есяц  мы  можем
грабить дома в лучших кварталах города, набрасываться  на  женщин,  избивать
туристов - короче, резвиться от души, и  они  к  нам  лезть  не  будут.  Они
заявляют, что хотят испытать на себе моральное поругание. Но ты ведь и сам в
курсе.
   - Эйяне пригласили всех вас сюда на грабеж? - поразился Кромптон.
   -   Они   даже   ввели   специальные   чартерные   рейсы   для   доставки
квалифицированных преступников. Да, надо отдать им должное - глубоко копают.
   - Ничего не понимаю, - сказал Кромптон.
   - А какой навар. Профессор!
   - Да перестаньте вы называть  меня  профессором!  Клейменый  от  восторга
замер с открытым ртом.
   - Таких, как ты, Профессор, - один на миллион! Тебя не  расколоть.  Шесть
месяцев мы провели в одной камере на Луне, и за все это  время  ты  даже  не
спросил, как меня зовут. И ты не изменился. Вот это, я понимаю, выдержка!
   - Оставьте меня! - взвизгнул Кромптон и бросился  назад.  За  его  спиной
Клейменый объяснял какому-то зеваке:
   - Это Профессор. Мы с ним отбывали срок на Луне. От  этого  человека  фиг
чего добьешься.
 
Глава 9 
 
   По-видимому, Клейменый  широко  распространил  свою  легенду,  во  всяком
случае, Кромптон стал в Пигфэте предметом почтительного интереса. Впервые  в
его жизни к нему подходили совершенно незнакомые люди и предлагали выпить за
их счет. Женщины не скрывали своего интереса, медленно прохаживаясь  в  баре
мимо него. Все это забавляло Кромптона, но в то же время не  нравилось  ему:
ведь интересовал их не он сам, а выдуманный  тупыми  и  несомненно  больными
мозгами тип.
   Как-то утром, когда Кромптон поглощал свою обычную овсяную кашу и  тосты,
Природа, которая не терпит статичности, подбросила-таки  катализатор,  чтобы
сдвинуть с места установившиеся было обстоятельства его жизни. Катализатором
явился огромный, крепко скроенный, по-звериному красивый молодой  блондин  с
голубыми глазами, занявший место за столиком напротив Кромптона.
   - Надеюсь, ты не против моего вторжения, Профессор, -  добродушно  сказал
великан. - Я прослышал, что ты в городе. Я давно восхищаюсь твоими  успехами
в рэкете. Это правда, что тебе  принадлежит  выдумка  внедрить  в  ФБР  этих
бешеных албанских коммунистов-прокаженных?
   - Вранье все это. Прошу вас, уходите, оставьте меня в  покое  наконец,  -
сказал Кромптон.
   - А так со своими поклонниками не говорят, - заявил  великан.  -  Счастье
твое, что ты мой герой, а не то я башку-то тебе  размозжил  бы.  Меня  зовут
Билли Берсеркер. Моя профессия - уродовать людей. Но я хочу  сменить  ее  на
более высокооплачиваемую. Вот зачем ты мне понадобился.
   Кромптон открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив красные  прыгающие
искры в голубых глазах Берсеркера, призадумался.
   - Чего вы хотите от меня? - спросил он.
   - Пошли со мной в одно местечко, - сказал Берсеркер. -  Там  я  тебе  все
объясню.
 
