Магнолия начала даже  нервничать.  А  вдруг  сейчас  ворота
откроются и проедет очередная машина? Куда тогда бедному Виктору деваться?
   И, кроме того, предвечернее солнце, прорываясь через реденькую  яблоневую
листву, время от времени ярко вспыхивало на Викторе, радужным переливающимся
ореолом обводило объемное изображение повара вокруг его голых плеч.
   "Неужто ж никто-никто не видит этого  сияния?"  -  волновалась  Магнолия,
надеясь в то же время, что никто.
   Наконец Виктор улучил-таки момент, юркнул в кусты и через некоторое время
оказался рядом с ней, весь исполосованный широкими белыми и тонкими красными
царапинами.
   - Слушай, - радостно сказал он. - Тут у них такая спортплощадка -  ты  не
представляешь! И брусья, и турники, и кольца - даже батут!  Я  напрыгался  -
во! - он гордо провел ребром ладони по шее. -  А  сейчас  -  знаешь  на  чем
катался? На таком монорельсе: берешься за такую железную палку,  -  он  сжал
перед грудью кулаки, как бы хватаясь за что-то, - а она подвешена на  канате
к колесику. Это колесико катится по такой извилистой наклонной рельсе, а  ты
внизу только ножками болтаешь. Ощущение - во! - и он оттопырил большой палец
правой руки.
   Магнолии было и смешно, и грустно. Сходил на разведку.
   - Представляю, как все солдаты там  веселились:  повар  Васильев  наконец
решил заняться спортом. Слушай, а как же бассейн?
   - Та-а, бассейн тот... Я заглянул - там плавают. Я и не стал заходить.
   - А утром - плавал?
   - Утром - конечно. Там тогда никого не было.
   - А разве ты умеешь плавать? Произошла заминка. Виктор потер подбородок и
объяснил, тщательно подбирая слова: - Там... в самом бассейне - как  бы  еще
бассейн. Неглубокий - во... - показал рукой чуть выше пояса. Так я там... ну
не совсем плавал... Ну, так - отталкивался ногами от дна и как бы плыл...
   - А я знаешь что  поняла?  -  перебила  его  Магнолия.  -  Солдаты  здесь
специально из-за нас. Они нас охраняют. Себя они совсем не охраняют. Сколько
я здесь просидела - ни один постовой не прошел. Ни снаружи, ни изнутри... Да
и пройти б не смог - здесь кусты, там - рыхлая  земля.  Понял?  Они  не  нас
боятся, а за нас. Что, в самом деле, им от нас охранять: бассейн, батут?
   - Ну не скажи, - глубокомысленно наморщил лоб Виктор. - У них там казармы
- ну, эти домики деревянные, - так есть такие, что  не  зайдешь.  Часовые  у
порога стоят. Особенно во-он с того края. Прямо несколько  таких  охраняемых
казарм стоит. Что уж там они такое держат, не знаю, но охраняют...
   - Значит, так, - сказала Магнолия. Она уже все продумала, пока  сидела  и
ждала Виктора.
   Ты сейчас иди к нам. Домой. Чтобы Юрок не начал нас искать.  Спросит  про
меня - скажи, что мы с тобой поссорились.
   - Чего-чего? - удивился Виктор.
   - Да. Поссорились. И я ушла в свою комнату. Закрылась и сказала,  что  на
ужин не пойду. И что я не хочу с вами - с вами обоими - разговаривать. Пусть
Юрок не думает, что я куда-нибудь делась. Просто, мол, сидит в своей комнате
и не разговаривает ни с кем.
   -  Ага.  С  тебя  станется,  -  довольно  улыбаясь,  сказал  Виктор.  Ему
понравилось, как Магнолия придумала.
   - А я побуду  здесь  до  темноты.  И  по  темноте  уже  попытаюсь  как-то
выбраться, - Как же ты выберешься? Что-то я не понял ничего!
