Магнолии захотелось туда, домой... Да вон  же  они,  вон  -
верхушки пирамидальных тополей, это же граница сада  -  там,  где  кончается
сарай...
   5
   И тут картинка - такая яркая, будто она видела все собственными  глазами,
-  вдруг  замутилась,  потускнела,  растворяясь.  Магнолия  все   стояла   с
зажмуренными глазами, ждала - непонятно чего, - но видела лишь обыкновенную,
чуть красноватую черноту.
   Магнолия  затрясла  головой,  пытаясь  сосредоточиться,   пытаясь   опять
нащупать среди мрака островки сознания находящихся неподалеку людей, но  это
оказалось столь же невозможно, как... ну, как укусить себя  за  локоть,  что
ли, приподнять себя за уши  над  полом,  -  словом,  невозможно,  как  любое
невозможное дело. Странно, что всего минуту назад она считала это не  просто
возможным, а само собой разумеющимся. Очень странно.
   Сбившиеся волосы щекотали мокрый от пота  лоб.  Стоять  посреди  карцера,
крепко зажмурившись,  было  неловко.  Магнолия  глубоко  вздохнула,  как  бы
переводя дух, откинула волосы с мокрого, горячего на ощупь лба ("И чего  это
я так упрела?"), в некотором недоумении оглянулась по сторонам.
   Что она здесь  делает?  Домой,  скорее  домой!  А  тут,  как  назло,  все
кончилось. Даже мягкие комочки, беспрестанно летавшие вокруг,  исчезли.  Она
одна. Руки бессильно висят плетьми, а железная дверь... дверь заперта.
   Магнолия приблизилась к ней,  подергала,  как  бы  проверяя  ("А  ведь  и
действительно - заперта!"), уже собиралась отойти - как вдруг  почувствовала
слабинку. Железная-то она железная, но...
   Магнолия держала ладонь на гладкой металлической поверхности и - да,  да,
точно! - ощущала, что эта поверхность под  ладонью  делается  шероховатой...
как  бы  истаивает,  теплеет...  как  песок  под  полуденным  солнцем  в  их
песочнице. (Им во двор специально привезли  песочницу.  "Как  маленьким!"  -
бросил презрительно Виктор, но потом она ему же и  помогала  прокладывать  в
песчаной горе дороги, строить норы-дворцы, искать маленькие гладкие  обломки
- по словам Доктора, окаменевшие зубы доисторических рыб... Здорово было!)
   Магнолия отвела руку. На гладко-пестрой  оцинкованной  поверхности  двери
четким бурым пятном выделялся отпечаток ее ладони.
   Она внимательно  осмотрела  ладонь.  Вроде  бы  ничего  особенного.  Кожу
немного покалывает. Слегка, довольно приятно. Ладонь чуть запачкана  -  чуть
вроде припорошена бурой пылью.  Будто  провела  ладонью  по  верху  пыльного
шкафа. А в остальном рука выглядела вполне нормально. Магнолия для пробы еще
раз медленно провела рукой по двери. На металле протянулся вполне различимый
след   пятерни.   Металлическая   поверхность   явно   разрушалась   от   ее
прикосновений.  Нет,  она  все-таки  невероятное  существо.  Еще  и  энергию
какую-то излучает - какова девчонка! Даже жалко, что так рано расправилась с
теми, подглядывавшими... Хоть они бы оценили...
   Она стояла, возложив ладони на дверь, ожидая,  что  с  минуты  на  минуту
дверь разрушится под  ее  огненосным  прикосновением,  рассыплется  в  бурую
металлическую  труху.  Она  была  великолепна!  Только  вот  дверь  все   не
разрушалась и не разрушалась...
   Магнолия отняла набрякшие горячей краснотой пальцы, осмотрела оставленные
следы, попробовала металлическую поверхность ногтем.
   Не то чтобы поверхность совсем уж не разрушалась.  Разрушалась,  конечно.
Но как-то очень уж медленно. Даже на миллиметр в  глубину  не  продвинулась!
Сколько ж это времени надо стоять вот так,  излучать,  прежде  чем  в  двери
прогорит хоть малюсенькая дырочка?
   А ведь это идея - насчет дырочки! Не распылять свою энергию на всю ладонь
(даже на две ладони!), а сконцентрировать ее на одном-единственном пальце. А
прогорит дырочка - тогда уж посмотрим, как ее расширить.
   Несколько приободрившись, она приставила указательный палец  примерно  на
середину отпечатка пятерни и стала ждать.
