ения излучателем. Его зрачки
расширились. - Но я это сделал. Он выключен.
   - Тогда какого черта...
   - Замолчи! - Он должен был подумать. Хорошо подумать.
Действительно ли излучатель был выключен? Он облетел его, осмотрел.
Да, он был мертв, мертв как динозавр. Просто чтобы убедиться, он
вернулся, взял первичные уолдики, включил необходимые системы и
частично разобрал излучатель. Но де Кальбы все еще извивались.
   Один комплект де Кальбов, не подвергавшийся шнайдеровской
обработке, был мертв, он не издавал рабочего шума. Но остальные
неистово работали, забирая энергию - откуда?
   Хотел бы он знать, сказал ли Мак Леод Грэмпсу Шнайдеру что-нибудь
об излучателях, от которых де Кальбы должны были получать свою
энергию. Он сам о них точно не сказал. Это просто не упоминалось в
беседе. Но Шнайдер что-то говорил - Другой Мир близко и полон
энергии!
   Несмотря на то, что сам он собирался понимать старика буквально,
он проигнорировал это заявление. Другой Мир полон энергии.
   - Прости, что я накричал на тебя, дядя Гус, - сказал он.
   - Не беспокойся.
   - Но что ты об этом думаешь?
   - Похоже, что ты изобрел вечное движение, сынок.
   - В некотором смысле возможно. Или, возможно, мы отменили закон
сохранения энергии. Эти де Кальбы получают энергию, которой прежде не
было в этом мире!
   - Хм-м!
   Чтобы проверить свое предположение, он вернулся к кольцу
управления, надел свои уолдики, включил свой переносной измерительный
прибор, и проверил пространство вокруг де Кальбов самыми
чувствительными датчиками радиодиапазона, какие у него были. Стрелки
ни разу не дрогнули, комната была пуста на длинах волн, к которым
были чувствительны де Кальбы. Энергия шла из Другого Мира. Не из его
излучателя, не от блестящих станций САЭВ, а из Другого Мира. Значит,
он ни на йоту не приблизился к решению проблемы дефективных де
Кальбов; он может никогда не решить ее. Постойте, а что он подрядился
сделать? Он пытался вспомнить точные слова контракта.
   Должен существовать обходной путь. Возможно. Да, и у этого
новейшего дурацкого трюка с маленькими баловнями Грэмпса Шнайдера
могли быть некоторые свои очень сложные стороны. Он начинал видеть
некоторые возможности, но ему еще нужно было это обдумать.
   - Дядя Гус...
   - Да, Уолдо?
   - Ты можешь вернуться и сказать Стивенсу, что я подготовил ответы.
Мы решили его проблему, и твою тоже. Между тем, мне нужно
действительно хорошо подумать, так что, пожалуйста, оставь меня
одного.

   - Поздравляю, мистер Глизон. Тихо, Бальдур! Входите.
Располагайтесь. Здравствуйте, доктор Стивенс.
   - Здравствуйте, мистер Джонс.
   - Это мистер Харкнесс, - сказал Глизон, указывая на следовавшего
за ним человека, - глава юридической службы.
   - Ах да, конечно. Нам надо будет обсудить вопросы контракта. Добро
пожаловать в Свободное Владение, мистер Харкнесс.
   - Спасибо, - холодно сказал Харкнесс. - Будут ли присутствовать
ваши адвокаты?
   - Они здесь, - Уолдо показал на стереоэкран. На нем возникли две
фигуры; они поклонились и пробормотали слова приветствия.
   - Это незаконно, - возразил Харкнесс, - свидетели должны
присутствовать лично. Все, увиденное или услышанное по телевизору, не
является доказательством.
   Уолдо поджал губы.
   - Вы хотите сделать из этого предмет спора?
   - Вовсе нет, - поспешно сказал Глизон. - Не беспокойся, Чарльз. -
Харкнесс притих.
   - Я не буду тратить ваше время, джентльмены, - начал Уолдо. Мы
здесь за тем, чтобы я мог завершить мой с вами контракт. Вопрос вам
известен - и не будем об этом говорить - он вставил руки в первичные
уолдики.
   - Вдоль дальней стены вы увидите ряд приемников радиационной
энергии, обычно называемых де Кальбами. Доктор Стивенс может, если
хочет, проверить их серийные номера...
