Роберт Шекли.
    Истории с Джорджем


История четвертая. ДЖОРДЖ И КОРОБКИ

     Да,  забавно получилось с  Джорджем  и  коробками.  А ведь раньше он их
никогда не замечал. Но потом какая-то мелочь привлекла к ним его внимание --
что-то очень пустяковое, тонкое и ускользающее, о  чем он  даже не мог точно
вспомнить -- и мне, наверное, следует извиниться за непростительный ход этой
фразы,  которая, выражаясь фигурально,  так  и  машет хвостиком в воздухе --
благо, что все можно изменить.
     Позже Джордж много думал о подобных явлениях. Или,  по крайней мере, он
хотел как следует подумать об этом. Но разве  вспомнишь сейчас  о том, какие
мысли посещали его в момент, когда, не  имея еще определенных доказательств,
возникших гораздо позже, если только не к этому времени, он  открыл  глаза и
предстал, так сказать, лицом к лицу с коварными коробками.
     Сначала он  увидел  лишь  несколько  штук,  но коробки  были разбросаны
повсюду.  А  Джордж  знал,  что  такие  места,  как  повсюду,  бывают  очень
интересными, особенно когда  они не навевают скуку. Впрочем,  это уже вопрос
настроения, и даже если нас трое, давайте не будем кивать на луну.
     Комната, в которой валялись коробки, с виду и сама походила  на  короб,
однако на стенах, примерно на средней высоте, имелось несколько своеобразных
черт --  хотя  Джордж не стал бы утверждать этого наверняка,  поскольку  его
глаза были  прикованы к коробкам, и ему не хватало сил поднять их на среднюю
высоту.
     Тем  не менее, заметив коробки, Джордж какое-то время не знал,  что ему
делать с таким  наблюдением, или,  вернее, знал, но не хотел показывать свою
осведомленность. Да вы и сами понимаете, как это бывает, когда после сытного
обеда  вам хочется прилечь и вздремнуть; когда жизнь  бежит из года в год по
спокойному руслу, а вам уютно и немного стыдно за свою лень; и,  конечно же,
вы лучше поваляете еще одного дурака, чем займетесь какими-то коробками.
     -- Прости, старик, за вопрос, но где здесь дорога в городок Под Мухой?
     --  спросил  здоровый  желтый кабачок, вышедший  из первой  коробки  на
крохотных ножках -- и здесь, наверное, следует добавить, что крохотные ножки
принадлежали ему, а не коробке.
     Джордж немного удивился словам  кабачка, однако в  самой глубине своего
сердца,  он был разочарован. Нет, он, конечно,  понимал,  насколько необычно
звучала  кабацкая речь, но вы ведь  и сами знаете, что  в некоторых религиях
коренных  американцев  кабачок  занимал  довольно  обычное,  хотя  иногда  и
забавное место. Неужели вы не помните всех  этих историй о веселых шутниках,
которые встречались среди кабачков?
     Джордж  решил  посмотреть,  повторит  ли  кабачок свой вопрос.  Тот  не
повторял, и, следовательно,  к  его словам не стоило относиться серьезно. То
есть при  желании вы можете  считать  серьезным все, что  угодно. Однако вам
никогда не  удастся угадать того  точного  набора  правил, по  которым будет
разворачиваться  событие. Хотя в самом начале у вас  есть кое-какой выбор --
вы можете  отступить в сторону и  послать  ситуацию  ко всем чертям в  самый
задний, так  сказать,  проход своей  жизни.  Но  бессмысленно  предугадывать
события. Это  все  равно, что стоять на берегу  и  махать  рукой пролетающим
чайкам времени. А ведь мы  говорим о моменте, когда история лишь начиналась,
о том  кратком мгновении  затишья перед  тем, как Джорджу  вновь  предстояло
опутывать себя нелепыми узами, из которых сплеталась его жизнь. И, возможно,
в тот миг еще не существовало никаких коробок.
     Ладно,  подумал Джордж, допустим,  они  все-таки  существовали.  Но,  в
принципе, их там могло бы и не быть.
     Эта  мысль  послужила началом  следующего  этапа,  поскольку  все,  что
раскрывается в последовательность событий,  уже само по себе может считаться
ситуацией.