*** 
 
   Позднее,  в  отдельном  кабинете  таверны  "Памяти  Эль  Капоне",   Билли
Берсеркер поведал все о себе. Берсеркер - это был  его  псевдоним,  "nom  de
crime" <Воровская кличка (фр.)>. По-настоящему его звали Эдвин Гастенхаймер,
вырос он в Патерсоне, штат Нью-Джерси, в семье  Чарльза  Дж.  Гастенхаймера,
грабителя банков с мировой известностью, и Эльвиры Гастенхаймер, управляющей
совсем незнаменитого клуба "Хи-хи" в Гобоконе. Юный Эдвин старался превзойти
своих преуспевающих  предприимчивых  предков.  Школьные  годы  он  провел  в
борделях Джерси-сити, а потом отправился в Колумбийский университет, где его
трижды  провозглашали  Психопатом  Года.  По  натуре  он   был   хапугой   и
насильником, но высшие сферы преступности оставались для него недосягаемыми.
Так он и жил, калеча от скуки людей, без всякой перспективы  на  будущее.  И
вдруг услышал об открывающихся возможностях на Эйе.
   - И здесь я встретил тебя. Профессор, - сказал Берсеркер. -  Сама  судьба
свела нас. Мне нужна твоя помощь - хочу изменить  свою  жизнь.  И  сейчас  я
выложусь перед тобой весь как есть, до самого донышка.  Но,  пожалуйста,  не
смейся надо мной, не то я как всегда войду в раж и прибью тебя - недаром  же
меня называют Берсеркером.
   - Так что же вам нужно от меня? - спросил Кромптон.
   Берсеркер смутился и заговорил совсем другим тоном:
   - Профессор, я ничего так не хочу, как стать уверенным в себе человеком и
жить своим умом. Кромптон задумался.
   - И вы полагаете, что я могу помочь вам?
   - Можешь! Ты станешь моим гуру,  и  я  буду  слушаться  тебя  и  во  всем
следовать твоему примеру. Дано же человеку подняться до вершин по ступенькам
его веры.
   Разгоряченный своим  выступлением,  Берсеркер  для  вящей  убедительности
треснул по столу и при этом вогнал свою ложку в столешницу  на  двухдюймовую
глубину. Этот жест произвел впечатление на Кромптона, который,  поглядев  на
сидящего перед ним полного надежд и явно  ненормального  громилу,  пришел  к
выводу, что придется смириться с обстоятельствами и надеяться на лучшее.
   Он глубоко вздохнул и услышал свой голос:
   - Мальчик мой, я не вижу, что могло бы помешать вам стать самым что ни на
есть самоуверенным человеком. У вас хорошие задатки, а  это  самое  главное,
как вы сами понимаете. Вы все говорите прямо в  лицо,  и  никто  не  посмеет
заподозрить вас в вероломстве. Короче, под маской неотесанной  свирепости  в
вас скрыта острая как рапира  проницательность,  которая  глубоко  зарыта  в
тайниках вашей души. Да, мальчик мой, я не предвижу никаких осложнений.
   - Вот здорово, Профессор, просто гениально! - воскликнул гигант. - Ты все
сечешь как надо!
   - Вы меня радуете, - сказал Кромптон.
   - Но что я теперь должен делать?
   - Ах да, - произнес Кромптон, в отчаянии ломая голову над проблемой. - Мы
вплотную подошли к практическим занятиям. Мы должны определить, что  же  вам
делать... Что делать... Ха! Вы должны учиться! Вы  должны  изучить  все  эти
штучки-дрючки - как одеваться, как вести себя: собственно, они-то и отличают
по-настоящему самоуверенного человека.
   - Точно, этого-то мне и не хватает! - вскричал Берсеркер. - Понимаешь,  я
просто не знаю, как ведут себя самоуверенные люди, и мне совсем не  по  душе
выглядеть смешным. Это меня смущает, а когда  я  смущаюсь,  меня  охватывает
ярость.
   - Вы, без сомнения, должны приступить к занятиям, - сказал Кромптон. - Но
как? Путем изучения приемов и манер самого уверенного  в  себе  человека  на
планете Эйя.
   - То есть вас!
   - Ничего подобного. Мой конек - незаметность. Это вам никак не  подойдет.
Вам нужен человек  обаятельный,  с  яркой  наружностью  -  то  есть  с  теми
качествами, которыми вы уже обладаете, но в рудиментарной форме.
   - Черт побери, Профессор! Да есть ли такой человек на планете?
   - Есть, и вы должны будете наблюдать за ним. Это значит, что вы все время
должны находиться рядом и не спускать с него глаз. И свои наблюдения  вы  не
должны прерывать до тех пор, пока в  совершенстве  не  изучите  его  манеры.
Таким образом вы станете поистине самонадеянным человеком.
   - Кто этот парень? - загорелся Берсеркер.
   - Его имя Эдгар Лумис, - сказал Кромптон.  -  Я  сейчас  напишу  вам  его
адрес.
 