   - Нет необходимости.
   - Отлично. Я включу мой внутренний излучатель, чтобы мы могли
проверить эффективность их работы. - Пока он говорил, уолдики
работали. - Затем я включу по одному приемнику. - Его руки шарили в
воздухе, а маленькая пара вторичных уолдиков включала нужные
переключатели на контрольной панели последнего приемника в ряду. -
Это обычный тип, доставленный мне доктором Стивенсом, который никогда
не отказывал. Вы сами можете убедиться, что он сейчас работает в
обычном режиме, если хотите, доктор.
   - Я это и так могу видеть.
   - Мы назовем такой приемник "де Кальбом" и его работу
"нормальной". - Маленькие уолдики снова заработали. - А это приемник,
который я предпочитаю называть "Шнайдер-де Кальб", из-за полученной
им определенной обработки, - антенна зашевелилась, - а его работу -
работой "шнайдеровского типа". Вы будете проверять его, доктор?
   - О'кей.
   - Вы привезли с собой отказавший приемник?
   - Как вы можете видеть.
   - Были ли вы в состоянии заставить их работать?
   - Нет, я не смог.
   - Вы уверены? Вы их тщательно проверили?
   - Вполне тщательно, - кисло сказал Стивенс. Он уже начинал
уставать от помпезных глупостей Уолдо.
   - Очень хорошо. Сейчас я заставлю его работать, - Уолдо покинул
свое кольцо управления, подплыл к неработающему де Кальбу и
расположился так, чтобы его тело скрывало точные действия от взглядов
присутствующих. Он вернулся к кольцу и, используя уолдики, включил
цепь активизации де Кальба.
   Тот сразу же продемонстрировал работу шнайдеровского типа.
   - Это моя работа, джентльмены, - объявил он. - Я узнал, как
ремонтировать де Кальбы, беспричинно вышедшие из строя. Я возьму на
себя выполнение шнайдеровской обработки всех приемников, которые вы
можете доставить ко мне. Это входит в мой гонорар, но я не могу
гарантировать, что любой человек проделает это по моим инструкциям.
Не углубляясь в технические подробности, я могу сказать, что
обработка очень сложна, значительно сложнее, чем она выглядит. Я
думаю, доктор Стивенс это подтвердит. - Он тонко усмехнулся. - Я
надеюсь, это завершает выполнение нашего с вами соглашения.
   - Одну минуту, мистер Джонс, - вставил Глизон. - Является ли де
Кальб защищенным от неумелого обращения после шнайдеровской
обработки?
   - Вполне. Я гарантирую это.
   Они стали совещаться, а Уолдо ждал. Наконец от них заговорил
Глизон.
   - Это не совсем те результаты, которых мы ждали, мистер Джонс, но
мы согласны, что вы выполнили наш заказ - с учетом того, что вы
будете обрабатывать по Шнайдер любые привезенные к вам приемники и
проинструктируете других соответственно их способности к обучению.
   - Все верно.
   - Ваше вознаграждение будет немедленно переведено на ваш счет.
   - Хорошо. Все понятно и подтверждено? Я полностью и успешно
выполнил ваш заказ?
   - Верно.
   - Очень хорошо. Я хочу показать вам еще одну вещь. Если вы
наберетесь терпения... - Часть стены отошла назад; гигантские уолдики
погрузились в комнату за ней и извлекли большой аппарат, по общей
форме имел сходство с обычным набором де Кальбов, но был куда более
сложен. Большинство усложнений были явно декоративными, но
потребовалась бы долгая работа опытного инженера, чтобы доказать это.
   Машина содержала одну новую деталь: встроенный счетчик
неизвестного типа посредством которого она могла устанавливаться на
определенное время работы с последующей самоликвидацией и
радиоуправление, способное менять время работы. Более того, таймер
уничтожил бы сам себя и приемник при вмешательстве любого человека,
не знакомого с конструкцией. Это был пробный ответ Уолдо на проблему
продажи бесплатной и неограниченной энергии.
   Но он ничего об этом не сказал. Маленькие уолдики были заняты
присоединением оттяжек к аппарату; когда они завершили работу, он
сказал:
   - Это, джентльмены, инструмент, который я решил назвать
Джонс-Шнайдер-де Кальб. И поэтому скоро вы перестанете торговать
энергией.
