, что  за  люди установили  здесь  дверь,  но, судя  по
отсутствию вещей, оставшихся после них,  они принадлежали  к очень древней и
мудрой расе. Несмотря на долгие поиски, Джордж так и не нашел никаких пустых
канистр, клочков бумаги и окурков сигарет. Его окружал лишь лес, безлюдный и
безмятежный, и только Джордж попирал собою окружающий ландшафт.
     Не  желая  признавать отсутствие  выбора,  он  до  последнего оттягивал
решающий момент.  Джордж  понимал,  что  ему  придется прочитать  надпись на
задней стороне двери и, возможно,  нажать на  дверную ручку. Если  эта дверь
откроется,  он  будет  вынужден  войти  внутрь,  потому  что  все  уже  было
определено заранее, как в любой хорошей  западне. Но что-то в  нем бунтовало
против подобных правил  игры. Джордж  знал, что, переступив  через порог, он
мог стать игрушкой в  чужих  руках. Иначе зачем эту дверь принесли сюда черт
знает откуда? Конечно же только для того, чтобы ловить неосторожных прохожих
или  даже  нормальных осторожных  прохожих, которые забредали в  джунгли  по
своим  неотложным  делам, а  потом нажимали  на дверную  ручку и становились
жертвами того, что происходило с ними.
     Вне  всяких сомнений, эта же участь поджидала и его. Но прожив жизнь по
собственным правилам, он не желал  подчиняться судьбе. И  хотя Джордж не мог
привести каких-то конкретных  примеров своей  независимости и свободомыслия,
он ни  разу  не усомнился  в  том, что прожил  жизнь,  как вольный  человек.
Неужели открытая дверь предвещала начало его рабства? Джордж не  знал ответа
на  этот вопрос, но  его переполняли неприятные предчувствия. В глубине души
ему хотелось разрушить планы врагов, выйти за пределы своих немощных на  вид
возможностей и сделать что-то редкое, новое и  неожиданное -- то самое,  что
показало бы им всем, каким он был на самом деле.
     Однако в голову ничего не приходило. Очевидно, Джорджу мешала эта дверь
--  эта чертова дверь с бронзовой пластиной  и ручкой.  Немного посвистев  и
пошаркав ногами, он решительно прочистил горло, резко шагнул вперед и как бы
случайно положил ладонь на дверную ручку.
     Сжав  бронзовую ручку изо всех  сил, Джордж  повернул ее  и  толкнул от
себя.  Дверь открылась. Он, не торопясь, постоял несколько секунд у  порога,
потом  украдкой  взглянул  на  дверной  проем  и  увидел  перед  собой  ярко
освещенное   серо-коричневое    пространство.   Пока   Джордж   рассматривал
открывшуюся перспективу, ему в голову пришла интересная мысль. А  не пора ли
возвращаться в джунгли? Конечно, в зарослях тоже имелись  свои опасности, но
там не  было  никаких  сюрпризов. Ведь каждый знает, какие  дела  творятся в
глухом лесу, и что потом из этого выходит. Но открытая дверь, которая вела в
серо-коричневое пространство... И все же она куда-то вела.
     В джунгли он так и не вернулся. Ему не позволили уйти правила приличия.
Джордж  не помнил, что это были за правила,  но у  него мелькнуло  несколько
идей о том, чем они  точно быть не могли. Одним словом, он не отступил перед
лицом  опасности. Да  и никакое отступление ему бы тут  не помогло. Рано или
поздно  Джорджу все равно  пришлось бы переступить через  порог,  и он решил
сделать это прямо сейчас, чтобы не мучить себя пустыми ожиданиями.
     Джордж сделал два шага, потом три и переступил через порог.
     Он повернулся, чтобы закрыть за собою дверь, но ее больше  не было. Лес
тоже исчез. Вместо зелени и древесных стволов  Джордж увидел серо-коричневое
место, значительно уступавшее в размерах даже самым маленьким джунглям.
     Ему   показалось  --  и  позже  эта   догадка  нашла  экспериментальное
подтверждение  -- что он попал в комнату с серыми стенами и желто-коричневым
полом.  Несмотря  на  свои  крупные  габариты, комната не  шла  ни  в  какое
сравнение с  тропическим лесом. Ее  низкий подвесной потолок коварно и ловко
скрывал осветительные лампы.
     Едва  Джордж сделал  шаг,  чтобы  осмотреть  комнату, как на его  плечо
опустилась чья-то рука.
     -- Капитан! Я благодарю Бога, что вы вернулись!
     В  комнате  больше никого  не было,  и,  следовательно,  владелец  руки
обращался именно к нему.