     Интересно отметить, что во всех этих коробках сквозил  оттенок какой-то
фальши.  Коробки  с правильными углами выглядели  вполне нормально,  но  вот
остальные имели  выступы  и  углубления,  пилоны и полусферы,  контрфорсы  и
балюстрады  разных  видов и  форм.  Джордж,  конечно, слышал  о неправильных
геометрических телах,  но в данном случае их  порочность заходила слишком уж
далеко.  Тем  более,  что  для такого  разгула  декораций  не  было  никаких
рациональных  причин. Если  только здесь вообще уместно слово "декорация", и
если  только  под  ее видом не скрывалась какая-то  чудовищная и многомерная
структура.
     Но стоило ли  тревожить себя  по таким пустякам. Джордж решил, что  ему
плевать на то,  какие формы принимали эти коробки -- и даже на то, что в них
находилось. При встрече  с  усеченными конусами  подобная невинная  грубость
стала  бы  причиной  серьезных  последствий.  Однако   такая  встреча  могла
произойти лишь позже, если только вообще могла произойти.
     И  тут  Джордж  подумал о  том,  как красиво  плавать в залитом солнцем
океане,  где  маленькие  волны  покачиваются  в  медленном танце,  а коробки
кружатся и делают друг другу причудливые реверансы. Хотя  на  самом деле все
было не  так,  и  Джордж  просто придумал  это,  чтобы немного поразвлечься.
Иногда он позволял себе такую вольность. А вы, наверное, знаете, как приятно
плавать на закате в теплом море, мечтая и выдумывая всякие вещи, без мирских
тревог и забот о неумолимом времени.
     То были чудесные мгновения, и Джордж наслаждался ими  от всей души. Что
может сравнится  с подобным  переживанием? Понятное дело, ничто. Так бывает,
когда парню  хочется что-нибудь  нового и  другого; когда он нарочно считает
это что-нибудь не тем,  а чем-то  другим;  когда он, черт возьми, воображает
себе это  что-то  другое. Понять такое  может не  каждый. Но Джордж понимал,
иначе он тратил бы свою энергию на  то, чтобы считать комнату комнатой, а не
настоящим океаном. Как будто имелась какая-то причина  поступать наоборот. И
все же стоило  Джорджу подумать об этом, как океан и комната стали одинаково
возможными и уместными.
     Да, сияющее под  солнцем море казалось прекрасным, однако так  не могло
продолжаться вечно. То есть оно, конечно, могло продолжаться сколько угодно.
Но  даже если  бы здесь прошло тысячу лет, память сохранила бы  это как один
эпизод.  Увидев одну  волну, вы можете  считать, что видели  их все. И пусть
искрившиеся бликами воды были просто великолепны, тем не менее, посмотрев на
них достаточно долго, вы начинали тосковать о пледе. Хорошее всегда остается
хорошим, но иногда вам приходится немного погрести,  чтобы уцепиться за одну
из коробок.
     Джордж  не  имел  каких-то  особых  критериев  для выбора  той или иной
коробки. Просто  ему пришла мысль  уцепиться за одну  из них, и он нашел это
довольно забавным. И к какой коробке, вы думаете, он поплыл? Конечно, к той,
что находилась ближе всех -- к большой и голубой в  светло-желтую полоску, с
крыльями  и  длинным  клювом. То есть,  конечно, не с  настоящими крыльями и
клювом; мы же говорим о коробке,  о чем-то таком, что просто выглядело,  как
крылья  и  клюв.  А  надо  сказать,  что  Джордж в этом  отношении  соблюдал
строжайшую   пунктуальность.   Первая   коробка   показалась   ему   немного
подозрительной,  и  он быстро проплыл  мимо нее  --  не  очень,  знаете  ли,
приятно,  когда коробка пытается выглядеть чем-то еще.  Да и в любом  случае
ему не составило труда подгрести к следующей  коробочке, с более современной
внешностью и приятной раскраской. Вернее,  это только так ему казалось, пока
он не положил  на нее руку и  не развернул  немного к себе. Джордж знал, что
надо  заглядывать  в  суть вещей.  Чтобы  раскрыть подноготную коробочки, он
ковырнул  ее  ногтем,  но, к его великому  сожалению, эта подноготная ничего
хорошего собой не представляла.
     Вы можете спросить, что же ему там так не  понравилось?  А разве  могло
обрадовать глаз такое  нелепое  нагромождение трубчатых форм?  Или  странные
перекладины, которые связывали вместе  все эти стальные  конструкции  разных
размеров?  Неужели  вы  когда-нибудь  слышали  о  трубчатых  конструкциях  в
маленькой раскрашенной коробке? Да  я даже представить себе не могу  всю эту
систему канализации.