   - Выберусь. По темноте выбраться-то  как  раз  будет,  наверно,  довольно
просто. Сетка ведь не охраняется. Перелезу! А вот как к нам попасть? Даже не
знаю. Там же и постовые, и прожектора всю ночь. Надо будет что-то придумать.
   - Нет, - сказал Виктор твердо. - Придумывать -  так  сейчас.  И  пока  не
придумаем - не уйду.
   - Но  тебе  ведь  нельзя  долго  задерживаться,  -  с  сомнением  сказала
Магнолия.
   - Юрок заметит? - хмыкнул Виктор.
   - Не только. Этот Васильев - он же вечером уходит.  Уйдет  -  тебя  тогда
могут не пустить. У  шлагбаума  остановят,  скажут:  все,  смена  кончилась,
разворачивайся.
   - И все равно, - Виктор насупился. - Надо придумывать. Просто надо скорее
придумывать.
   Они замолчали, исчерпав аргументы. Время уходило безвозвратно.
   - Знаешь что,  -  наконец  сказала  Магнолия,  -  я  думаю,  ночью  я  по
обстановке сориентируюсь и что-нибудь соображу...
   - Ну вот, сбила с мысли, - пожаловался  Виктор.  -  Я  уже  почти  что-то
придумал.  Что-то  связанное  с  тракторами,  которые   ночью   перепахивают
полосу... Нет, вру! Про трактора -  это  я  сначала  думал.  А  потом.  Вот,
значит, слушай. После ужина я уйду в свою комнату,  выберусь  через  окно  и
буду ждать тебя возле терновника. Там как раз граница двух постов.
   Магнолия очень ясно представила это место - терновый куст разросся там  в
целую  низенькую  рощицу.  Совершенно  непролазную.  По  внешнему  виду  это
напоминало зеленый холм. Или стог сена.
   - Ну, выйдешь ты к нему - и что?
   - Не перебивай. Ты слушай. Твое дело -  слушать.  Как  выйду,  так  сразу
залягу. А ты, когда подберешься с внешней стороны примерно к этому  месту...
Да! Ты только иди туда не по дороге, а сбоку, - там есть такая  ложбинка  на
той стороне, - может, по ней тебе и проползти кое-где придется...  Так  вот,
когда доберешься - заляжешь напротив терновника и крикнешь - ну какой-нибудь
ночной птицей. Ты ж знаешь какую-нибудь птицу?
   - Не знаю я никаких птиц. Тоже  мне  -  знатока  птиц  нашел.  И  кричать
по-птичьи не умею. Может, лучше залаять?
   - Хорошо, лай. А я, как твой лай услышу...
   - Нет, лучше я мяукну. Мяуканье у меня вообще отлично получается.
   - Да хоть хрюкай! Только давай  сразу  договоримся:  хрюкать  будешь  или
кукарекать?
   - Ладно уж, остряк. Мяукну.
   - Ну, мяукай. А я, как услышу твое мяуканье,  быстро  перейду  на  другой
участок, к соседнему постовому - поняла? Там устрою  такой  ма-аленький,  но
очень большой шум.  Постовые  сбегутся  на  этот  шум  -  а  место  напротив
терновника останется бесконтрольным! Ты в два прыжка пересекаешь пахоту -  и
все: дома!
   Магнолия кивнула, с восхищением глядя на Виктора. Пожалуйста - чуть ли не
в  минуту  -  такой  грандиозный  план!  Хотя  скорее  всего  -   совершенно
невыполнимый...
   - А следы останутся? На пахоте.
   - Ну и пусть. Кто-то проник к нам в сад - пусть ищут. Ты-то при чем?  Они
ведь будут кого-то лишнего искать - а у нас  все  дома!  Поняла?  Ничего  не
перепутаешь?
   - Нет, что ты! - радостно улыбаясь, заверила Магнолия.