     -- Да и  я  чертовски рад вернуться сюда, --  на всякий случай  ответил
Джордж.
     А что он мог еще сказать при таких обстоятельствах?
     -- Входите, сэр, и присаживайтесь  в это кресло. Я  всегда считал,  что
они  совершили большую  ошибку, отправив вас в  Грохочущий  мир.  Могу  ли я
предложить вам выпить?
     -- А где мы сейчас находимся? -- спросил Джордж.  -- И я вас немного не
понял. Вы сказали Грохочущий мир или Хохочущий мир?
     Мужской голос засмеялся.
     -- Зачем же вы так, сэр, шутите со мной...
     -- Минуточку, -- оборвал его Джордж. -- Как ваше имя?
     -- Я -- Элдрич, сэр. Неужели вы меня не помните? Мы бок о бок сражались
с вами  в кусках  невежественного жаргона,  а  потом с боями  прорывались  в
бредовую несвязанность.
     Джордж даже представить себе не мог  такую сложную трассу, и поэтому он
наскоро состряпал вежливый ответ:
     --  Конечно,  я  помню вас,  но не  на  самом  деле  -- если вы  только
понимаете смысл этих слов. А смысл этих слов заключается в том, что, не имея
ни малейшего желания показаться вам грубым человеком, я могу поклясться, что
никогда вас прежде не видел.
     -- Я все понимаю, -- ответил Элдрич.  -- Но  не волнуйтесь,  сэр. Вы не
первый,  у  кого  наблюдается  частичная  амнезия  после  прохождения  через
Глянцевый интерфейс. Небольшой отдых, и вы будете в полном порядке.
     -- Глянцевый интерфейс? Что это такое?
     -- Вполне обычный интерфейс, но в особой ситуации, -- ответил Элдрич.
     --  Назван так по имени Антона Глянца, изобретателя глянцевого эффекта.
Надеюсь, вы не забыли об эффекте Глянца, сэр?
     -- Ну,  что вы! Как можно! -- ответил Джордж, поскольку ему показалось,
что он потеряет лицо, если признается в своем незнании эффекта Глянца.
     Элдрич повел его в комнату. Усадив Джорджа в удобное кресло, он подошел
к бару и смешал  для  них два коктейля. Желтая  жидкость клубилась  красными
завитками в  высоких  зеленых  бокалах. Джордж отхлебнул  и  нашел  во вкусе
приятную  свежесть липы,  смягченную какими-то другими компонентами, которых
он не мог определить.
     -- Так уже лучше? -- спросил Элдрич. -- Расслабьтесь и насладитесь этой
передышкой.  Мне  не  хочется  подгонять  вас, Джордж, но я  надеюсь, что вы
вскоре сделаете свое нормальное перемещение.
     -- Да, думаю, мне это удастся, -- ответил Джордж.
     --  Как скоро  вы  будете  готовы? -- спросил Элдрич.  --  Мне тоже  не
хочется никакой спешки,  но если  у  вас  есть какая-нибудь идея,  я  мог бы
внести  изменения в  инструктаж  наших  групп. Впрочем,  вы  и  сами знаете,
насколько это важно.
     -- Да, конечно,  я  знаю, -- ответил Джордж. -- Послушайте, а почему бы
вам не поместить меня в следующий эпизод. Например, с постелью и подушкой.
     -- Что вы сказали?
     -- В следующий эпизод.
     -- А мне показалось, с постелью и подружкой.
     -- О, нет! Нет!
     --  Да,  наверное,  это  не  то,  что  вас  интересует.  Я  должен  был
догадаться.
     Элдрич  задумчиво  потер ладонью лоб,  сделал дюжину шагов по комнате и
вдруг резко  развернулся  на каблуках,  поворачиваясь к  Джорджу.  Прямо как
танцор.
     -- Джордж! Неужели произошло что-то непредвиденное?
     Джорджа встревожила  эта  беспричинная паника в голосе Элдрича. Вскинув
руки,  тот замер в нелепой позе. Его  лицо выражало  явные  признаки  дикого
страха.
     -- Нет, Элдрич, -- ответил Джордж. -- Все в полном порядке.
     Его уже начинала раздражать неправильная постановка сцены. Это он, а не
Элдрич, нуждался в  ответах  и утешении.  Это он, черт  возьми, вернулся  из
Грохочущего мира  и,  несмотря  на  усталость, готовился выполнить  еще одно
перемещение.  Но Элдрич совсем  расклеился, и Джорджу было неловко оставлять
этого симпатичного парня в таком нелицеприятном состоянии.
     -- Спокойно, Элдрич. Тревожиться не о чем.