   Ноготь так и налился кровью - стал аж черно-малиновым. И ощущеньице  было
уже не просто тепленького, а прямо даже  горячеватого.  Очень  даже.  Так  и
тянуло отдернуть палец и подуть на него. Магнолия довольно долго не уступала
этому порыву, но в конце концов не выдержала...
   После дутья палец вроде чуть поостыл, и она решила  проверить  результаты
своих усилий.
   Оказалось. Боже мой, да это просто смешно! Это ж не результат,  это  ж...
Ну просто руки опускаются...
   Вот так Виктор однажды пилил железный штырь. Надумал  делать  пистолетик,
быстро нашел  подходящую  деревяшку,  подстругал  ее  перочинным  ножиком  -
получилось что-то вроде похожее. Но явно не хватало ствола или - как там оно
называется? - дула, в общем, того,  откуда  пули  вылетают.  Недолго  думая,
Виктор подобрал около сарая  толстый  железный  штырь,  прикрутил  леской  к
деревяшке - солидненько так получилось. Только длинноватый штырек попался  -
слишком выпирал. Но Виктор слетал к Юрку, выцыганил  ножовку  по  металлу  и
пристроился здесь же, возле сарая, на бревнышке  отпиливать  до  подходящего
размера. Буквально несколько раз  провел  -  глядь,  поперек  ржавого  штыря
пропилилась такая блистающая белая борозда! Как Виктор  тогда  расхвастался!
"Видала: дело мастера боится!" А потом  пилит-пилит  дальше,  пилит-пилит  -
бороздка  какая  была,  такая  и  осталась.  Разве  что   опилок   блестящих
прибавилось. Вот так мучился он мучился - минут двадцать!  Или  даже  сорок.
Потом принялся гнуть этот штырь по месту распила - отломить хотел. Куда там!
Вроде уже и согнул -  а  разогнуть  не  может.  Да  злится!  Кричит,  зубами
скрипит! Так и бросил свой пистолетик, не доделал.
   "Ну уж дудки!" - Магнолия сжала кулаки. Одно дело - пистолетик, а  другое
дело - здесь. Я эту дверь добью!
   И вновь со всей решимостью она приступила к двери. И уже не отступала, не
дула на палец, хотя припекало основательно. И ее усилия увенчались  успехом:
палец провалился сквозь металл!
   Отдернув руку, она заглянула в дырочку.  То,  что  она  там  увидела,  ее
поразило крайне неприятно. Дырка была не насквозь - куда  там!  -  преодолен
был только первый слой дверной обшивки. Под металлом явственно  проглядывало
дерево. О, как  это  было  тоскливо...  Столько  времени  потрачено,  а  еще
деревянная дверь, еще металлическая обшивка с той стороны...
   - Вот же... - Магнолия запнулась, мысленно пытаясь  подобрать  подходящее
определение, и закончила совсем ругательно: - Гадины!
   Подумала и прошептала упрямо: "Нет уж - пробьюсь!"
   Но это было только благое пожелание. Когда она снова приставила  к  двери
указательный палец - вернее, вставила его в дырочку, -  выяснилось,  что  от
соприкосновения с деревом палец не нагревается и ничего не излучает.
   Она попробовала опять на металлической поверхности - там работало:  между
кожей и металлом происходило как бы короткое  замыкание,  и  металл  хоть  и
медленно, но превращался в труху. А вот с деревом - ну никак! Нет  короткого
замыкания, и все...
   6
   С холодным презрением  глядела  Магнолия  на  плоды  своих  усилий.  Что,
доигралась? Эта игра ей совсем не нравилась. Ну  ни  капельки.  Ведь  ничего
нельзя поделать. Дурацкая игра какая-то. А с какой стати что-то делать?  Вот
не буду больше ничего делать - стану вот и буду стоять!
   Стоять-то, конечно, можно  -  но  это,  наверно,  один  из  самых  худших
вариантов участия в игре. Уж таким образом из игры точно не выберешься держи
карман! Единственный выход - постараться выломиться из правил. Так  сказать,
убежать с шахматной доски.
   Магнолия  вспомнила  огромный,   голубовато-ослепительный   земной   шар,
ледяную, бесшумно распрямляющуюся  металлическую  паутину,  затягивающую  ее
руку, и машинально глянула на эту руку. Да нет, вот она, здесь, не  осталась
в космическом пространстве. И синяк на месте.
   Магнолия так задумалась, покусывая губу, что вздрогнула  и  перепугалась,
когда ключ со стуком вошел в замочную скважину с той  стороны  двери  и  два
раза повернулся, звонко пощелкивая.
