Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
бята и девушки из их
палаты? куда их отправили? - нет, никто не может ответить.
Доктор, правда, намекнул - мол, все живы-здоровы, тоже учатся где-то,
грызут гранит наук. Но это и все. Больше даже от него она не узнала.
А Виктор-то, Виктор! - тоже ведь научился от них бояться. Только и
слышишь теперь от него: то - секрет, это - секрет. Из водяного пистолетика
пойдем после завтрака постреляем, но имей в виду - это секрет, смотри не
разболтай кому-нибудь! Или: я такую классную книжонку в библиотеке отыскал -
но: тс-с! никому ни звука!
Вот бедняга-то...
Вздохнув от нахлынувшей жалости к бедным трусливым мужчинам, Магнолия
медленно побрела вглубь сада, отыскивая все новые и новые семейства лопухов.
2
Она очень мало понимала в ботанике, но и без ботаники было ясно, что эта
вишенка умирает. Черный, будто обгорелый ствол с натеками клея. На пустых
хворостинках веточек - одинокие листики. И конечно же буйная трава,
поднявшаяся чуть не до половины бедного деревца, страдальчески замершего в
своей агонии.
Магнолия приблизилась к вишенке, раздвигая траву руками, - будто проплыла
среди задиристых, таких нагло молодых растительных созданий.
Вот и ствол вишни: прохладная, как отполированная, гладкость коры,
тревожно-мягкие слезы клея. И Виктор за спиной. Глупыш! Опять
подкрадывается, чтобы испугать. Как не надоедает - всякий раз одно и то же.
Будто в саду можно подкрасться незаметно!
Магнолия не стала оборачиваться: ты так - и я так. Она как ни в чем не
бывало гладила вишневые веточки, поджидая, когда он подойдет достаточно
близко. И в ту самую минуту, как он собирался ее напугать, она сама резко
обернулась и прямо в лицо ему громко крикнула: "Гав!"
По инерции, а может, больше от неожиданности Виктор все-таки сделал то,
что собирался: тявкнул. Но это был, конечно, вовсе не тот роскошный лай, что
был запланирован им первоначально. Это даже, скорее, походило на мяуканье -
этакий жалкий "мяв" мокрого напуганного котенка. И выглядел Виктор тоже
жалко и нелепо: вправду мокрый, с вымученной кривой ухмылкой... Светлые
песочные волосы не расчесаны, липнут в беспорядке ко лбу, перечеркнутому
глубокой морщинкой, на голых плечах лежат капли.
- Приветик! - сказала она весело.
Он встал по стойке "смирно" - руки по швам и склонил голову. Ох, ну прямо
галантный офицерик из вчерашнего фильма! Осталось только шпорами звякнуть.
Шпор на босоножках как назло не было. Пришлось обойтись без звона.
- Ты чего - в душе был? - спросила Магнолия.
- Не-а! - ответил Виктор и гордо ухмыльнулся. - В бассейне!
- Где? - не поняла Магнолия. - У нас что - построили бассейн? Снова
шутишь, да?
- Не-а! - уже улыбаясь во всю ширь, ответил Виктор. - Не построили. Но
бассейн хороший. Глубокий такой, с голубой водой.
- Угу, угу, - с самым серьезным видом покивала Магнолия, но не удержалась
и все-таки расплылась в улыбке.
- Ну че, че лыбишься? ("Боже мой, - подумала Магнолия, - где он только
набирается таких слов? От Юрка небось"). Бассейн - во! Дорожки плавательные.
Вышки, чтобы прыгать...
- Ой, все придумал, - с облегчением захихикала Магнолия и даже захлопала
в ладоши.
- А вот и не придумал! - с наслаждением отрапортовал Виктор, прикладывая
ладонь к несуществующему козырьку.
- Ну и где ж у нас бассейн? - несколько растерявшись, произнесла
Магнолия, не зная что и думать.
А Виктор сиял! Он ведь и добивался этого недоумения. Вот она, его
звездная минута!
Издав какой-то горловой звук, полный самовосхищения, он наконец соизволил
сообщить: - У нас бассейна нет. А у солдат - есть!
- Солдаты тебя в свой сад пропустили! - восхитилась Магнолия. Это было
прекрасно: раз пропустили его, значит, пропустят и ее! Вот здорово!
