ть.  И,
что удивительно, ей это удалось! Но только как-то странно. С одной стороны -
удивленный возглас Нинель: "О, и Мага нырнула!" - что как будто подтверждало
успех нырка. Но с другой - если б Магнолия действительно нырнула, то была бы
уже где-то далеко отсюда и происходящего в комнате, в том числе  и  возгласа
Нинель, слышать конечно же не могла б...
   Боль отхлынула так же внезапно, как и появилась. Магнолия открыла глаза.
   Комната совершенно опустела, все куда-то подевались, и она сама - кресло,
в котором, судя по ощущениям, она продолжала сидеть, было совершенно пустым.
Да, пустым - она же ясно видела!
   "Начинаются болтания по пространствам", - с  горечью  подумала  Магнолия.
Доигралась... Вот ужас-то!
   За окном стояло погожее предосеннее утро. Толстая  зеленая  штора  лениво
покачивалась под теплым ветерком. Сквозь приоткрытое окно  Магнолия  увидела
шагающего через аккуратный гарнизонный дворик военного. Но  не  простого,  а
двойного.   Сквозь   болотно-зеленый   мундир   с   генеральскими   погонами
просвечивала  голубизна  джинсового   костюма.   Военный   приближался,   и,
присмотревшись, Магнолия различила у него под желто-пергаментной кожей,  под
усами другое лицо - более молодое и совершенно безусое.
   - Вот же он! - ахнула, не удержавшись, Магнолия.
   - Девочка  моя,  ныряй  скорей  или  прячься  сюда,  к  нам,  -  раздался
придушенный  голос  Доктора  из-под  массивного,  отсвечивающего  полировкой
стола. - Девочка моя, где же ты?..
   - Нет, нет, у меня все нормально, - заверила Магнолия, - я только говорю,
что один из верхних - мне незнакомый - идет через двор под видом военного.
   - Молчите, молчите! - раздался оттуда же, из-под стола,  умоляющий  шепот
полковника Владимира Кирилловича.
   Магнолия послушно смолкла.
   - Простите, - громко обратился верхний к кому-то, не видимому за  шторой,
- где мне найти начальника гарнизона, майора Федорова?
   - Я майор Федоров, - откликнулся удивленный голос.
   Верхний тут же исчез ("Нырнул", - поняла  Магнолия)  и  следом  прогремел
выстрел.
   - Стой, стрелять буду! - раздался отчаянный крик - во двор вбежал солдат,
на ходу сдергивая с плеча автомат. И - как споткнулся - замер,  растерянный.
Его  круглое  детское  лицо  выражало  искреннее  недоумение,  глаза  искали
генерала, только что стоявшего тут, с пистолетом, - а лже-генерал уже  стоял
у него за спиной. Вероятно,  верхний  что-то  такое  сделал  -  Магнолия  не
видела, что именно, но солдат, не меняя недоуменного  выражения  на  круглом
личике, выронил автомат и рухнул как подкошенный прямо на  залитый  ласковым
солнышком асфальт.
   - В меня? - донеслось презрительное бурчание "генерала".  -  Стрелять?  В
меня?
   Магнолия  видела,  как  он  нагнулся,   поднимая   откатившийся   автомат
круглолицего солдата, на мгновение исчез  -  а  появившись  снова,  небрежно
выпустил автомат из пальцев. И это выглядело как цирковой  фокус:  ничем  не
поддерживаемый автомат остался стоять вертикально на спине  лежащего  ничком
солдата - дулом прямо в безоблачное небо.
   - Вот так! - удовлетворенно прокомментировал верхний супер. И,  проверяя,
чуть ткнул ствол указательным пальцем.
   Автомат мягко качнулся, но устоял в вертикальном положении.
   - Здесь стреляли,  здесь!  -  возбужденно  кричал  кто-то  за  деревьями.
Слышался нарастающий топот сапог.
   - До скорой встречи, - негромко сказал супер в сторону солдат, выбегающих
из-за поворота, и исчез.
   Автомат так и остался торчать  посреди  двора  над  распростертым  телом.
Только он казался чуть  коротковатым,  и,  присмотревшись,  Магнолия  поняла
почему. Его приклад был наполовину утоплен в спину лежащего солдата.
   16 - Да вы же и сами видите - разговаривать некогда, - виновато показал в
окно полковник Владимир Кириллович.
   Сам он старался в окно не смотреть. Там укладывали на носилки лицом  вниз
труп солдата со все так же торчащим из спины автоматом.