   Отпрянув от двери, она замерла. "Что ж это будет, что?"  -  сжав  руки  у
подбородка, она затаилась - такая беззащитная, такая неловкая...
   Дверь приоткрылась, колыхнув воздух, и в карцер спустился, пригибаясь под
низкой  притолокой,  солдат.  Он  держал  перед  собой   поднос,   прикрытый
салфеткой.  Второй  солдат,  с  автоматом  наперевес,  не  зашел  -  остался
возвышаться с той стороны, готовый в нужный момент на все.
   Вошедший осмотрелся по сторонам,  прилаживаясь,  куда  поставить  поднос.
Стола не было,  и  он  поставил  прямо  на  топчан.  Выпрямился,  с  веселым
интересом поглядел  на  Магнолию,  зажавшуюся  под  стенкой.  Такой  высокий
парень, худощавый, молочно-блондинистый. Он не  боялся,  и  поэтому  не  был
страшен.  Встретившись  с  его  зеленовато-серым  любопытным  взглядом,  она
распрямилась, опустила руки, а он, так и не сказав ни слова, круто,  как  по
команде "кругом",  повернулся,  промаршировал  обратно  к  двери,  там,  под
металлической перекладиной, опять пригнулся - и вышел,  оставив  после  себя
ощущение чего-то уютного и доброжелательного.
   Ключ щелкнул в замке, и опять стало нестерпимо тихо. Только тут  Магнолия
обомлела: ведь солдат запросто мог заметить на двери следы ее усилий! Хорошо
еще, что дверь его ничуть не интересовала. Да и открыта она  была  так,  что
вряд ли что можно было заметить. Хорошо получилось, удачно. А ведь в  другой
раз могут и заметить! Придут за пустой посудой, и запросто могут заметить.
   Хоть бы этот же солдат пришел.  Он  не  очень  внимательный.  С  ним  так
спокойно.
   И вдруг Магнолия поняла,  что  устала  от  одиночества.  Вот  ведь  и  не
подозревала, что, оказывается, не любит одиночества. А сейчас так захотелось
домой - к Виктору, к Доктору, Юрку, - вот прямо бы вскочила и  побежала.  Да
дверь заперта.
   Магнолия  грустно  выпятила  нижнюю  губу,  беспомощно  покивала  кому-то
незримому: "Да, вот так уж  получилось..."  Прошла  к  топчану,  присела  на
краешек,  приподняла  уголок  салфетки  -  целых  три  закрытых  судка,   на
алюминиевой тарелочке горка белого хлеба.
   Есть не хотелось. Хотелось по-прежнему домой.
   Вот бы запомнить, как это она так делала: р-раз! - ив Космосе  очутилась!
Может быть, еще как следует собраться с силами? Ну-ка: раз! Ну?
   И в этот момент на ее колено опять  запрыгнуло  черненькое  насекомое.  У
Магнолии даже дыхание перехватило от гадливости.  Она  попробовала  отогнать
это мерзкое существо, слегка махнув на  него  ладошкой.  Нет,  насекомое  не
прогонялось.
   Она нетерпеливо дернула коленкой - и опять насекомое осталось  на  месте.
Вот ведь упорное какое существо!
   Собрав все самообладание, Магнолия тыльной  стороной  кисти  правой  руки
чуть провела по бедру. И в испуге отдернула руку. Потому  что  насекомое  не
убежало. Оно тонкой черной полоской размазалось по коже.
   - Фу, фу, гадость! - Магнолия подскочила, судорожно  сдернула  с  подноса
салфетку, принялась лихорадочно тереть по бедру. И по испачканной ладони.  И
опять по бедру...
   Полоска оттиралась, но плохо. Надо же, как размазалось! Прямо  в  пыль  -
как кучка сигаретного пепла. А ведь она чуть-чуть провела!
   Магнолия суетилась, все стараясь  стереть  пакостный  след  побыстрее,  и
вдруг подумала, что полчаса назад эти насекомые и не думали  превращаться  у
нее на ноге в пыль. Каких-то полчаса назад...
   Недоуменно поджав губы, она еще несколько раз провела салфеткой по  бедру
-  и  вдруг,  ужаснувшись,  бросила  салфетку,  отпрыгнула  назад,  да  куда
отпрыгнешь от собственной руки?
