  еще  не
высохли  после  дождя,  и  поэтому  парни  какое-то  время  бездельничали  у
смотровой корзины. Для забавы они принялись окликать друг друга фальцетом, а
затем их голоса перешли на пронзительный писк  и достигли верхней  точки. Но
четверка  дозорных  не пожелала  останавливаться  на  этом.  Они  продолжали
карабкаться  вверх, поднимаясь  в воздух по невидимым вантам, пока, наконец,
не исчезли в ближайшей куче кучевых облаков.
     --  Не  слишком   ли  высоко   для  простых  дозорных?  --   язвительно
поинтересовался  Джордж.  --  Может быть  они  спустятся теперь к  народу  и
расскажут нам что к чему?
     --  Полагаю,  вы  хотите  узнать, если ли  у  нас  какой-нибудь шанс на
спасение? -- спросил капитан.
     Джордж  пока об этом не думал,  но  всему наступает свой черед; и он не
желал упускать такую возможность -- возможность узнать что-нибудь похожее на
то, о  чем говорил капитан;  вот  почему  он вытащил из портсигара сигарету,
отхлебнул крепкий,  но мягкий напиток из квадратной темной  бутылки, которой
довелось  стать простодушным  автором  многих  из его бед,  а также бед  его
верного друга, словесного мешка, и, прочистив горло, хрипло сказал:
     -- Вам лучше найти для всего этого какое-то разумное объяснение.
     -- Мне нравится ваша  глупость,  Джордж, -- с веселым смехом призналась
мисс Уэст.
     -- Упрям, как всегда, -- фыркнул ей в ответ капитан.
     -- Думаю, мы могли бы перекинуться в картишки, -- предложила их дама.
     -- У нас не хватает людей для партии, -- ответил Джордж, еще не  решив,
нравится ли ему такое предложение.
     Но, как обычно, он сказал не те слова, и в мгновение ока, в краткий миг
между одним  процентом  вдоха и следующим, на  юте появилась шумная компания
людей из разных стран  и далеких времен; между ними даже затесался  мужичок,
подозрительно   похожий  на  Сократа,  хотя  и  остальные  выглядели  такими
историческими знаменитостями, как, например, Иван Грозный, Бела Лагоси, Зазу
Питц и  вплоть до того  момента, когда  у вас уже опускались руки, поскольку
они понятия не имели о чувстве меры.
     -- Ты хочешь сказать, что они удрали? -- гневно спросил генерал Цефалио
Вегас у своего  помощника, симпатичного, но безответственного дона Хорхе  де
лас Аквиларс де Оро де Сан Висенте ие Сан Хуан, известного среди друзей, как
Джордж, и  это американское упрощение применялось лишь потому, что Хорхе два
года  обучался в Принстоне,  в  институте  Продвинутых исследований, где  он
специализировался по  темам,  связанным  с  жестокостью интеллекта  великого
древнего  ацтекского  мыслителя   Хулио   Цифьюэнтеса   --  древнего  вождя,
свергнутого в  свои  последние дни волной революционного мятежа и  тем самым
низринутого  на  ту свалку  исторических  отбросов,  которая находится  чуть
дальше Метаморов.
     -- Я хочу сказать, Твое Превосходительство, что им удалось убежать.
     Такое обращение Хорхе или Джорджа объяснялось тем, что Цефалио  был ему
давним  другом --  с  тех  самых  дней,  когда  они  мальчишками  бегали  по
Санта-Флоре  де  лас Зверес;  в те годы, когда посвящение в общество коробок
казалось им  высшей целью жизни. Ах, молодость, молодость! Тем  не менее, он
знал, что его длительное знакомство с Цефалио  не имело теперь былой цены и,
особенно,  в  данный  момент, когда на  карту было поставлено почти  все  --
ранчо, белокурая женщина с севера, маленькое английское  судно,  стоявшее на
якоре  в  гавани, и, наконец, массивная строение  Бастилии, перенесенное  за
большие деньги из самого Парижа -- вот что сейчас решало ход событий.
     --  Здесь нет ничьей вины, --  добавил Джордж. -- Думаю, ты  понимаешь,
что стечение обстоятельств, которые послужили  причиной их бегства, возможно
и вероятно никогда не стек