     И тогда Джордж решил  проигнорировать подноготную коробки, сделав  вид,
что ничего не понимает.  Джордж знал, что некоторые вещи  лучше всего вообще
не понимать, так как их все понимали неверно. А  неверное  понимание  меняло
взгляд на  вещи  и создавало множество  проблем, которых следовало  избегать
ради мира и спокойствия души.
     Кроме того, с какой стати мы  должны  менять свои  взгляды, если кто-то
посчитал  их  неверными? Разве наш комфорт и покой ничего не стоят? И почему
это мы должны потеть и лопатить веслами, если нам там ничего не светит...
     Простите,  но  нас снесло немного  в  сторону  --  прямо как Джорджа от
коробки.
     Внутри  нее,  то есть внутри коробки, все оказалось немного другим, чем
он себе представлял.  Забавно, правда?  Вам кажется, вы  знаете, что  должно
быть  внутри коробки.  Однако вы открываете ее  и находите,  что  там все по
другому.  Возможно, не  совсем чтобы очень, и  всегда могут найтись какие-то
сходные  позиции; но я  надеюсь,  мы  не будем  топтаться вокруг да около, а
спокойно и трезво одолеем ту путаницу коробок, которая тормозит наш прогресс
к желанной цели, чье точное определение  нам пришлось бы опустить, даже если
бы мы  его и знали.  К  счастью, наше незнание является  еще одной гарантией
того, что говорить мы на эту тему не будем.
     К тому времени  Джордж  обнаружил, что к  нему иногда  обращались как к
Эндикотту.  Обращение  казалось  довольно простым и удобным,  но  оно  несло
оттенок неопределенности, поскольку Эндикотт могло быть и именем и фамилией.
Чтобы не  зарываться слишком глубоко -- так как  у каждого из  нас хватает и
других своих проблем -- я скажу, что в нашем обычном понимании вещей, даже в
таком  вот месте, как  это, слово  "Эндикотт"  может  восприниматься двояко.
Между прочим, то же самое обнаружили  и древние христиане,  когда их загнали
на арену  со львами.  Или это обнаружил  император? Во всяком случае, что-то
между ними там произошло. Джордж знал об этом по слабому отпечатку метафоры,
который  остался  в  его  уме. Время стерло  остальные следы,  сохранив лишь
мрачное  ощущение  подавленности,  которое  несла  в  себе   эта  тяжелая  и
громоздкая фигура речи.
     Джорджу не  хватало  тех  важных жизненных  качеств,  благодаря которым
можно  было закончить рисунок,  связать  движения в танец или спеть  сольную
партию в  ангельском хоре. Тем  не менее, он довольно  нормально обходился с
тем,  что попадало  ему  в руки, будь то, например,  клочок бумаги  в местах
общего пользования или разрушенный храм на склоне горы. А ведь такие вещи не
заботились о том, куда им упасть. Одним словом, Джордж решил проигнорировать
данный вопрос, хотя на самом  деле вопросов-то  ему никто и  не давал. Кроме
того, у него  почти не  оставалось выбора, потому что в этот момент,  в этот
самый,  так  сказать,  кульбит  времени,  произошло событие,  которое Джордж
посчитал бы беспрецедентным, если бы он узнал о нем заранее.
     Такие  события  случаются  время от времени, но мы проходим  мимо  них,
занятые мыслями  о хлебе насущном и насущном масле. И поэтому не было ничего
удивительного  в том, что океан,  сиявший  бликами  заката и казавшийся  еще
мгновение назад  незыблемым  атрибутом реальности, вдруг  оказался  на грани
ужасного беспредметного  прошлого,  в котором  он чуть  позже  и сгинул. Его
тихую гибель скрыло за собой то новое, что только едва начинало прорастать.
     Какое-то время Джордж размышлял о смысле происходивших с ним явлений. А
это  не такое  уж  и бессмысленное занятие, верно?  Вам бы  тоже не помешала
лишняя минутка, если бы вас завертело  в круговороте каких-то событий. Кроме
того  следует  учесть,  что  даже  такая  мимолетная фраза, как  "мгновенная
расплата",  требует на свое  осмысление не меньше минуты -- вернее, не  сама
фраза,  а то,  на что  она ссылается, в метафорическом, так сказать,  смысле
слова.  Джордж еще не мог разобраться, впервые он  подумал  об этом или нет.