   Особенно черными были кончики пальцев - будто сажей намазаны... Да и  вся
ладонь тоже. А от запястья к локтю рука хоть и была еще не черная, но уже  и
не такая, как обычно, - какая-то неестественно серая, неприятная - муляж,  а
не рука! Она ошарашенно оглядела свою руку, даже поднесла  к  глазам,  чтобы
получше рассмотреть, и заметила еще одну странность: рука, кроме  того,  что
была черной, была еще и зеленая. Такая  нежно-нежно-зеленая.  Изумрудная,  С
ласковым перламутровым отливом. Даже вроде  как  прозрачная.  И  все  это  -
отдельно от черноты. Чернота - сама по себе, прозрачная изумрудность -  сама
по себе. Такое впечатление, будто она эти два цвета видела разными  глазами:
черноту - левым, зелень - правым. А может - наоборот.
   Проверить было легко. Она прищурила по очереди оба глаза, но  изображение
двоилось, даже когда был открыт только один глаз.  А  закрыла  оба  сразу  -
ничего не увидела. Как и положено.
   Так, на всякий случай, она  огляделась  по  сторонам:  ничего  больше  не
двоится? Вроде ничего не двоилось. Зато уж цвет и  свет  -  все  поменялось.
Казематик  окрасился  багровым,  адским  колером,  лампочка   под   потолком
запульсировала, как фонтанчик венозной крови,  и  рядом  с  ней  в  воздухе,
неподвижно, как стопудовая гиря, зависла небольшая жирная муха. При этом она
совершенно не шевелила встопорщенными крылышками.
   "Что ж это делается-то? - ошеломленно подумала Магнолия. - Я  что,  время
остановила, что ли?"
   Бордово-кровавые лампочки равномерно-тревожно моргали под потолком,  было
невозможно тихо.
   Магнолия мотнула головой, отгоняя  наваждение,  отступила  на  шаг  -  но
наваждение не кончилось. Красноватый сумрак еще  более  сгустился,  лампочка
мигнула совсем лениво, и только зеленый фонарик ее  правой  руки  разгорался
все ярче неземным  великолепным  свечением.  Магнолия  оглядела  собственную
руку, затаив дыхание, как  некий  невесть  откуда  взявшийся  фантастический
предмет. И точно! Какая-ж это рука? Образование изумрудного цвета напоминало
скорее даже не руку, не конструкцию из костей, живого мяса, теплой крови - а
что-то вроде искусно сработанной перчатки,  наполненной  клубящимся  зеленым
туманом. Туман переливался, опалесцировал, на доли секунды становился  почти
прозрачным, и тогда сквозь  него  можно  было  различить  -  нет,  не  стены
карцера, не зловеще-красную лампочку под потолком... Там было  видно  что-то
другое... Магнолия сначала  даже  и  не  поняла,  что  именно.  Прищурилась,
пытаясь разглядеть... Вроде -  море?  Как  будто  волны.  Огромные,  пенные.
Проходят чередой, странно сдвинутыми блестящими горами. Или это горы и есть?
- только содрогающиеся в титаническом землетрясении, в неведомом катаклизме?
   7
   Магнолия смотрела сквозь руку и не могла наглядеться. Что бы это ни  было
- это было красиво. Никаких тебе стен,  никаких  дверей  -  буйство,  удалая
сила,   свежесть   -   вот   чем   веяло   от   зеленовато-туманного    (как
зеленовато-дымного) мира.
   Магнолия чувствовала свою сопричастность этому миру: ее ладонь  была  как
открытое окно туда. Куда? В иное измерение? В иную Вселенную?
   В затхлой атмосфере ее каземата вроде даже повеяло озоном...
   Магнолия глубоко, прерывисто вздохнула - открыла  окно  пошире.  Как  это
получилось - она не могла  объяснить.  Но  получилось  ведь!  И  зеленоватая
прозрачность потекла по руке дальше- к локтю.
   Магнолия проверила другую руку -  там  тоже  слегка  начали  зеленеть  (и
одновременно чернеть) кончики пальцев. И никаких неприятных ощущений. Только
все вокруг как-то накренилось. Магнолия ощутила вдруг,  как  нелепо  стоять,
наклонившись к горизонту - вроде Пизанской башни.
   Она попыталась выровняться, принять вертикальное положение и вместо этого
свалилась на пол. Пол торчал под углом в тридцать градусов палубой  тонущего
корабля.  Она  попыталась   приподняться,   но   вместо   этого   завалилась
окончательно. Что-то в геометрии мира было не так.
   Она лежала лицом вниз, и перед глазами разливалось изумрудное сияние рук.
Подняв ладони к глазам, она придирчиво вгляделась в открывающуюся через  них
панораму. И, кажется, поняла, в чем дело. Хоть и трудно было уловить  в  той
дымной, беснующейся каше, но эта линия была,  и  она  явно  не  совпадала  с
земной. Две линии двух  горизонтов,  пересекающиеся,  как  ножи  приоткрытых
ножниц, готовы были ее разрезать. Вон руки уже по локоть в том зеленом мире.