- Фига с два они пропустят, - с легким презрением сообщил Виктор. - Я сам
к ним прошел.
- Сам? - поразилась Магнолия. - Через пахоту? И не остановили?
- Ха! Через пахоту! Там и пришить могут - такие придурки. Нет, я
спокойненько вышел через ворота, искупался и спокойненько себе вернулся.
- А?.. - Магнолия удивилась по-настоящему. - И тебя пропустили? Через
ворота?
- Ага! - гордо объявил Виктор, победительски жмурясь.
- Да как же? А меня пропустят?
- А вот не знаю, - с важным видом пожал плечами Виктор. - Как будешь себя
вести...
Но Магнолия уже не слушала. Она нетерпеливо отодвинула Виктора с дороги и
вприпрыжку помчалась в направлении ворот - напрямик, через траву и кусты.
3
Она с ходу перескочила через жердочку невысокого заборчика на полоску
растресканной асфальтовой дорожки, ведущей от ворот к дому. И здесь перешла
на быстрый шаг. Две полуразрушенные кирпичные тумбы, обозначающие ворота,
были уже совсем близко.
В принципе, подходить к тумбам не возбранялось. И даже залезать на них.
Правда, Магнолия всего разок воспользовалась этой шикарной возможностью - да
и то после настойчивых уговоров Виктора. А вот за воротами - там уже
начиналась солдатская территория. Она была четко обозначена желто-черными
полосами шлагбаума, а для верности еще и ярко-желтой полосой на асфальте,
как раз под шлагбаумом. И конечно, здесь, как всегда, дежурили солдаты в
касках и с автоматами: один в стеклянной будочке, другой прохаживался вдоль
желтой полосы, перечеркивающей дорогу.
Проходить между кирпичными тумбами было страшновато - Магнолия даже
замедлила шаг и как можно веселее улыбнулась постовому, уже увидевшему ее и
прервавшему свое бесконечное гуляние позади шлагбаума.
Ей показалось, что он поджидает ее вполне дружелюбно, но он, наверно,
просто опешил от неожиданности. Во всяком случае, не успела она даже до
половины пройти расстояние от ворот до шлагбаума, как он пришел в себя,
суетливым движением сорвал с плеча автомат и заорал, надсаживаясь: - Не
подходить! Назад!!
Магнолия остановилась как вкопанная. Из будки выскочил второй - тоже с
автоматом наперевес. И таким настоем страха, нестерпимого ужаса повеяло от
этих двоих, такой судорожной готовностью на все, что Магнолия не выдержала и
заплакала от обиды.
4
Она шла, давясь слезами, размазывая их по лицу и спотыкаясь на выбоинах
асфальта. В ее рыданиях была и оторопь перед страхом солдат, и горькая обида
на Виктора с его дурацкими розыгрышами...
И когда Виктор догнал, взял за руку, виновато забормотал что-то, она
вырвала руку, а слезы из глаз полились еще сильнее.
- Ну ладно, ну подожди ты, - потерянно повторял Виктор.
Она знала, что он совсем не мог выносить ее слез, и по голосу слышала,
как он мучается.
- Ну на вот, возьми, вытрись...
Он начал совать ей в ладонь свой носовой платок. Она уже хотела
оттолкнуть его руку, но вовремя вспомнила, что свой платок выложила вчера из
кармашка - хотела постирать, но не постирала и обратно в карман, конечно, не
положила. И нового из шкафчика не достала.
"Аккуратист!" - подумала она о Викторе с презрением. И еще: "Чистюля!"
И забрала платок. Начала промокать глаза, щеки, подбородок. Слезы
заканчивались, всхлипывания были уже не такими сопливыми, и она прислушалась
к бормотанию Виктора.
- ...конечно, я ж не успел досказать... А ты вот всегда так -
недослушаешь, а потом самой только хуже. Ты в другой раз - прежде чем
бежать...
- На, забери свой платок. Шутник еще нашелся, - прервала она его. -
Шутник-самоучка.
- Да я же не шутил - вот дуреха! - сказал он обрадованно, забирая платок.
- Я тебе просто дорассказать не успел!
- Ага. Дорассказать он не успел. Ну, догнал бы, дорассказал. Что, сил
догнать не хватило, да?
- Ну ладно. Ну извини. Прямо сразу расплакалась. Тоже еще... Тут вся наша
жизнь перевернется - а ты рыдать сразу!