Но, как Эндикотт, он позволил  себе немного посомневаться. И раз они платили
ему за такую работу, то почему  он должен этого стыдиться?  Что естественно,
то  не безобразно, как любил он говаривать своим корешкам, потягивая виски в
баре. Прошу  прощения,  мадам, но я не говорил, что у  Джорджа росли из тела
какие-то там корешки. Я  имел в виду  его закадычных приятелей, и  они, надо
сказать, выглядели  почти  так же, как он. Ну разве что более коренастыми. А
какими еще  могут быть корешки? Сам же Эндикотт был  долговязым и худым. Они
даже называли его Струей. Джек Струя  -- не  слишком мило, правда? Но вы  же
знаете, какими грубыми становятся люди, попадая под газовую атаку.
     Говоря по  правде,  мы и сами повидали многое  на своем  веку. Особенно
теми  вечерами, когда, добравшись до берега моря, мы пытались снять на время
несколько коробок -- сначала тех,  где живут, а потом тех, с кем живут. И на
морском берегу всегда хватало того и другого.  Очевидно,  они как-то связаны
друг с  другом. Хотя лично я не  уверен, что одни коробки  порождают другие.
Природа более тонка, и ее пути неисповедимы.
     В то время  вопрос надвигавшейся  истории  еще не вставал так  остро  и
грозно. Люди наслаждались своими маленькими радостями, но  то была настоящая
и респектабельная жизнь. Как жаль, что мы больше не увидим ничего подобного.
     А разве можно  забыть эти прекрасные прогулки по морскому берегу, когда
мы присматривались то к одним коробкам, то к  другим; разве  можно забыть ту
магическую игру слов, которая возникала в беседах между мужчиной и женщиной?
Пикники запоминались сложными салатами  -- салатами  из  встреч  и  чудесных
дней!
     Впрочем, и тогда возникали пробелы. Но  в то время мы еще не знали, что
считать пробелами, а что -- промежутками между ними.
     Джек Струя.  Представляете, каково  быть  таким  человеком?  Или Джеком
Мокрое Пятно? Хуже не придумаешь, верно? Да, молодежь грубеет с каждым днем,
и особенно  здесь, в  этой стране первопроходцев  и  пионеров, где люди  без
галстуков  считаются  либо  зелеными  сопляками,  либо  древними  и  ветхими
старцами. И жизнь здесь, конечно, не сахар.
     Тем вечером  Эндикотта  одолевало смутное и  тревожное предчувствие. Он
вышел  на узкую  полоску  пляжа и  уселся  перед своей  лачугой --  довольно
стандартным домиком с обычным набором  кухонных приспособлений. В те дни еще
не изобрели всяких там кухонных  комбайнов  и микроволновых  сеялок, поэтому
все женщины  работали вручную. Во всяком случае, Эндикотт принимал их  тогда
за женщин.
     А потом начались первые неприятности. Они всегда приходят к нам  тихо и
незаметно, и  мы  не  думаем о  них вплоть до того  момента,  пока вдруг  не
случается настоящая  беда. Впрочем,  вы  лучше меня понимаете  эзотерический
смысл усеченных конусов, которые тоже влились в нашу жизнь незаметно и тихо.
     Сначала  нас беспокоили только  их  немного вульгарные черты  -- да-да,
вульгарность и кривые подлые рты.  Каждый из них носил с собой гитару, но мы
никогда  не  слышали, чтобы  они играли. И  еще  нам тогда казалось,  что их
отговорки слишком глубоки для нашего понимания.
     -- Куда вы идете?
     -- Вон туда, чтобы посмотреть на  усеченные конусы. Хотите пойти вместе
со мной?
     -- Мне бы очень хотелось, но сейчас я занят. Не могли бы вы передать им
эту корзиночку с диалогом?
     --  А-а! Это та штука, которую вы собираете в  словесных дебрях? С виду
ничего особенного. Но я бы не стал кормить такой  пищей  своих детей. Ничего
хорошего из этого не получится. Вы понимаете, что я хочу сказать.
     С  каждой   его  новой   фразой   я  становился  все   более   и  более
подозрительным. Да  и с какой стати  он  так разговорился,  если еще  минуту
назад ему и смотреть-то на меня не хотелось?