   - Хорошо, хоть  никто  из  присутствующих  не  пострадал,  -  механически
улыбаясь, подвел итог полковник. - Хорошо...
   Присутствующие,   уже   вновь   рассевшиеся   по   местам,   поеживались,
переглядываясь.
   И тут полковник - неожиданно даже для  себя  самого  -  вдруг  скис.  Дал
слабину. Проявилось это так: его беспокойный взгляд остановился почему-то на
лице Нинель, и Владимир Кириллович дрогнувшим голосом спросил: - Но  сами-то
вы - неужто все-таки не боитесь?!
   - Кого? Верхних, что ль? - не поняла Нинель.
   - Нет, не то! Нырять не боитесь? Неизвестно куда, на сотни  километров...
Напороться не боитесь? Перенесетесь - а там столб! И врастет в вас. Как  вот
этот автомат, что в рядового врос. Не боитесь?
   - Еще чего! - мрачно сказала Нинель. - Я же  чувствую,  куда  ныряю.  Вы,
когда ходите - тоже небось ногу в грязь или там в яму не поставите?..
   - А меня?  С  собой?..  А?  -  прервал  ее  полковник.  -  Куда-нибудь  -
далеко-далеко?
   - - Ну чего вы их дергаете! - раздраженно буркнул Доктор из своего  угла.
- Объяснял же вам! Не могут они никого никуда с собой захватить.  Ни  людей,
никого! И не трепите ребят. Даже бактерии, даже вирусы через подпространство
не переносятся. Супера из каждого  ныряния  абсолютно  стерильными  выходят.
Давайте лучше по делу говорить!
   - Да, да, по делу! - засуетился опомнившийся  Владимир  Кириллович.  -  Я
сейчас вам раздам конвертики. Каждому. Там адреса. Не давайте никому.  И  не
показывайте. Вскрывать только в одиночестве. Адреса хорошие - там  и  будете
базироваться. Большая просьба: корм, питье готовить только на  себя.  Вы  же
понимаете - остается надежда только на голод. Может, хоть он вынудит верхних
суперов пойти на переговоры...
   - А Магнолия? - спросило сразу несколько голосов.
   - Да-да, Магнолия. Мы не забыли, - закивал Владимир Кириллович. Ласковая,
бессмысленная улыбка возвратилась на его лицо. - Предлагаю выделить  одного,
а еще лучше -  двух  из  вас  -  помогать  нашей  дорогой  Магнолии.  Может,
кто-нибудь сам изъявит желание?
   Шесть возгласов: "Я!" - по числу присутствующих суперов были ему ответом.
   - Ах, как  хорошо,  как  трогательно,  что  вы  так  заботитесь  о  своем
товарище, - всплеснул руками полковник. - Но, может быть, мы  тогда  сделаем
так... А, Доктор? Вот вы втроем  прибыли:  Атанас,  Нинель  и  Магнолия.  Вы
втроем и оставайтесь. То есть базироваться-то вы будете поодиночке, но и вы,
Атанас, и вы, Нинель, будете знать адрес Магнолии и  по  очереди  будете  ее
навещать. А? Давайте, наверно, так! Ну вот - кажется, все? Да,  еще!  Друзья
мои, когда будете вскрывать конверты, обратите внимание - там, кроме вашего,
прилагается еще два адреса. Это адреса Доктора и вот  группы  присутствующих
здесь обыкновенных людей. Это адреса для связи. По этим  адресам  вы  можете
наведываться в любое время. За советом. Или если мысль  какая-нибудь  важная
появится. Или информация ценная.  Сюда  же  направляйте  отсутствующих  пока
ваших товарищей, нижних суперов. Если встретите их. Первый адрес - основной,
второй - запасной, на случай провала первого. Эти адреса одинаковы
   во всех конвертах. А это значит, что Доктору и  всем  остальным  остается
надеяться только на то, что вы не проговоритесь. Никому чужому. Ни при каких
обстоятельствах. Иначе - вы же понимаете, как легко Любомудрому нас, простых
людей, уничтожить... Мы для него ценности не представляем. Так что... Но  мы
сами на это идем. Сами. И только просим вас быть осторожнее...

   Глава VIII НЕДОДЕЛОК

   1
   Высунув руку из-под теплого одеяла, Магнолия дотянулась до старенького  -
еще лампового радиоприемника. Включила.
   Пока он нагревался, успела глянуть в окошко.