Виктор оглянулся на поворот дорожки, скрывший от них зеленым занавесом
листьев ворота и взбудораженных солдат. Пристально посмотрел на другой
поворот, где поверх деревьев проглядывала темно-красная черепичная крыша
дома, - он явно собирался поведать ей свой очередной секрет.
В ожидании секрета Магнолия примостилась на верхнюю жердочку ограды,
спиной к разноцветным мальвам. Высоченным - выше человеческого роста.
Магнолия очень любила их плебейски роскошную красоту, их огромные цветы.
И сейчас, когда листья мальв вежливо касались ее спины, осторожно, чуть
щекотно водили сзади по ткани бледно-фиолетовой выцветшей майки, Магнолия
почти совсем успокоилась.
На коленку спланировала и быстро по ней поползла маленькая божья коровка.
И чего, в самом деле, уж так обижаться? Еще на Виктора обижаться!... Ну,
улетай, глупенькая, расправляй крылышки. А то сейчас дальше по ноге
поползешь - я тебя скину, так и знай. Ушибешься ведь...
- Короче! Я нашел, как превращаться в других людей!
- Вот здорово! Поздравляю, - буркнула Магнолия, подталкивая божью коровку
к краю коленки.
- Да ты глянь сюда! - голос у Виктора был и возмущенный, и просительный
одновременно.
Она подняла голову.
И было на что посмотреть! У нее даже закружилась голова: показалось, что
одним глазом видит Виктора, напряженно ожидающего ее реакции, а другим - на
том же самом месте! - одного из поваров. Того, что приходит во вторник,
четверг и субботу. Повар стоял на том же самом месте, что и Виктор, и в той
же самой напряженной позе.
Магнолия охнула и отшатнулась от того, что стояло перед ней. И это едва
не закончилось печально: еще чуть - и она опрокинулась бы в заросли мальв.
Виктор в самый последний момент поймал ее за руку. Своей рукой. Но и -
одновременно - рукой того повара: пухлые бледные пальцы с черными волосками
на костяшках, с широким желтым кольцом на безымянном пальце.
- Слушай... - сказала Магнолия, невольно отстраняясь от Виктора. И больше
не знала, что и сказать.
- Да, - напряженно сказал Виктор, - вот видишь!
- А как это? Как ты это делаешь? - поинтересовалась Магнолия, соскакивая
со своего насеста и обходя Виктора вокруг. Спина тоже была двойная.
- Запросто! - все так же напряженно ответил он - Просто представляю, что
я - это не я, а Васильев.
- Какой Васильев? - не поняла Магнолия.
- Ну Васильев. Повар наш. Сергей Петрович.
- А-а... Я ж не знала, что его так зовут.
- Ну, ты даешь! Он же через день нас кормит. Нам же их всех представляли
- помнишь, когда мы приехали?
- Да не помню я ничего! - отмахнулась Магнолия. - Как же это ты так его
представляешь?..
Она потрогала пальчиком голую загорелую спину - и в то же время ясно
видела, что трогает зеленую форменную рубашку, которая прикрывает довольно
тучное тело этого, как его - Васильева... Попробовала прикрыть один глаз
ладошкой - но и другим ясно видела сразу двух разных людей на одном месте.
- Только сосредоточиться надо хорошо. Так, чтоб не думать ни о чем
другом. И представить, что это не ты стоишь - а он, не ты руку поднял, а он.
- Но как же тебя пропустили через ворота? - вдруг замерла в недоумении
Магнолия. - Они только еще больше испугаться должны были!
- Да в том-то и дело! Не испугались! Они видели только одного - кого я
представил. Точно тебе говорю! Ты изображение двойное видишь? И меня, и
Васильева?
- Да, конечно.
- Ну вот! И я тоже - когда в зеркало смотрюсь. А проходил Юрок - и
обратился ко мне как к Васильеву. Понимаешь?!
- Ну?
- Что - "ну"? Ты понимаешь, что это значит?
- Ну? Он, что, видел только этого, Васильева, а тебя совсем не видел?
- Именно! У него не было двойного изображения! Только то, что я
представил, и все! Ты поняла, какая это вещь?! Это же маскировка! Идеальная
маскировка!
- Так ты прошел мимо постовых, представляя себя нашим поваром?