Глава 10 
 
   Из дневника Лумиса:
   "Вчера я побывал на балу Кридру, самом важном событии года. Там собрались
все хоть  сколько-нибудь  заметные  фигуры  Ситесфа,  включая  самого  Элигу
Рутински  и  нескольких  кинозвезд,  чьи  имена  я  не  запомнил.  Я  хотел,
разумеется, показать себя - это вещь необходимая, чем бы ты ни занимался. Но
была и другая  причина:  на  балу  должна  была  присутствовать  мисс  Сисси
Пертурбски.
   Бал состоялся в Аксиоматическом зале  отеля  "Геометрия",  нового  отеля,
открывшегося на углу бульвара Буллкример и Хеппенстенс-стрит. Я  подъехал  в
светло-вишневом "Гондолини",  который  позаимствовал  специально  для  этого
случая. На мне был облегающий тело костюм, весь из  серебряных  оборочек,  -
новейшее  изобретение,   сильно   поразившее   представительниц   demi-monde
<Полусвета (фр.)> и их друзей.
   Должен ли я описывать оживленное  подтрунивание,  блеск  в  глазах,  смех
толпы? Там был  даже  знаменитый  оркестр  "Карпетбитеров"  с  саксофонистом
Раггом в главной роли.
   Но перейду-ка я лучше сразу к рассказу о Сисси и обо мне, как мы остались
наедине в маленькой спаленке, примыкающей к бальному залу. Мы  по  взаимному
побуждению проскользнули туда, и в слабом  свете  ночника  Сисси  с  улыбкой
обратила ко мне свое прелестное, похотливое кошачье личико. В  прошлом  году
мы с ней однажды встретились на вечеринке. Уже тогда  между  нами  пробежала
искра,  но  нас  как-то  развели   в   разные   стороны,   и   невысказанное
взаимопонимание осталось всего лишь обещанием.
   И вот она наконец передо мной,  стройная,  с  торчащими  грудями,  именно
такая, какой я запомнил ее, с экзотическими раскосыми глазами, от которых  в
голове  моей  рождались  фантазии,  сцены  игры  в  раба  и  господина.  Она
приоткрыла рот, облизала губы и сказала:
   - Так вы не забыли меня? Ее нежный венгерский акцент чуть не выбил у меня
почву из-под ног. Но я овладел собой и холодно сказал:
   - Конечно, детка, как тебе жилось?
   (Некоторая бессердечность, грубоватое равнодушие - верный и  единственный
ключ к успеху в этой игре.)  Она  широко  раскрыла  глаза.  Как  сомнамбула,
подошла ко мне и обвила руками мою шею.  Ее  груди  прижались  к  серебряным
оборкам моего костюма, немного примяв их; она привстала  на  цыпочки,  чтобы
дотянуться до моих склоненных к ней, усмехающихся губ. Волшебное  мгновение!
И вдруг в нашей крохотной спаленке кто-то громко чихнул.
   Мы отпрянули друг от друга. Я включил свет и увидел громадного  блондина,
рассевшегося в двухместном кресле в углу комнаты. Он держал в руке блокнот и
что-то царапал в нем огрызком карандаша.
   - Объясните, что вам здесь нужно, - прорычал я угрожающе.
   Блондин поднялся - и я увидел, что он действительно очень большой.
   - Продолжай заниматься тем, чем занимался, пупсик, - сказал он. - Я  тебя
изучаю.
   - В самом деле? - спросил я. - А зачем собственно?
   - Затем, что я хочу стать похожим на тебя.  Тут  Сисси  ушла.  Даст  Бог,
повезет в следующий раз! Я побеседовал  с  Билли  Берсеркером,  как  он  мне
представился, и узнал, что некто по прозванию Профессор послал  его  изучать
меня. Нескольких слов из описания наружности Профессора было достаточно  для
меня. Черт бы побрал этого Кромптона!
 
*** 
 
   - Да, пожалуйста, изучайте меня, - согласился я, когда  стало  ясно,  что
выбора у меня нет. - По совести  говоря,  я  сам  подыскивал  себе  ученика,
которому мог бы передать весь багаж своих великолепных познаний.
   - Какое счастье, что мы встретились!
   - Не правда ли? Я скоро  встречусь  с  вами  вновь  и  расскажу,  как  мы
построим курс обучения. Пожалуйста, запишите свой адрес и телефон. А  теперь
идите домой и хорошенько подготовьтесь к этой сложной работе.
   Берсеркер, однако, на это не купился и покачал головой:
   - Я сам буду выбирать время и начинаю прямо сейчас.
   - Но я ваш учитель, - заметил я ему. - И мне виднее, как лучше.
   - Это верно, только я еще не верю тебе.
   - И что же вы предлагаете?
   - Я  буду  при  тебе  постоянно,  буду  за  тобой  наблюдать,  как  велел
Профессор.
   - Мой дорогой друг! Да это просто немыслимо! Хотя бы  потому,  что  я  не
смогу вести себя естественно - я имею в виду эффект  Гейзенберга,  если  вам
это о чем-то говорит. А в таком случае вам нечего будет изучать.
   Берсеркер выпятил челюсть - очень неприятная манера! - и сказал:
   - Или ты будешь вести себя естественно, или я вытрясу из тебя всю душу!
   - И что вам это даст? Ни один самоуверенный человек не сможет вести  себя
естественно после побоев.
   Он тяжело задумался. Я почти физически ощущал, как ленивые извилины в его
мозгу ворочаются с боку на бок в попытках упростить полученную информацию до
состояния, доступного его пониманию. Наконец он заявил:
   - Если ты не  будешь  вести  себя  самоуверенно,  я  убью  тебя  и  найду
кого-нибудь другого, чтобы брать с него пример.
   Я выдавил из себя веселый смешок.
   - Но ведь  я-то  самый  лучший,  -  напомнил  я  ему.  -  В  сущности,  я
единственный по-настоящему уверенный в себе человек  на  этой  планете.  Вам
придется перенимать второсортные манеры, и в результате сами  вы  станете  в
лучшем случае третьесортным.
   - Но я и вправду хочу учиться у тебя, - сказал он. - Я же вижу -  ты  как
раз то, что мне нужно.
   - Вот тут вы правы, - сказал я,  игриво  похлопав  его  по  плечу.  -  Вы
моментально обретете уверенность в себе, если будете во всем меня слушаться.
   - Спасибо, - сказал он.  -  Пусть  это  будет  мой  первый  самоуверенный
поступок: я буду следовать за тобой по пятам и не спущу с тебя  глаз  ни  на
минуту, как мне велел Профессор.
   И это было его последнее заявление. Бандитское заявление, честное  слово!
Но мы еще посмотрим, кто кого!"
 