   Вот ведь - два часа сидела, выдумывала -  ничего  выдумать  не  могла!  А
Виктор пришел - раз, и готово!
   -  Так,  повторим  для  лучшего   закрепления   материала.   Значит,   ты
подобралась, залегла напротив терновника...
   12
   Магнолия привыкла, что сумерки пролетают  в  одно  мгновение.  К  вечеру,
когда становилось не так жарко, они  с  Виктором  обычно  играли  в  футбол.
Задняя стена дома была глухая - без окон, и к тому же -  без  плюща.  Виктор
разметил ворота, она в них становилась, а он бил. Потом наоборот.
   И всегда им мешала темнота. Только разыграются - а мяча уже и  не  видно.
Нужно идти ужинать, а потом и спать.
   Зато сейчас, когда Магнолия, ожидая темноты, сидела в кустах, под ленивым
шелестом плюща, сумерки тянулись ну просто бесконечно...  Солнце  бог  знает
когда скрылось за горизонтом, а вокруг,  если  приглядеться,  все  еще  ясно
видны деревья. Их белые стволы -  как  строго  поднятые  гигантские  пальцы,
предупреждают: ни-ни, выходить из укрытия опасно!
   Все мы в плену стереотипов. А почему, собственно, опасно?  Надо  пойти  к
солдатам, к их начальникам - есть же у них какие-то начальники? - и сказать,
что вы уж, извините, но я, несмотря на вашу охрану,  выбралась  из  сада,  а
теперь мне надоело и я хочу вернуться.
   И вообще. Сказать, чтоб не боялись они так  за  нас!  Ничего  с  нами  не
станется. Не нужна такая охрана. И шлагбаумов не надо, и автоматов. Да пусть
запросто приходят в гости! И мы к ним будем в гости ходить. Вон как  Виктору
нравится их спортплощадка - будем вместе в футбол играть, на батуте прыгать.
Виктор плавать научится.
   Какое простое и правильное решение! Как только она приняла его, все стало
просто и правильно.
   Уже ничего не  опасаясь,  она  распрямилась  во  весь  рост,  со  сладким
удовольствием потянулась. Раздвинула кусты и напрямик, через  пахоту,  пошла
между сонными, почти безлистными  яблонями.  К  казармам,  к  проглядывающим
электрическим огням.
   Нет, все-таки это здорово, когда заканчиваются сомнения!
   Темный бок  казармы  надвинулся  неожиданно.  Это,  наверно,  была  жилая
казарма. Магнолия заглянула за угол - освещенная дверь была открыта, и в  ее
желтом свете,  лежащем  на  пороге  и  на  асфальте  ярким  прямоугольником,
топталось несколько солдат.
   Магнолия не хотела с ними объясняться - она искала их начальников.
   Пройдя неосвещенной, безлюдной стороной казармы, она едва  не  наткнулась
на еще одну группу солдат.
   Эти солдаты сидели в темноте и почти не были видны -  только  красноватые
дымные огоньки выдавали место их расположения. Это была беседка-курилка.
   - А че, если вот так не знать, то она - бабец неплохой,  -  выдохнув  дым
очередной затяжки, задумчиво сказал один из солдат. -  Все,  можно  сказать,
при ней... Приехала - писюшка-писюшкой, подержаться не за что. А тепе-ерь!
   - Ох и тянет ее небось этот, молодой, -  мечтательно  произнес  голос  из
глубины беседки. - Как ни глянешь - они из кустов вылазят. Довольные!
   - Не-е, ее тянет тот, однорукий - он  у  них  за  пахана,  -  авторитетно
заявил еще один голос.
   - Да они небось оба ее и тянут, - произнес мечтательный.
   - Говорю тебе - однорукий, - лениво упорствовал авторитетный голос.
   - А молодой что ж, думаешь, смотрит на это просто так - и все?
   - А он Железку тянет, - высказал после очередной затяжки  гипотезу  самый
первый голос. Все довольно рассмеялись.