   Ветер, всю ночь стучавшийся в стекло остриями сосновых  иголок,  стих.  И
теперь неподвижные серо-зеленые  ветви,  окутанные  легким  пушистым  инеем,
выглядывали из утреннего  тумана  величественно  и  недоступно  -  как  лапы
отдыхающей  кошки.  Из  нагретой,  належанной  постели  вылезать  совсем  не
хотелось.
   Радиоприемник наконец ожил - засвиристел, замурлыкал. Магнолия  поправила
настройку, и в комнатушку ворвался официозно-значительный голос дикторши. Та
вела рассказ о каком-то заводе. Даже не обо всем заводе, а о цехе копнителей
ј 2. Видимо, то был радиоочерк.
   Как уяснила Магнолия, данный цех работал в настоящее время прекрасно.  Но
этому предшествовала серьезнейшая профилактическая работа,  началом  которой
стало, как водится, общецеховое собрание.  На  нем  каждому  работнику  было
предложено отчитаться о своих трудовых показателях и индивидуальных резервах
поднятия производительности труда. В заключение собрания выступил  начальник
цеха, который, подводя итоги, особо  выделил  двух  злостных  алкоголиков  -
нарушителей трудовой и  общественной  дисциплины.  На  словах  "общественной
дисциплины" диктор сделала особое ударение, хотя и  так  было  понятно,  что
этот эвфемизм  обозначает  нелестные  высказывания  в  адрес  Любомудрого  и
суперов.
   Уже на следующий день после общецехового  собрания  (тут  голос  дикторши
ликующе  возвысился)  оба  чуждых  элемента  были   подвергнуты   ликвидации
соратниками  Семена  Викентьевича  Любомудрого,  которых  в  народе  любовно
прозвали "Ангелы справедливости"...
   "Ох, вряд ли их так называют в  народе",  -  грустно  хмыкнула  Магнолия.
Впрочем, чего же ждать от дикторши, если она и сама по острию ножа  ходит  -
одно недостаточно  восторженное  слово  -  и  все,  сама  окажешься  "чуждым
элементом".
   А события в цехе копнителей развивались между тем  довольно  бурно.  Жена
одного из ликвидированных, работница сборочного цеха этого же  завода,  тоже
на поверку оказалась чуждым элементом. Вместо того чтобы порадоваться  столь
успешному очищению трудового коллектива от смрада, она  обвинила  начальника
цеха в какой-то ерунде. Мол, он на самом деле таким образом свел с ее  мужем
старые счеты. Обвинительная речь, как  констатировала  дикторша,  трагически
понизив голос, закончилась тем,  что  новоявленная  вдова  зверски  зарезала
начальника цеха кухонным ножом. Прямо на рабочем  месте.  И,  конечно,  была
пресечена ("Опять эвфемизм", - поняла Магнолия) оперативниками  из  местного
подразделения Сил самообороны. Заслуженное возмездие постигло  и  ее  семью.
Таким образом, в настоящее время трудовая и общественная  дисциплина  вполне
восстановлены, и вот  что  говорит  новый  начальник  цеха  копнителей  Петр
Петрович Лепицкий.
   Глуховатый мужской голос забубнил в микрофон: "Весь коллектив нашего цеха
копнителей  номер  два  единодушно  отмежевался  от  этих   сорняков,   этих
экономических и общественно-политических диверсантов, предательски  выросших
в здоровом теле трудового коллектива нашего завода. На общем  собрании  цеха
принято решение просить о поднятии нормы выработки в нашем цеху на  тридцать
процентов. Ответим трудовым энтузиазмом на происки  замаскированного  врага!
Под неусыпным надзором держит качество продукции рабочий контроль..."
   Едва приметный щелчок оборвал эту  тираду  почти  на  полуслове.  Мужской
голос исчез, а появившийся на его месте говорок дикторши бодро завершил:  "И
еще на одном решении трудового коллектива цеха хочется остановить  внимание.
В специальном  обращении  рабочих  к  Семену  Викентьевичу  Любомудрому  они
ходатайствовали об установлении черного почтового ящика, в виде  исключения,
непосредственно в помещении цеха".
   "Бедный этот цех, - подумала Магнолия, подпирая голову кулачком. - И  как
же, однако, быстро этот Любомудрый всех скрутил. Раз - и  все  будто  так  и
было..."
   Проникало семь часов.  По  радио  пошли  новости.  Информация  по  стране
состояла  из  бессчетного  числа  сверхплановых  кубо-тонно-километров,   из
фамилий передовиков и героев труда, чьими усилиями  страна  в  сжатые  сроки
выходит из экономического хаоса, в который ее до недавнего времени погружали
всяческие отщепенцы, утратившие народное доверие.