     -- И вы не заметили ни одного проникновения? -- спросил Элдрич.
     --  Ни  кусочка, -- ответил Джордж, хотя  и не знал, о чем говорил  его
собеседник.
     -- И даже легкого перекрытия слоев?
     -- Вообще ничего.
     -- Вы в этом уверены?
     --  Послушай, приятель,  -- произнес Джордж. -- Минуту назад я вернулся
из  Грохочущего мира. Но это  еще не значит,  что  я, как какой-то отупевший
идиот,  не  смыслю  в  делах,  которые   тут  происходят.  Не  было  никаких
перекрытий, понимаешь? И уж тем более -- проникновений!
     -- Надеюсь, вы правы. Но Хайнберген предсказывал...
     -- Забудь о  Хайнбергене,  -- оборвал его Джордж.  --  Садись. Я сделаю
тебе что-нибудь выпить. А потом ты расскажешь о моем новом задании.
     Элдрич сел.
     -- Но что именно  вы хотите узнать  о вашем задании? -- спросил он, и в
его голосе появились нотки подозрительности.
     -- Ладно, забудь об этом, -- сказал Джордж. -- Я и так о нем  все знаю.
Просто  мне хотелось поддержать беседу, пока ты не успокоишься и не поймешь,
что у нас все в полном порядке.
     -- Так значит вот в чем дело? -- спросил Элдрич.
     -- Ну, конечно, -- ответил Джордж.
     -- Как это мило с вашей стороны. Знаете, Джордж, вы всегда казались мне
очень  сильным и мужественным человеком. Вот почему,  наверное, Цедулла  так
расстроился, когда понял, что вы ушли в Грохочущий мир. Я хотел сказать, что
он полагался на вас, Джордж, хотя и скрывал от нас свои чувства. Да что там!
Мы все полагались на вас.
     -- Ладно,  хватит об этом,  --  произнес  Джордж,  немного смущаясь  от
признания своих заслуг  и, как всегда, ничего не понимая. -- Значит  Цедулла
расстроился?
     -- Да, но ведь он расстраивается по любому поводу. Идемте, я покажу вам
ваши апартаменты.
     Он  вывел Джорджа из комнаты с серыми  стенами,  и они  вышли в длинный
коридор,  который  занимал довольно  долгий  промежуток  времени.  Идеальную
тишину нарушали только их шаги, приглушенные мягким ковровым покрытием.
     --  Мы решили  разместить вас на  прежнем месте,  -- сказал Элдрич.  --
Подготовка  к полету  еще  не завершена,  и  вы можете немного  вздремнуть и
освежиться.
     Элдрич остановился перед дверью,  обозначенной буквами М и Ж. Он открыл
ее,  и  Джордж увидел небольшую  гостиную, за которой через  открытую  дверь
просматривалась спальная  комната. На стене имелось окно. Оно  открывало вид
на  широкую  зеленую  лужайку  с  каймой  деревьев  по  бокам.  Чуть  дальше
начинались горы с синими полосками расщелин.
     -- Довольно  мило, -- сказал  Джордж и, подойдя к окну, окинул взглядом
панораму. -- Что это за горы?
     -- Те, которые нарисовал для нас художник, -- ответил Элдрич.
     -- Но  какие  именно? Он же, наверное,  имел  в виду вполне  конкретную
горную гряду?
     Элдрич, немного подумав, пожал плечами.
     --  Для  вас  выделили  небольшое  космическое  судно,  --  сказал  он,
прочистив  горло. -- Мы  отправляем вашу  ракетку  через  час. И,  я  думаю,
воланчики тоже. Пока  у нас  тут  действительно все спокойно, хотя на  самом
деле это только так кажется.
     -- Вы хотите сказать, что все это нереально?
     -- О какой реальности здесь вообще можно говорить? -- ответил Элдрич.
     -- Мы находимся в пространстве РБ2, и со всех  сторон нас окружает мрак
небытия.
     А девочки были  просто замечательные, подумал  Джордж.  Он знал, что  в
этой конфигурации, заново сплетенной пауком, ему не  полагалось иметь  такие
мысли, но старая привычка брала свое. Впрочем, возводя бункер для негативных
мыслей, мы тем самым лишь увековечиваем то, что нам  хотелось бы  спрятать и
зарыть  подальше  в  рассыпчатой  почве благих  намерений.  Вот  почему этот
самонадеянный Паук, считающий  себя единственным рассказчиком  всех историй,
осмелился  присвоить  теперь его голос  и оплел липкой пряжой  те  коридоры,
которые,  почти  наверняка,  вели к  фатальной аритмии.  А как же женщины на
берегу? Нет, нет, подумал Паук, мы  покончим со всем этим! Мы просто прервем
сейчас историю -- гордую и отважную историю о прежней расе и  людях, которые
жили  задолго до  того, как  пауки  захватили  власть  над планетой. Джордж,
соберись  же,  черт  возьми!  Своими мыслями  об их  кругленьких  попках  ты
искажаешь всю величественность моих мыслей.