- Да, да! Вышел за ворота, подошел спокойненько к постовому, сделал вид,
будто достал пропуск вот отсюда - ты же видишь - здесь будто бы карман?
Показал этому барану с автоматом пустую ладонь - и спокойненько пошел
дальше! Искупался в их бассейне голубом и таким же образом вернулся.
- Слушай! - Магнолия разволновалась - сцепила руки, прижала их к груди,
потом расплела пальцы, хлопнула в ладоши и даже засмеялась в предвкушении. -
Ведь теперь ты сможешь везде гулять? Вот здорово! Ходить повсюду!
- Так и ты сможешь.
- Я? А я как?
- Да так же, как и я. Если я могу - почему ты не можешь?
И правда. У Магнолии даже перехватило дыхание.
- В эту - в Тамару Максимовну давай, - предложил Виктор. - Только так: ты
- это она. И все. И пошли за ворота.
- Ага. Я попробую, - возбужденно блестя глазами, согласилась Магнолия. -
Только ты отвернись, пожалуйста.
- Зачем это?
- Ну... Отвернись, и все. Мне неудобно.
- Па-ажалста! - протянул Виктор обиженно и демонстративно развернулся к
ней своей двойной спиной. - Ну, готово?
- Подожди. Быстрый какой. Как это, говоришь - представить?
- Давай, давай: что ты - это она.
Магнолия зажмурилась и в малиновой темноте, переливающейся разноцветными
вспышками, попыталась представить Тамару Максимовну Березину - учительницу
по природоведению.
Прошло несколько секунд.
- Ну что? Можно уже? - нетерпеливо спросил Виктор.
Магнолия открыла глаза и взглянула на свои руки.
Руки были как руки - ее обычные. Без маникюра, без плоских, красивенько
изукрашенных часиков - ничего на них не было от Тамары Максимовны. И на
ногах, и на теле - ни ее восхитительно-серебряного платья с кружевной
прошвой, ни туфель-лодочек.
- Ну? - Виктор обернулся, так и не дождавшись.
- "Ну"... Вот тебе и "ну"... - расстроенно сказала Магнолия.
- Ну и ничего страшного, - сказал Виктор решительно. - Ты, главное, не
начинай сразу реветь. Наверно, не настроилась как следует, не представила во
всех подробностях...
- Представила! - возразила Магнолия.
И правда, не хватало опять расплакаться! Ведь все делала! Изо всех сил
представляла! А предательская влага уже собиралась под веками.
- В этом деле самый трудный - первый момент. Вот именно переход в другого
человека. А когда уже находишься как бы в его шкуре, то удерживаться - легче
легкого. Еще раз пробуй, давай. Или подожди. Посмотри, как я это делаю.
Он повернул голову, глядя куда-то вбок, на мальвы, как-то по-особенному
облегченно выдохнул - и стал обычным, без наслоения изображения повара
Васильева.
Потом, все так же глядя в сторону, как бы набычился, напрягся - и опять
появилось двойное изображение. Но уже не повара, а Юрка. Причем изображение,
как и Юрок, было одноруким. И поскольку правый рукав рубашки, как и у Юрка,
был заправлен за ремень брюк (чтоб не мешал), то рука Виктора - загорелая,
мускулисто-бугристая, с длинной подживающей царапиной на предплечье (это
вчера под ним ветка груши подломилась) - эта рука была отчетливо видна.
- Ой-ой, - забеспокоилась Магнолия - слезы у нее быстро высохли, - твою
руку видно. Или, думаешь, солдаты ее не увидят?
- Надеюсь, что нет. Вообще-то - кто его знает. Тут надо быть
осторожным... Но сейчас-то я тебе показывал специально. Внимательно
смотрела? Видела, как я делал?
- Ага, - Магнолия сосредоточенно кивнула.
- Давай тогда - начинай. - Виктор расслабился, изображение Юрка исчезло.
- Да не закрывай ты глаза, - запротестовал он, но, видя, что Магнолия
собирается возразить, тут же дал задний ход: - Ладно, закрывай, закрывай.
Делай, как удобно.
Магнолия закрыла глаза. Представила тонкую улыбку Тамары Максимовны,
чуть-чуть приоткрывающую зубы, ее удлиненно-изогнутые брови, почти незаметно
подправленные щипчиками...
Ах да, Виктор говорил, что надо представить, будто я - это она. Вот я
иду, горделиво постукивая каблучками по асфальту: я знаю - какая я, как всем
нравлюсь, особенно здесь, в этом запущенном саду...