   - Ладно, - резюмировал все тот же голос. - Нам их расклады - по ветру!  -
Сигарета, шипя, погасла, нырнув в какую-то жестянку.  -  Пошел  я,  наверно,
спать.
   - Да чего, ребята, еще отбоя не было, - запротестовал мечтательный.
   - Хочешь - сиди. А мне в  два  часа  подыматься,  а  с  трех  гулять  под
звездочками в обнимку с дружком-автоматом, - объяснил первый голос.
   Все  задвигались  -  гасили  окурки,  поднимались.  Стуча  каблуками   по
деревянному полу, повалили из беседки.
   Мечтательный, пару раз торопливо затянувшись, выскочил последним.
   Магнолия еще некоторое время прислушивалась  к  их  удаляющимся  голосам,
затем осторожно пошла дальше.
   Она не раз слышала от солдат  всякие  такие  разговоры.  И  они  ей  были
неприятны, хотя главного, о чем шла речь, она для себя так и не уяснила. Это
главное обозначалось в солдатских разговорах  самыми  разными  словами.  Она
советовалась с Виктором, но он тоже этого не знал. Юрок, конечно,  знал,  но
отвечать не стал. Буркнул только, что, мол,  сами  узнаете,  когда  биологию
будете проходить. И угрюмо посоветовал никого до тех пор не расспрашивать.
   А Магнолия потом специально проглядела в библиотеке учебник биологии -  и
ничего подобного не нашла. Ни  одного  словечка  из  солдатских,  любимых...
Может, это будет в устных объяснениях?
   Теперь она продвигалась почти в полной темноте, ступая очень осторожно. К
счастью, под ногами  все  время  была  ровная  асфальтовая  дорожка.  Это  с
задней-то стороны казармы! "А у нас,  -  с  недоумением  и  обидой  подумала
Магнолия, - всего одна асфальтовая дорожка -  и  та  уже  порастресканная  и
пораскрошенная. Даже травка пробивается в щелях!"
   Из-за края казармы на дорожку падал яркий свет. Несколько шагов  до  него
Магнолия прошла медленно-медленно и, дойдя, чуть выглянула из-за угла.
   Впереди была необычная казарма. Наверно, Виктор говорил о ней - перед  ее
дверью стоял часовой, а все  пространство  между  ней  и  той  казармой,  за
которой пряталась Магнолия, было залито пустым ровным светом  люминесцентных
ламп.
   Послышались шаги - со стороны центральной  аллеи  по  освещенной  дорожке
шагал довольно высокий сутулый военный. В фуражке. Наверно, это и  был  один
из тех солдатских  начальников,  с  которым  она  хотела  поговорить  и  все
объяснить.
   Шагал этот военный так забавно: туловище наклонено вперед, и наклон будто
торопит его размашистые шаги. И голова наклонена - он как бы ныряет вперед с
каждым шагом. Интересно было б попробовать повторить его  манеру  двигаться.
Правда, для этого, наверно, надо иметь и его самоуверенно-неприятное лицо.
   Не глянув на часового, начальник в фуражке проследовал внутрь казармы - и
вдруг Магнолия решилась догнать  его  и  все  изложить.  Некоторые  опасения
вызывал часовой - он мог не пустить, хуже того  -  мог  испугаться,  поднять
панику.  Сбегутся  другие  солдаты,  а  Магнолии  так  не  хотелось   давать
объяснения перед всеми...
   Но часовой пропустил беспрепятственно. Правда, вид у него  при  этом  был
несколько обалделый, и, зайдя в казарму, она  поняла,  почему  он,  бедняга,
обалдел. Сразу за дверью был небольшой коридорчик, на стене которого,  прямо
напротив входа, висело высокое прямоугольное зеркало. Магнолия еле различила
в  этом  зеркале  себя  -  на  ней  была  внешность  только  что  прошедшего
солдатского начальника.