   - Да? - спросил Глизон. - И можно узнать, почему?
   - Потому, - последовал ответ, - что я могу продавать ее дешевле и
удобнее при обстоятельствах, которым вы не сможете соответствовать.
   - Сильно сказано.
   - Я продемонстрирую. Доктор Стивенс, вы отметили, что другие
приемники работают. Я выключу их. - Уолдики так и сделали. - Сейчас я
выключу излучатель и попрошу вас самого убедиться с помощью ваших
собственных приборов, что в этой комнате нет излученной энергии,
кроме обычного видимого света.
   Несколько угрюмо Стивенс это проделал.
   - Комната чиста, - объявил он через несколько минут.
   - Хорошо. Поставьте приборы так, чтобы вы могли видеть, что ничего
не изменилось. Сейчас я включу свой приемник. - Маленькие
механические руки замкнули выключатели. - Следите за ним, доктор.
Тщательно осмотрите его.
   Стивенс так и сделал. Он не верил показаниям приборной доски и
подключил параллельно свои приборы.
   - Что там, Джеймс? - прошептал Глизон.
   Стивенс выглядел возмущенным.
   - Проклятая штуковина качает энергию из ниоткуда?
   Они посмотрели на Уолдо.
   - У вас масса времени, джентльмены, - важно сказал он. - Обсудите
это.
   Они отодвинулись, насколько позволяла комната, и стали шептаться.
Уолдо мог видеть, что Харкнесс и Глизон спорят, а Стивенс уклоняется.
Это его устраивало. Он надеялся, что Уолдо не вздумает еще раз
осматривать фантастическое устройство, которое он назвал
Джонс-Шнайдер-де Кальб. Стивенс не должен узнать о нем слишком много
- пока. Он был осторожен, не сказав ничего кроме правды о приборе,
но, скорее всего, он сказал не всю правду; Он не упомянул, что все
обработанные по Шнайдеру де Кальбы были источниками бесплатной
энергии.
   Будет довольно неудобно, если Стивенс это откроет.
   Таймерное устройство Уолдо не случайно было сделано таким
непонятным и сложным, но оно не было бесполезным. Позже он сможет
показать вполне корректно, что без такого устройства САЭВ просто не
сможет оставаться в деле.
   Уолдо не был уступчив. Все дело было рискованной игрой; он бы с
радостью предпочел больше знать о явлении, которое он собирался
использовать, но - он внутренне пожал плечами, сохраняя на лице
улыбку самодовольной уверенности - дело уже растянулось на несколько
месяцев, и ситуация с энергией была действительно критической. Это
решение сработает, если он сможет достаточно быстро получить их
согласие.
   Ведь он не собирался конкурировать с САЭВ.
   Глизон оттолкнулся от Стивенса и Харкнесса, подлетел к Уолдо.
   - Мистер Джонс, не можем ли мы решить это полюбовно?
   - Что вы можете предложить?
   Примерно через час Уолдо со вздохом облегчения наблюдал за отлетом
корабля гостей от порога его квартиры. Красивый маневр, подумал
Уолдо, и он сработал. Он покончил с делом. Он великодушно позволил
склонить себя к сотрудничеству, добился - и позволил себе действовать
весьма темпераментно - чтобы контракт был заключен сразу, без суеты и
совещаний с юристами. Сейчас или никогда - принять или отказаться.
Предложенный контракт, как он виртуозно доказал, не давал ему ничего,
если его заявление о Джонс-Шнайдер-де Кальбе не были верными.
   Глизон обдумал этот пункт, решил подписать и подписал.
   Даже тогда Харкнесс пытался заявить, что Уолдо был работником
САЭВ. Уолдо впервые подписал этот контракт сам - специальное
соглашение с оплатой по результату. Харкнессу не было оправдания,
даже Глизон согласился с этим.
   В обмен на все права на Джонс-Шнайдер-де Кальб, чертежи на который
он согласился выдать, - подождать пока Стивенс увидит и поймет
эскизы! - за это ему был обещан большой пакет акций САЭВ без права
голоса, но полностью оплачиваемый и не облагаемый налогами. Отказ от
активного участия в компании был его собственной идеей. В
энергобизнесе должно было быть еще много головной боли, даже слишком
много головной боли. Он мог это предвидеть - контрабандные проекты,
средства для обмана счетчиков, многое другое. Бесплатная энергия
пришли, и попытки прекратить ее поток в конечном счете, он надеялся,
будут безуспешными.