Глава 11 
 
   Из тайного дневника Джиллиам:
   "Я наконец решилась - ушла от Эда, хотя он явно этого не хотел. Сначала я
почувствовала такое облегчение! Но потом  Гвендквайфер  разнюнилась,  и  все
сделалось беспросветно унылым, и я вспомнила, как нам хорошо порой бывало  с
Эдом, и в конце концов я сказала ему, что передумала и возвращаюсь,  а  этот
негодяй послал меня подальше!
   Я знаю, это все его дружок с птичьим  личиком,  его  влияние.  После  его
появления  Эд  словно  взбесился.  (Эд,  конечно,  и  раньше  был  несколько
сумасбродным. Он говорит, что это у него от предков  по  материнской  линии,
сицилийцев, и  от  предков  со  стороны  отца  -  афганцев.  Я,  правда,  не
разбираюсь в этих типах из  стран  третьего  мира.)  Гвендквайфер  буквально
сводит меня с ума. Она без конца твердит, что скучает по своему папочке;  ну
ладно, Бог с ней, но она говорит, что скучает по папочкиным подружкам, а это
уже чересчур - выслушивать такое от  собственной  дочери!  Впрочем,  чего  я
зациклилась на этой ерунде?
   Несмотря ни на что, я все-таки решила вернуть Эда,  хотя  он  заслуживает
только того, чтобы всадить ему в сердце кол, оборотню поганому! Но  он  отец
Гвен, и в общем-то он не хуже других мужчин. Вся проблема в том, что Эд  сам
не понимает, что хочет, чтобы я вернулась к нему, и  виноват  во  всем  этот
недоносок, выдающий себя за родственника Эда. Я не больно разобралась  в  их
родственных отношениях, но  тут,  верно,  не  обошлось  без  сицилийского  и
афганского кланов. Может, он напустил на Эда какую-то порчу, а может, Эд изо
всех сил старается доказать свои дурацкие мужские достоинства? Он всегда был
немного легкомысленным, но теперь зашел слишком уж далеко".
   Другой отрывок:
   "Я много раз звонила ему, я следила за ним и заметила, что возле Эда  все
время крутится огромный блондин, которого я никогда раньше не видела. Откуда
он взялся? Их теперь водой не разольешь, и все это весьма похоже на какое-то
извращение. Неужели Эд - гомик?  Зарежьте  меня,  никогда  бы  не  подумала.
По-видимому, здесь что-то другое".
   И еще отрывок:
   "Этот блондин-гигант знает и Кромптона! Похоже,  вся  эта  троица  что-то
замышляет. Но что? Придется выяснить, в чем тут дело".
 