   Его  гулко  стукающие  шаги  еще   доносились   из   левого   ответвления
коридорчика. Потом хлопнула дверь, и стало очень тихо.
   Магнолия остановилась в задумчивости.  Если  она  опять  может  принимать
образ кого угодно, то теперь вернуться домой ничего не стоит.  Ни  с  какими
солдатскими начальниками разговаривать не надо. Конечно! Но раз уж  она  все
равно здесь, то посмотрит вокруг немножко - чуть-чуть, а потом - домой!
   И тяжелой, ныряющей  походкой  самоуверенного  военного  она  зашагала  в
правое ответвление коридорчика.
   13
   Недрогнувшей рукой - будто в тысячный раз - Магнолия распахнула  дверь  и
оказалась в прохладном, довольно многолюдном помещении.
   Вдоль  стен  непрерывным  рядом  громоздились   какие-то   приборы.   Они
помигивали  малюсенькими  лампочками  и  разнообразными  экранами,  негромко
жужжали, гудели, временами подвывали. Лицом к приборам - спиной или боком  к
вошедшей Магнолии сидело больше десятка солдат. Все они были  очень  заняты,
никто даже головы не повернул на мягко захлопнувшуюся дверь. Только  солдат,
сидевший отдельно за приставным столиком, вскочил,  напряженно  вытянулся  и
отрапортовал: - Господин подполковник, разрешите доложить! Из сектора четыре
новой информации не поступало, наблюдение продолжается!
   Магнолия не слушала. В совершенном изумлении она смотрела на экраны - там
ясно, как днем, был виден сад. Их сад! Вот же он - тот терновый куст,  около
которого Виктор наметил прорыв, вот и дорога, по  которой  она  должна  была
подойти. Съемки велись, видимо, из-за той стены зелени, о которой она думала
как о лесополосе.
   Вот на одном из экранов мелькнул Виктор - его лицо крупным  планом  среди
деревьев. Он шел не опасаясь, предполагая, что отлично защищен темнотой. Вот
он дошел до края терновника, огляделся, сильно прищуриваясь. Потрогал  рукой
место в траве, сел. Устраивается поудобнее...
   Дверь позади Магнолии опять хлопнула. Стоящий рядом солдат вытянулся  еще
напряженнее.
   Магнолия мельком оглянулась. Какой-то военный  махнул  солдату  (тот,  не
начав рапортовать, смолк) и  вполголоса  обратился  к  Магнолии,  кивнув  на
экран, где белело Викторово лицо: - Теперь нет сомнений! Они затеяли  что-то
серьезное. Девка эта исчезла уже почти шесть часов назад, теперь  и  Виктор,
похоже, собирается лыжи навострить. В своей комнате она так и не появлялась?
   Вопрос был адресован солдату, стоявшему все так же навытяжку.
   - Никак нет! - отрапортовал солдат. - Тишина!
   - Во-во! Один только Безродко и  поверил  в  эту  чушь.  Журнальчики  все
почитывает,  благодушествует...  Ошиблись  мы  в  Юрии   Ивановиче,   крупно
ошиблись!
   - Разрешите доложить! - вмешался  солдат  (а  может,  он  и  не  солдатом
назывался - Магнолия как-то слышала, что у  военных  очень  много  званий  -
например, есть звание "генерал").
   - Давай, - согласился вошедший.
   - Безродко звонил по телефону Иевлеву, просил срочно приехать. Причины не
назвал, настаивал на срочности.
   - Ого! - вошедший был неприятно удивлен. - Так, значит?  Выходит,  Степан
Сергеевич, мы ошиблись в этой рыжей морде еще больше, чем я думал.  Или  его
Иевлев перевербовал? А может, это все вообще их рук дело?
   И обратился к солдату: - Немедленно подбери все беседы медицины нашей  за
последние две недели. И - опять к Магнолии: - Вряд ли, конечно, что найдется
- я полагаю, в комнатах они  на  такие  темы  не  беседовали,  но  вдруг  да
проговорились? Как полагаешь, Степан Сергеевич?