Магнолия приоткрыла один глаз, осмотрела себя - нет, ничего не получается
- никаких изменений.
- Ну? - еще более нетерпеливо спросил Виктор.
- Ну не знаю я, что еще делать, как еще надо представлять! - почти
закричала Магнолия.
Послышался стук каблучков. Из-за наружного поворота, со стороны солдат
показалась настоящая Тамара Максимовна. Она направлялась на урок.
Увидев Виктора и Магнолию, она тонко улыбнулась и сказала: - Добрый день,
молодые люди. Прервите, пожалуйста, ваши игры. Я вас приглашаю.
- Добрый день, - послушным дуэтом откликнулись молодые люди и в молчании
последовали за ослепительной Тамарой Максимовной.
5
Виктор замыкал шествие. На самом пороге учебного кабинета он догнал
Магнолию и шепнул ей на ухо: "Забудь все, что мы говорили. Ничего не было.
Поняла? Все". И впереди нее шагнул в кабинет.
Магнолия ничего не поняла. Почему - забудь? Что-то этакое пришло опять в
Викторову голову - но что?
Когда Магнолия садилась за свой стол, она вопросительно посмотрела на
Виктора. Он ответил тяжелым, угрожающим взглядом.
Настроение у Магнолии совсем упало. "Он разочаровался во мне, - поняла
она, - и теперь ругает себя, что поделился своим секретом". Это могло
означать только одно: больше никакого разговора о превращениях между ними не
будет. Виктор станет сторониться ее, демонстративно не замечать. И вообще:
считать "не за свою" - знаю я это его выражение. Вот эта его привычка -
делить всех на "своих" и "не своих"! Боже мой, какая нелепость, какая
тоска...
- Уважаемый Виктор, у вас очень рассеянный вид, - произнесла
очаровательная Тамара Максимовна подчеркнуто вежливо.
Магнолия исподлобья взглянула на нее: Тамара Максимовна стояла, картинно
опираясь одной рукой - да не рукой, а двумя капризно оттопыренными
пальчиками - на прозрачную трехгранную указку. Как на тросточку. Указка
стояла острием на самом уголке стола - и вряд ли случайно.
"Ах, как она упивается ролью классной дамы! - с огорчением подумала
Магнолия. - А нас совсем не любит..." - Давайте-ка, друзья мои, попробуем
сосредоточиться на предмете, - великосветски улыбаясь, продолжила Тамара
Максимовна, не меняя изящной позы. - Скажите, пожалуйста, дорогой Виктор,
какая тема разбиралась на прошлом нашем свидании? Прошу вас. Подтвердите
выбранное вами имя, докажите, что вы всегда и во всем - настоящий
победитель. Мы вместе с нашей дорогой Магнолией вас внимательно слушаем.
Тамара Максимовна тонко, по-заговорщицки улыбаясь, обернулась к Магнолии
- и дыхание пресеклось в ее груди.
На нее, тонко улыбаясь, смотрела вторая Тамара Максимовна.
Несколько бесконечных секунд продолжалась пауза. Округлившиеся глаза
Тамары Максим мовны номер один округлялись все больше и больше, раздвигая
густо накрашенные ресницы. Лицо приобретало тот замечательный оттенок,
который в старину именовали "интересная бледность", а Тамара Максимовна
номер два продолжала тонко улыбаться - как ни в чем не бывало.
Виктор, ощутив звенящую пустоту, поднял угрюмый взгляд от блестящей
поверхности стола и глянул поначалу на Тамару Максимовну стоящую - при этом
лицо его приняло недоуменно-глуповатое выражение. Затем он перевел взгляд на
Тамару Максимовну сидящую - и выражение его лица сменилось на
радостно-удивленное, а потом и восторженное.
По истечении нескольких секунд, отводимых обычно в театрах на немые
сцены, Тамара Максимовна ј 1, как-то взвизгнув, перевела дыхание и закрыла
наконец глаза.
Это был не обморок - она осталась стоять в своей позе, о которой теперь
уже никто бы не сказал "изящная", а скорее - "нелепая".
Но это не было капитуляцией перед столь неожиданной действительностью -
нет, эта внешне хрупкая женщина была не из тех, кто капитулирует направо и
налево.
Это б