Глава 12 
 
   Кромптон спокойно разгадывал кроссворд, когда в дверь  неожиданно  громко
постучали. Он открыл ее, и Джиллиам ворвалась в комнату, требуя ответить ей,
что он собирается делать с ее мужем.
   - Я хочу, чтобы он соединился со мной, - ответил Кромптон.
   - Что значит - соединился? Это что еще за фокусы?
   - Разве вы ничего не знаете? - сказал Кромптон. - О вирусной  шизофрении,
дюрьеровых телах, реинтеграции?
   - Что-то такое однажды показывали по телевизору. Так вы  хотите  сказать,
что Эд и вы...
   - Мы  -  это  результат  заболевания  вирусной  шизофренией,  -  объяснил
Кромптон. - Мы с ним две части одного целого. Есть  еще  третья  часть,  Дэн
Стэк, который живет на планете Йигга.  Все  трое  мы  являемся  компонентами
одной личности. И ни один из нас не может  быть  полноценным  человеком  без
двух других частей.
   - Продолжайте, - потребовала Джиллиам.
   - Вы что-нибудь понимаете  в  реинтеграции?  Лумис  и  Стэк  -  два  моих
компонента - имеют возможность покинуть  свои  тела  (всего  лишь  дюрьеровы
заменители) и соединиться в моем собственном, подлинно человеческом теле.  В
случае удачи произойдет слияние и трансформация,  в  результате  которой  мы
станем полноценной личностью.
   - Не так быстро, - попросила Джиллиам.  -  Я  хочу  разобраться  с  этими
телами. Все присоединятся к вам, так, что ли? Хорошенькое  дело!  И,  как  я
понимаю, вы будете главным?
   - Да, - сказал Кромптон. - Ведь я и есть самая  полноценная  личность  из
нас троих, и это мое тело.
   - А что станет с их телами?
   - Они рухнут и  умрут.  Но  это  будет  ненастоящая  смерть,  потому  что
индивидуальность,  разум,  "я",  которое  осознает  себя  Эдгаром   Лумисом,
уцелеет.
   - Так, я разобралась, - сказала Джиллиам. - И я отвечу - нет!
   - Простите, я не понял.
   - Он так легко от меня не отделается!
   - О чем вы говорите?
   - Этот фокус у вас не пройдет! - усмехнулась она презрительно. - Он  что,
в самом деле собирается удрать от меня, умертвив свое тело и  отправив  свою
так называемую личность таскаться по дальним  планетам?  Фигушки,  братишка,
накось  выкуси!  Наверняка  найдется  такой  закон,  который   не   позволит
превращать моего законного супруга черт знает в кого!  А  иначе  чего  стоит
супружеский обет? Любой суд в Галактике подтвердит мои права.
   И прежде, чем Кромптон успел ответить - если у него было что ответить,  -
она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
 
Глава 13 
 
   Спустя несколько дней Кромптон встретился с Лумисом  за  ленчем  в  "Каза
Ортодонтия", единственном на Эйе мексиканском  ресторане.  Кромптон  немного
припозднился, и к столику его  проводил  хозяин,  величавый  и  дородный  Эл
Данте, бывший стоматолог из Эльмиры, штат Нью-Йорк.
   - Заставляете ждать себя, -  упрекнул  его  Лумис.  Как  всегда,  он  был
прекрасно одет. На нем был  ворсистый  джемпер  в  стиле  Тони  из  Пимлико,
ботинки от "Харбингера и Омена" позвякивали  колокольчиками,  встроенными  в
каблуки,  а  разноцветный  пояс,  сплетенный  из  крыльев  японских  жучков,
великолепно подходил к синим клетчатым подтяжкам. Но несмотря  на  всю  свою
элегантность, Лумис выглядел  неважно:  нижняя  губа  его  дрожала,  выдавая
внутреннее смятение.
   Изучив меню, Кромптон заказал довольно старомодную комбинацию под номером
два. Лумис предпочел экзотический тридцать  седьмой  номер.  Они  обменялись
несколькими светскими фразами, но в конце концов Лумис не выдержал:
   - Послушайте, Кромптон, прекратите наконец все это.
   Кромптон вопросительно поднял брови.
   - Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Об  этом  белобрысом  придурке,
которого вы натравили на меня.
   - Вы имеете в виду Билли Берсеркера?
   - Теперь он зовет себя Сэмми Слик, - сказал Лумис. - Думаю, вам интересно
будет узнать, что он живет с  моей  женой.  И  это  единственное,  что  меня
утешает во всем этом безобразии. Я принадлежу себе только в те, к сожалению,
редкие мгновения, когда он с ней. А так он прилип  ко  мне  ближе,  чем  моя
собственная тень - даже ночью он рядом!
   - У этого юноши серьезные намерения, - сказал Кромптон.
   - Но из него никогда ничего приличного не получится. Трущобные  ворюги  -
вот его компания, пусть с ними и якшается.
   - Что ж вы сами-то не посоветовали ему это?
   - Он просто записал мой совет в блокнот и продолжает  преследовать  меня.
Кромптон, вы должны избавить меня от него! Я ничего не могу делать, когда он
рядом. Как я могу выполнять мою работу - обольщать богатых женщин,  -  когда
он толчется у меня под ногами! Элистер, как бы сильно  вы  ни  обижались  на
меня, все равно это несправедливо - лишать человека средств к существованию.
   Кромптон тщательно прожевал энчиладу, приготовле