   - Вряд ли, -  облизнув  пересохшие  губы,  отозвалась  Магнолия.  Она  не
понимала, что происходит. При солдатских разговорах ей бывало неприятно,  но
сейчас ей было мерзко, пакостно - до тошноты.
   Этого не могло быть. Просто не могло! Эти разговоры, эти экраны - это был
бред! Бред преследования. Вот он - эпицентр  страха,  -  подумала  Магнолия.
Именно  отсюда,  от  этих  аккуратных,  дисциплинированных  военных,   страх
расползается во все стороны, запугивая и постовых,  и  поваров,  и  Юрка,  и
Доктора, - ведь Иевлев - это, наверно, Доктор?
   - Ладно, - вошедший похлопал себя по карманам,  что-то  вытащил  -  может
быть, пачку сигарет? Магнолия не разглядела. Ей противно  было  разглядывать
этого человека. Он был гадкий человек. Никогда ей, в отличие от Виктора,  не
хотелось  рассматривать  гадкое,  уродливое.  Полураздавленный  червяк,  или
оторванный, извивающийся хвост ящерицы, или красочные  гангренозные  раны  в
учебниках Юрка, как и этот человек, сладостно источающий страх,  -  все  это
было ну просто физически невыносимо!
   - Ладно. Ждем еще, - вошедший взглянул на часы, - сорок минут. Если девка
не найдется - ничего не поделаешь - объявляем тревогу.
   Он лениво повернулся и вразвалочку вышел. А Магнолия  осталась  стоять  в
этой невероятно темной ярко освещенной комнате,  безлюдной,  хотя  и  битком
набитой Исполняющими Приказы - одинокая, тошнотно-оглушенная...
   14
   На свежем воздухе, среди теплых,  темных,  наивно  растопыренных  во  все
стороны яблоневых ветвей, уничтожая, рассеивая изображение  некоего  Степана
Сергеевича,  одного  из  организаторов  всеобщего  страха,  она  чувствовала
мстительное, постыдное удовольствие.
   Все - никаких изображений  военных!  Никаких  фуражек  и  касок!  Хватит!
Правда, тогда закрыт путь через ворота... Ну  и  плевать.  Полезем,  значит,
напрямик. Не особенно выбирая дорогу, только отводя кое-как яблоневые  ветки
от лица, она зашагала в сторону забора.
   Влезть  на  сетку  оказалось  невероятно  трудно.  Сандалии   она   сразу
перебросила на ту сторону, а потом подтягивалась на руках, вставляя пальцы в
ячейки сетки. Пальцы ног - особенно большие пальцы - мучительно застревали в
переплетении проволоки, и она старалась не особенно опираться  на  ноги.  Но
время от времени это делать все-таки приходилось,  чтоб  хоть  немного  дать
передохнуть рукам - уж очень больно проволока резала пальцы рук - до костей.
Taк, что казалось: еще чуть-чуть - и ладони останутся здесь, а пальцы упадут
с той стороны, рядом с сандалетами.
   Сетка прогибалась под ее тяжестью несильно - Магнолия выбрала место рядом
со столбом. Но наверху, когда пришлось перебрасывать сначала ноги, а потом и
все тело на внешнюю сторону, Магнолия сильно  поцарапалась  о  торчащие  как
попало проволочные штыри. Глаза, не привыкшие к свету звезд, различили внизу
черную, слегка шевелящуюся - как бы мягкую  и  единую  -  массу  кустарника.
Усталость подсказала самый простой способ: сигануть вниз, а там -  будь  что
будет...
   Было - что было. Когда она выкарабкалась из кустов, то казалось  -  горит
все тело, исполосованное и исхлестанное, а во рту было солоновато от крови с
разбитой губы.
   Но все  это  -  к  лучше