Надо бы, наверно, прикрыть чуток створку  окна,  а  то  еще,  чего  доброго,
вывалишься туда ненароком...
   Открыть оконце было просто - а сейчас створка неведомого входа  в  другой
мир что-то не хотела поддаваться. Магнолия тужилась,  напрягалась  изо  всех
сил, корчась на  полу.  Она  даже,  кажется,  ползла,  инстинктивно  пытаясь
взобраться по грязным, накренившимся неизвестно куда доскам. Однако для того
мира, в который она понемногу соскальзывала,  здешние  ее  усилия  не  имели
никакого значения. Невыносимо тяжелые створки, которые она так легкомысленно
стронула с места, разъезжались уже сами по себе. Распахивались все шире... И
через открывающуюся щель - туда, в ледяную зеленую кашу - стала  мало-помалу
перетекать энергия, масса, вещество, пространство - все, что имелось  здесь,
в земном мире. Сначала тонкой струйкой, потом все шире, все быстрее.
   С  исступленным  подвыванием  потек  воздух,  устремляясь  в  зеленоватую
прозрачность ее пальцев. Мимо лица пронеслась пропыленная нитка  паутины  и,
соприкоснувшись с кожей ладони, исчезла. Как растворилась.
   Кажется, в иной мир  стал  втягиваться  и  свет:  казенная  лампочка  под
потолком пульсировала по-прежнему, но в помещении совсем  потемнело.  Только
ладони Магнолии сияли волшебными изумрудами из-под черной, закопченной кожи.
Будто два кристаллических иллюминатора, весело  распахнутых  в  безбрежность
лютого океана.
   Возникший вокруг сквозняк, все убыстряющийся вихрь тянул уже за  собой  и
Магнолию. Руки ее стремительно зеленели - полупрозрачные  перчатки  доходили
почти уже до  плеч.  Магнолию  охватил  ужас:  а  что  будет,  когда  в  это
распахнутое окно просунется и ее голова? Да ведь еще немного - и  она  точно
вывалится туда - в ледяной мир, жадно присосавшийся вдруг  к  земному  миру.
Она упадет в его зеленую пучину - бульк! - и  без  возврата.  Никто  там,  в
хаосе, даже и не заметит. Если там вообще кто-нибудь есть...
   Что-то еще можно было сделать - она чувствовала, она  знала:  что-то  еще
можно... Как-то заклинить расходящиеся створки, остановить их движение...
   Не особенно понимая, что делает, Магнолия дотянулась до подноса, стоящего
на  топчане,  сорвала  его  вниз,  не  обращая  внимания  на  растекающуюся,
обжигающую жидкость,  обхватила  ладонями  металлический  судок  и  замерла,
блаженно прикрыв глаза. Эффект был достигнут  -  створки  неведомого  оконца
перестали разъезжаться. Замерли. Щель между ними была широка - очень широка,
просто гибельно широка, но она хотя бы еще больше не разверзалась!
   Магнолия лежала боком на накренившемся полу,  безразлично  наблюдая,  как
подсыхает на руках жидкость (то ли супа, то ли борща какого-то), как оживают
разметавшиеся по полу макароны, как медленно подползают к  ее  рукам,  между
которыми зажаты  металлические  судки,  как  неощутимо  ввинчиваются  белыми
червячками в тыльную сторону зеленой кисти. Магнолии было не до того  -  она
отдыхала.
   И вдруг - хруп! - судки сломались в ее ладонях,  будто  яичная  скорлупа.
Рассыпались, развалились! Тот мир высосал из  них  что-то  такое,  без  чего
металлическая структура стала рыхлой, ломкой, почти невесомой. И сейчас  эти
побелевшие скорлупки мелкими голубиными перышками облепили пальцы  Магнолии,
толкаясь и суетясь в уничтожающем их потоке.
   И тотчас створки неведомого окна вновь начали свое неумолимое движение.
   Но передышка не прошла даром - теперь-то Магнолия точно знала,  что  надо
делать.  Она  встала  на  колени  и,  шатаясь,  то  и  дело  заваливаясь  на
четвереньки, быстро поползла к двери.
   Дверь была большая, очень большая. Магнолия распластала  на  ней  ладони,
прижалась голыми, прозрачно-зелеными руками, плечами. Если бы могла - то она
вжалась бы в спасительный дверной металл вся! Но дверь была и так достаточно
массивная. Даже слишком массивная для того сравнительно узенького отверстия,
что Магнолия проб