     --  Прошу  прощения,  --  ответил  Джордж,  --  но из-за энергетических
проблем, я не могу выйти на придуманный вами берег. И раз уж так получилось,
то почему бы вам не взяться за это дело самому и не оставить меня в покое?
     --  Это  невозможно,  --  сказал  паук.  --  Они  разрушаются  от  моих
прикосновений  -- даже от  намека на прикосновение.  Они  разрушаются еще до
того, как мне удается приблизиться к ним и объяснить, что им нечего бояться.
Вот почему старый банк мыслей не может позволять  перенастройке унести  тебя
прочь, и вот почему у нас ничего не меняется.
     Перевалив через  вершину холма, Джордж увидел  большой  каркасный  дом,
окруженный цветочными клумбами. Среди ярких незнакомых  цветов он узнал лишь
черствые голубые незабулки и маленькие бутоны красноносой герняни. Этот дом,
с белыми  ситцевыми  занавесками  и  могучими  вязами,  казался  удивительно
знакомым и  близким.  Джордж  не помнил  его, но  продолжал  идти по длинной
тенистой  аллее.  Небо  тонуло  в глубокой  и  невероятной  синеве,  которая
встречалась только в снах. В воздухе звенели  птичьи  песни. Солнечный  свет
отливал золотом в завитках колючей проволоки, прораставшей на зеленых кустах
живой ограды. Рядом высились стройные решетчатые деревья,  которые во многих
областях вселенной назывались вышками.
     Передняя  дверь  запиралась на простой  крючок.  Джордж приподнял его и
вошел в дом. Он  оказался в скромной гостиной, которая своей клейдесдальской
софой* и камином в стиле Амеса напоминала добрые времена предыдущей эры.
     *  Имеется  в  виду сравнение с очень известной клейдесдальской породой
лошадей-тяжеловозов.
     Джордж  нерешительно остановился  у окна. Он не знал,  что  ему  делать
дальше, а вокруг  не было  никого, с  кем бы  он  мог  поговорить. Пройдя по
разлапистому  ковру  с  яркими  узорами  змей  и  подков,  Джордж  подошел к
лестнице,  которая  вела на  второй  этаж. Где-то  вверху светился квадратик
света.  Он начал  медленно  подниматься по неосвещенным  ступеням,  стараясь
наступать  на  каждую из них, а не  перескакивать торопливо через  две  и не
нестись,  как  угорелый,  через  три-четыре.  Когда  ступени  закончились на
лестничной площадке,  он зашагал по  узкому коридору, который тоже показался
ему  чем-то знакомым. Но разве такое возможно?  Он не  мог знать коридор,  в
котором ни  разу не был  --  это же  понятно  каждому, верно? Однако  Джордж
сомневался во всем.  Вот почему он  продолжал идти до тех пор, пока не дошел
до конца коридора. Дверь слева от него  оказалась открытой, и он заглянул  в
нее.  В  комнате  стояла  железная  кровать,  застеленная  большим  стеганым
одеялом, на котором колосилась  вышитая пшеница. Рядом виднелись два стула с
прямыми спинками и старомодный комод на изогнутых ножках.
     Пока он размышлял  о том, что ему делать со всем этим, снизу послышался
голос. И голос звал его:
     -- Джордж? Ты внутри?
     -- Да, я уже тут, -- отозвался он.
     --  Ах, ты моя радость! Спускайся вниз  и обними покрепче  свою тетушку
Тез.
     Джордж торопливо вышел из комнаты и спустился по лестнице. Вернувшись в
гостиную, он увидел там маленькую пожилую леди с седыми волосами, уложенными
в  пучок.  По всей вероятности, это и была его тетушка Тез. Хотя еще  минуту
назад Джордж даже не подозревал, что у него имелась какая-то тетя.
     -- Что же ты так долго не  возвращался? -- с упреком сказала она. -- Мы
тут тебя заждались: я, дядя Терри и твои  кузены Энди и  Слим.  Представляю,
как они обрадуются, увидев тебя!
     -- А где они сейчас? -- спросил Джордж.