     -- Послушайте, -- сказал я, -- может быть вы пойдете себе дальше?
     -- Меня зовут Джордж, -- ответил он.
     Где-то под кипой желтых страниц моего разума завыла тревожная сирена. Я
же ни о чем его не спрашивал! Тем  более, что  мы никогда с ним до этого  не
встречались -- да и  до того тоже.  Тогда почему он назвал мне свое  имя? То
самое,  которое я  терпеть  не  могу.  Неужели  втирается  в доверие,  чтобы
остаться здесь или оставить мне свой пухлый мешок с диалогом?
     -- Как мне не хочется таскать его с собой. Он такой липкий.
     -- А ну, кончайте это! -- закричал я, торопливо закрывая мешок.
     Если  и  есть на свете вещь, которая вам  абсолютно не нужна,  так  это
диалог из болтливого мешка. И не только потому...
     -- Но помимо этого и по многим другим причинам.
     -- Хватит, я вам сказал!
     Однако  мешочек протекал, и диалог сочился из  него  тонкой струйкой. Я
изо всех  сил старался не слушать тот  бред, который вытекал  из  лопнувшего
шва.
     -- В ту пору сирены Франции носили длинные платья, которые придавали им
довольно унылый вид, и поэтому, собравшись с духом, я сказал ему...
     Вы и сами знаете, насколько  утомительным может казаться  чужой диалог.
Но  диалог  внутри  диалога -- это  вообще  невыносимо. Мы  можем  выглядеть
немного наивными и неискушенными в ваших городских штучках, но нам прекрасно
виден нескончаемый регресс,  который уже встает над горизонтом  культуры.  И
оглядываясь назад, я  замечаю теперь  что-то безошибочно поддельное во  всем
том, что предшествовало настоящему времени.
     Этот  Джордж, назвав свое  имя, тем не менее,  не торопился узнать мое.
Возможно,  он  думал,  что  я  представлюсь сам,  но  это шло  вразрез всему
оформлению ситуации, ее моральному орнаменту и формам приличия.
     -- Скорее я поцелую раздавленного таракана, чем представлю себя.
     Прозвучавшую реплику мне явно  навязали. Конечно, я  бы так  не сказал.
Упаси меня боже. Эта фраза вытекла из мешочка с диалогом.
     И только тут до меня дошло, что этот парень принес мешочек в коробке. А
значит он  был  тем самым знаменитый Джорджем,  который  прославился  своими
вездесущими коробками. И я должен признать, что это меняло многое.
     Чем больше я  думал о Джордже, тем меньше он мне нравился. Не то, чтобы
я знал его лично или действительно тратил свое драгоценное время на какие-то
размышления  о нем. Конечно же,  нет.  Все  прошло  гораздо быстрее.  Вы  же
знаете, как это происходит  внутри. Вот вы взглянули на кого-нибудь; и вот у
вас уже свое личное мнение. Проблема в том, что между этими двумя  событиями
больше ничего нет, и такой поворот  дела приводит  нас  в замешательство. Мы
знаем правила игры. По этим правилам там должно что-то быть.
     -- Чтобы избежать субъективного идеализма?
     -- Вот именно.
     Иногда случайные слова из мешочка с диалогом могут до  жути подходить к
описанию событий и придавать им особый жуткий смысл.
     А я тем временем, если вы помните,  прогуливался по пляжу, и из пухлого
мешочка,   который  Джордж   попросил  меня   передать   усеченным  конусам,
по-прежнему вытекали слова.
     Тем не менее, что-то внутри  меня протестовало  -- это, конечно, фигура
речи, и вы можете найти ее не только внутри меня, но и где угодно.
     -- Зачем нам нужны все эти конусы?
     --  Неужели  ты не понимаешь, что суть вопроса  не в них?  Они  даже не
достигли той точки, где их можно назвать хотя бы условно существующими. А ты
должен  знать,  что  обычно  происходит, когда  кто-то  берется  за дело  на
предварительной стадии. Поверь мне на слово, он получает что-то очень слабое
и неубедительное!
     -- Проблема с этим Джорджем, по  всей вероятности, состояла в  том, что
он  принимал решения, которые, на мой  взгляд, было  бы  лучше  отложить  на
какое-то время. И фактически, на довольно долгое время.
     -- Фактически, практически!
     Я зашагал быстрее. Шов в мешочке расходился все больше и больше.
     -- А-а! Так ты бои