   "Он даже и не пытается ничего нового придумать, - с некоторым недоумением
отметила Магнолия. - Опять все то же: страна как трудовой лагерь...  Добавил
только палку-погонялку в виде суперов... Сумасшедший какой-то. И  зачем  ему
эта власть, этот страх вселенского масштаба? А Доктор его еще и оправдывает!
Ну не то чтобы оправдывает -  не  оправдывает,  конечно.  Но  говорит  -  со
всегдашней своей добродушной усмешкой, - что  для  нашей  страны,  привыкшей
уничтожать своих граждан десятками миллионов, - этот  Любомудрый  совершенно
нормальный политический деятель..."
   Ее взгляд прошелся по корешкам учебников истории,  стопкой  сложенных  не
тумбочке. Последние две недели она читала преимущественно учебники  истории.
Самых разных годов издания. Нинель с Атанасом перешерстили, наверно, не одну
библиотеку и натаскали ей множество учебников, начиная от самых старых - еще
с  "ятями".  Она   читала   их   взахлеб,   получая   какое-то   болезненное
удовлетворение от того, что, оказывается, вовсе  не  в  первый  раз  прошлое
переписывается наново.
   Исторические фолианты, радиопередачи да прогулки по бесконечному  лесу  -
вот  что  заполняло  ее  дни.  Из  этих   трех   составляющих   единственной
по-настоящему приятной была  последняя  составляющая  -  прогулки.  Кто  его
знает, что уж такого было в лесу, но она полюбила его, как родного человека.
Последние несколько дней вокруг лежал неглубокий сырой снег  -  шаги  в  нем
тихо поскрипывали, сосны и ели были влажно-черны, а их верхушки  шипели  под
ветром, как закипающий чайник. То, что творилось на душе во время  прогулок,
Магнолия как-то неосторожно  обозначила  словами  "сладкая  истома".  Нинель
потом долго потешалась над этой истомой. Но лучшего названия Магнолия так  и
не придумала.
   Совершенно замечательным было полное безлюдье.  Оказывается,  бывают  еще
такие места!  Избушка  стояла  среди  непроходимого,  сказочно-первозданного
бурелома, где-то среди бескрайностей самого большого на планете материка - и
так  жить  было  можно.  Наконец-то  судьба-игрунья  сжалилась  над   бедной
девочкой-недоделочкой.  Все  будто  позабыли  про  Магнолию.   Лишь   Нинель
заскакивала да Атанас. Делились своими  наблюдениями,  пересказывали  разные
сплетни. Рассказывая о далеком, необычайно уродливом мире,  булькало  радио.
Но все это было бог знает где и почти  невзаправду.  Давненько  Магнолия  не
испытывала  такого  покоя,  такого  наслаждения  стабильностью   окружающего
пространства. Не мучили головные боли, не обнаруживалось никаких неожиданных
способностей, даже страх провалиться вдруг куда-то в иные измерения - и  тот
почти прошел. Удивительно! Даже не верится, что это возможно -  принадлежать
только себе и больше никому?!
   Голос диктора вернул ее к свежим,  гадким  новостям.  Он  профессионально
посуровел, изрекая: "Нет и не  будет  пощады  злоумышленникам,  которые  под
покровом ночи пытаются срывать,  поджигать  патриотические  почтовые  ящики.
Возмездие настигает их молниеносно и неотвратимо!"
   Магнолия сжалась под одеялом, вновь представив картину, что видела  и  ей
подробно  описала  Нинель:  улочка  небольшого  городка,  на   стене   висит
обыкновенный почтовый ящик, только выкрашенный в черный цвет и с ярко-желтой
надписью поперек: "Для патриотической информации" - а рядом, на двух  кольях
- совсем молоденькая девушка. Колья мертвой древесиной входили  в  спину  и,
ничуть не  испачканные  в  человеческой  крови,  даже  не  разорвав  платья,
выходили - одно из груди, другое из живота. А из лба,  как  указатель  вины,
торчал приоткрытый спичечный коробок, наполовину вросший в кожу, в череп,  в
мозг...
   Эх, пропустила! Может, диктор до этого называл конкретное  число  попыток
поджога? Хотя бы за последние дни? Вряд ли  -  такие  цифры  они  обычно  не
сообщают. Подпускают какую-нибудь дежурную фразу  -  типа  того,  что  число
попыток резко идет на убыль. Может, и  правда  -  идет.  Вот  Нинель  давеча
говорила, будто в магазинах побогаче стало. А на складах - беднее.