   Уолдо так громко рассмеялся, что испугал Бальдура, который
взволнованно залаял.
   Теперь он мог позволить забыть о Хэтауэе. Его месть САЭВ имела в
себе один потенциальный изъян: он уверил Глизона, что обработанные по
Шнайдеру де Кальбы будут продолжать работу и не откажут. Он верил,
что это правда только потому, что доверял Грэмпсу Шнайдеру. Но он не
был готов доказать это. Он прекрасно осознавал, что очень мало знает
о явлениях, связанных с Другим Миром, чтобы уверенно говорить, что
что-то случится, а что-то - нет. По-прежнему требовалось серьезное
всестороннее исследование.
   Но Другой Мир был дьявольски сложным местом для проведения
исследований!
   Предположим, размышлял он, был бы человеческий род слеп, не имел
бы он развитых глаз. Какой бы цивилизованной, просвещенной и ученой
ни могла бы стать такая раса, трудно себе представить, как бы такая
раса смогла разработать основы астрономии. Они могли бы знать о
Солнце, как о циклическом источнике энергии, обладающим изменчивым
направленным характером; оно настолько превосходит все остальное по
энергии, что может быть "увиденным" кожей. Они бы заметили его и
изобрели приборы, чтобы наблюдать за ним и исследовать его.
   Но бледные звезды: заметили ли бы они их хоть когда-нибудь? Это
казалось наименее вероятным. Само представление о Вселенной и ее
молчаливых глубинах и залитом звездным светом великолепии было бы
недосягаемо для них. Даже если кому-либо из их ученых была бы внушена
такая концепция, да таким образом, что он должен был бы принять
фантастический, невероятный тезис за факт, то как он мог бы ее
детально исследовать?
   Уолдо пытался представить себе астрономический фототелескоп,
предназначенный для слепого, задуманный и построенный слепым
человеком, и способный собирать данные, которые могут быть обработаны
слепым. Он отбросил эту мысль; она была слишком рискованной.
Потребовался бы куда более тонкий гений, чем его собственный, чтобы
обращаться с безысходно извилистыми слияниями выводимых заключений,
необходимых для решения такой задачи. Ему было бы очень трудно
разработать для слепого подобные приборы; он не видел, как мог бы
слепой без посторонней помощи справиться с этими трудностями.
   И, пожалуй, это было именно то, что сделал для него Шнайдер - в
одиночку он бы увяз.
   Но даже с подсказками Шнайдера задача исследования Другого Мира
была очень схожей с дилеммой слепого астронома. Он не мог видеть
Другой Мир; он был способен контактировать с ним лишь через
шнайдеровскую обработку. Проклятье! Как он мог создать приборы для
его исследования?
   Он подозревал, что в конце концов ему придется снова идти к
Шнайдеру за дальнейшими указаниями, но это было слишком неприятным
ходом, что он отказывался и думать об этом. Более того, Грэмпс
Шнайдер мог оказаться не в силах научить его, они говорили на разных
языках.
   Вот что он знал: Другой Мир был рядом и мог иногда достигаться
нужной ориентацией мысли, намеренно, как научил его Шнайдер, или
подсознательно, как это случилось с Мак-Леодом и другими.
   Эта идея показалась ему неприятной. То, что мысль и только мысль
была способна повлиять на физические явления противоречило всей
философии материализма, среди которой он вырос. У него было
предубеждение в пользу порядка и неизменных природных законов. Его
предшественники по культуре, экспериментальные философы, выстроившие
мир науки и сопутствующей ей технологии, Галилей, Ньютон, Эдисон,
Эйнштейн, Стейнмец, Джинс и их бесчисленные коллеги - эти люди
представляли мир как механизм, работающий с безысходной
неизбежностью. Любое явное нарушение подобной практики, таким
образом, рассматривалось как ошибка в наблюдениях, неполная
формулировка гипотезы или недостаток данных.
   Даже недолгое царствование принципа неопределенности Гейзенберга
не провело фундаментальной ориентации на Порядок и Космос;
неопределенность Гейзенберга была единственной, которую они считали
определенной! Она могла быть сформулирована, выражена, и на ней могла
быть выстроена точная статистическая механика.