     --  Пошли  в  сарай, повалять в  грязи свиней,  -- ответила тетя Тез  и
весело засмеялась.  -- Ступай на кухню,  Джордж.  Тебе повезло, потому что я
решила испечь персиковый пирог. Твой любимый, если ты не забыл.
     Он сел за кухонный стол. В открытое окно влетал веселый легкий ветерок.
Выглянув  наружу, Джордж  осмотрел  ландшафт,  который  уже  покрыли длинные
вечерние  тени. Не  заметив сарая,  он решил,  что  хозяйственные постройки,
очевидно, находились с другой стороны дома.
     Тетя   Тез  суетилась  вокруг  плиты,   выпекая  фруктовый   пирог   из
иррациональных чисел и глухих фонем. И те и другие по виду напоминали куриц;
причем,  первые  все   время   озабоченно   кудахтали,  а  вторые  притворно
прислушивались к ним. Они  откладывали маленькие  коричневые яйца с  тонкими
зелеными  полосками, которые можно было рассмотреть только  с очень близкого
расстояния. Где-то за домом раздавалось тихое мычание  свежескошенного сена.
Подернутая  дымкой летняя тишина нависала над миром, как плотная вуаль, лишь
иногда приоткрывая уголок и пропуская жалобный крик козлодоя.
     На  Джорджа  нахлынуло непередаваемое чувство  целостности, и он ощутил
себя   куском  огромного  мироздания.  Но  вслед  за  этим  пришло  ощущение
раздробленности, а  затем и  рассыпчатости, когда он тщательно прожевал  тот
ломтик  пирога, который  ему вручила  тетушка  Тез. Крошки  фонем  пищали  и
хихикали  у  него во рту,  что казалось не совсем  верным, но и не таким  уж
неправильным.  Цветочный чай  с  фруктовым пирогом  сменился  одним  из  тех
чудесных  вечеров,  которые время от  времени  опускались  на  эту  и другие
древние страны  во время магнитных бурь. Тут и там за окном мелькали большие
пернатые птицы.
     --  Это  грязнокрылые  лебеди,  -- ответила тетушка Тез в ответ  на его
вопрошающий  взгляд,  полуприподнятые  брови и  руку,  повисшую в  воздухе в
вопросительном жесте. --  Люди  считают их  предвестниками  бед  и правильно
делают, можешь  мне  поверить. Но тебе незачем тревожиться, мой мальчик. Они
тебя здесь не найдут.
     Джордж  почувствовал   себя  очень  маленьким.  Однако   его   тревога,
источавшая  запах  чизбургера,  вполне  соответствовала  размерам  взрослого
человека. Между  тем,  он  давно  уже  планировал  выпустить одного из своих
голубков, и вот теперь это время настало.
     Внезапно  на  проем  открытой  двери  упала тень,  а следом  за  ней  и
небольшой  угловатый мужчина, одетый во все ржаво-коричневое  и серое. К его
голове  прижималась помятая шляпа; через плечо  свисал  истрепанный дорожный
мешок.
     -- О-о!  --  воскликнул он.  -- Могу  ли я спросить,  мне тоже это надо
слушать?
     -- Мне-то ведь надо, -- ответила тетя Тез.
     Повернувшись к Джорджу, она представила ввалившегося мужчину.
     --  Это  Пьер  Дунчик, наш французский  наемник. Он выполняет у нас всю
грязную работу. Разве ты не помнишь его, Джордж?
     Джордж его не помнил, но он не хотел, чтобы об этом кто-то узнал.
     -- Привет, Пьер, -- сказал он.
     Французский   наемник   снял  шляпу.  Его   засаленные   серые   волосы
беспорядочно  рассыпались  по  плечам, но затем, оценив расстояние до  пола,
быстро прилипли к воротничку костюма.
     -- А-а, кого я вижу!  --  произнес Пьер. -- Молодой  хозяин вернулся из
Грохочущего мира, верно?
     -- Да, я был в отъезде,  -- ответил Джордж. -- Мне пришлось поскитаться
в далеких местах. И я многое повидал -- не помню точно,  раз или два. Но нет
ничего лучше возвращения домой.
     -- Да, это,  наверное, здорово,  --  сказал Пьер. -- Я  ведь помню, как
часто ваш дядя говорил мне одно  и то же: "Эй, Пук?  " Это он  так  называет
меня в кругу семьи.  "Ну что, Пук, ты не знаешь,  сколько майских  жуков уже
улетело с той поры, как с нашей шеи свалился Джордж? " А я ему: "Пару полных
горстей,  продувная  бестия. "  Очень  уж нравится  вашему  дядюшке, когда я
называю его таким образом.
     -- Да, он действительно это любит, -- подтвердила тетушка  Тез. -- Даже
странно