   "... Велико же  было  ее  удивление,  -  голос  диктора  принял  какое-то
опереточно-язвительное выражение,  -  когда  прямо  на  ее  глазах  один  из
учеников-второклассников превратился в того самого Ангела справедливости,  о
которых она так недостойно отзывалась. Учительница-клеветница бросилась было
бежать, но, как водится, далеко не ушла! Ее обезвредили вовремя. А активисты
"Основания" вкупе с местным  подразделением  самообороны  свободных  граждан
сочли  необходимым  досконально  проверить   состояние   всей   общественной
дисциплины в данной школе".
   Это что-то новое. Неужто верхним суперам совсем уж нечего делать, что они
принялись за  учителей  начальных  классов.  Или  это  единичный,  случайный
эпизод, о котором трубят, чтоб запугать уже всех - мол, до любого доберемся!
- чтоб уж точно никому повадно не было осуждать Любомудрого?
   Диктора-мужчину сменила диктор-женщина:
   "Переходим к зарубежным новостям. Ширится международное признание  вклада
нашей страны в становление нового, более справедливого общемирового порядка.
Сегодня состоялся телефонный разговор  госсекретаря  США  Генри  Джексона  и
исполняющего обязанности Президента Николая Григорьевича Кошкарева,  в  ходе
которого Джексоном была высказана настоятельная просьба  принять  бессрочный
заем   в   семьдесят   пять   миллиардов   долларов,   предоставляемый   для
восстановления экономики  нашей  страны  двадцатью  богатейшими  семействами
Америки. Опровергая появившиеся в последнее время слухи, Джексон подчеркнул,
что заем является сугубо добровольным и  представляет  собой  одну  из  форм
благодарности нашей великой стране за то, что она дала  мировому  сообществу
такого бесспорного лидера, как Семен Викентьевич Любомудрый.
   Из Восточной Африки наш корреспондент сообщает.  Положен  конец  военному
конфликту между Дибурией и  Кашнице.  Вчера  группа  военных  и  гражданских
руководителей  обеих  воюющих  сторон,  осознав  бессмысленность   творимого
кровопролития,  покончила  жизнь  самоубийством.  Мирные  переговоры  начаты
незамедлительно..."
   Да он просто шантажист! Как ни объяснял Доктор, она так  и  не  поняла  -
зачем  этому  шантажисту  еще  и  международный  уровень?  Мало,   что   ли,
безграничной власти над одной страной?
   - Вставай,  соня-засоня!  -  бодро  заорала  Нинель  над  самым  ухом.  -
Завтракать будем! Да выключи эту муть, хватит расстраиваться.  Опять  небось
про подвиги верхних рассказывают?
   - Опять, - вздохнула Магнолия.  -  Уже  и  до  Америки  добрались,  и  до
Восточной Африки...
   - Ну, правильно, - согласилась Нинель, вынимая из шкафчика посуду,  -  не
зря же Любо-мудрый объявил, что во всем мире наведет порядок.
   - Про Алексенка с Матвеем так ничего и не слышно?  -  спросила  Магнолия,
нажатием кнопки затыкая диктора.
   - Отыщутся! - беспечно откликнулась Нинель. - Раны небось  где-нибудь  до
сих пор зализывают. Ты давай за стол скорей!
   2
   Магнолия сунула ноги в тапочки, заранее поведя зябко плечами. Выскочила в
холодную горницу, застучала стерженьком рукомойника, обдавая  ледяной  водой
руки, лицо - бр-р!... Полотенце, где полотенце?!
   Нашарила, растерлась до красноты. Пучки трав, развешанные там и  сям  под
толстенными балками потолка, едва заметно щекотали ноздри  своими  запахами.
Некоторые из трав она знала: вот эта, с желтым многоточием головок -  пижма,
тот пучок целиком состоит из  полыни,  вон  та  трава,  кажется,  называется
чабрец.  Здесь,  наверно,  жила  какая-нибудь  травница-знахарка.   Надеюсь,
военные ничего плохого ей  не  сделали?  Полковник  Владимир  Кириллович  не
признается. Только и остается надеяться, что прежний хозяин покинул  избушку
добровольно. Что его не выкинули прикладами в лес, в чащу, на съедение диким
зверям - а переселили куда-то в другое, не менее безопасное место. Только  и
остается, что надеяться...
   Как все-таки все погано в этом мире. Стоит только вдуматься -  и  так  на
душе