   В 1958 г. новая формулировка волновой механики Горовицем
уничтожила эту концепцию. Порядок и причинность были восстановлены.
   Но вот это проклятое дело! Можно с тем же успехом молиться дождю,
мечтать о луне, ходить к ценителям веры, полностью сдаться сладкой
идее епископа Беркли о церебральном мире-в-голове: "дерево - не
дерево, если нет никого в квадрате".
   Уолдо не был эмоционально привязан к Абсолютному Порядку, как это
было с Рэмбью; он не рисковал потерей умственного баланса и
крушением базовых концепций, тем не менее, черт возьми, очень удобно,
когда все работало так, как и ожидалось. На порядке и естественных
законах основывалась предсказуемость, без предсказуемости жить было
невозможно. Часы должны ходить точно; вода должна кипеть, когда к ней
подводят тепло; пища должна питать, а не отравлять; приемники де
Кальба должны работать, работать так, как предполагалось при их
разработке; Хаос был невыносим - с ним нельзя было жить.
   Предположим, что правил бы Хаос, и Порядок, который, как нам
казалось, был обнаружен в мире, был бы просто игрой воображения; куда
бы нас это привело? В этом случае, решил Уолдо, было вполне возможно,
что десятифунтовый груз падал в десять раз быстрее однофунтового до
того дня, когда дерзкий Галилей в своем сознании решил, что это не
так. Возможно, вся дотошная наука баллистика происходила от убеждений
нескольких личностей с решительным умом, подаривших это представление
миру. Возможно, сами звезды удерживаются на своих орбитах лишь
неизменной верой астрономов. Упорядоченный космос, порожденный из
Хаоса. - Сознанием!
   Мир был плоским, пока географы не стали думать о нем иначе, мир
был плоским, и Солнце размером с бочонок всходило на востоке и
заходило на западе. Звезды были маленькими огоньками, усеивавшими
прозрачный купол, который едва покрывал самые высокие горы. Штормы
были гневом богов и никак не связывались с расчетами движения
воздушных масс. Созданный разумом анимизм правил миром.
   Совсем недавно все было иначе. Преобладающее соглашение
материалистической и неизменной причинности правило миром; на нем
основывалась вся сопряженная с ним технология обслуживаемой машинами
цивилизации. Машины работали, так как они были предназначены
работать, потому что все верили в них.
   Пока несколько истощенных избыточной дозой радиации пилотов не
потеряли уверенность и не заразили машины неопределенностью - и тем
самым не выпустили магию в мир.
   Он начал понимать, казалось ему, что случилось с магией. Магия
была неустойчивым законом анимистического мира; она постоянно
отбрасывалась развивающейся философией инвариантной причинности. Она
уходила - до этого нового порыва - и вместе с ней ее мир, за
исключением захолустья "суеверий". Естественно,
ученые-экспериментаторы терпели неудачу, пытаясь исследовать
дома-призраки, аппортации и тому подобное. Их убеждения предупреждали
возникновение явлений.
   Дальние джунгли Африки могли быть совершенно другими местами -
когда там не было поблизости ни одного белого человека! Странно
ускользающие законы магии все еще могли проявляться.
   Может быть, эти рассуждения были несколько крайнего толка, тем не
менее, у них было одно преимущество, которого не имели ортодоксальные
концепции: они включали знахарство Грэмпса Шнайдера над де Кальбами.
Любая рабочая гипотеза, которая не могла описать Шнайдеровскую - и
его собственную - способность мыслью заставить работать де Кальбы, не
стоила и ломаного гроша. А эта стоила, и соответствовала заявлениям
самого Грэмпса: "Все сомнительно" и "Вещь может быть и не быть, и
быть чем-то еще. Есть много верных способов смотреть на одну и ту же
вещь. Некоторые из них хороши, а некоторые плохи."
   Очень хорошо. Примем это. Обопремся на это. Мир меняется в
соответствии с тем, как на него смотреть. В этом случае, думал Уолдо,
он знал, как он хотел на него смотреть. Он отдает свой голос за
порядок и предсказуемость!
   Он установит этот порядок. Он создаст свою собственную концепцию
Другого Мира в Космосе!
   Хорошим началом было уверить Глизона